Видимо, решив, что сопротивление огромной эскадре противника бесполезно и не желая отдать боевые корабли в его руки, командование отдало приказ их поджечь.
Слезы хлынули из глаз Энэлайз. Армия Конфедерации явно проигрывала. Почему они так надеялись на свои форты? Почему так плохо была организована оборона Нового Орлеана? Было очевидно, что армия Конфедерации не смогла бы отстоять город, даже если не были взорваны торпеды. Она могла потрепать противника, но не могла победить его. Изменить соотношение сил могли только новые виды оружия, типа тех, что изобретал ее отец.
А пока приходится наблюдать, как подходят к городу корабли противника. В их движении было нечто роковое. Энэлайз все стояла на пристани до тех пор, пока корабли не бросили якоря в гавани Нового Орлеана. Начался небольшой дождь. Энэлайз по-прежнему с ужасом смотрела на происходящее. Вражеские корабли в их порту, подумать только!
Еще раз посмотрев на полосатый флаг янки, укрепленный на мачте и обвисший из-за дождя, Энэлайз, наконец, тяжело вздохнув, повернулась и пошла домой.
К вечеру к ним домой пришла Полина и рассказала, как развертывались события после ухода Энэлайз. Сама она не рисковала ходить в гавань, но точно передала рассказ своего двадцатидвухлетнего кузена Генри, бывшего очевидцем событий.
— Генри сказал, что часть солдат сошли на берег, а толпа, оставшаяся на пристани, выкрикивала проклятья, освистывала их и плевалась в их сторону. Можешь себе представить, как они реагировали! Генри сказал, что хотя в отдельные моменты казалось, что толпа бросится на них и изорвет в клочья, они вели себя очень храбро. Более храбрых солдат он еще никогда в своей жизни не видел. А еще… один из них, который хладнокровно командовал, был очень похож…
Вдруг Полина замолчала и покраснела. Энэлайз ничего не сказала. Она только отвернулась в сторону. Итак, он здесь. Он выбрался из города и вернулся в него победителем. Он явился сюда позлорадствовать над их поражением.
Храбрый солдат?! О, да!!! Он, конечно, был смелым и храбрым солдатом. В этом она не сомневалась. Но он был и абсолютно безжалостным — ведь он вернулся, чтобы добиться их безоговорочной капитуляции.
Между тем Полина продолжала свой рассказ:
— Солдаты вошли в здание ратуши и там предъявили требование о капитуляции. Власти города отказались. Тем временем толпа на улице становилась все больше и злее, и янки, в конце концов, пришлось для собственной безопасности убраться на корабли.
— Как ты думаешь, мы капитулируем? — спросила у подруги Энэлайз.
— Похоже, этого позора нам не избежать, — ответила Полина.
— А я видела в газетах объявления о наборе добровольцев. Им предлагают взять оружие и продолжать сражаться, — сказала Энэлайз.
Полина, несмотря на обстоятельства, не удержалась от смеха.
— Но кто же пойдет в добровольцы? Ведь в городе остались только женщины, старики и подлецы! Энэлайз вздохнула:
— Ты, как всегда, права.
Девушки оценили обстановку правильно — добровольцев не нашлось. Более того, генерал Лавель принял решение отвести свои войска. Так улетучилась последняя надежда, связанная с защитой города. Отчаяние окутало город, как мантия. Правда, оставались еще форты, мимо которых прошла армия Союза, но не захватила их. И многие жители думали, что солдаты из фортов спасут Новый Орлеан.
Энэлайз не была так наивна. Горстка солдат из фортов вряд ли могла существенно повлиять на сложившуюся ситуацию. Они были обречены. Когда началась война, Энэлайз, как и все южане, никогда не думали, что такое из того, что произошло, была блокада. Но сейчас, с захватом Нового Орлеана, южане были на грани полного поражения. Только Богу известно, что будет с ними. В былые времена их всех обратили бы в рабство. Она четко представила себя стоящей со связанными руками, обнаженной, перед оценивающей толпой. И смуглый, надменный человек предлагает за нее цену. От одной только этой мысли она покраснела.
Придет ли он к ней? Она старалась о нем не думать, но эти мысли назойливо лезли ей в голову. А вдруг он придет и поведет себя как настоящий завоеватель и возьмет ее насильно, как свою собственность?! Даже, если бы она поклялась его убить, она не могла отделаться от жгучего желания прежде побыть с ним вместе.
Лежа ночами без сна, она представляла его приход и то насилие, которому он ее подвергнет. А когда засыпала, приходили сны о нем, о его поцелуях, и она так реально ощущала их, что просыпалась вся трепещущая.
Разумом она понимала, что мечтать об этом нельзя. Нельзя вспоминать его лицо, его руки, его тело, его ласки, чтобы не быть униженной в дальнейшем.
Нет, она ненавидит его! Ненавидит, как и всех других янки, которые поломали ее прекрасную жизнь. И если она случайно встретит его, то будет холодна и ничем себя не выдаст. Глупо даже думать, что он помнит о ней. Она была лишь средством для достижения цели, и он не испытывал к ней никаких чувств, только позабавился как с игрушкой.
Мысли о Клэе, которых она стыдилась, были не единственными, что ее волновали. Также постоянно она анализировала ситуацию с оккупацией города. Капитуляция была свершившимся фактом. Единственное, о чем еще спорили, так это о флаге Луизианы, который продолжал висеть на здании ратуши. Командующий армией северян генерал Фаррагоут требовал его снятия и замены на флаг Соединенных Штатов, но гордые ново-арлеанцы пока не соглашались. В гневе Фаррагоут пригрозил сжечь город, если флаг не будет снят, и распорядился, чтобы оставшиеся жители покинули Новый Орлеан.
Несмотря на страшную угрозу, никто не двинулся с места. Женщины Нового Орлеана, и среди них Энэлайз, твердо решили, что они не покинут город и будут сопротивляться, если Фаррагоут станет изгонять их силой.
29 апреля жители Нового Орлеана лишились последней надежды на помощь — капитулировали форты. С флагом также пришлось распрощаться. Офицеры армии Союза высадились на берег и проследовали к ратуше. Мгновенно собралась толпа горожан. Энэлайз была среди них. Ее сердце было готово выскочить из груди, потому что среди офицеров, шедших к ратуше, она узнала его.
Толпа народа становилась все агрессивней и агрессивней. Когда на крыше ратуши появился офицер-янки, все напряженно затаили дыхание.
Энэлайз с ужасом ждала, что вот-вот из толпы прозвучит выстрел меткого стрелка и тогда…
В душе она радовалась, что на крыше был не Клэй Феррис, хотя и стыдила себя за это. Почему она так беспокоится об этом ужасном человеке?
Офицер-янки между тем хладнокровно продолжал делать свое дело. Он на глазах у всей толпы снял флаг Луизианы и сбросил его с крыши. Толпа охнула, а легкий ветерок подхватил родное полотнище и мягко спланировал его на землю. На ратуше уже развевался флаг Соединенных Штатов, повешенный офицером-янки.
Хладнокровно сделав свое дело, офицер слез с крыши.
Энэлайз в оцепенении смотрела на происходящее, затем повернулась и со слезами на глазах пошла домой.
Глава 5
30 апреля генерал Бутлер со своими Солдатами высадился с кораблей, чтобы расквартироваться в городе. Военный оркестр исполнял «Янки-Дудль», и под звуки залихватской мелодии солдаты армии Союза, одетые в голубую форму, маршировали по улицам города, а народ, столпившийся на тротуарах, их угрюмо рассматривал.
Смотреть на это Энэлайз не пошла — у нее не было никакого желания лишний раз видеть тех, кто захватил ее родной город. В особенности она не хотела встретиться с одним из них. Кроме того, из печального прошлого опыта, она знала, что такие прогулки совсем небезопасны. Оставшись дома, она старалась успокоить Терезу, которая была страшно напугана происходящим.
День прошел достаточно спокойно, хотя тревога не отпускала обеих женщин — обе они предчувствовали неладное, хотя Энэлайз лучше скрывала свои эмоции.
Вечером, когда все домочадцы улеглись спать, в дверь сильно постучали. Энэлайз лежала в постели, но она еще не спала. Тихо встав с постели, она осторожно вышла из комнаты и прокралась вниз на веранду, чтобы посмотреть на ночного гостя. Сердце ее забилось от страха, когда она увидела человека, одетого в голубую форму.
Мужчина медленно повернулся, и в нем Энэлайз узнала Клэя Ферриса. У нее было такое ощущение, что сердце ее вот-вот вырвется из груди. Она повернулась и заторопилась к себе в спальню, но вдруг остановилась и обратилась к служанке, которая подходила уже к двери.
— Мэй, подожди! — сказала она. — Скажи тому человеку, что я уже сплю и отказываюсь от встречи с ним. Скажи ему, что я никогда не захочу его видеть снова. Поняла?
Служанка послушно кивнула головой, а затем подошла к двери. Энэлайз притаилась за перилами лестницы так, что ее не было видно. Отсюда, из своего укрытия, она могла видеть и слышать все происходящее внизу. Мэй открыла дверь.
— Слушаю Вас, сэр? — сказала она.
— Я хочу видеть мисс Колдуэлл, — сказал Марк, и звуки его приглушенного, мягкого голоса пронзили, словно стрелами, сердце Энэлайз.
— Сожалею, сэр, но мисс Колдуэлл уже легла спать, — холодно ответила Мэй. — Она сказала, что не будет принимать ни одного посетителя.
— Она увидится со мной, — настойчиво сказал он.
— Нет, сэр. Мисс Энэлайз сказала мне, что ей очень не хочется видеть именно Вас, — ответила Мэй.
Марк вздохнул и минуту поразмыслил, а затем отстранив Мэй, прорвался через дверь.
— Сэр!?! — воскликнула служанка и ухватила его за плечо. — Вы не можете войти сюда!
Он обернулся и резко сказал:
— Черт побери! Я делаю то, что мне надо, а ты убирайся с моей дороги прочь!
Мэй всплеснула руками, а Энэлайз вышла из своего укрытия и поспешила навстречу Клэю. Увидев ее в ночной сорочке, Марк застыл как вкопанный.
Сцена повторялась, как в ту ночь бегства — он стоял внизу; она, в ночной сорочке на верху лестницы. Он пожирал ее глазами с головы до ног, отмечая все изменения в ее внешнем виде. Она побледнела, похудела, но была так же потрясающе красива, и острое желание вспыхнуло в нем.
Энэлайз покраснела под его пристальным взглядом и почувствовала, как тепло вероломно прилило к ее бедрам.
Рассердившись на себя, она холодно сказала:
— Мэй, пожалуйста, закрой дверь. Потом можешь быть свободной. Я поговорю с этим…. — она сделала большую паузу, чтобы дать все понять, и закончила, — джентльменом.
— Может послать за Джозефом, мэм? — нервозно спросила Мэй.
— Нет, — решительно ответила Энэлайз, понимая, что в сражении с этим человеком ей не поможет никто.
— Но я не могу допустить, чтобы он обидел Вас, — сказала Мэй.
— Энэлайз, пожалуйста, — сказал Марк, — выслушай меня! Я — унионист!
— А я — мятежница! — парировала Энэлайз.
— О Боже! Женщина! Выслушай меня, наконец, — рявкнул он. — Я солдат армии Соединенных штатов, и я должен выполнять приказы. Это мой священный долг. Я получил приказ вывести из строя торпеды и выполнил его. Это помогло взять Новый Орлеан без лишних жертв. Я твердо убежден, что мы выиграем войну. Я ненавижу рабство, и мы, северяне, воюя за его отмену, не можем не победить.
— Какой ты благородный, — саркастически сказала Энэлайз.
— Не смейся надо мной, Энэлайз! Я действительно солгал тебе, но только потому, что выполнял приказ. У меня в жизни есть два желания. Первое — чтобы Союз победил в войне, а второе — это ты, — сказал Марк и стал медленно подниматься по ступенькам к ней, продолжая говорить. — Я не лгал тебе, когда говорил о своих чувствах, Энэлайз. Мои поцелуи не были фальшивыми, как и не было фальшивым все то, что произошло между нами. Я и сейчас сгораю от желания, увидев тебя. И то, что произошло той ночью, было не ради чертежей и планов. Сразу, как только я тебя увидел, я страстно пожелал тебя. Я не мог просто так уйти. А вдруг меня бы убили, и я никогда больше не увидел тебя и никогда не узнал, какая ты сладкая женщина! Поверь, я не владел собой от страсти! Я только мечтал о тебе, о твоем горячем поцелуе, о твоей нежной груди, женщина! О Боже! Энэлайз, поверь мне! Ты сказала тогда, что любишь меня! Вспомни, как ты отвечала своей страстью на мою страсть. Я что-то значил для тебя, и ты любила меня. Неужели ты не дашь мне шанс? Позволь мне доказать тебе свою любовь. Выйди замуж за меня. Позволь мне…
Он приблизился к ней, прижал ее к своей груди и поцеловал. Ослабев, Энэлайз уцепилась за него, и его руки крепко обняли ее. Она не могла даже пошевельнуться. Ее грудь была тесно прижата к его груди. Он страстно целовал ее, целовал так, как в ту ночь. Энэлайз чувствовала, что она куда-то проваливается, проваливается в водоворот дикой страсти и любви.
Она попыталась как-то управлять своими чувствами, но в данном случае это оказалось бесполезным. Какой властью он обладал над нею! Она чувствовала себя рабыней своих чувств и желаний. Энэлайз со страхом поняла, что он почти убедил ее, что она была на грани того, чтобы вновь броситься в водоворот любви. Он мог делать с нею все, что хотел, и она уже в этом убедилась. Вот почему он так страстно целовал ее и знал, что она ему не откажет. Он был также уверен в том, что и эту встречу с ним она безнадежно проиграла.
— Нет! — вдруг вскрикнула Энэлайз и попыталась оторваться от него, толкнув его изо всех своих сил.
Марк не ожидал такого толчка, а потому споткнулся и чуть было не упал со ступенек, едва успев ухватиться за перила лестницы. Тяжело дыша и все еще сгорая от страсти, он удивленно уставился на Энэлайз и никак не мог сообразить, что же все-таки произошло.
— Я не люблю тебя, — безумно и отчаянно закричала она. — Я презираю тебя, неужели ты этого не понимаешь? Я ненавижу весь твой вид! Я не люблю тебя и всех твоих янки-чудовищ, с которыми ты пришел сюда.
Ком подкатил у Марка к горлу, и он, едва переведя дыхание, сглотнул его. Какое-то мгновение он пребывал в нерешительности — подойти ли к ней снова и сжать ее в своих объятиях или нет? Устоит ли она против его объятий во второй раз? Но он не сделал этого, и тому была своя причина. Истеричный крик Энэлайз так напомнил ему вопли полупьяной матери.
— Пошел вон, пошел к черту, Шэффер! Я презираю тебя и всех твоих чудовищ-янки! — так некогда кричала его мать на отца. Как они были сейчас похожи — его мать и Энэлайз!?!
— Южная сука! — грубо выругался Марк на Энэлайз, стремительно бросившись вниз по лестнице, и выбежал из дома.
Потрясенная случившимся, Энэлайз медленно осела на ступеньки лестницы. Ее ноги будто бы налились свинцом, а сама она вся дрожала. Все свои силы она потратила на то, чтобы не уступить ему, и теперь чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной, Она прислонилась своей головой к перилам лестницы и разрыдалась.
Марк шагал по улице с сердитым выражением лица. Все его чувства смешались. Он надеялся на то, что она выслушает его, что поймет его, но не представлял, что она могла быть такой глупой, какой он увидел ее сейчас. Южная красавица, такая же, как и все остальные! Как его мать… Она даже отказалась выслушать его объяснения. Она заранее признала его виновным. Вот, значит, какая это была любовь с ее стороны. Она не верила ни одному его слову, а верила тому худшему, что говорили о нем. Она даже не захотела понять, какими принципами ему пришлось руководствоваться. Нет, она только беспокоилась о себе, о том, что была затронута ее гордость, и поэтому была несчастлива. И ничего уже с этим нельзя было поделать.
Но, черт побери, он все равно любил ее! Ни его боль, ни его гнев не могли побороть этого чувства. Как только он видел ее, он сразу испытывал к ней жгучую страсть. Несмотря на то, что все так произошло, он все так же страстно желал ее. Но было очевидно, что она не разделяет его чувств. О Боже! Как ему все это пережить! Он остановился. Память навязчиво возвращала ему черты ее лица, ее вороные волосы, ее мелодичный голос, теплоту и нежность ее губ.
«Что ж, — сказал он себе, — я докажу, что могу прожить и без нее», — и взял курс на таверны и публичные дома Квартала.
Он попробует там унять свою боль и найти утешение в бутылке вина и в любви доступных женщин.
Унимал он свою боль таким образом три дня. Только преданность его солдат, лгавших начальству, пока он утешался в публичных домах, помогла ему сберечь новый, только что заработанный чин.
Наконец, сделав над собой большое усилие, он вырвался из безудержного кутежа и вернулся в часть. Его голова трещала по швам, во рту жгло, как от огня; он был чуть жив от любовного марафона, который он себе устроил, но… но Энэлайз так и не улетучилась из его памяти. Отвергнутая любовь, которую она вызвала, обратилась болью, гневом и постоянно преследовала его в мыслях.
На часть северной армии, в которой служил Марк, возлагалась оккупация Нового Орлеана. Марку совсем не улыбалось воевать против женщин, детей и стариков, составлявших на сегодня население города. Более того, он хотел как можно быстрее покинуть город, где все было связано с воспоминаниями об Энэлайз. Марк знал, что больше ему не вынести такого испытания, и подал рапорт о переводе в другое место, подальше от Нового Орлеана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Слезы хлынули из глаз Энэлайз. Армия Конфедерации явно проигрывала. Почему они так надеялись на свои форты? Почему так плохо была организована оборона Нового Орлеана? Было очевидно, что армия Конфедерации не смогла бы отстоять город, даже если не были взорваны торпеды. Она могла потрепать противника, но не могла победить его. Изменить соотношение сил могли только новые виды оружия, типа тех, что изобретал ее отец.
А пока приходится наблюдать, как подходят к городу корабли противника. В их движении было нечто роковое. Энэлайз все стояла на пристани до тех пор, пока корабли не бросили якоря в гавани Нового Орлеана. Начался небольшой дождь. Энэлайз по-прежнему с ужасом смотрела на происходящее. Вражеские корабли в их порту, подумать только!
Еще раз посмотрев на полосатый флаг янки, укрепленный на мачте и обвисший из-за дождя, Энэлайз, наконец, тяжело вздохнув, повернулась и пошла домой.
К вечеру к ним домой пришла Полина и рассказала, как развертывались события после ухода Энэлайз. Сама она не рисковала ходить в гавань, но точно передала рассказ своего двадцатидвухлетнего кузена Генри, бывшего очевидцем событий.
— Генри сказал, что часть солдат сошли на берег, а толпа, оставшаяся на пристани, выкрикивала проклятья, освистывала их и плевалась в их сторону. Можешь себе представить, как они реагировали! Генри сказал, что хотя в отдельные моменты казалось, что толпа бросится на них и изорвет в клочья, они вели себя очень храбро. Более храбрых солдат он еще никогда в своей жизни не видел. А еще… один из них, который хладнокровно командовал, был очень похож…
Вдруг Полина замолчала и покраснела. Энэлайз ничего не сказала. Она только отвернулась в сторону. Итак, он здесь. Он выбрался из города и вернулся в него победителем. Он явился сюда позлорадствовать над их поражением.
Храбрый солдат?! О, да!!! Он, конечно, был смелым и храбрым солдатом. В этом она не сомневалась. Но он был и абсолютно безжалостным — ведь он вернулся, чтобы добиться их безоговорочной капитуляции.
Между тем Полина продолжала свой рассказ:
— Солдаты вошли в здание ратуши и там предъявили требование о капитуляции. Власти города отказались. Тем временем толпа на улице становилась все больше и злее, и янки, в конце концов, пришлось для собственной безопасности убраться на корабли.
— Как ты думаешь, мы капитулируем? — спросила у подруги Энэлайз.
— Похоже, этого позора нам не избежать, — ответила Полина.
— А я видела в газетах объявления о наборе добровольцев. Им предлагают взять оружие и продолжать сражаться, — сказала Энэлайз.
Полина, несмотря на обстоятельства, не удержалась от смеха.
— Но кто же пойдет в добровольцы? Ведь в городе остались только женщины, старики и подлецы! Энэлайз вздохнула:
— Ты, как всегда, права.
Девушки оценили обстановку правильно — добровольцев не нашлось. Более того, генерал Лавель принял решение отвести свои войска. Так улетучилась последняя надежда, связанная с защитой города. Отчаяние окутало город, как мантия. Правда, оставались еще форты, мимо которых прошла армия Союза, но не захватила их. И многие жители думали, что солдаты из фортов спасут Новый Орлеан.
Энэлайз не была так наивна. Горстка солдат из фортов вряд ли могла существенно повлиять на сложившуюся ситуацию. Они были обречены. Когда началась война, Энэлайз, как и все южане, никогда не думали, что такое из того, что произошло, была блокада. Но сейчас, с захватом Нового Орлеана, южане были на грани полного поражения. Только Богу известно, что будет с ними. В былые времена их всех обратили бы в рабство. Она четко представила себя стоящей со связанными руками, обнаженной, перед оценивающей толпой. И смуглый, надменный человек предлагает за нее цену. От одной только этой мысли она покраснела.
Придет ли он к ней? Она старалась о нем не думать, но эти мысли назойливо лезли ей в голову. А вдруг он придет и поведет себя как настоящий завоеватель и возьмет ее насильно, как свою собственность?! Даже, если бы она поклялась его убить, она не могла отделаться от жгучего желания прежде побыть с ним вместе.
Лежа ночами без сна, она представляла его приход и то насилие, которому он ее подвергнет. А когда засыпала, приходили сны о нем, о его поцелуях, и она так реально ощущала их, что просыпалась вся трепещущая.
Разумом она понимала, что мечтать об этом нельзя. Нельзя вспоминать его лицо, его руки, его тело, его ласки, чтобы не быть униженной в дальнейшем.
Нет, она ненавидит его! Ненавидит, как и всех других янки, которые поломали ее прекрасную жизнь. И если она случайно встретит его, то будет холодна и ничем себя не выдаст. Глупо даже думать, что он помнит о ней. Она была лишь средством для достижения цели, и он не испытывал к ней никаких чувств, только позабавился как с игрушкой.
Мысли о Клэе, которых она стыдилась, были не единственными, что ее волновали. Также постоянно она анализировала ситуацию с оккупацией города. Капитуляция была свершившимся фактом. Единственное, о чем еще спорили, так это о флаге Луизианы, который продолжал висеть на здании ратуши. Командующий армией северян генерал Фаррагоут требовал его снятия и замены на флаг Соединенных Штатов, но гордые ново-арлеанцы пока не соглашались. В гневе Фаррагоут пригрозил сжечь город, если флаг не будет снят, и распорядился, чтобы оставшиеся жители покинули Новый Орлеан.
Несмотря на страшную угрозу, никто не двинулся с места. Женщины Нового Орлеана, и среди них Энэлайз, твердо решили, что они не покинут город и будут сопротивляться, если Фаррагоут станет изгонять их силой.
29 апреля жители Нового Орлеана лишились последней надежды на помощь — капитулировали форты. С флагом также пришлось распрощаться. Офицеры армии Союза высадились на берег и проследовали к ратуше. Мгновенно собралась толпа горожан. Энэлайз была среди них. Ее сердце было готово выскочить из груди, потому что среди офицеров, шедших к ратуше, она узнала его.
Толпа народа становилась все агрессивней и агрессивней. Когда на крыше ратуши появился офицер-янки, все напряженно затаили дыхание.
Энэлайз с ужасом ждала, что вот-вот из толпы прозвучит выстрел меткого стрелка и тогда…
В душе она радовалась, что на крыше был не Клэй Феррис, хотя и стыдила себя за это. Почему она так беспокоится об этом ужасном человеке?
Офицер-янки между тем хладнокровно продолжал делать свое дело. Он на глазах у всей толпы снял флаг Луизианы и сбросил его с крыши. Толпа охнула, а легкий ветерок подхватил родное полотнище и мягко спланировал его на землю. На ратуше уже развевался флаг Соединенных Штатов, повешенный офицером-янки.
Хладнокровно сделав свое дело, офицер слез с крыши.
Энэлайз в оцепенении смотрела на происходящее, затем повернулась и со слезами на глазах пошла домой.
Глава 5
30 апреля генерал Бутлер со своими Солдатами высадился с кораблей, чтобы расквартироваться в городе. Военный оркестр исполнял «Янки-Дудль», и под звуки залихватской мелодии солдаты армии Союза, одетые в голубую форму, маршировали по улицам города, а народ, столпившийся на тротуарах, их угрюмо рассматривал.
Смотреть на это Энэлайз не пошла — у нее не было никакого желания лишний раз видеть тех, кто захватил ее родной город. В особенности она не хотела встретиться с одним из них. Кроме того, из печального прошлого опыта, она знала, что такие прогулки совсем небезопасны. Оставшись дома, она старалась успокоить Терезу, которая была страшно напугана происходящим.
День прошел достаточно спокойно, хотя тревога не отпускала обеих женщин — обе они предчувствовали неладное, хотя Энэлайз лучше скрывала свои эмоции.
Вечером, когда все домочадцы улеглись спать, в дверь сильно постучали. Энэлайз лежала в постели, но она еще не спала. Тихо встав с постели, она осторожно вышла из комнаты и прокралась вниз на веранду, чтобы посмотреть на ночного гостя. Сердце ее забилось от страха, когда она увидела человека, одетого в голубую форму.
Мужчина медленно повернулся, и в нем Энэлайз узнала Клэя Ферриса. У нее было такое ощущение, что сердце ее вот-вот вырвется из груди. Она повернулась и заторопилась к себе в спальню, но вдруг остановилась и обратилась к служанке, которая подходила уже к двери.
— Мэй, подожди! — сказала она. — Скажи тому человеку, что я уже сплю и отказываюсь от встречи с ним. Скажи ему, что я никогда не захочу его видеть снова. Поняла?
Служанка послушно кивнула головой, а затем подошла к двери. Энэлайз притаилась за перилами лестницы так, что ее не было видно. Отсюда, из своего укрытия, она могла видеть и слышать все происходящее внизу. Мэй открыла дверь.
— Слушаю Вас, сэр? — сказала она.
— Я хочу видеть мисс Колдуэлл, — сказал Марк, и звуки его приглушенного, мягкого голоса пронзили, словно стрелами, сердце Энэлайз.
— Сожалею, сэр, но мисс Колдуэлл уже легла спать, — холодно ответила Мэй. — Она сказала, что не будет принимать ни одного посетителя.
— Она увидится со мной, — настойчиво сказал он.
— Нет, сэр. Мисс Энэлайз сказала мне, что ей очень не хочется видеть именно Вас, — ответила Мэй.
Марк вздохнул и минуту поразмыслил, а затем отстранив Мэй, прорвался через дверь.
— Сэр!?! — воскликнула служанка и ухватила его за плечо. — Вы не можете войти сюда!
Он обернулся и резко сказал:
— Черт побери! Я делаю то, что мне надо, а ты убирайся с моей дороги прочь!
Мэй всплеснула руками, а Энэлайз вышла из своего укрытия и поспешила навстречу Клэю. Увидев ее в ночной сорочке, Марк застыл как вкопанный.
Сцена повторялась, как в ту ночь бегства — он стоял внизу; она, в ночной сорочке на верху лестницы. Он пожирал ее глазами с головы до ног, отмечая все изменения в ее внешнем виде. Она побледнела, похудела, но была так же потрясающе красива, и острое желание вспыхнуло в нем.
Энэлайз покраснела под его пристальным взглядом и почувствовала, как тепло вероломно прилило к ее бедрам.
Рассердившись на себя, она холодно сказала:
— Мэй, пожалуйста, закрой дверь. Потом можешь быть свободной. Я поговорю с этим…. — она сделала большую паузу, чтобы дать все понять, и закончила, — джентльменом.
— Может послать за Джозефом, мэм? — нервозно спросила Мэй.
— Нет, — решительно ответила Энэлайз, понимая, что в сражении с этим человеком ей не поможет никто.
— Но я не могу допустить, чтобы он обидел Вас, — сказала Мэй.
— Энэлайз, пожалуйста, — сказал Марк, — выслушай меня! Я — унионист!
— А я — мятежница! — парировала Энэлайз.
— О Боже! Женщина! Выслушай меня, наконец, — рявкнул он. — Я солдат армии Соединенных штатов, и я должен выполнять приказы. Это мой священный долг. Я получил приказ вывести из строя торпеды и выполнил его. Это помогло взять Новый Орлеан без лишних жертв. Я твердо убежден, что мы выиграем войну. Я ненавижу рабство, и мы, северяне, воюя за его отмену, не можем не победить.
— Какой ты благородный, — саркастически сказала Энэлайз.
— Не смейся надо мной, Энэлайз! Я действительно солгал тебе, но только потому, что выполнял приказ. У меня в жизни есть два желания. Первое — чтобы Союз победил в войне, а второе — это ты, — сказал Марк и стал медленно подниматься по ступенькам к ней, продолжая говорить. — Я не лгал тебе, когда говорил о своих чувствах, Энэлайз. Мои поцелуи не были фальшивыми, как и не было фальшивым все то, что произошло между нами. Я и сейчас сгораю от желания, увидев тебя. И то, что произошло той ночью, было не ради чертежей и планов. Сразу, как только я тебя увидел, я страстно пожелал тебя. Я не мог просто так уйти. А вдруг меня бы убили, и я никогда больше не увидел тебя и никогда не узнал, какая ты сладкая женщина! Поверь, я не владел собой от страсти! Я только мечтал о тебе, о твоем горячем поцелуе, о твоей нежной груди, женщина! О Боже! Энэлайз, поверь мне! Ты сказала тогда, что любишь меня! Вспомни, как ты отвечала своей страстью на мою страсть. Я что-то значил для тебя, и ты любила меня. Неужели ты не дашь мне шанс? Позволь мне доказать тебе свою любовь. Выйди замуж за меня. Позволь мне…
Он приблизился к ней, прижал ее к своей груди и поцеловал. Ослабев, Энэлайз уцепилась за него, и его руки крепко обняли ее. Она не могла даже пошевельнуться. Ее грудь была тесно прижата к его груди. Он страстно целовал ее, целовал так, как в ту ночь. Энэлайз чувствовала, что она куда-то проваливается, проваливается в водоворот дикой страсти и любви.
Она попыталась как-то управлять своими чувствами, но в данном случае это оказалось бесполезным. Какой властью он обладал над нею! Она чувствовала себя рабыней своих чувств и желаний. Энэлайз со страхом поняла, что он почти убедил ее, что она была на грани того, чтобы вновь броситься в водоворот любви. Он мог делать с нею все, что хотел, и она уже в этом убедилась. Вот почему он так страстно целовал ее и знал, что она ему не откажет. Он был также уверен в том, что и эту встречу с ним она безнадежно проиграла.
— Нет! — вдруг вскрикнула Энэлайз и попыталась оторваться от него, толкнув его изо всех своих сил.
Марк не ожидал такого толчка, а потому споткнулся и чуть было не упал со ступенек, едва успев ухватиться за перила лестницы. Тяжело дыша и все еще сгорая от страсти, он удивленно уставился на Энэлайз и никак не мог сообразить, что же все-таки произошло.
— Я не люблю тебя, — безумно и отчаянно закричала она. — Я презираю тебя, неужели ты этого не понимаешь? Я ненавижу весь твой вид! Я не люблю тебя и всех твоих янки-чудовищ, с которыми ты пришел сюда.
Ком подкатил у Марка к горлу, и он, едва переведя дыхание, сглотнул его. Какое-то мгновение он пребывал в нерешительности — подойти ли к ней снова и сжать ее в своих объятиях или нет? Устоит ли она против его объятий во второй раз? Но он не сделал этого, и тому была своя причина. Истеричный крик Энэлайз так напомнил ему вопли полупьяной матери.
— Пошел вон, пошел к черту, Шэффер! Я презираю тебя и всех твоих чудовищ-янки! — так некогда кричала его мать на отца. Как они были сейчас похожи — его мать и Энэлайз!?!
— Южная сука! — грубо выругался Марк на Энэлайз, стремительно бросившись вниз по лестнице, и выбежал из дома.
Потрясенная случившимся, Энэлайз медленно осела на ступеньки лестницы. Ее ноги будто бы налились свинцом, а сама она вся дрожала. Все свои силы она потратила на то, чтобы не уступить ему, и теперь чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной, Она прислонилась своей головой к перилам лестницы и разрыдалась.
Марк шагал по улице с сердитым выражением лица. Все его чувства смешались. Он надеялся на то, что она выслушает его, что поймет его, но не представлял, что она могла быть такой глупой, какой он увидел ее сейчас. Южная красавица, такая же, как и все остальные! Как его мать… Она даже отказалась выслушать его объяснения. Она заранее признала его виновным. Вот, значит, какая это была любовь с ее стороны. Она не верила ни одному его слову, а верила тому худшему, что говорили о нем. Она даже не захотела понять, какими принципами ему пришлось руководствоваться. Нет, она только беспокоилась о себе, о том, что была затронута ее гордость, и поэтому была несчастлива. И ничего уже с этим нельзя было поделать.
Но, черт побери, он все равно любил ее! Ни его боль, ни его гнев не могли побороть этого чувства. Как только он видел ее, он сразу испытывал к ней жгучую страсть. Несмотря на то, что все так произошло, он все так же страстно желал ее. Но было очевидно, что она не разделяет его чувств. О Боже! Как ему все это пережить! Он остановился. Память навязчиво возвращала ему черты ее лица, ее вороные волосы, ее мелодичный голос, теплоту и нежность ее губ.
«Что ж, — сказал он себе, — я докажу, что могу прожить и без нее», — и взял курс на таверны и публичные дома Квартала.
Он попробует там унять свою боль и найти утешение в бутылке вина и в любви доступных женщин.
Унимал он свою боль таким образом три дня. Только преданность его солдат, лгавших начальству, пока он утешался в публичных домах, помогла ему сберечь новый, только что заработанный чин.
Наконец, сделав над собой большое усилие, он вырвался из безудержного кутежа и вернулся в часть. Его голова трещала по швам, во рту жгло, как от огня; он был чуть жив от любовного марафона, который он себе устроил, но… но Энэлайз так и не улетучилась из его памяти. Отвергнутая любовь, которую она вызвала, обратилась болью, гневом и постоянно преследовала его в мыслях.
На часть северной армии, в которой служил Марк, возлагалась оккупация Нового Орлеана. Марку совсем не улыбалось воевать против женщин, детей и стариков, составлявших на сегодня население города. Более того, он хотел как можно быстрее покинуть город, где все было связано с воспоминаниями об Энэлайз. Марк знал, что больше ему не вынести такого испытания, и подал рапорт о переводе в другое место, подальше от Нового Орлеана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34