Она встретила его с радостью и, обхватив ногами, наслаждалась ощущением жара и полноты внутри, ощущением его мощи и тем, что она всем этим обладает. Коннор начал двигаться, и она почувствовала, как взбирается все выше по натянутой пружине, откликаясь на его движения, достигая пределов человеческого восприятия. Их тела стали влажными, они дрожали, резко и быстро дыша, с силой прижимаясь друг к другу, словно стремясь стать одним телом. Потом внезапно яркие и хрупкие границы возбуждения рассыпались, освободив каждого от плотской оболочки и уступив дорогу немыслимому наслаждению.
После Беатрис лежала раскрывшись и разом потеряв все силы. Она никогда не представляла, что такое возможно, и вздрагивала от последнего, угасающего трепета блаженства. Лежа рядом и склонившись над ней, Коннор осыпал легкими поцелуями ее влажное лицо и грудь. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него, слезы затуманили ее взгляд. Она не знала, почему плачет, – может, это было от переизбытка чувств и невысказанной благодарности.
Коннор успокаивал ее, гладил ее разгоряченное тело, целовал его и терся носом, как будто хотел запомнить все оттенки ее запахов. А когда ее слезы высохли, она увидела, что его глаза тоже как-то странно блестят. Вот это понимание того, что произошло чудо, объединившее их, и это выражение его лица запечатлелось в ее мозгу, когда она закрывала глаза. И уже засыпая, она услышала признание Коннора:
– Теперь я могу тебе сказать... мне самому тридцать два.
Коннор дышал глубоко и медленно. Стараясь не разбудить его, Беатрис осторожно выскользнула из-под его руки и отодвинулась к краю кровати. Элис наверняка беспокоится. Встав с кровати, она отыскала свою рубашку, халат, тапочки и, дрожа, надела все это. Потом подошла к постели и минуту стояла, глядя на спящего. Он был таким нежным, таким заботливым, таким уверенным в правоте их любви. Он помог ей с легкостью раскрыться ему навстречу, забыть о том, кто она есть, и отдаться той страсти, что сам в ней разбудил. Ей хотелось поцеловать его, но Коннор зашевелился во сне, и она отступила. Если он проснется, она не сможет от него уйти.
Беатрис выскользнула за дверь и поспешила по коридору в свою комнату. Там она обнаружила, что входная дверь не заперта, а Элис сидит в кресле напротив полностью одетая и крепко спит, сжимая в руке прочный зонтик, который иногда носила с собой для самозащиты. Беатрис осторожно разбудила ее и предложила лечь в постель, вместо того чтобы проводить ночь в кресле. Элис, полусонная, могла только согласиться. Беатрис с облегчением вздохнула, залезая под одеяло. Ее свидание с Коннором пока оставалось тайным.
На следующее утро, однако, Элис была уставшей, необычно раздраженной и довольно подозрительно отнеслась к объяснениям Беатрис по поводу ее позднего возвращения. А когда Коннор присоединился к ним за завтраком в столовой гостиницы, Элис с понимающим видом следила, как он галантно поцеловал руку Беатрис и ее начальница покраснела. Беатрис уговаривала себя, что ей все равно, о чем думает Элис, но это было не так. И когда они направлялись в банковский отдел на заседание комиссии, она чувствовала, как ее притягивают, с одной стороны, товарищеские, честные отношения, которые были у них с Элис; а с другой – страстные и глубоко личные ощущения, которые она делила с Коннором. К тому времени как они подошли к комнате заседаний, ей стало стыдно, что она так мало думала о цели своего приезда в Олбани.
Потом Беатрис взглянула на Коннора, он лукаво подмигнул ей, и, садясь на свое место перед комиссией, она почувствовала, как напряжение оставляет ее.
– Мы рассмотрели ваше предложение, – провозгласил один из членов комиссии, – и одна вещь нас озадачила. В нескольких местах вы повторяете, что намерены предоставлять кредиты всем клиентам. Нельзя давать деньги кому попало.
– Всем, получившим такое право, – ответила Беатрис. – Мы намерены проследить, чтобы кредиты были доступны как для мужчин, так и для женщин на основании их способности в срок возвращать деньги.
– Вы сказали – для женщин? – Херст наклонился вперед, уставившись на нее. – Вы намерены одалживать деньги женщинам?
Рука Коннора, под столом сжавшая ее пальцы, напомнила ей о его вчерашнем предупреждении – избегать разговора о правах женщин. Беатрис взглянула на адвоката – на его лице застыло предупреждающее выражение. Беатрис улыбнулась членам комиссии самой своей уверенной улыбкой, но ни одно из их каменных лиц не ответило ей тем же.
– Если они получат право на кредиты, то конечно, – ответила она. – Почему бы нам не воспользоваться любым возможным источником дохода?
– Существуют банки, которые с успехом предоставляют кредиты клиенткам, – вставил Коннор.
– Если они предоставляют подписи своих мужей, – глядя на Беатрис, заметил Херст. – Но насколько я понимаю, вы не это имели в виду. Я прав?
– Вы, мистер Барроу, в очередной раз продемонстрировали ваше знаменитое внимание к мелочам, – сказала Беатрис. – Мы не будем требовать подписи мужей. Заявления женщин будут рассматриваться так же, как и заявления мужчин, и ответы будут выдаваться только на основании их личных заслуг и способности платить. Проценты также будут устанавливаться одинаковые, в зависимости от суммы кредита.
– Тогда кто же выступит поручителем? – спросил другой член комиссии. – Требуется лицо, подписывающее документы вместе с просителем. Кто-то должен расписываться за женщин.
– Мы оставляем за собой право требовать залог и подпись поручителя, – ответила Беатрис, тщательно подбирая слова, – для любого кредита, предоставление которого требует гарантий.
– Это означает, что вы намерены предоставлять кредиты женщинам без подписи их мужей, – заявил Херст.
– Некоторые женщины, включая и меня, не имеют мужей. – Беатрис натянуто улыбнулась. – И некоторые из нас преуспевают в делах и с хорошими процентами вернут предоставленный кредит... как сделал бы любой мужчина, занимающийся коммерцией.
Это заявление вызвало угрюмое ворчание. Беатрис почувствовала, как у нее все сжалось внутри, когда Херст Барроу остановил на ней суровый взгляд.
– Вы – одна из этих, которые борются за права женщин, ведь так? – с растущей уверенностью спросил он. – Мне бы надо было сразу это понять. Сберег бы всем нам уйму времени. – Старик с явным отвращением сбросил со стола их предложение, а потом перевел взгляд на остальных просителей, ожидавших своей очереди. – Следующий!
– Нет! – Коннор одним движением подхватил с пола документ, вскочил на возвышение и резко положил бумаги перед своим дедом... прижав их к столу кулаком.
– Какого черта ты... – в ярости воскликнул старик.
– Ты пропустишь это предложение и выдашь разрешение на его осуществление. И ты сделаешь это сегодня, – заявил Коннор. – Это прекрасное предложение... об открытии банка, который будет превосходно обеспечен и которым будут превосходно руководить. Он составит честь всему штату Нью-Йорк, и ты об этом знаешь. Не имеет никакого значения, что она думает о женщинах, или что ты думаешь обо мне, или даже что я думаю о тебе и о твоем вечном самодурстве. – Он указал в сторону Беатрис. – Она и корпорация заслуживают получить разрешение на открытие банка, и ты, черт побери, дашь им это разрешение!
– Или?.. – Херст оттолкнул стул и поднялся.
– Нет никакого «или». Ты просто сделаешь это.
Они стояли лицом к лицу. Их разделял только стол, а еще – старые обиды и старые ссоры, и каждый стремился взять верх в битве, начавшейся дза десятилетия назад. Напряженность момента напоминала им подобный конфликт, который случился десять лет назад, и тогда его причиной было отношение Херста к другой женщине...
– Это же очевидно: она собирается использовать этот банк, чтобы... – бушевал старик.
– ...зарабатывать деньги, – закончил за него Коннор, – как любой другой банкир. То, что она имеет совесть и сердце, еще не означает, что она круглая дура.
– Предоставлять кредиты без поручительства женщинам – это что, не глупость?
– Хитрость. Предусмотрительность. Проницательность. Смелость. Твердость. Сочувствие. Все, что угодно, только не глупость. У нее великолепные способности к бизнесу, которые оценил сам Мерсер фон Фюрстенберг. – Голос Коннора звучал хрипло от сдерживаемых эмоций. – Она была не только его женой, но и его ученицей, его протеже. Почему, как ты думаешь, он оставил все двенадцать компаний в ее руках?
Херст трясся, поглядывая сначала на внука, а потом на женщину, ради которой тот затеял этот бой со своим дедом. Через несколько секунд он оперся руками о стол и поднялся на ноги. Но даже стоя, он был не таким высоким, чтобы прямо смотреть внуку в глаза. Казалось, в зале все перестали дышать, когда он перевел взгляд с Коннора на своих ошарашенных коллег.
– Делайте то, что положено! – прорычал им Херст. – Вы уже знаете, как я проголосовал.
Потом он направился к боковой двери. Через мгновение после того, как замок захлопнулся, послышался всеобщий вздох облегчения. Коннор задержался взглядом на каждом из оставшихся членов комиссии, чтобы у тех не возникло никакого сомнения – то, что он сейчас сказал своему деду, касалось и их тоже. Потом он вернулся с возвышения на свое место рядом с Беатрис. Все, о чем он мог думать, – это то, что старик ретировался. Коннор вопросительно посмотрел на Беатрис. Что это означало? Вроде бы Херст уже проголосовал. Неужели и решение уже принято?
Четверо оставшихся членов комиссии собрались в кружок и напряженно заспорили. То один, то другой время от времени раздраженно отворачивался, а потом снова возвращался в круг, чтобы опять сердиться, огрызаться и настаивать на своем.
Беатрис посмотрела на Коннора. Судя по мрачному выражению его лица и по тому, как он качал головой, адвокат не больше ее понимал, что происходит. Побледневшая Элис взяла руку Беатрис и сжала ее. Оставалось только ждать. В эти бесконечные минуты Беатрис снова и снова слышала, как Коннор отзывался о ней... Проницательная, настойчивая, смелая и сочувствующая. Он на самом деле считал ее такой? Неужели она действительно такая?
Потом ей пришла в голову ужасная мысль. А если они не получат разрешения? Что, если ей придется возвращаться к правлению с пустыми руками, потерпев неудачу и не выполнив одно из их условий, чтобы заставить их вложить капитал? Они сейчас настроены подозрительно, и эта ее неудача с банком может нанести непоправимый урон всему ее бизнесу. Как долго она сможет удерживать руководство, членство в правлении, да даже контрольный пакет акций? Беатрис представила, как все члены правления голосуют против, и крепко зажмурилась.
К тому времени, когда старики из комиссии расселись по местам, они уже все как один были с красными лицами, раздраженные и потерявшие остатки терпения.
– Если бы, дамочка, решать надо было бы мне одному, – гневно глядя на нее, провозгласил представитель группы, – я бы выслал вас из страны или запер на все замки, чтобы вы не шатались по улицам, составляя нелепые планы о том, как доверить женщинам деньги. – Он погрозил ей узловатым подагрическим пальцем. – Это идиотизм, не говоря уже о том, что противоречит естественному порядку вещей, – позволить женщинам покупать и продавать, принимать решения, допустить их до денег. Это оскорбительно для авторитета и ответственности всех мужчин!
Лицо Беатрис горело, сердце бешено стучало. Плохо было уже то, что ей отказали в получении разрешения, да еще придется возвращаться и признавать свое поражение перед правлением. Но теперь ей наносили еще и личное оскорбление. Она вся сжалась и, не понимая, что делает, вскочила на ноги. Беатрис дрожала... гнев и боль переполняли ее... она не замечала, что Коннор и Элис поднялись вслед за ней.
– С огромным удовольствием я буду следить за тем, как разорится этот проклятый банк, – продолжал представитель. – А когда это случится, я лично предложу засвидетельствовать в суде, который, без сомнения, последует, что здесь имели место мошенничество, подтасовка фактов и воровство. – С этими словами он собрал бумаги и вышел из комнаты, остановившись только для того, чтобы послать Беатрис последний ненавидящий взгляд.
Еше один из членов комиссии торопливо последовал за ним и в спешке покинул зал. Беатрис в растерянности повернулась к Коннору.
– Что это значит? Что произошло? – Видя, что у него нет ответа, она обратилась к двум оставшимся членам комиссии: – Что это значит? Как прошло голосование? Хотя бы скажите нам.
Один из стариков с трудом встал и мрачно посмотрел на нее.
– Три к двум, – проговорил он, собирая свои вещи. – Похоже, что вы получите разрешение.
– Что? – Беатрис не могла ничего понять. Три к двум? Значит, теперь у них есть рекомендации? Значит, они победили?
– Мы сделали это, – не веря, сказал Коннор. – Ты это сделала.
Беатрис слышала только какие-то отрывки из тех указаний и предостережений, что последовали за этими словами, суть которых, как позже пересказал ей Коннор, сводилась к тому, что банковский отдел штата будет очень внимательно следить за ней и что ей придется контролировать каждую мелочь и не допускать нарушений в делах банка. Беатрис поспешила к возвышению поблагодарить комиссию и заверить их в том, что будет уделять банку все свое внимание и оправдает то доверие, которое они оказали ей и в ее лице – Объединенной корпорации.
Уже в коридоре к ней наконец пришло полное понимание – она получила рекомендации и после голосования законодателей получит и разрешение!
– Мы сделали это! – проговорила она, и слезы радости и облегчения градом покатились по ее щекам. Повернув Коннора к себе лицом, она сказала: – Ты это сделал!
Потом она обнимала его, обнимала Элис, смеясь сквозь слезы. Затем Элис обнимала ее, тоже смеясь, а Коннор подхватил Беатрис и закружил, не обращая внимания на изумленные взгляды посторонних. Когда она снова почувствовала под ногами землю, то уже вытирала слезы и обдумывала свой следующий шаг.
– Боже мой, – она прижала руку к сердцу, – как же они меня напугали! Теперь все, что нам остается сделать, – это убедить еще сотню-другую мужчин в том, что наш банк – чудесная идея.
Коннор, повернувшись к Элис, закатил глаза.
– Она никогда не отступает, не так ли? – Когда Элис молча усмехнулась, он удивленно спросил: – И как же вы с этим уживаетесь?
Элис рассмеялась и с видом заговорщицы посмотрела на Беатрис.
– Она мне повышает зарплату каждую вторую неделю.
Они отпраздновали свою победу в прекрасном ресторане, потом нанесли визиты нескольким законодателям, которые согласились представить их предложение и поддержать его во время собрания. Позже, когда они возвращались в гостиницу, прохладный и ясный осенний день уже подходил к концу. Беатрис украдкой поглядывала на профиль Коннора. Как мог его дед игнорировать все положительные черты характера внука и продолжать относиться к нему пренебрежительно? Коннор – хороший человек... он умеет убеждать... он умный... смелый... и настойчиво отстаивает свои взгляды.
Они решили зайти в ресторан и выпить кофе, но Элис зевнула и заявила, что для нее сегодняшних волнений вполне достаточно. Беатрис и Коннор проводили ее до гостиницы, чтобы она могла отдохнуть, а сами продолжили прогулку. Беатрис было приятно его общество, и она чувствовала себя с ним легко и непринужденно.
– Спасибо за то, что вмешался сегодня, – сказала она.
– Не стоит меня благодарить. В конце концов, это моя работа. Вот подожди, скоро получишь мой счет.
Беатрис рассмеялась, потом снова посерьезнела.
– Если бы не твоя речь, вряд ли мы смогли бы получить разрешение. – Она встретилась с ним взглядом. – И то, что ты говорил...
– Только правду, – заверил ее Коннор. – И какой риск! Три к двум. Могло бы быть и наоборот.
Они дошли до лужайки у Капитолия и обнаружили скамейку под деревом, листья которого уже приобретали цвета осени. Солнце садилось, и Коннор погрузился в воспоминания.
– Когда мы виделись в последний раз, то тоже спорили. Беатрис поняла, что он говорит о своем деде.
– Тогда причиной была другая женщина. – Коннор тяжело вздохнул. – Моя жена. Он не хотел, чтобы я женился на «нищей ирландке», как до этого поступил мой отец... Дед сказал, что лишит меня наследства.
– Так он и сделал, – продолжила за него Беатрис. Коннор кивнул, но она хотела узнать больше.
– Расскажи мне о ней.
– Ты уверена?..
– Я бы хотела знать, – сказала она. – Думаю, она была очень необычным человеком.
– Да, настоящая ирландка. Яркая, красивая... с огненно-рыжими волосами и таким же «горячим» характером. Мы очень хорошо друг другу подходили, несмотря на то, что думал дед. Она была для меня и якорем, и рулем в этой жизни. Невзирая на всю свою «приземленность», она заставляла меня стремиться к звездам. – Коннор закрыл эту яркую страницу своего прошлого и улыбнулся Беатрис короткой, печальной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
После Беатрис лежала раскрывшись и разом потеряв все силы. Она никогда не представляла, что такое возможно, и вздрагивала от последнего, угасающего трепета блаженства. Лежа рядом и склонившись над ней, Коннор осыпал легкими поцелуями ее влажное лицо и грудь. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на него, слезы затуманили ее взгляд. Она не знала, почему плачет, – может, это было от переизбытка чувств и невысказанной благодарности.
Коннор успокаивал ее, гладил ее разгоряченное тело, целовал его и терся носом, как будто хотел запомнить все оттенки ее запахов. А когда ее слезы высохли, она увидела, что его глаза тоже как-то странно блестят. Вот это понимание того, что произошло чудо, объединившее их, и это выражение его лица запечатлелось в ее мозгу, когда она закрывала глаза. И уже засыпая, она услышала признание Коннора:
– Теперь я могу тебе сказать... мне самому тридцать два.
Коннор дышал глубоко и медленно. Стараясь не разбудить его, Беатрис осторожно выскользнула из-под его руки и отодвинулась к краю кровати. Элис наверняка беспокоится. Встав с кровати, она отыскала свою рубашку, халат, тапочки и, дрожа, надела все это. Потом подошла к постели и минуту стояла, глядя на спящего. Он был таким нежным, таким заботливым, таким уверенным в правоте их любви. Он помог ей с легкостью раскрыться ему навстречу, забыть о том, кто она есть, и отдаться той страсти, что сам в ней разбудил. Ей хотелось поцеловать его, но Коннор зашевелился во сне, и она отступила. Если он проснется, она не сможет от него уйти.
Беатрис выскользнула за дверь и поспешила по коридору в свою комнату. Там она обнаружила, что входная дверь не заперта, а Элис сидит в кресле напротив полностью одетая и крепко спит, сжимая в руке прочный зонтик, который иногда носила с собой для самозащиты. Беатрис осторожно разбудила ее и предложила лечь в постель, вместо того чтобы проводить ночь в кресле. Элис, полусонная, могла только согласиться. Беатрис с облегчением вздохнула, залезая под одеяло. Ее свидание с Коннором пока оставалось тайным.
На следующее утро, однако, Элис была уставшей, необычно раздраженной и довольно подозрительно отнеслась к объяснениям Беатрис по поводу ее позднего возвращения. А когда Коннор присоединился к ним за завтраком в столовой гостиницы, Элис с понимающим видом следила, как он галантно поцеловал руку Беатрис и ее начальница покраснела. Беатрис уговаривала себя, что ей все равно, о чем думает Элис, но это было не так. И когда они направлялись в банковский отдел на заседание комиссии, она чувствовала, как ее притягивают, с одной стороны, товарищеские, честные отношения, которые были у них с Элис; а с другой – страстные и глубоко личные ощущения, которые она делила с Коннором. К тому времени как они подошли к комнате заседаний, ей стало стыдно, что она так мало думала о цели своего приезда в Олбани.
Потом Беатрис взглянула на Коннора, он лукаво подмигнул ей, и, садясь на свое место перед комиссией, она почувствовала, как напряжение оставляет ее.
– Мы рассмотрели ваше предложение, – провозгласил один из членов комиссии, – и одна вещь нас озадачила. В нескольких местах вы повторяете, что намерены предоставлять кредиты всем клиентам. Нельзя давать деньги кому попало.
– Всем, получившим такое право, – ответила Беатрис. – Мы намерены проследить, чтобы кредиты были доступны как для мужчин, так и для женщин на основании их способности в срок возвращать деньги.
– Вы сказали – для женщин? – Херст наклонился вперед, уставившись на нее. – Вы намерены одалживать деньги женщинам?
Рука Коннора, под столом сжавшая ее пальцы, напомнила ей о его вчерашнем предупреждении – избегать разговора о правах женщин. Беатрис взглянула на адвоката – на его лице застыло предупреждающее выражение. Беатрис улыбнулась членам комиссии самой своей уверенной улыбкой, но ни одно из их каменных лиц не ответило ей тем же.
– Если они получат право на кредиты, то конечно, – ответила она. – Почему бы нам не воспользоваться любым возможным источником дохода?
– Существуют банки, которые с успехом предоставляют кредиты клиенткам, – вставил Коннор.
– Если они предоставляют подписи своих мужей, – глядя на Беатрис, заметил Херст. – Но насколько я понимаю, вы не это имели в виду. Я прав?
– Вы, мистер Барроу, в очередной раз продемонстрировали ваше знаменитое внимание к мелочам, – сказала Беатрис. – Мы не будем требовать подписи мужей. Заявления женщин будут рассматриваться так же, как и заявления мужчин, и ответы будут выдаваться только на основании их личных заслуг и способности платить. Проценты также будут устанавливаться одинаковые, в зависимости от суммы кредита.
– Тогда кто же выступит поручителем? – спросил другой член комиссии. – Требуется лицо, подписывающее документы вместе с просителем. Кто-то должен расписываться за женщин.
– Мы оставляем за собой право требовать залог и подпись поручителя, – ответила Беатрис, тщательно подбирая слова, – для любого кредита, предоставление которого требует гарантий.
– Это означает, что вы намерены предоставлять кредиты женщинам без подписи их мужей, – заявил Херст.
– Некоторые женщины, включая и меня, не имеют мужей. – Беатрис натянуто улыбнулась. – И некоторые из нас преуспевают в делах и с хорошими процентами вернут предоставленный кредит... как сделал бы любой мужчина, занимающийся коммерцией.
Это заявление вызвало угрюмое ворчание. Беатрис почувствовала, как у нее все сжалось внутри, когда Херст Барроу остановил на ней суровый взгляд.
– Вы – одна из этих, которые борются за права женщин, ведь так? – с растущей уверенностью спросил он. – Мне бы надо было сразу это понять. Сберег бы всем нам уйму времени. – Старик с явным отвращением сбросил со стола их предложение, а потом перевел взгляд на остальных просителей, ожидавших своей очереди. – Следующий!
– Нет! – Коннор одним движением подхватил с пола документ, вскочил на возвышение и резко положил бумаги перед своим дедом... прижав их к столу кулаком.
– Какого черта ты... – в ярости воскликнул старик.
– Ты пропустишь это предложение и выдашь разрешение на его осуществление. И ты сделаешь это сегодня, – заявил Коннор. – Это прекрасное предложение... об открытии банка, который будет превосходно обеспечен и которым будут превосходно руководить. Он составит честь всему штату Нью-Йорк, и ты об этом знаешь. Не имеет никакого значения, что она думает о женщинах, или что ты думаешь обо мне, или даже что я думаю о тебе и о твоем вечном самодурстве. – Он указал в сторону Беатрис. – Она и корпорация заслуживают получить разрешение на открытие банка, и ты, черт побери, дашь им это разрешение!
– Или?.. – Херст оттолкнул стул и поднялся.
– Нет никакого «или». Ты просто сделаешь это.
Они стояли лицом к лицу. Их разделял только стол, а еще – старые обиды и старые ссоры, и каждый стремился взять верх в битве, начавшейся дза десятилетия назад. Напряженность момента напоминала им подобный конфликт, который случился десять лет назад, и тогда его причиной было отношение Херста к другой женщине...
– Это же очевидно: она собирается использовать этот банк, чтобы... – бушевал старик.
– ...зарабатывать деньги, – закончил за него Коннор, – как любой другой банкир. То, что она имеет совесть и сердце, еще не означает, что она круглая дура.
– Предоставлять кредиты без поручительства женщинам – это что, не глупость?
– Хитрость. Предусмотрительность. Проницательность. Смелость. Твердость. Сочувствие. Все, что угодно, только не глупость. У нее великолепные способности к бизнесу, которые оценил сам Мерсер фон Фюрстенберг. – Голос Коннора звучал хрипло от сдерживаемых эмоций. – Она была не только его женой, но и его ученицей, его протеже. Почему, как ты думаешь, он оставил все двенадцать компаний в ее руках?
Херст трясся, поглядывая сначала на внука, а потом на женщину, ради которой тот затеял этот бой со своим дедом. Через несколько секунд он оперся руками о стол и поднялся на ноги. Но даже стоя, он был не таким высоким, чтобы прямо смотреть внуку в глаза. Казалось, в зале все перестали дышать, когда он перевел взгляд с Коннора на своих ошарашенных коллег.
– Делайте то, что положено! – прорычал им Херст. – Вы уже знаете, как я проголосовал.
Потом он направился к боковой двери. Через мгновение после того, как замок захлопнулся, послышался всеобщий вздох облегчения. Коннор задержался взглядом на каждом из оставшихся членов комиссии, чтобы у тех не возникло никакого сомнения – то, что он сейчас сказал своему деду, касалось и их тоже. Потом он вернулся с возвышения на свое место рядом с Беатрис. Все, о чем он мог думать, – это то, что старик ретировался. Коннор вопросительно посмотрел на Беатрис. Что это означало? Вроде бы Херст уже проголосовал. Неужели и решение уже принято?
Четверо оставшихся членов комиссии собрались в кружок и напряженно заспорили. То один, то другой время от времени раздраженно отворачивался, а потом снова возвращался в круг, чтобы опять сердиться, огрызаться и настаивать на своем.
Беатрис посмотрела на Коннора. Судя по мрачному выражению его лица и по тому, как он качал головой, адвокат не больше ее понимал, что происходит. Побледневшая Элис взяла руку Беатрис и сжала ее. Оставалось только ждать. В эти бесконечные минуты Беатрис снова и снова слышала, как Коннор отзывался о ней... Проницательная, настойчивая, смелая и сочувствующая. Он на самом деле считал ее такой? Неужели она действительно такая?
Потом ей пришла в голову ужасная мысль. А если они не получат разрешения? Что, если ей придется возвращаться к правлению с пустыми руками, потерпев неудачу и не выполнив одно из их условий, чтобы заставить их вложить капитал? Они сейчас настроены подозрительно, и эта ее неудача с банком может нанести непоправимый урон всему ее бизнесу. Как долго она сможет удерживать руководство, членство в правлении, да даже контрольный пакет акций? Беатрис представила, как все члены правления голосуют против, и крепко зажмурилась.
К тому времени, когда старики из комиссии расселись по местам, они уже все как один были с красными лицами, раздраженные и потерявшие остатки терпения.
– Если бы, дамочка, решать надо было бы мне одному, – гневно глядя на нее, провозгласил представитель группы, – я бы выслал вас из страны или запер на все замки, чтобы вы не шатались по улицам, составляя нелепые планы о том, как доверить женщинам деньги. – Он погрозил ей узловатым подагрическим пальцем. – Это идиотизм, не говоря уже о том, что противоречит естественному порядку вещей, – позволить женщинам покупать и продавать, принимать решения, допустить их до денег. Это оскорбительно для авторитета и ответственности всех мужчин!
Лицо Беатрис горело, сердце бешено стучало. Плохо было уже то, что ей отказали в получении разрешения, да еще придется возвращаться и признавать свое поражение перед правлением. Но теперь ей наносили еще и личное оскорбление. Она вся сжалась и, не понимая, что делает, вскочила на ноги. Беатрис дрожала... гнев и боль переполняли ее... она не замечала, что Коннор и Элис поднялись вслед за ней.
– С огромным удовольствием я буду следить за тем, как разорится этот проклятый банк, – продолжал представитель. – А когда это случится, я лично предложу засвидетельствовать в суде, который, без сомнения, последует, что здесь имели место мошенничество, подтасовка фактов и воровство. – С этими словами он собрал бумаги и вышел из комнаты, остановившись только для того, чтобы послать Беатрис последний ненавидящий взгляд.
Еше один из членов комиссии торопливо последовал за ним и в спешке покинул зал. Беатрис в растерянности повернулась к Коннору.
– Что это значит? Что произошло? – Видя, что у него нет ответа, она обратилась к двум оставшимся членам комиссии: – Что это значит? Как прошло голосование? Хотя бы скажите нам.
Один из стариков с трудом встал и мрачно посмотрел на нее.
– Три к двум, – проговорил он, собирая свои вещи. – Похоже, что вы получите разрешение.
– Что? – Беатрис не могла ничего понять. Три к двум? Значит, теперь у них есть рекомендации? Значит, они победили?
– Мы сделали это, – не веря, сказал Коннор. – Ты это сделала.
Беатрис слышала только какие-то отрывки из тех указаний и предостережений, что последовали за этими словами, суть которых, как позже пересказал ей Коннор, сводилась к тому, что банковский отдел штата будет очень внимательно следить за ней и что ей придется контролировать каждую мелочь и не допускать нарушений в делах банка. Беатрис поспешила к возвышению поблагодарить комиссию и заверить их в том, что будет уделять банку все свое внимание и оправдает то доверие, которое они оказали ей и в ее лице – Объединенной корпорации.
Уже в коридоре к ней наконец пришло полное понимание – она получила рекомендации и после голосования законодателей получит и разрешение!
– Мы сделали это! – проговорила она, и слезы радости и облегчения градом покатились по ее щекам. Повернув Коннора к себе лицом, она сказала: – Ты это сделал!
Потом она обнимала его, обнимала Элис, смеясь сквозь слезы. Затем Элис обнимала ее, тоже смеясь, а Коннор подхватил Беатрис и закружил, не обращая внимания на изумленные взгляды посторонних. Когда она снова почувствовала под ногами землю, то уже вытирала слезы и обдумывала свой следующий шаг.
– Боже мой, – она прижала руку к сердцу, – как же они меня напугали! Теперь все, что нам остается сделать, – это убедить еще сотню-другую мужчин в том, что наш банк – чудесная идея.
Коннор, повернувшись к Элис, закатил глаза.
– Она никогда не отступает, не так ли? – Когда Элис молча усмехнулась, он удивленно спросил: – И как же вы с этим уживаетесь?
Элис рассмеялась и с видом заговорщицы посмотрела на Беатрис.
– Она мне повышает зарплату каждую вторую неделю.
Они отпраздновали свою победу в прекрасном ресторане, потом нанесли визиты нескольким законодателям, которые согласились представить их предложение и поддержать его во время собрания. Позже, когда они возвращались в гостиницу, прохладный и ясный осенний день уже подходил к концу. Беатрис украдкой поглядывала на профиль Коннора. Как мог его дед игнорировать все положительные черты характера внука и продолжать относиться к нему пренебрежительно? Коннор – хороший человек... он умеет убеждать... он умный... смелый... и настойчиво отстаивает свои взгляды.
Они решили зайти в ресторан и выпить кофе, но Элис зевнула и заявила, что для нее сегодняшних волнений вполне достаточно. Беатрис и Коннор проводили ее до гостиницы, чтобы она могла отдохнуть, а сами продолжили прогулку. Беатрис было приятно его общество, и она чувствовала себя с ним легко и непринужденно.
– Спасибо за то, что вмешался сегодня, – сказала она.
– Не стоит меня благодарить. В конце концов, это моя работа. Вот подожди, скоро получишь мой счет.
Беатрис рассмеялась, потом снова посерьезнела.
– Если бы не твоя речь, вряд ли мы смогли бы получить разрешение. – Она встретилась с ним взглядом. – И то, что ты говорил...
– Только правду, – заверил ее Коннор. – И какой риск! Три к двум. Могло бы быть и наоборот.
Они дошли до лужайки у Капитолия и обнаружили скамейку под деревом, листья которого уже приобретали цвета осени. Солнце садилось, и Коннор погрузился в воспоминания.
– Когда мы виделись в последний раз, то тоже спорили. Беатрис поняла, что он говорит о своем деде.
– Тогда причиной была другая женщина. – Коннор тяжело вздохнул. – Моя жена. Он не хотел, чтобы я женился на «нищей ирландке», как до этого поступил мой отец... Дед сказал, что лишит меня наследства.
– Так он и сделал, – продолжила за него Беатрис. Коннор кивнул, но она хотела узнать больше.
– Расскажи мне о ней.
– Ты уверена?..
– Я бы хотела знать, – сказала она. – Думаю, она была очень необычным человеком.
– Да, настоящая ирландка. Яркая, красивая... с огненно-рыжими волосами и таким же «горячим» характером. Мы очень хорошо друг другу подходили, несмотря на то, что думал дед. Она была для меня и якорем, и рулем в этой жизни. Невзирая на всю свою «приземленность», она заставляла меня стремиться к звездам. – Коннор закрыл эту яркую страницу своего прошлого и улыбнулся Беатрис короткой, печальной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34