– Она была уверена, что они передумают еще до того, как она подойдет к дверям. Так и случилось.
– Подождите! – Диппер спешил за ней, и Шоти топтался у него за спиной. Диппер сдался за них обоих: – Ладно, без игры.
– Превосходно. – Беатрис посмотрела на Ричардса, с видом великомученика стоявшего рядом: – Добудь им приличную одежду. Завтра утром я объясню им их обязанности.
– Я уже знаю насчет Присциллы. Весь дом так и гудит, обсуждая новость о ее предстоящем рабстве, – заявила Элис Генри, тем же вечером устраиваясь на скамеечке в ногах огромной, затененной балдахином кровати Беатрис. – Пожалуй, в этом году вы можете не выплачивать премии под Рождество, все и так будут счастливы. – Она положила рядом с собой пачку бумаг и кожаных папок и оперлась руками о край скамейки. – Что хотелось бы узнать, так это как все прошло с конгрессменом.
– Лучше, чем я ожидала, – ответила Беатрис, распуская ленты корсета и ощущая, как кровь свободно побежала по всему телу. Потирая поясницу, она набросила шелковый халат кремового цвета и облегченно вздохнула. – Он согласился. Не без борьбы, конечно. Сейчас он, наверное, жалеет, что повстречал меня или своего паршивого родственника.
Проходя мимо столика с подносом, Беатрис подхватила чашку ромашкового чая и направилась к кушетке с простеганной шелковой обивкой. Она погрузилась в мягкие подушки, сбросила туфли и закрыла глаза, наслаждаясь комфортом.
– Когда я была в банке, мне удалось кое-что выяснить, – сказала Элис.
Беатрис приоткрыла один глаз, и секретарша успокаивающе улыбнулась.
– Моя подруга миссис Халигэн, та, вместе с которой я ходила на курсы машинописи, – она работает в офисе банка и многое знает. Вот, например, о старом Херсте Эддингтоне Барроу – дедушке вашего конгрессмена.
– Я об этом знала. – Глаз закрылся.
– А вы знали, что старик лишил его наследства – единственного внука! – потому что тот женился против воли деда?
На этот раз открылись оба глаза. Беатрис вся обратилась в слух.
– Об этом я не знала. На ком он женился? Элис нахмурилась.
– Ее имя мне не известно. Но она была бедна как церковная мышь и ирландка до мозга костей. – Элис замолчала, потом с затуманившимся взором продолжила: – Не повиновался своему старому деду и отказался от всего ради любви к женщине.
– Боже мой! – Беатрис плотно сжала веки и прикрыла глаза рукой. – Снова романтизм. Просто какая-то эпидемия. Элис, ты должна предупредить меня в ту самую минуту, как только тебе покажется, что Ричардс стал по-особому хорош. Я окажу тебе любую помощь.
Голос Элис прозвучал несколько уязвленно:
– Ну, я подумала: не чудо ли это? Редкий мужчина способен отказаться от богатства ради женщины, которую... – когда Беатрис опустила руку и в упор посмотрела на помощницу, та запнулась, – только из-за того, что вы не цените такие отношения...
– Что касается банка, Элис, – строгим тоном произнесла Беатрис, – ты передала бумаги мистеру Чейзу?
– Его не было, поэтому мне пришлось обратиться к мистеру Экльсу, вице-президенту. Этот всегда чувствует себя оскорбленным, если ему приходится изрекать что-либо в моем присутствии, как будто он убежден, что я позабыла все свои мозги в другой сумочке. – Она передернула плечами от возмущения. – Потом было еще хуже, когда я подошла к кассиру, чтобы сделать вклад на свой личный счет, а мерзавец отказался принять деньги.
– Отказался? – Беатрис резко приподнялась, расплескав чай на блюдечко.
– Он уверял меня, будто их банковские счета никогда не начинаются с буквы. Когда я наконец заставила его проверить, то он имел наглость предложить, чтобы я подождала и позволила своему мужу «Генри» вести мои дела.
Беатрис непроизвольно рассмеялась.
– «Генри»?
– Не смейтесь. Мне пришлось целых пять минут объяснять, что «Генри» – это не имя моего мужа, а моя фамилия. Он вызвал старшего кассира, и после проверки мне наконец-то позволили внести деньги на собственный счет. – Секретарша принялась собирать документы и папки, потом остановилась и посмотрела на Беатрис. – Это заставило меня задуматься, через что мне придется пройти, если я попытаюсь забрать деньги из их чертова банка!
Улыбка сползла с лица Беатрис. Слова Элис преследовали ее, когда она легла в кровать и лежала в посеребренной луной тени, отбрасываемой кружевной драпировкой... Это были деньги Элис, они хранились на ее счете, но она не могла контролировать их. Почти как рассказ той девушки из «Восточного дворца», Энни. То, что с ней произошло, просто возмутительно. Беатрис мрачно поклялась самой себе, что и президент Гарольд Чейз, и все служащие Чейз-Дарлингтонского банка услышат историю Элис и обратят на нее внимание. Вот если бы и Коннор Барроу услышал, и все остальные политики штата тоже. Тогда, может быть, и не потребовалось бы пятьдесят лет, чтобы выполнить требования суфражисток и обеспечить женщинам равные права с мужчинами. Пятьдесят лет? Беатрис затаила дыхание. Ну что ж, и до этого прошло сорок. Мысль о всех этих бесплодных годах и работе, что ждала впереди, удручала, заставила ее почувствовать себя выжатой. Даже если Коннор Барроу будет изо всех сил поддерживать суфражистское движение и его завтра же изберут, какая разница? Потребуется сотня Конноров в каждом штате, действующих сообща, чтобы добиться для женщин права голоса. И значит, Элис надо ждать пятьдесят лет, чтобы без мужской поддержки, самой, делать вклады и забирать свои собственные деньги?
Ну уж нет! Имя и богатство фон Фюрстенберг обладают достаточным влиянием, и Беатрис воспользуется ими, чтобы уничтожить оскорбительную политику и практику в одном из ведущих банков Нью-Йорка. А что потом? Еще один банк, со своей отвратительной манерой вести дела? И это ее предназначение? Такое будущее словно лишало ее чего-то, опустошало... пока не наплыли воспоминания о темных волосах и обжигающе-синих глазах Коннора, а в ушах не загудели снова те сладкие слова, что он нашептывал ей в гостиной. Этот шепот поддразнивал, терзал ее. Здесь больше жизни, чем в делах и политике, твердил он. Жизнь – это не только победы и поражения, важно не только быть правым или нести ответственность, главное – не в том, чтобы добиться выгоды или даже оставить свой след на земле. Есть и другое... что можно переживать, изучать, узнавать, чем можно наслаждаться и разделять... Эта покалывающая, томительная теплота, которую дарили его губы...
Беатрис перевернулась на живот, скрутила пышную подушку в маленький твердый комок и опустилась на него щекой, чувствуя, что сон окончательно испарился. Романтизм! Она застонала. Это действительно какая-то инфекция. А сладкоголосый синеглазый Коннор Барроу – ее разносчик.
Глава 10
Понедельник и шесть часов утра наступили слишком быстро. Заспанная Присцилла, спотыкаясь на каждом шагу, спускалась по лестнице. На ней было платье из желтой кисеи с такого же цвета льняным передником, отделанным крошечными бордовыми анютиными глазками. Беатрис едва сдержалась, чтобы не отправить племянницу назад, переодеться во что-нибудь более подходящее. Но, напомнив себе, что обучение здравомыслию и есть цель предстоящего мероприятия, она воздержалась от комментариев и предложила племяннице стакан свежевыжатого апельсинового сока.
– О нет, – Присцилла сморщилась, – я не могу в такую рань.
Беатрис улыбнулась, выпила свой сок, надела шляпку и повела девушку к входной двери. На улице они увидели только что прибывшего Джеффри, который явился верхом на лошади, одетый в брюки для верховой езды, соответствующий твидовый пиджак и шелковый цилиндр. Джеффри пояснил, что ему удалось так рано покинуть дом и маму только под предлогом утренних уроков верховой езды. Он привязал лошадь позади кареты и занял место в экипаже, поприветствовав Присциллу улыбкой мученика, а Беатрис – кивком. Спустя полчаса они подъехали к трехэтажному кирпичному строению, все окна которого отличались по стилю и типу и располагались в неожиданных местах. «Вудхалл», когда-то обычный пансион, с тех пор несколько раз достраивался, чтобы вместить постоянно растущее число женщин с детьми, нуждавшихся в жилье. Результатом и явилось это необычное произведение архитектуры.
– Это здесь? – спросила Присцилла, выглядывая из окошка и держа наготове надушенный платочек.
– Здесь. – Беатрис протянула руку и удержала Джеффри, готового выпрыгнуть из экипажа. – Я надеюсь, что вы будете старательно выполнять все, что вам поручат, и окажете проживающим в «Вудхалле» уважение и помощь, которых они заслуживают. А в ответ, как вы скоро поймете, они очень многому могут вас научить.
Дверца кареты открылась, за ней стояли два краснолицых типа в совершенно новой одежде и с блестящими набриолиненными волосами.
– Вот эти джентльмены, мистер Молден и мистер О'Ши, будут контролировать вашу работу и ежедневно докладывать мне о ваших успехах.
Джеффри в ужасе посмотрел на Присциллу, потом снова на громил и проговорил, тыча в них пальцем:
– Я их знаю, они...
– Когда-то были наняты тобой, – сказала Беатрис, – а теперь работают на меня.
– За мной не будет шпионить пара... это невыносимо! – вскричал Джеффри.
Глаза Беатрис сузились.
– Не более невыносимо, чем выслушать обвинение в суде и быть наказанным по всей строгости закона.
В доме их встретила высокая крепкая женщина в простом сером платье с обеспокоенным выражением лица.
– Миссис фон Фюрстенберг, слава Богу, что вы пришли. А это, должно быть, наши новые добровольные помощники?
– Присцилла Люччиано, моя племянница, – представила их Беатрис, – и Джеффри Грэнтон. А это мисс Ардис Герхардт, хозяйка пансиона «Вудхалл».
– Вас просто сам Бог послал. – Мисс Ардис повела их в конец холла, по дороге объясняя: – Сегодня мы в крайне тяжелом положении. Одна из наших кухарок вчера сбежала, а у двух других заболели дети. Работников не хватает. Обычно я сама помогаю, но сегодня утром у меня собрание правления, а днем важное чаепитие с пожертвователями.
Она провела их через большую столовую, заставленную длинными столами, с которых убирали посуду ребятишки в комбинезонах. Когда Ардис повернулась, чтобы рассказать помощникам о распорядке работы столовой, ее взгляд упал на Диппера и Шоти, которые плелись позади. Удивленное выражение ее лица заставило Беатрис объяснить:
– Это мистер Молден и мистер О'Ши. Они тоже добровольцы.
И грозно посмотрела на приятелей, пока те не поняли намека и не закивали. Как только все вошли на кухню, стало понятно, что ситуация действительно критическая. Миски и блюда, подносы с хлебом, только что из пекарни, мешки с картошкой, луком и морковью громоздились на длинных рабочих столах, посреди грязных кастрюль, чайников и бесконечных стопок тарелок после завтрака. Пар вздымался от огромных чайников, кипевших на гигантской плите в конце комнаты, а из-за столов доносились разговоры и звон посуды.
– Нора! – обратилась Ардис к толстой краснолицей женщине, которая отдавала приказы паре молодых женщин и мальчишке, вздрагивавшим от окриков. – Я привела тебе помощников!
Беатрис вместе с Ардис Герхардт удалилась на безопасное расстояние и от дверей наблюдала, как Присцилла и Диппер получили указание делать бутерброды с сыром, а Джеффри и Шоти было предписано заняться мойкой посуды. Улыбаясь, Беатрис уносила в памяти картину: ее изящной племяннице и грубо скроенному, коренастому Дипперу надевают фартуки. Для Присциллы это будет незабываемое впечатление.
Позднее вечером, собрав нескольких членов исполнительного комитета Всеамериканской женской суфражистской ассоциации, Беатрис провозгласила, что ей удалось приобрести кандидата в конгресс, согласившегося поддержать женское движение.
– Просто удивительно, – сказала Лейси Уотермэн, пока небольшая группа дам прихлебывала послеобеденный кофе в гостиной Беатрис. – Как, каким образом ты смогла отыскать кандидата, желающего постоять за права женщин?
Все видели, что Беатрис довольна собой, и чувствовали – истории будет продолжение. Невозможно, распространяя брошюрки или просто предложив чашку чая, убедить многообещающего кандидата в конгресс поддержать суфражисток. Хотя дамы должны были признать, что если кто и способен на такой подвиг, так только Беатрис фон Фюрстенберг.
– Скорее это он «отыскал» меня, – улыбнулась Беатрис. – Как я и говорила на прошлом заседании исполнительного комитета, надо только узнать, что требуется политику, и предоставить ему это.
– И чего же требуется этому Коннору Барроу? – спросила Франни Эксцельсиор.
Беатрис тихо рассмеялась.
– Ну конечно, чтобы его избрали. От нас он ждет помощи, а в ответ пообещал высказаться в поддержку женщин, добивающихся права голоса. Простой и честный обмен – услуга за услугу. Никакого грязного барыша.
– Повтори-ка, где ты с ним встретилась? – вежливо допытывалась Лейси, скрывая неистовое любопытство. Она обладала сверхъестественной способностью выявлять в любой ситуации даже малейший намек на личную заинтересованность.
– Не помню, чтобы я об этом говорила. – Беатрис спокойно смотрела на Лейси, одновременно лихорадочно пытаясь найти подходящее объяснение. – Вообще-то все произошло в офисе Объединенной благотворительной организации. Он там выступал с речью, а я... помогала главе Общества Магдалины организовать сбор пожертвований.
– Общество Магдалины? – спросила Эстер Роуз. – Это они занимаются «спасением» проституток?
– Да, – ответила Беатрис. Она действительно недавно встречалась с главой общества и с директорами других благотворительных организаций, чтобы разработать финансовое планирование и сбор пожертвований.
– Не знала, что ты такой добрый самаритянин, – проговорила Лейси, наклоняя голову и скептически глядя на Беатрис.
Та почувствовала, что ее лицо горит.
– Я считаю, что женщинам надо помогать при любых обстоятельствах.
– Когда мы с ним встретимся? – Франни потирала руки.
– Первые дебаты назначены через три дня... в четверг вечером. Думаю, надо пригласить Сьюзан Энтони, Элизабет Кэди Стэнтон, Кэрри Кэтт и остальных членов комитета пойти вместе с нами.
И тут до них донесся звук захлопнувшейся двери.
– Ванна! Мне нужна ванна!
После этого послышалось, как что-то швыряют на мраморный пол. Беатрис немедленно поднялась и поспешила к двери, а все остальные последовали за ней, чтобы узнать, в чем причина суматохи. Присцилла, с взлохмаченными волосами и в очень грязном желтом платье, стояла посередине холла. Ее нарядная шляпка лежала в отдалении на полу, рядом с босоножками на каблуках. Все смотрели, как девушка сорвала испорченный фартучек, скомкала его и яростно отшвырнула прочь. Это, казалось, забрало у нее последние силы, и она обернулась к Беатрис, тяжело дыша, с поникшими плечами.
– Они налетели роем, как саранча, – Присцилла приподняла замаранный подол, – набросились на еду, расплескивали... Я думала, меня вытошнит... А когда мы наконец все убрали... они снова явились... хватая и пожирая. – Изображая, как это происходило, она с широко раскрытыми глазами издавала хлюпающие и причмокивающие звуки. – Вонючий старый лук и картошка... еще лук и картошка... опять лук... горы лука... сплошной лук! Ви-и-идите?
Присцилла размахивала забинтованным пальцем, чтобы всем все сразу стало ясно. Потом, подхватив испачканный кисейный подол и пытаясь сохранить остатки достоинства, босиком поплелась вверх по лестнице, бормоча что-то себе под нос. Когда она исчезла, ошеломленные дамы обернулись к Беатрис. Та глубоко вздохнула и, провожая гостей назад в комнату, пояснила:
– Это был ее первый урок по кулинарии.
В Четвертом округе первый из дебатов предвыборной гонки проводился в четверг вечером в Восточном районе города. Администрация утверждала, что главный зал Каттерз-Холла вмещает сто пятьдесят человек, если они дружелюбно настроены или достаточно выпили, чтобы чувствовать себя уютно в любых условиях. Беатрис и ее делегация прибыли пораньше, чтобы занять места получше. Тем не менее им пришлось придерживать шляпки, когда мимо них протискивались грузчики в безрукавках, приподнимать юбки, чтобы те не попали под тяжелые башмаки строительных рабочих, и задерживать дыхание, когда мимо них с извинениями проскальзывали кожемяки, мясники и торговцы из таверн. Политика считалась в Четвертом округе занимательным зрелищем. Дамы заняли места сбоку от сцены, задрапированной звездно-полосатой тканью. Вскоре вокруг них сидели продавцы, слесари, водители омнибусов, профсоюзные деятели, плотники, извозчики и банковские служащие. Неподалеку расположился священник с группой женщин, у которых на груди были значки с надписью «Трезвость». Направо несколько «патриотов» держали лозунги: «Америка для американцев» и «Нет – иммиграции». В самом конце зала собрались опоздавшие – багроволицые мужчины в грубой одежде, говорившие с сильным ирландским акцентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Подождите! – Диппер спешил за ней, и Шоти топтался у него за спиной. Диппер сдался за них обоих: – Ладно, без игры.
– Превосходно. – Беатрис посмотрела на Ричардса, с видом великомученика стоявшего рядом: – Добудь им приличную одежду. Завтра утром я объясню им их обязанности.
– Я уже знаю насчет Присциллы. Весь дом так и гудит, обсуждая новость о ее предстоящем рабстве, – заявила Элис Генри, тем же вечером устраиваясь на скамеечке в ногах огромной, затененной балдахином кровати Беатрис. – Пожалуй, в этом году вы можете не выплачивать премии под Рождество, все и так будут счастливы. – Она положила рядом с собой пачку бумаг и кожаных папок и оперлась руками о край скамейки. – Что хотелось бы узнать, так это как все прошло с конгрессменом.
– Лучше, чем я ожидала, – ответила Беатрис, распуская ленты корсета и ощущая, как кровь свободно побежала по всему телу. Потирая поясницу, она набросила шелковый халат кремового цвета и облегченно вздохнула. – Он согласился. Не без борьбы, конечно. Сейчас он, наверное, жалеет, что повстречал меня или своего паршивого родственника.
Проходя мимо столика с подносом, Беатрис подхватила чашку ромашкового чая и направилась к кушетке с простеганной шелковой обивкой. Она погрузилась в мягкие подушки, сбросила туфли и закрыла глаза, наслаждаясь комфортом.
– Когда я была в банке, мне удалось кое-что выяснить, – сказала Элис.
Беатрис приоткрыла один глаз, и секретарша успокаивающе улыбнулась.
– Моя подруга миссис Халигэн, та, вместе с которой я ходила на курсы машинописи, – она работает в офисе банка и многое знает. Вот, например, о старом Херсте Эддингтоне Барроу – дедушке вашего конгрессмена.
– Я об этом знала. – Глаз закрылся.
– А вы знали, что старик лишил его наследства – единственного внука! – потому что тот женился против воли деда?
На этот раз открылись оба глаза. Беатрис вся обратилась в слух.
– Об этом я не знала. На ком он женился? Элис нахмурилась.
– Ее имя мне не известно. Но она была бедна как церковная мышь и ирландка до мозга костей. – Элис замолчала, потом с затуманившимся взором продолжила: – Не повиновался своему старому деду и отказался от всего ради любви к женщине.
– Боже мой! – Беатрис плотно сжала веки и прикрыла глаза рукой. – Снова романтизм. Просто какая-то эпидемия. Элис, ты должна предупредить меня в ту самую минуту, как только тебе покажется, что Ричардс стал по-особому хорош. Я окажу тебе любую помощь.
Голос Элис прозвучал несколько уязвленно:
– Ну, я подумала: не чудо ли это? Редкий мужчина способен отказаться от богатства ради женщины, которую... – когда Беатрис опустила руку и в упор посмотрела на помощницу, та запнулась, – только из-за того, что вы не цените такие отношения...
– Что касается банка, Элис, – строгим тоном произнесла Беатрис, – ты передала бумаги мистеру Чейзу?
– Его не было, поэтому мне пришлось обратиться к мистеру Экльсу, вице-президенту. Этот всегда чувствует себя оскорбленным, если ему приходится изрекать что-либо в моем присутствии, как будто он убежден, что я позабыла все свои мозги в другой сумочке. – Она передернула плечами от возмущения. – Потом было еще хуже, когда я подошла к кассиру, чтобы сделать вклад на свой личный счет, а мерзавец отказался принять деньги.
– Отказался? – Беатрис резко приподнялась, расплескав чай на блюдечко.
– Он уверял меня, будто их банковские счета никогда не начинаются с буквы. Когда я наконец заставила его проверить, то он имел наглость предложить, чтобы я подождала и позволила своему мужу «Генри» вести мои дела.
Беатрис непроизвольно рассмеялась.
– «Генри»?
– Не смейтесь. Мне пришлось целых пять минут объяснять, что «Генри» – это не имя моего мужа, а моя фамилия. Он вызвал старшего кассира, и после проверки мне наконец-то позволили внести деньги на собственный счет. – Секретарша принялась собирать документы и папки, потом остановилась и посмотрела на Беатрис. – Это заставило меня задуматься, через что мне придется пройти, если я попытаюсь забрать деньги из их чертова банка!
Улыбка сползла с лица Беатрис. Слова Элис преследовали ее, когда она легла в кровать и лежала в посеребренной луной тени, отбрасываемой кружевной драпировкой... Это были деньги Элис, они хранились на ее счете, но она не могла контролировать их. Почти как рассказ той девушки из «Восточного дворца», Энни. То, что с ней произошло, просто возмутительно. Беатрис мрачно поклялась самой себе, что и президент Гарольд Чейз, и все служащие Чейз-Дарлингтонского банка услышат историю Элис и обратят на нее внимание. Вот если бы и Коннор Барроу услышал, и все остальные политики штата тоже. Тогда, может быть, и не потребовалось бы пятьдесят лет, чтобы выполнить требования суфражисток и обеспечить женщинам равные права с мужчинами. Пятьдесят лет? Беатрис затаила дыхание. Ну что ж, и до этого прошло сорок. Мысль о всех этих бесплодных годах и работе, что ждала впереди, удручала, заставила ее почувствовать себя выжатой. Даже если Коннор Барроу будет изо всех сил поддерживать суфражистское движение и его завтра же изберут, какая разница? Потребуется сотня Конноров в каждом штате, действующих сообща, чтобы добиться для женщин права голоса. И значит, Элис надо ждать пятьдесят лет, чтобы без мужской поддержки, самой, делать вклады и забирать свои собственные деньги?
Ну уж нет! Имя и богатство фон Фюрстенберг обладают достаточным влиянием, и Беатрис воспользуется ими, чтобы уничтожить оскорбительную политику и практику в одном из ведущих банков Нью-Йорка. А что потом? Еще один банк, со своей отвратительной манерой вести дела? И это ее предназначение? Такое будущее словно лишало ее чего-то, опустошало... пока не наплыли воспоминания о темных волосах и обжигающе-синих глазах Коннора, а в ушах не загудели снова те сладкие слова, что он нашептывал ей в гостиной. Этот шепот поддразнивал, терзал ее. Здесь больше жизни, чем в делах и политике, твердил он. Жизнь – это не только победы и поражения, важно не только быть правым или нести ответственность, главное – не в том, чтобы добиться выгоды или даже оставить свой след на земле. Есть и другое... что можно переживать, изучать, узнавать, чем можно наслаждаться и разделять... Эта покалывающая, томительная теплота, которую дарили его губы...
Беатрис перевернулась на живот, скрутила пышную подушку в маленький твердый комок и опустилась на него щекой, чувствуя, что сон окончательно испарился. Романтизм! Она застонала. Это действительно какая-то инфекция. А сладкоголосый синеглазый Коннор Барроу – ее разносчик.
Глава 10
Понедельник и шесть часов утра наступили слишком быстро. Заспанная Присцилла, спотыкаясь на каждом шагу, спускалась по лестнице. На ней было платье из желтой кисеи с такого же цвета льняным передником, отделанным крошечными бордовыми анютиными глазками. Беатрис едва сдержалась, чтобы не отправить племянницу назад, переодеться во что-нибудь более подходящее. Но, напомнив себе, что обучение здравомыслию и есть цель предстоящего мероприятия, она воздержалась от комментариев и предложила племяннице стакан свежевыжатого апельсинового сока.
– О нет, – Присцилла сморщилась, – я не могу в такую рань.
Беатрис улыбнулась, выпила свой сок, надела шляпку и повела девушку к входной двери. На улице они увидели только что прибывшего Джеффри, который явился верхом на лошади, одетый в брюки для верховой езды, соответствующий твидовый пиджак и шелковый цилиндр. Джеффри пояснил, что ему удалось так рано покинуть дом и маму только под предлогом утренних уроков верховой езды. Он привязал лошадь позади кареты и занял место в экипаже, поприветствовав Присциллу улыбкой мученика, а Беатрис – кивком. Спустя полчаса они подъехали к трехэтажному кирпичному строению, все окна которого отличались по стилю и типу и располагались в неожиданных местах. «Вудхалл», когда-то обычный пансион, с тех пор несколько раз достраивался, чтобы вместить постоянно растущее число женщин с детьми, нуждавшихся в жилье. Результатом и явилось это необычное произведение архитектуры.
– Это здесь? – спросила Присцилла, выглядывая из окошка и держа наготове надушенный платочек.
– Здесь. – Беатрис протянула руку и удержала Джеффри, готового выпрыгнуть из экипажа. – Я надеюсь, что вы будете старательно выполнять все, что вам поручат, и окажете проживающим в «Вудхалле» уважение и помощь, которых они заслуживают. А в ответ, как вы скоро поймете, они очень многому могут вас научить.
Дверца кареты открылась, за ней стояли два краснолицых типа в совершенно новой одежде и с блестящими набриолиненными волосами.
– Вот эти джентльмены, мистер Молден и мистер О'Ши, будут контролировать вашу работу и ежедневно докладывать мне о ваших успехах.
Джеффри в ужасе посмотрел на Присциллу, потом снова на громил и проговорил, тыча в них пальцем:
– Я их знаю, они...
– Когда-то были наняты тобой, – сказала Беатрис, – а теперь работают на меня.
– За мной не будет шпионить пара... это невыносимо! – вскричал Джеффри.
Глаза Беатрис сузились.
– Не более невыносимо, чем выслушать обвинение в суде и быть наказанным по всей строгости закона.
В доме их встретила высокая крепкая женщина в простом сером платье с обеспокоенным выражением лица.
– Миссис фон Фюрстенберг, слава Богу, что вы пришли. А это, должно быть, наши новые добровольные помощники?
– Присцилла Люччиано, моя племянница, – представила их Беатрис, – и Джеффри Грэнтон. А это мисс Ардис Герхардт, хозяйка пансиона «Вудхалл».
– Вас просто сам Бог послал. – Мисс Ардис повела их в конец холла, по дороге объясняя: – Сегодня мы в крайне тяжелом положении. Одна из наших кухарок вчера сбежала, а у двух других заболели дети. Работников не хватает. Обычно я сама помогаю, но сегодня утром у меня собрание правления, а днем важное чаепитие с пожертвователями.
Она провела их через большую столовую, заставленную длинными столами, с которых убирали посуду ребятишки в комбинезонах. Когда Ардис повернулась, чтобы рассказать помощникам о распорядке работы столовой, ее взгляд упал на Диппера и Шоти, которые плелись позади. Удивленное выражение ее лица заставило Беатрис объяснить:
– Это мистер Молден и мистер О'Ши. Они тоже добровольцы.
И грозно посмотрела на приятелей, пока те не поняли намека и не закивали. Как только все вошли на кухню, стало понятно, что ситуация действительно критическая. Миски и блюда, подносы с хлебом, только что из пекарни, мешки с картошкой, луком и морковью громоздились на длинных рабочих столах, посреди грязных кастрюль, чайников и бесконечных стопок тарелок после завтрака. Пар вздымался от огромных чайников, кипевших на гигантской плите в конце комнаты, а из-за столов доносились разговоры и звон посуды.
– Нора! – обратилась Ардис к толстой краснолицей женщине, которая отдавала приказы паре молодых женщин и мальчишке, вздрагивавшим от окриков. – Я привела тебе помощников!
Беатрис вместе с Ардис Герхардт удалилась на безопасное расстояние и от дверей наблюдала, как Присцилла и Диппер получили указание делать бутерброды с сыром, а Джеффри и Шоти было предписано заняться мойкой посуды. Улыбаясь, Беатрис уносила в памяти картину: ее изящной племяннице и грубо скроенному, коренастому Дипперу надевают фартуки. Для Присциллы это будет незабываемое впечатление.
Позднее вечером, собрав нескольких членов исполнительного комитета Всеамериканской женской суфражистской ассоциации, Беатрис провозгласила, что ей удалось приобрести кандидата в конгресс, согласившегося поддержать женское движение.
– Просто удивительно, – сказала Лейси Уотермэн, пока небольшая группа дам прихлебывала послеобеденный кофе в гостиной Беатрис. – Как, каким образом ты смогла отыскать кандидата, желающего постоять за права женщин?
Все видели, что Беатрис довольна собой, и чувствовали – истории будет продолжение. Невозможно, распространяя брошюрки или просто предложив чашку чая, убедить многообещающего кандидата в конгресс поддержать суфражисток. Хотя дамы должны были признать, что если кто и способен на такой подвиг, так только Беатрис фон Фюрстенберг.
– Скорее это он «отыскал» меня, – улыбнулась Беатрис. – Как я и говорила на прошлом заседании исполнительного комитета, надо только узнать, что требуется политику, и предоставить ему это.
– И чего же требуется этому Коннору Барроу? – спросила Франни Эксцельсиор.
Беатрис тихо рассмеялась.
– Ну конечно, чтобы его избрали. От нас он ждет помощи, а в ответ пообещал высказаться в поддержку женщин, добивающихся права голоса. Простой и честный обмен – услуга за услугу. Никакого грязного барыша.
– Повтори-ка, где ты с ним встретилась? – вежливо допытывалась Лейси, скрывая неистовое любопытство. Она обладала сверхъестественной способностью выявлять в любой ситуации даже малейший намек на личную заинтересованность.
– Не помню, чтобы я об этом говорила. – Беатрис спокойно смотрела на Лейси, одновременно лихорадочно пытаясь найти подходящее объяснение. – Вообще-то все произошло в офисе Объединенной благотворительной организации. Он там выступал с речью, а я... помогала главе Общества Магдалины организовать сбор пожертвований.
– Общество Магдалины? – спросила Эстер Роуз. – Это они занимаются «спасением» проституток?
– Да, – ответила Беатрис. Она действительно недавно встречалась с главой общества и с директорами других благотворительных организаций, чтобы разработать финансовое планирование и сбор пожертвований.
– Не знала, что ты такой добрый самаритянин, – проговорила Лейси, наклоняя голову и скептически глядя на Беатрис.
Та почувствовала, что ее лицо горит.
– Я считаю, что женщинам надо помогать при любых обстоятельствах.
– Когда мы с ним встретимся? – Франни потирала руки.
– Первые дебаты назначены через три дня... в четверг вечером. Думаю, надо пригласить Сьюзан Энтони, Элизабет Кэди Стэнтон, Кэрри Кэтт и остальных членов комитета пойти вместе с нами.
И тут до них донесся звук захлопнувшейся двери.
– Ванна! Мне нужна ванна!
После этого послышалось, как что-то швыряют на мраморный пол. Беатрис немедленно поднялась и поспешила к двери, а все остальные последовали за ней, чтобы узнать, в чем причина суматохи. Присцилла, с взлохмаченными волосами и в очень грязном желтом платье, стояла посередине холла. Ее нарядная шляпка лежала в отдалении на полу, рядом с босоножками на каблуках. Все смотрели, как девушка сорвала испорченный фартучек, скомкала его и яростно отшвырнула прочь. Это, казалось, забрало у нее последние силы, и она обернулась к Беатрис, тяжело дыша, с поникшими плечами.
– Они налетели роем, как саранча, – Присцилла приподняла замаранный подол, – набросились на еду, расплескивали... Я думала, меня вытошнит... А когда мы наконец все убрали... они снова явились... хватая и пожирая. – Изображая, как это происходило, она с широко раскрытыми глазами издавала хлюпающие и причмокивающие звуки. – Вонючий старый лук и картошка... еще лук и картошка... опять лук... горы лука... сплошной лук! Ви-и-идите?
Присцилла размахивала забинтованным пальцем, чтобы всем все сразу стало ясно. Потом, подхватив испачканный кисейный подол и пытаясь сохранить остатки достоинства, босиком поплелась вверх по лестнице, бормоча что-то себе под нос. Когда она исчезла, ошеломленные дамы обернулись к Беатрис. Та глубоко вздохнула и, провожая гостей назад в комнату, пояснила:
– Это был ее первый урок по кулинарии.
В Четвертом округе первый из дебатов предвыборной гонки проводился в четверг вечером в Восточном районе города. Администрация утверждала, что главный зал Каттерз-Холла вмещает сто пятьдесят человек, если они дружелюбно настроены или достаточно выпили, чтобы чувствовать себя уютно в любых условиях. Беатрис и ее делегация прибыли пораньше, чтобы занять места получше. Тем не менее им пришлось придерживать шляпки, когда мимо них протискивались грузчики в безрукавках, приподнимать юбки, чтобы те не попали под тяжелые башмаки строительных рабочих, и задерживать дыхание, когда мимо них с извинениями проскальзывали кожемяки, мясники и торговцы из таверн. Политика считалась в Четвертом округе занимательным зрелищем. Дамы заняли места сбоку от сцены, задрапированной звездно-полосатой тканью. Вскоре вокруг них сидели продавцы, слесари, водители омнибусов, профсоюзные деятели, плотники, извозчики и банковские служащие. Неподалеку расположился священник с группой женщин, у которых на груди были значки с надписью «Трезвость». Направо несколько «патриотов» держали лозунги: «Америка для американцев» и «Нет – иммиграции». В самом конце зала собрались опоздавшие – багроволицые мужчины в грубой одежде, говорившие с сильным ирландским акцентом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34