А Эйми, благословенная Эйми! Эта прирожденная и воспитанная в лучших традициях Юга леди вела себя с необычайной уверенностью и ненавязчивой заботливостью. Когда веселье угасло и матросы Брента разбрелись на постой по домам поселенцев, Эйми, не говоря ни слова, достала из сундука подушку и вручила ее Бренту, не выказав при этом ни малейшего осуждения Кендалл.
Один только Гарри не удержался и игриво подмигнул ей.
Кендалл провела ночь в объятиях любимого. Как хорошо было просто спать под защитой его теплого сильного тела, какая сладость была в том сне. Она хорошо спала не только потому, что Брент утомил ее своими ласками, во и потому, что удовлетворение навевало мир и покой.
Однако, проснувшись поутру, Кендалл, была не на шутку встревожена. Подняв голову с груди Брента, она посмотрела ему в глаза. Он почувствовал, что его возлюбленная проснулась, но продолжал озабоченно смотреть в потолок.
— Я отвезу тебя в Лондон, — спокойно, но твердо произнес Брент.
— Нет! — запротестовала Кендалл. Она вытянулась над Брентом, сжала ладонями его виски и попыталась повернуть его голову к себе, чтобы заглянуть в глаза. — Нет, Брент! — снова умоляюще воскликнула она. — Подумай, это же глупо. Ты говоришь, что здесь я в опасности, но что будет, если «Дженни-Лин» наткнется в море на мощный корабль федералов? Это же будет настоящая катастрофа. Тебе придется пересечь залив, прежде чем ты сможешь направиться в Лондон. Я же понимаю, что ты вовсе не собирался везти меня ни в какой Лондон. Это импровизация. Не глупи, Брент. Ты доставишь меня в Европу, потом вернешься сюда, потому что идет война и твой долг быть здесь. Я чувствую, что потом никогда больше тебя не увижу, потому что твое место здесь. Поэтому я тоже хочу остаться здесь: ведь я знаю, что сюда ты вернешься всегда, что бы ни случилось. Пожалуйста, я прошу тебя…
— Но здесь тебя некому защитить! — с жаром возразил Брент.
Он долгим взглядом посмотрел в глаза Кендалл — бездонные, мерцающие синие глаза, вобравшие в себя всю необъятность и красоту неба и океана. Всем телом Брент ощущал, как она прижалась к нему. Грудь Кендалл упруго касалась его груди, возлюбленная приникла к нему со страстной мольбой. Пальцы Брента проникли в ее шелковистые волосы, ласково погладили шею, коснулись головы.
— Если мы поедем в Лондон, то будем вместе почти месяц, — пробормотал он.
— А потом может случиться так, что я тебя больше никогда не увижу, — ответила Кендалл надтреснутым голосом. — Брент, пойми, никто не придет сюда убивать поселенцев. Янки плюют на них с высокого дерева. Но если они все же придут, то я смогу постоять за себя. Рыжая Лисица…
— Рыжая Лисица возвращается на болота, — перебил ее Брент.
— Но я знаю, как его найти! — воскликнула Кендалл. Упершись руками в грудь Брента, она приподнялась над возлюбленным и снова просяще заглянула ему в глаза, — Нет, правда, Брент! Он меня многому научил. Я могу теперь ориентироваться в руслах рек и ручьев лучше, чем иной белый мужчина. И потом, его теперь никогда не застанут врасплох, Брент. Ты знаешь это не хуже меня, Брент!
Брент нахмурился, по его лицу пробежала, как холодная волна, легкая тень. Он взглянул на Кендалл сквозь прищуренные веки.
— Скажи мне, — произнес он и внезапно притянул Кендалл к себе, схватив ее сильной рукой за поясницу, — ты так хочешь остаться здесь из-за меня… или из-за Рыжей Лисицы?
Не веря своим ушам, Кендалл широко открытыми глазами взглянула на Брента. Потом ее губы скривились в едва заметной усмешке:
— Ты что, в самом деле, ревнуешь меня к человеку, который любит тебя, как свой собственный народ? Если это так, мой дорогой мятежник, то ты просто слепой глупец. Я открыто могу сказать, что люблю Рыжую Лисицу, люблю как брата, которым он был мне в твое отсутствие.
Кендалл приблизила свое лицо к лицу Брента, целуя его упрямый рот, лаская своими губами его усы, приятно возбуждавшие ее. Понимая, что делает, Кендалл чуть пошевелилась, лежа на Бренте, слегка прижимая к его груди свою обнаженную грудь. Упершись ладонями в его плечи, она приподнялась и, глядя ему в глаза, сильно встряхнула ревнивца:
— Я люблю тебя, Брент. Где бы я ни оказалась, мне будет очень одиноко без тебя. Но если я буду жить с верой, что рано или поздно ты вернешься ко мне, я с честью и смирением пройду через все испытания. Пожалуйста, не подвергай унизительному сомнению мою любовь — это единственное, что я могу тебе дать, — и не сомневайся в дружбе, которая благородна и чиста.
Тяжелые веки с золотистыми ресницами прикрыли глаза Брента. Но вот он снова медленно открыл их. Глаза его превратились в два пылающих угля, когда он снова посмотрел на свою возлюбленную. На этот раз в глазах его была нежность. Он ласково погладил Кендалл по щеке.
— Как ты прекрасна! — пробормотал он.
Больше ничего не надо было говорить. Он все понял — Кендалл почувствовала это по выражению теплой гордости в его глазах и по нежности ласки. Кендалл приникла к нему и отдалась его крепким объятиям. Однако почувствовала, что слишком мало дает ему. Она впилась зубами в его плечо, потом провела кончиком языка по их красноватым отпечаткам.
— Это ты, — шептала она, — ты тот, кого я люблю. — Скользнув лицом вниз, Кендалл покрывала любимого бесчисленными поцелуями, шепот ее стал бессвязным, когда она почувствовала, что Брент отвечает ей не менее сумасшедшей страстью. Лихорадочное возбуждение, овладевшее Кендалл, передалось и Бренту.
— Мне нужен только ты… как я хочу тебя, мой любимый…
Она больше не боялась касаться его, самых интимных мест. Нет ничего чище чувственной красоты женской любви. Кендалл не стала стыдливо вздрагивать, когда Брент поднял ее над собой и усадил верхом на свои чресла. Глаза ее светились гордостью, ясной, как свет солнца, и стали похожи на синие озера, в которых плескалось очарование. Встретив его взгляд, она не отвела своего взгляда — ей нечего было стыдиться. Ее чувство превратило каждое движение, каждый вздох в магические нити, из которых сплеталось высочайшее в мире волшебство — волшебство любви.
Он будет любить ее, думал Брент, всю жизнь, его любовь неподвластна даже смерти.
Он содрогнулся, вспомнив, как мало времени отпущено им для любви, как драгоценно это время. Нельзя потратить впустую ни одной секунды из этих бесценных часов.
Он улыбнулся, глаза его сделались обманчиво сонными.
Брент рывком притянул ее к себе, и они слились в упоении, в страсти, подобной взрыву, вознесшему их на вершины блаженства. Когда пыл немного остыл, Брент все еще не мог оторвать рук от прекрасного тела Кендалл, ему хотелось без конца ласкать и ласкать ее. Вот его пальцы ласково коснулись ее спины…
Внезапно он напрягся и, как ужаленный, подскочил на месте, перевернув Кендалл на живот. Она недоуменно вскрикнула, но Брент, не обращая на это внимания, провел пальцем вдоль слабого рубца на спине любимой.
Отметины уже успели побледнеть, припухлость была едва заметна, но Брент удивился тому, что только сегодня обнаружил их. Но вчера он был словно в лихорадке, сгорая от желания, это можно понять. Он так радовался, что Кендалл в безопасности, что он сжимает ее в своих объятиях…
От желания у Брента кружилась голова, но теперь он ясно видел отвратительные линии, пятнавшие безукоризненную красоту женского тела любимой. Он побледнел от охватившей его ярости. Такой сильной ненависти он не испытывал, пожалуй, никогда в жизни.
— Это он? — глухо спросил Брент, и из его груди вырвался такой звериный рык, что Кендалл невольно задрожала.
— Все это уже в прошлом, Брент, — тихо произнесла Кендалл.
Но она понимала, что сказала неправда. Он провел пальцами вдоль безобразных рубцов.
— Я не буду знать покоя, пока этот человек ходит по земле. — В его голосе прозвучала столь неприкрытая угроза, что Кендалл снова задрожала. Но Брент не заметил этого.
— Прошу тебя, Брент, не теряй головы.
— Я никогда не теряю головы, — спокойно ответил он. Да она и сама прекрасно это знала. Брент все тщательно подготовит, спланирует и только потом разыщет Джона Мура, чтобы обрушить на его голову беспощадную месть.
Однако эта мысль не принесла ей радости, в сердце заполз предательский холодок. В голосе Брента было столько ненависти, столько неуправляемой ярости, что Кендалл испугалась. Она ненавидела и презирала Джона Мура всей душой, но ей хотелось только одного — забыть его навсегда. Ему не было здесь места. Сейчас он вольготно расположился между ней и Брентом, а это было невыносимо. Ненависть может затмить и отравить красоту любви, которой и так было отпущено очень мало времени.
— Брент, — тихо позвала она.
— Что? — Даже в этом обычном вопросе прозвучала неистовая злоба.
— Прошу тебя, Брент, не говори о нем: я не хочу, чтобы этот человек сейчас стоял между нами. Хорошо?
Брент перевернулся на спину и, уставившись в потолок, положил руки под голову.
— Брент, — снова окликнула она его. Он повернул голову к любимой.
— Я найду его, Кендалл. Не сегодня и, может быть, не завтра. Но такой день обязательно настанет. Я разыщу его. И он заплатит за Аполку, Эматлу и сына Рыжей Лисицы, за всех невинных, которых настигла смерть из-за него. Заплатит он и зато, что сделал с тобой.
Сдерживая слезы, Кендалл уткнулась в плечо Брента. Она не могла отрицать, что Джон заслуживает наказания. Но, как ни странно, она не хотела, чтобы Брент убил его.
Кендалл знала, что Бренту приходилось убивать. Но… заговорили пушки, и мужчины умирают, таков закон войны. Но это на войне. Трагедия битвы существует и будет существовать до тех пор, пока люди будут отстаивать свои убеждения. И Кендалл была уверена, что большинство солдат на войне убивают по необходимости, не испытывая при этом ни радости, ни ненависти. Война обезличивает. Мужчины по одну сторону окопов убивают мужчин по другую сторону, и кровь убитых — это всего лишь ужасное знамение победы.
Однако если Брент найдет Джона, то смерть не будет безличной. Смерть Джона станет убийством.
Что станется с душой человека, которого она любит? Человека, воспитанного в понятиях о высокой чести…
— Брент, — прошептала она, — пожалуйста, пожалуйста, вернись ко мне. Не дай ему победить, не позволяй ему становиться между нами сейчас. Он отнимает тебя у меня, а у нас и так осталось мало времени, ведь скоро ты на самом деле покинешь меня.
Он взглянул на Кендалл, и жажда мщения, наконец, исчезла с его лица.
— Иди ко мне, милая, — шепнул он, ероша ее волосы и нежно притягивая к себе. Он крепко обнял ее, потом ослабил объятия, и Кендалл почувствовала, как спадает его напряжение. Месть не ушла, но он не дал ей выхода, чтобы оставшиеся в их распоряжении часы сберечь для любви, а не для ненависти.
— Я и так потерял полдня, ревнуя тебя к краснокожему «дикарю», который на самом деле мой верный друг. Глупо, правда?
— Конечно, глупо.
— Вот как? А что ты скажешь о Диленде? — спросил Брент с напускной суровостью.
— О Трейвисе? — наивно переспросила Кендалл.
— Именно о Трейвисе, с его объяснением в любви. — Лицо Кендалл внезапно стало серьезным:
— Я тоже люблю Трейвиса. Люблю, как самого дорогого друга. Он очень хороший человек, Брент. У него есть душа и сердце, и очень часто именно благодаря его доброте моя жизнь была вполне сносной.
Он не стал смеяться и вышучивать Кендалл, как делал это обычно, а лишь с изумлением посмотрел на нее, потом поцеловал в лоб.
— Очень жаль, что этот человек носит синий мундир. Из парня вышел бы превосходный конфедерат! Я серьезно, любовь моя, и знаешь, мне вовсе не хочется, чтобы ты отрицала свое хорошее отношение к Рыжей Лисице и Диленду и преданность им. Твоя страсть и верность — это часть той любовной паутины, которой ты меня опутала. Мне придется привыкнуть к тому, что женщина, которую я люблю, притягивает к себе всех, кто с ней соприкасается, как прекрасный цветок притягивает к себе пчел. Но с этим я как-нибудь справлюсь.
Грустно улыбнувшись, Брент поцеловал Кендалл в кончик носа.
Никогда еще не была она так счастлива.
* * *
Весь день они провели вместе, катаясь по песчаному берегу на арабских кобылицах, которых дали им Армстронги. Брент показал Кендалл тайные, чуть заметные в плотном ковре из листьев тропинки в сосновом лесу. Побывали они и на уединенных пляжах, и он поддразнивал свою подругу; да так, что она, потеряв терпение, разделась и нырнула вместе с ним в теплую воду, наслаждаясь купанием, песком и золотым солнцем. Вокруг был подлинный рай, царил он и в их душах. Но блеск светила постепенно тускнел, золото полудня превратилось в багрянец сумерек, а потом на землю спустилась тьма. Лица влюбленных стали печальны и торжественны. Время неумолимо превращалось в их злейшего врага. В их распоряжении осталась только одна ночь, и только то единение и близость, которые сулила эта ночь, заставили их вернуться в дом Армстронгов.
Велико же было изумление влюбленных, когда, вернувшись, они застали новую пирушку. Гарри, совершенно потрясенный, сообщил им, что они пропустили свадьбу.
Ллойд решил жениться на дочери пастора, и тот не смог устоять перед его упорством. Поначалу священник только посмеивался над моряком, но потом, взвесив все «за» и «против», решил, что офицер такого прославленного судна, как «Дженни-Лин», вовсе не плохая партия для его дочери. Тем более что Ллойд пообещал ему после войны не пожалеть сил и основать в бухте Глейдса настоящий порт.
Брент наблюдал, как воспринимает новость Кендалл — она с восторженной радостью поздравила новоиспеченную супружескую пару. И даже когда Брент сам поздравил своего подчиненного с бракосочетанием, он продолжал, нахмурив брови, следить за своей возлюбленной.
Кендалл с аппетитом поела, а потом вместе с другими женщинами вызвалась помочь Эйми убрать грязную посуду. После этого она незаметно и тихо ушла в дом.
Извинившись перед своим экипажем, Брент поспешил за ней. Гостиная была пуста. Он шагнул к двери маленькой спальни, которую занимала Кендалл, и без стука вошел туда.
Кендалл неподвижно лежала на спине, тупо уставившись в потолок. Волосы золотистым ореолом окружали ее прекрасное лицо; юбка аккуратно окутывала ноги.
Кендалл молчала, но по щекам ее струились обильные слезы.
— Кендалл!
Он быстро подошел к кровати и присел рядом с любимой. Склонившись над ней, он обнял ее. Она не сопротивлялась, обвила руками его шею и, прижавшись, горько разрыдалась у него на плече.
— Что с тобой, любовь моя? — нежно спросил он.
— О, Брент, я так счастлива за них, так счастлива!..
— Я бы не сказал, что ты выглядишь очень счастливой, — сухо проговорил он, стараясь вызвать у Кендалл хотя бы слабую улыбку. Но рыдания стали еще горше.
— Кендалл, милая, что случилось?
— О, Брент! Я никогда не смогу выйти за тебя замуж! Мы никогда не будем вместе, как это положено из века в век. Мы никогда не станем супружеской парой перед Богом и людьми. Мне не было так больно, пока я не думала об этом, но теперь…
— Кендалл! Тсс-с… Дорогая, не надо так плакать и убиваться.
Нельзя сказать, что Брент не думал о женитьбе. При нормальных обстоятельствах и при тех отношениях, которые их теперь связывали, такой исход был бы совершенно естественным.
Он хотел сказать, что к концу войны Мура наверняка не будет в живых, но вовремя одернул себя. Понимал, что Кендалл очень остро воспримет его слова и будет переживать. Брент не верил, будто Кендалл боится, что Джон одолеет его в рукопашной схватке или что она станет оплакивать законного мужа.
Нет, все было намного серьезнее. В неприятии Кендалл убийства было что-то такое, чего Брент не понимал до конца, но готов был уважать.
— Кендалл… — Он погладил ее волосы со всей нежностью, на которую был способен. — Кендалл, война кончится, и ты получишь развод.
Она оцепенела в его руках и прошептала едва слышно:
— А что будет… если янки победят?
Это был тот самый вопрос, которого весной 1862 года южане боялись. Лишь немногие военные и штатские, обладавшие даром предвидения, — а они знали, что блокада становится все более удушающей, что Юг неспособен производить необходимое ему вооружение, — все чаще серьезно задумывались над происходящим.
Бренту захотелось крикнуть, что конфедераты не могут, не имеют права проиграть. День за днем он сам участвовал в сражениях, в которых гибли люди и лилась кровь. Статистика потерь стала угрожающей.
Но только сейчас Брент осознал, что просто не в состоянии признать как факт: все жертвы могут оказаться напрасными.
— Мы не проиграем войну, — тихо произнес он, но даже говоря эти слова, ощущал, как по его спине пробегает холодок прозрения.
— Я сказала: «Что, если…» — проговорила сквозь слезы Кендалл.
— Ничего, мы как-нибудь справимся. Ты ведь жила в Нью-Йорке и знаешь, что янки это тоже люди из плоти и крови. На Севере есть матери, которые будут оплакивать смерть своих сыновей-южан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47