Но, судя по ее виду, при некотором везении рана эта должна была скоро затянуться.
– В те дни, – продолжала свой рассказ Идэйн, – для женщин было естественным пред­водительствовать мужчинами и исследовать новые земли. С Сессэйр были множество женщин и все­го трое мужчин: Бит, ее отец, сын Ноя, которого знают все, кто знаком с Библией; Финтан и Ладра, их кормчий. Трое мужчин поделили между собой женщин. Финтану досталась Сессэйр.
Асгард вздрогнул, но не от боли.
– Я не припоминаю никакого Бита, сына Ноя, особенно его путешествие в Ирландию с пя­тьюдесятью женщинами, – сказал он. – Мне говорили, что эти ирландские сказания не очень… гм… достоверны.
Идэйн прервала свое занятие и посмотрела на него.
– Конечно, достоверны. Их передают в Ир­ландии от барда к барду в течение сотен, тысяч лет. А барды – люди очень точные. – Идэйн приподняла руку Асгарда, забинтовала грудь тка­нью, закрепив ее булавкой. – К сожалению, у них не все шло гладко. На них обрушились беды, когда Ладра, кормчий, умер, оттого что слишком много времени проводил в постели с женщина­ми, – сказала Идэйн, отводя глаза. – Бит и Финтан поделили его женщин между собой, и на каждого, таким образом, пришлось по двадцать пять. И это было уже лучше. Потом над Ирлан­дией разразился потоп. Видишь, сэр Асгард, раз в этой истории упоминается потоп, значит, это точ­ное доказательство того, что история Сессэйр и Финтана берет свои истоки в Библии.
Она слегка приподняла Асгарда за плечи и подостлала под него его плащ.
– Теперь тебе будет удобнее, – сказала она и улыбнулась ему ослепительной улыбкой. – Вы­жил только Финтан, потому что спрятался в пе­щере, куда не добрались воды потопа. И Финтан не умер и никогда не умрет. Он только меняет облик и хранит всю историю, поэтому она не бу­дет утрачена.
Асгард смотрел мимо нее, туда, где Жискар и оруженосец разводили огонь. Эскорт ради него сделал привал, потому что бок у него все еще бо­лел, да и всем им надо было подкрепиться: насту­пил полдень. По их расчетам, они находились примерно в дне пути от монастыря Сен-Сюльпис.
Идэйн села рядом с Асгардом, отбросив с ли­ца капюшон плаща, и ветер теребил ее длинные золотистые волосы. Асгард молча смотрел на нее, думая, что она выглядела прекраснее, чем всегда, хотя платье ее и было в грязи, а богатый меховой плащ казался несколько поношенным.
Внутренне он испустил глубокий вздох. Таин­ственная Идэйн обладала несравненной красотой и очарованием. Ее сияющие изумрудные глаза смотрели на него с невинной прямотой, и он вы­нужден был отводить свой взгляд. Она не невин­на, говорил он себе, больше не невинна, говорил он себе. Уж во всяком случае после того, что он видел накануне.
Однако проклятие его судьбы заключалось в том, что Асгард не мог не смотреть на нее или не думать о ней. И беспощадно отдался своей роко­вой страсти. Потому что, была ли она греховной или нет, Идэйн занимала все его помыслы, и при свете дня он видел только ее, а ночью в своих снах грезил только о ней.
При этом Асгард сознавал, что его мысли и чувства – огромный грех и преступление против веры и устава ордена. Богу известно, что голова его была полна нечистых помыслов, и, думая об этом, Асгард корчился от стыда. Он даже позво­лил втянуть себя в поединок и стал посмешищем для толпы зевак. Он сражался с ее соблазнителем, распутником, графским сынком, никчемным про­жигателем жизни. Боже милостивый и Пресвятая Дева! Он даже видел их обнаженные, сплетенные в плотских объятиях тела! Он видел все собствен­ными глазами!
Теперь же Асгард только заставил себя вы­молвить:
– Благородная девица, где ты наслушалась этих нелепых сказок?
– Их знают все. – Идэйн склонилась над ним, чтобы мягко убрать его волосы со лба. – После Финтана пришел его потомок Иафет – видишь, вот еще одно библейское имя. – Идэйн нежно улыбнулась ему. – И все же существовал на свете король Партолан, который стал родона­чальником тех, кого мы зовем сейчас ирландцами. Его корабли плавали вдоль Оркнейских островов, а также на север от них до тех пор, пока британ­ский вождь не сказал ему, что страна Эрин пре­красна и что там есть место для его племени. Так Партолан пришел в Эйре. После Партолана при­шел Нимид, потомок его брата, обосновавшегося в Испании. От этого народа пошли две ветви, одна из которых получила название Фир Болг. Потом в Эйре появилось еще одно племя. Это был народ, называвший себя Туата де Данаан, племя Данаан, племя великой богини, Матери Всех Богов. Туата де Данаан жили на севере, в Коннахте, и там создали свое королевство. Они превосходили красотой все остальные народы Ир­ландии, отличались также мудростью и были ис­кусны в чародействе. После великой битвы при Мойуре Туата де Данаан и Фир Болг научились жить в мире. И это продолжалось до тех пор, по­ка племя Туата де Данаан не изгнали в волшеб­ные холмы сыны Мила, милезийцы, те самые, что живут в Ирландии и сейчас.
Идэйн посмотрела на Асгарда и вздохнула.
– Это печальная история. Но обо всем этом сказано в «Книге Вторжений», известной всем бардам и менестрелям, а также некоторым мона­хам Калди. – Она снова вздохнула. – Туата де Данаан – мой народ.
Подошел оруженосец с поджаренным хлебом и несколькими зимними яблоками, купленными в гостинице. Асгард взял хлеб и фрукты и осторож­но приподнялся, стараясь не потревожить рану в боку. Он жевал хлеб, глядя, как горный ветер иг­рает золотыми волосами Идэйн.
История, которую она ему рассказала, была длинной и запутанной, хотя отчасти он слышал ее от братьев-тамплиеров, изучавших ирландскую магию и тайные учения. История того, как ир­ландцы заселили свой уединенный остров, не осо­бенно интересовала Асгарда. Ему было довольно и того, что он сидел, прислонившись спиной к бу­ку, и смотрел на Идэйн, думая о том, что если ко­му-нибудь пришло в голову изваять золотого идо­ла несравненной красоты, то прообразом его, несомненно, должна быть эта странная девушка, по­корявшая своими чарами всех встречных мужчин. Асгард не мог избавиться от воспоминания о ее обнаженном совершенном теле, которое он успел мельком увидеть, пока она не набросила плащ. Прочистив горло, он хмуро спросил:
– Скажи мне, благородная девица, откуда тебе все это известно? Неужели тебе рассказали об этом монахини?
Идэйн подняла голову, и ее глаза, похожие на два драгоценных изумруда, устремились куда-то вдаль. Она обдумывала ответ.
– Нет, монахини мне ничего не говорили. – Идэйн помолчала. – Я хотела бы рассказать, сэр Асгард, – ответила она наконец, – но, по прав­де говоря, я и сама не знаю, откуда мне известно все это.
Идэйн встала, закуталась в плащ и присоеди­нилась к сидевшим у костра.
Асгард наблюдал за ней, доедая хлеб. Беда его была в том, что мысли о ней не давали ему по­коя. Они так его мучили, что он уже готов был поверить всему, что она рассказала ему и что он слышал от монаха Калди. Может быть, и вправду сохранились народы, населявшие в давние време­на Ирландию. Может быть, они живут до сих пор. Таинственные и неизвестные Древние со своими особыми талантами, своим даром, который они намеренно скрывали, потому что люди могли истолковать их неправильно.
И Асгард содрогнулся при мысли об этом.
Он был рыцарем, монахом и воином Господним. Чтобы стать тамплиером, человек должен был отринуть все в этом испорченном, развращен­ном и бестолковом мире. Когда человек достигал высших сфер, доступных духу, когда он овладевал способностью отвергнуть веления тела, он обретал мир в Господе и купался в лучах избавления.
Но все для него изменилось, как только он увидел ее, подумал Асгард и застонал. Эта де­вушка, эта пресловутая послушница, похищенная из монастыря каким-то местным разбойником, ко­торую теперь тамплиеры хотели захватить и сде­лать своей ясновидящей и пророчицей, эта пре­красная волшебница…
Да, и к тому же еще обнаженная, бесстыд­но предававшаяся любви с мужчиной, напомнил он себе поспешно.
Эта женщина пробудила в нем неутолимый и отнюдь не божественный голод, пронзавший и его плоть и мысли стрелами чувственных желаний и помыслов. Вместо света чистоты и безмятежности она несла с собой яростную страсть. В своих меч­тах, к великому своему стыду, Асгард ощущал себя свободным, безумным, опьяненным страстью язычником. А когда бодрствовал, не мог думать ни о чем, кроме нее, не видел ничего и никого, кроме этой девушки.
«Никому не известно, – думал лихорадочно Асгард, – насколько близок я к безумию».
Вернулся оруженосец с чашей холодной воды из ручья. Пока Асгард пил, мальчик стоял рядом, глядя на него лазурной синевы глазами.
– Там внизу, в городе, есть церковь, – сказал он, принимая от рыцаря пустую чашу. – И священник в ней исповедует и причащает.
Асгард изумленно посмотрел на него. Первой его мыслью было обрушиться на мальчишку и дать ему грозную отповедь. Прогнать этого жир­ного маленького оруженосца с глаз долой за его наглость.
Поразмыслив, Асгард передумал. Священ­ник? Неожиданно он ощутил облегчение. Воз­можно, исповедь – как раз то, что ему было нужно.
Из-за того, что собирался совершить.
Священник работал в поле вместе с остальны­ми вилланами, готовившими землю под пашню. Пришлось послать за ним сынишку хозяина та­верны. Они прождали добрый час, сидя на сту­пеньках церкви, купаясь в теплых лучах солнца и поедая яблоки. Когда священник пришел наконец в свою маленькую церквушку, в крестьянской блузе и штанах он вполне мог сойти за виллана. Пришлось подождать еще добрых полчаса, пока он менял свою повседневную одежду на сутану.
Королевский рыцарь Жискар тоже пожелал исповедаться. Дени уснул на ступеньках церкви, а когда его разбудили, сказал, что совесть его чиста и ему нужнее отдых, чем отпущение грехов. Идэйн решила подождать, пока не попадет в свой монас­тырь Сен-Сюльпис. Оруженосец повел лошадей пастись и сделал вид, что его это не касается.
Асгард пошел в исповедальню вслед за коро­левским рыцарем. И оставался там долго.
Через некоторое время проснулся Дени, по­смотрел на солнце и пробормотал:
– Иисусе, тамплиер рассказывает священни­ку историю всей своей жизни, – и снова погру­зился в сон.
Через некоторое время и оруженосец, зарыв­шийся в густую сухую траву рядом с пасущимися лошадьми, тоже задремал, свернувшись в клубо­чек.
Когда Асгард закончил свою исповедь и вы­шел из церкви, он разбудил всех, и они, зевая, взобрались на лошадей и тронулись на север, к последней на их пути цепи гор.
– Мы почти у цели, – сказал Дени своему товарищу. – Осталось совсем немного.
Но Жискар, съежившийся на лошади, был не в настроении поддерживать беседу и только кив­нул.
Асгард же улыбнулся и сказал:
– Да, если поспешим, то доберемся до мо­настыря Сен-Сюльпис еще до темноты.
До захода солнца было еще далеко, а Асгард уже снова устал. Стараясь перебороть боль, он ехал по горной дороге в конце кавалькады. Скоро Жискар, Дени и маленький оруженосец скрылись из виду.
Асгард повернулся к Идэйн и устало улыб­нулся.
– Поехали, давай не будем здесь останавли­ваться. А если захотим отдохнуть, выберем вон ту тропинку. Я уже вижу море сквозь деревья.
Идэйн растрогалась, видя его таким умиротворенным. С того момента, как он исповедался приходскому священнику, тамплиер выглядел по­чти счастливым. Асгард ехал впереди, Идэйн сле­довала за ним. Он свернул в сторону, и они поеха­ли по тропинке между утесами, окаймлявшими широкую, глубоко вдающуюся в берег бухту Риббл Вэй. Здесь было старое поселение викингов, ос­нованное несколько сот лет назад. Жилища дале­ко отстояли друг от друга, рассеянные по большой территории. Монастырь Сен-Сюльпис был за следующей грядой гор.
Асгард осторожно, чтобы не пострадала рана, соскользнул с коня, подошел к Идэйн и подставил ей плечо, на которое она легонько оперлась, сходя с коня.
С моря до них долетал из Ирландии западный ветерок, напоенный влагой и пахнущий зеленью. Они молча стояли, наслаждаясь покоем. Когда Идэйн повернулась к Асгарду, чтобы сказать, что им не стоит слишком отставать от своих спутни­ков, она увидела, что Асгард стоит очень близко от нее и не сводит с нее ослепительно ярких глаз, словно изучая.
Идэйн улыбнулась ему, чувствуя некоторую неловкость.
– Я знаю, что на носу у меня пятно от сажи, сэр Асгард. Вот почему ты так смотришь на меня.
Она подняла руку к лицу. Однако он поймал ее руку и удержал в своей, на которую была наде­та металлическая рукавица.
– Благородная девица, – сказал он хрип­ло, – все кончено.
Хмурясь, Идэйн смотрела на свою плененную руку, попыталась вырвать ее, но хватка его была крепкой.
– Да, наше путешествие почти окончено, вдобавок становится поздно, – согласилась она.
Идэйн огляделась, не понимая, что на него нашло. Она понимала, что он не рад концу их пу­тешествия, и надеялась, что он не попытается ее поцеловать или не выразит свое желание еще бо­лее бурно.
Идэйн подняла на него глаза, уже не пытаясь высвободить руку.
– Отведи меня к моему коню, сэр Асгард, – сказала она, – чтобы мы могли нагнать осталь­ных.
Он, казалось, не слышал Идэйн и продолжал смотреть на нее своими ясными лазурными глаза­ми, а потом зашептал, продолжая держать ее своей железной хваткой:
– Ведьма ты, или ясновидящая, или потомок странного племени ирландских демонов – для меня все едино. Зло может скрываться под краси­вой личиной. Для меня не нужно других доказа­тельств. Я сам своими глазами видел, как ты околдовала и соблазнила своим нагим телом сына Морлэ.
С минуту Идэйн не могла ничего произнести, только смотрела на Асгарда. Видя выражение его глаз, она подумала, что у него вырвется страстное признание, и потому никак не ожидала того, что последовало.
– Значит, вот о чем ты думал с той самой минуты, как мы оставили гостиницу? – спросила она. – И все это время ты оставался любезным спутником, а думал только о моем обнаженном теле?
Красивое лицо тамплиера помрачнело.
– Нет, не с той минуты, я думал об этом еще до того, как мы остановились в гостинице, я начал думать об этом гораздо раньше. Я думал об этом с той самой минуты, как увидел тебя в башне Санаха, когда понял, какими чарами и тайными ни­тями ты опутала вождя и заставила удерживать, несмотря на огромный выкуп, который я привез за тебя. А как ты сумела околдовать этого рыцаря-забияку из Честера и подчинила его себе настоль­ко, что он готов бросить вызов и своему отцу-графу и даже самому королю! Ты очаровала даже тамплиеров в их эдинбургском замке, даже монаха Калди. – Лицо его исказила болезненная грима­са. – А теперь очередь дошла и до меня. Мой великий грех в том, что я, Асгард де ля Герш, тоже не избежал твоих чар. Я понял, что и в мое сердце глубоко проник твой злой яд, без которого я не могу жить.
Внезапно он так сильно сжал ее руку, что Идэйн упала на колени. Она цеплялась за него, но ее пальцы встречали только скользкий металл его лат.
– Остановись! Не делай этого! – Идэйн рванулась, пытаясь освободиться. – Да, это зло! Это чары! Но они исходят от тебя, а не от меня! Я не виновата в том, в чем ты меня обвиняешь!
Асгард вытащил из-за пояса веревку. Держа свою жертву одной рукой, другой он пытался на­деть ей на шею веревочную петлю. Идэйн не могла поверить в происходящее. Человек, напавший на нее, был ее спутником, другом и в своей одежде тамплиера все еще вы­глядел, как ангел.
Почувствовав прикосновение жесткой веревки к своей шее, она невольно рванулась, но оказалась на земле на коленях и ладонях, и, опираясь на них, все-таки с трудом поднялась на ноги.
Прежде чем она успела повернуться и убе­жать, веревка крепко обвилась вокруг ее шеи и потянула ее обратно. Он рванул ее к себе, но она пыталась оттолкнуть его сжатыми в кулаки руками.
И в этот момент Предвидение вернулось к Идэйн, и она готова была зарыдать от облегчения.
Отпусти меня, услышал тамплиер голос. Каким бы ужасам ты ни обрек меня, твои бу­дут страшнее.
Она поняла, что он услышал, по тому, как тамплиер содрогнулся.
Но тотчас же попытался стряхнуть чары. Асгард отчаянно потянул за веревку так, что она врезалась в шею девушки. Идэйн чувствовала, как из ссадин на коже потекла кровь. Она ощути­ла мучительную боль в шее и голове и все усили­вающееся удушье. Несмотря на сопротивление, несмотря на то, что она отчаянно отбивалась, мир становился черным.
И в этот момент с тропы на спину Асгарда с рычанием бросилось какое-то существо. Тамплиер зашатался, но не выпустил веревки.
– Что! – закричал он. – Будь ты прок­лята!..
Сжимая веревку одной рукой, другую он по­пытался завести себе за спину. Но ему не удалось сбросить со спины царапающего его врага, уже вцепившегося ему в ухо и добравшегося до лица, полосовавшего его острыми ногтями. Асгард качнулся назад, потерял равновесие и потянул за собой Идэйн, пытаясь сбросить со спины напавшего на него оруженосца, вцепивше­гося в его спину, как разъяренная кошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33