Ему удалось их усмирить, и вот теперь он двигался на север, чтобы посчитаться с Уильямом Львом, королем Шотландии.
В планах Генриха Плантагенета девушке не отводилась особая роль, говорил себе Асгард. Но он провел достаточно много времени при дворе английского короля, чтобы познакомиться с его пытливым умом и узнать, что Генрих не сможет устоять перед искушением использовать ее, если удастся.
Господь свидетель, думал Асгард, тамплиеры не хотели злоупотреблять ею, они только желали использовать тайную силу, которой девушка обладала, чтобы обогатить свои знания Господних тайн. Ходили слухи, что даже теперь Великий магистр в Париже интересуется сектой последователей Креста Розы, розенкрейцеров, в надежде воспользоваться плодами их божественного просветления.
Очень скверным оказалось то, что подобный ей ясновидящий старец был обнаружен на одном из дальних западных островов близ Шотландии. Его похитили люди короля и увезли с собой. Но после нескольких месяцев допросов он умер, так ничего и не открыв.
Асгард не мог допустить, чтобы нечто подобное случилось с Идэйн. Она принадлежала ему. Она принадлежала ему с того самого момента, как он заплатил за нее выкуп этим варварам в их вонючей каменной башне-форте и привез ее командору тамплиеров в Эдинбург. И с того момента великие силы были приведены в действие. Они все это почувствовали в ту ночь в подземелье зала собраний.
Асгард весь дрожал, хотя зимнее солнце пригревало довольно сильно. Он думал, что с помощью этой девушки орден Бедных Рыцарей Храма Соломонова сможет творить чудеса. Те, кто говорил, что они собираются раскрыть смысл вселенной, не преувеличивал. Они хотели раскрыть смысл Божьих тайн. Или смысл самой жизни.
Асгард слегка вздрогнул. С другой стороны, он знал, что нравы ее распутны, что это женщина, легко поддающаяся велениям плоти. Он знал, что она спала с рыжеволосым рыцарем-наемником. Возможно, развлекалась с Тайросом и другим цыганом. И теперь, оскверненная плотским грехом, она уже никому не нужна.
Но ее нельзя было просто отпустить. И превыше всего, нельзя позволить, чтобы этот распутный король Генрих Английский сумел воспользоваться ею и ее даром.
И он, сказал себе Асгард, должен этому помешать.
18
– Скорее, скорее, – торопила леди Друсилла.
Она тянула Идэйн вниз по лестнице, а за ними следовал эскорт – маленький, но крепко сколоченный оруженосец с почти белыми волосами и два высоких рыцаря с факелами.
У подножия лестницы жена коменданта остановилась, чтобы поправить головной убор Идэйн и одернуть ей юбки.
– Не опускай подбородок, – отчитывала она девушку, в то время как руки ее укладывали ткань юбок в огромные складки, похожие на цветы. – Помоги нам, Господи, но тебе, девочка, будет трудно отучиться от своих монастырских замашек! Не опускай глаза! Вот так! Подними и подбородок, расправь плечи, не бойся показаться высокой. Я хочу, чтобы твои волосы были видны, несмотря на вуаль.
Она бросалась на небесно-голубой шелк вуали, как на врага, расправляя его на плечах Идэйн. Один из сопровождавших их рыцарей рассмеялся. Жена коменданта обернулась и одарила его ледяным взглядом.
– Вы можете смеяться, сэр Жэрвез, но, если бы не ваши французские моды и то, что придворные дамы им рабски следуют, я бы просто выбросила эту вуаль. Эти головные уборы – вуали и платки, подвязанные вокруг шеи и под подбородком, – просто способ показать жалкие крохи того, что простые люди должны хранить и оберегать всю свою жизнь.
Она снова оправила вуаль, чуть надвинув ее на сей раз на лоб, недовольно чмокая при этом губами.
– Нам надо, чтобы это хорошенькое личико было открыто и чтобы наш благословенный король мог его увидеть. А иначе зачем он пригласил бы нас отужинать в большом зале, еще усталый с дороги и не отряхнувший пыль?
Леди Друсилла отступила, чтобы оценить плоды своего труда. Губы ее были плотно сжаты, в то время как рыцари восторженно уставились на Идэйн.
Платье, выбранное для появления в праздничном пиршественном зале замка в обществе короля Генриха, было из сине-серого бархата с корсажем и рукавами, вышитыми серебром. Бархат был тяжелым и весьма подходящим материалом для этого времени года, потому что при всем своем великолепии защищал от пронизывающих до костей сквозняков, гулявших по замку Бистон. Кроме того, у этого платья был модный покрой.
Жена коменданта решила, что это платье изготовлено во Франции и что оно могло принадлежать одной из бывших любовниц короля Генриха. Должно быть, эта женщина была ростом пониже Идэйн: им пришлось надшить по подолу полосу серебристо-серого атласа.
Теперь Идэйн неподвижно стояла под внимательными взглядами. Голова ее была украшена усеянным серебристыми бериллами обручем, удерживавшим прозрачную вуаль. Леди Друсилла решила отказаться от ленты под подбородком, окаймлявшей лицо, как рамка. Вместо этого она распустила золотые волосы Идэйн, свободно ниспадавшие теперь из-под вуали и окутывавшие плечи и руки, словно облаком. Цвет вуали контрастировал с глазами Идэйн, отчего они казались ослепительно изумрудными.
Рыцари не могли отвести от нее глаз. – Она прекрасна, как звезда, – сказал маленький оруженосец писклявым голосом.
Двое других обернулись и посмотрели на него, безмолвно порицая за столь смелое высказывание. Они передали мальчику факел и вытолкали его во двор, чтобы он шел впереди. Рыцари открыли двери башни и пропустили дам вперед.
Травянистая лужайка была окружена пятью башнями замка Бистон, донжоном и стенами. Солнце уже садилось, но двор замка был полон дворян, королевских министров и людей духовного звания, а также лордов и военных разного чина, Все они собрались здесь, чтобы присоединиться к королю Генриху в его войне с Шотландией. Там были графы Херфорд, Лестер, Честер и Йорк и даже высокородный Бигод, время от времени становившийся союзником Генриха, а также граф Норфолк.
Но не все важные люди могли рассчитывать на трапезу в зале Бистонского замка. Снаружи, за стенами замка, были накрыты столы под балдахинами для местных дворян, иностранных министров и клириков рангом пониже, прибывших отпраздновать прибытие короля. На кострах поджаривали целые овечьи и бычьи туши. Между замком и соседними полями дребезжали повозки, подъезжая из ближайших мест, где расположились лагерем войска действующей армии, развозя хлеб, мясо и добрый честерский эль.
– Туда, в зал! – крикнула леди Друсилла прямо в ухо Идэйн.
Рыцари эскорта, а также юный оруженосец с белыми волосами поотстали у дверей зала. Слово, произнесенное леди Друсиллой на ухо привратнику, позволило им протиснуться в глубину зала и присоединиться к шумной толпе.
Несмотря на предупреждающие тычки леди Друсиллы, Идэйн опустила голову. Проходы были запружены толпами народа, и все места за столами заняты. Но, несмотря на рев толпы, Идэйн казалось, что она слышит шепот, несущийся ей вслед.
Леди Друсилла провела Идэйн в левую половину зала, в угол, предназначенный для высокородных вдов и других лиц, находящихся под опекой короля.
Все женщины знали жену коменданта.
– О, мы так соскучились по вас, миледи Друсилла, – заявила женщина в черной траурной одежде и белом головном уборе, подвязанном, как у монахини, под подбородком широкой белой лентой. – Подумать только! На всю зиму запереться в Восточной башне и заниматься починкой одежды. Думаю, я бы от этого уже заболела.
Ее пронзительные глазки без зазрения совести оглядывали Идэйн, пока та усаживалась на скамье рядом с ней и принимала миску овсяной каши.
– Это синее платье – одно из тех, что вы сшили?
Леди Друсилла похлопала Идэйн по руке, чтобы все это видели.
– Имейте уважение к достойному труду, мадам. Да, мы занимались шитьем. Эта прекрасная девушка – подопечная нашего благословенного короля Генриха, воспитанная в монастыре. Я к ней привязана, как к родной дочери.
– Ну, после сегодняшнего вечера она едва ли будет заниматься шитьем, – пробормотала себе под нос одна из дам.
Первая дама снова подала голос:
– Я бы тоже привязалась к ней, как к дочери, если бы мои карманы были полны королевского серебра.
Несколько голосов вступили в разговор и одернули сплетниц:
– Спокойнее, спокойнее, леди. Заговорила толстая женщина, сидевшая в конце стола:
– Давайте-ка воздадим хвалу королю, да благословит его Господь за его доброту и щедрость.
Вдовы, не сводя глаз с Идэйн, затянули нестройную молитву во здравие короля, после чего заговорили на другие темы. Когда большинство обедающих покончили со второй переменой блюд, подали напитки, и началась настоящая пирушка. В это время прибыл король со своими приближенными.
Судя по виду короля Генриха и его дворян, они только что держали военный совет. Многие из военачальников избавились от оружия и доспехов, но не сняли плотных военных, пропитанных потом плащей.
Король Генрих, по-видимому, проголодался, потому что поспешил по центральному проходу пиршественного зала, обгоняя своих министров и генералов. Он быстро шагал в своих заляпанных глиной сапогах, в малиновом атласном камзоле, расстегнутом спереди, из-под которого была видна покрытая пятнами нижняя сорочка.
Многие из его подданных слышали рассказы о равнодушии Генриха Плантагенета к красивой одежде и уходу за своей внешностью. Его отец, граф Анжуйский, был человеком необыкновенной красоты, но этой красоты король не унаследовал. Он был плотным мужчиной среднего роста, с жидкими рыжеватыми волосами, небритой щетиной и выглядел, как самый неухоженный солдат своей армии.
И все же он был королем, что ни у кого не вызывало сомнений.
Идэйн подалась вперед, чтобы видеть, как проходит государь. Его выпуклые серо-голубые глаза выискивали за столами знакомые лица, и он громко приветствовал тех, кого знал. Несмотря на неухоженный вид, король был полон неукротимой энергии. Некоторые называли его величайшим в Европе королем. Он был прекрасным, верным другом и остроумным собеседником. Ученые и поэты обожали его. Но среди знающих короля Генриха были и такие, кому было известно, что он способен на самое низкое предательство, вызвавшее отчуждение его собственных сыновей, на бесчеловечную жестокость и что время от времени на него нападали приступы такой ярости, что он с пеной на губах катался по полу и выл, как дикий зверь.
Идэйн заметила, как он повернул голову и посмотрел поверх толпы на вдовий стол. В следующую секунду она сказала себе, что король Генрих не мог выделить из столь многочисленной толпы женщину, которой никогда в жизни не видел. Но Идэйн почувствовала, как кожу ее будто обожгло, словно он прикоснулся к ней. И она отпрянула, спрятавшись за спину леди Друсиллы.
Когда она осмелилась снова поднять голову, то увидела в переполненном зале дворян, собравшихся за столом, стоявшим выше остальных. Стол был осенен знаменами короля с анжуйскими леопардами. Она заметила там также знамена Херфордов с вепрями и зелено-белые штандарты графов де Морлэ.
Группа английских вельмож, некоторые в сопровождении жен, подошли к столу короля и окружили Генриха. Там уже были Херфорд и Джилберт Фолиот, епископ Лондонский и один из главных советников короля Генриха и его ближайший друг Роберт Бомон, граф Лестер.
Рядом с королевским столом, беседуя с епископом Йоркским, стоял высокий мужчина в коротком зеленом плаще и с непокрытой головой, увенчанной копной темно-рыжих волос – граф де Морлэ. Но вид другой высокой фигуры, стоявшей возле него, заставил Идэйн податься вперед и ухватиться за край стола.
Волосы мужчины по нормандской моде были коротко подстрижены, и голова теперь казалась совсем круглой. Он тоже только что прибыл с севера и, очевидно, не успел переодеться. Он снял только латы, но его короткий зеленый плащ был не только покрыт пятнами пота, как у его отца, но казался потрепанным. Он выглядел утомленным, лицо казалось исхудавшим и измученным, а широкий и всегда готовый к улыбке рот теперь был мрачно сжат.
Идэйн хотелось легонько коснуться пальцами его рта, погладить его. И тотчас же припомнились его поцелуи, и ей захотелось прижаться к этому рту губами.
– Пойдем, – громко сказала леди Друсилла. – Девушка, ты что, не слышишь меня? Нам делает знаки королевский церемониймейстер и телохранитель сэр Невилл, чтобы мы приблизились!
Идэйн не могла отвести глаз от Магнуса. Знал ли он, что она в замке Бистон? Может быть, от него это скрывали с той самой минуты, как они расстались? Или он даже не потрудился разузнать о ее судьбе?
Она терзала себя этими мыслями, в то время как ее заставляли встать с места.
Магнус! – пыталась Идэйн позвать его. Сквозь жаркий и наполненный дымом воздух пиршественного зала она пыталась призвать его: Магнус, я хочу тебя, ты мне нужен!
В конце концов леди Друсилла и еще две вдовы силой заставили ее подняться со скамьи.
– Девушка, что с тобой? Ты не в себе? – шипела ей в ухо жена коменданта. – Ты что, онемела? Оглохла? Неужели не слышишь меня? Я говорю, что мы должны подойти к столу и сесть рядом с сэром Генри Бельфлером и его родичами.
Идэйн оглядывалась, медленно соображая. Кастелян был далеко от них. Он сидел с другими дворянами.
– Я не могу там сидеть, – сказала она, понимая, что тогда она будет находиться на глазах у короля. Магнус и его отец увидят ее.
Никто не обратил внимания на ее протесты. Королевские рыцари пробивались сквозь толпу, расчищая путь. Повара, слуги и толпы гостей расступались, давая им пройти. Шум немного стих. Кастелян и его семья казались несколько взволнованными. Они поднялись из-за стола, чтобы пропустить Идэйн и леди Друсиллу на их места.
Идэйн едва слышала, что говорит жена коменданта. Сын кастеляна, новоиспеченный оруженосец, не сводил с нее глаз. Сэр Генри, бросив быстрый взгляд на жену, сказал, что столь редкостная красавица – всегда желанная гостья за его столом. Леди Энид, побледнев, опустила глаза в тарелку.
Идэйн видела, что кастелян и его семья не ожидали, что их обяжут разделить трапезу с той, которая, по-видимому, должна была стать новой фавориткой короля. Рядом с женой кастеляна сидел бенедиктинский аббат из Уэльса, который что-то оживленно заговорил, время от времени бросая взгляды на Идэйн.
По выражению лица аббата она не могла угадать, что он о ней думает. Его глаза обшарили ее всю, и она подумала, что вряд ли это просто любопытство.
Слуга принес ей хлеб и оловянное блюдо. Перед центральным столом расчистили место для арфиста, валлийского мальчика, певшего на своем языке столь же хорошо, как на английском и французском.
На краю стола, где сидел сэр Генри с семьей, обносили жарким из зайца и оленьим окороком. Идэйн взяла нож и смотрела на кусок мяса на своей тарелке, думая о вдовьем столе и поданной там овсяной каше. Когда она подняла голову, то увидела мальчика-арфиста, стоявшего перед центральным столом на возвышении и опиравшегося ногой о скамеечку, чтобы достать до своей валлийской арфы, а за его спиной стояли дворяне, окруженные пажами, оруженосцами и челядью.
Найэл фитц Джулиан, граф де Морлэ, был далеко, на правом конце стола, и беседовал с епископом Лондонским. Слева от него ярко накрашенная женщина повисла на руке графа Лестера. Трудно было сказать, была ли она его женой или любовницей.
Взгляд Идэйн задержался на середине стола, и она вздрогнула, встретив на себе пристальный взгляд выпуклых голубых глаз короля Генриха. Он внимательно ее разглядывал, не слушая Роберта Бомона.
Итак, король знает, что она здесь. Он приказал, чтобы ее пересадили поближе, чтобы рассмотреть ее. Идэйн почувствовала, как по ее спине побежали мурашки – король внушал ей ужас. Она оглянулась вокруг, но не увидела того, кого искала. Магнуса фитц Джулиана нигде не было видно.
Магнус прошел в конец зала и вышел во двор приветствовать своего младшего брата Роберта, которого король, как ожидалось, должен был посвятить в рыцари, а также своего оруженосца Лоренса д'Арбанвилля. Он не ожидал встретить здесь другого своего брата, Ричарда, тоже ожидавшего его появления, и сестру Элуэйн. Роберт держался с достоинством, но Элуэйн и Ричард с радостными криками бросились обнимать его, видя старшего брата целым и невредимым.
– Нас здесь собралось слишком много, – сурово сказал Магнус. Роберт уже сообщил ему, куда и почему они собираются отвести его. – Все мы не вписываемся в этот цветник, в это дамское собрание. А где матушка?
– Она уже там, с графиней.
Элуэйн повисла на его руке и смотрела на Магнуса сияющими глазами.
– Не беспокойся, для нас всех найдется там место. Нас всего пятеро. Кроме того, Херфордов больше, чем нас, если считать всех их малышей. Девочки из семьи Бомонов тоже здесь. Они тобой так восхищаются!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
В планах Генриха Плантагенета девушке не отводилась особая роль, говорил себе Асгард. Но он провел достаточно много времени при дворе английского короля, чтобы познакомиться с его пытливым умом и узнать, что Генрих не сможет устоять перед искушением использовать ее, если удастся.
Господь свидетель, думал Асгард, тамплиеры не хотели злоупотреблять ею, они только желали использовать тайную силу, которой девушка обладала, чтобы обогатить свои знания Господних тайн. Ходили слухи, что даже теперь Великий магистр в Париже интересуется сектой последователей Креста Розы, розенкрейцеров, в надежде воспользоваться плодами их божественного просветления.
Очень скверным оказалось то, что подобный ей ясновидящий старец был обнаружен на одном из дальних западных островов близ Шотландии. Его похитили люди короля и увезли с собой. Но после нескольких месяцев допросов он умер, так ничего и не открыв.
Асгард не мог допустить, чтобы нечто подобное случилось с Идэйн. Она принадлежала ему. Она принадлежала ему с того самого момента, как он заплатил за нее выкуп этим варварам в их вонючей каменной башне-форте и привез ее командору тамплиеров в Эдинбург. И с того момента великие силы были приведены в действие. Они все это почувствовали в ту ночь в подземелье зала собраний.
Асгард весь дрожал, хотя зимнее солнце пригревало довольно сильно. Он думал, что с помощью этой девушки орден Бедных Рыцарей Храма Соломонова сможет творить чудеса. Те, кто говорил, что они собираются раскрыть смысл вселенной, не преувеличивал. Они хотели раскрыть смысл Божьих тайн. Или смысл самой жизни.
Асгард слегка вздрогнул. С другой стороны, он знал, что нравы ее распутны, что это женщина, легко поддающаяся велениям плоти. Он знал, что она спала с рыжеволосым рыцарем-наемником. Возможно, развлекалась с Тайросом и другим цыганом. И теперь, оскверненная плотским грехом, она уже никому не нужна.
Но ее нельзя было просто отпустить. И превыше всего, нельзя позволить, чтобы этот распутный король Генрих Английский сумел воспользоваться ею и ее даром.
И он, сказал себе Асгард, должен этому помешать.
18
– Скорее, скорее, – торопила леди Друсилла.
Она тянула Идэйн вниз по лестнице, а за ними следовал эскорт – маленький, но крепко сколоченный оруженосец с почти белыми волосами и два высоких рыцаря с факелами.
У подножия лестницы жена коменданта остановилась, чтобы поправить головной убор Идэйн и одернуть ей юбки.
– Не опускай подбородок, – отчитывала она девушку, в то время как руки ее укладывали ткань юбок в огромные складки, похожие на цветы. – Помоги нам, Господи, но тебе, девочка, будет трудно отучиться от своих монастырских замашек! Не опускай глаза! Вот так! Подними и подбородок, расправь плечи, не бойся показаться высокой. Я хочу, чтобы твои волосы были видны, несмотря на вуаль.
Она бросалась на небесно-голубой шелк вуали, как на врага, расправляя его на плечах Идэйн. Один из сопровождавших их рыцарей рассмеялся. Жена коменданта обернулась и одарила его ледяным взглядом.
– Вы можете смеяться, сэр Жэрвез, но, если бы не ваши французские моды и то, что придворные дамы им рабски следуют, я бы просто выбросила эту вуаль. Эти головные уборы – вуали и платки, подвязанные вокруг шеи и под подбородком, – просто способ показать жалкие крохи того, что простые люди должны хранить и оберегать всю свою жизнь.
Она снова оправила вуаль, чуть надвинув ее на сей раз на лоб, недовольно чмокая при этом губами.
– Нам надо, чтобы это хорошенькое личико было открыто и чтобы наш благословенный король мог его увидеть. А иначе зачем он пригласил бы нас отужинать в большом зале, еще усталый с дороги и не отряхнувший пыль?
Леди Друсилла отступила, чтобы оценить плоды своего труда. Губы ее были плотно сжаты, в то время как рыцари восторженно уставились на Идэйн.
Платье, выбранное для появления в праздничном пиршественном зале замка в обществе короля Генриха, было из сине-серого бархата с корсажем и рукавами, вышитыми серебром. Бархат был тяжелым и весьма подходящим материалом для этого времени года, потому что при всем своем великолепии защищал от пронизывающих до костей сквозняков, гулявших по замку Бистон. Кроме того, у этого платья был модный покрой.
Жена коменданта решила, что это платье изготовлено во Франции и что оно могло принадлежать одной из бывших любовниц короля Генриха. Должно быть, эта женщина была ростом пониже Идэйн: им пришлось надшить по подолу полосу серебристо-серого атласа.
Теперь Идэйн неподвижно стояла под внимательными взглядами. Голова ее была украшена усеянным серебристыми бериллами обручем, удерживавшим прозрачную вуаль. Леди Друсилла решила отказаться от ленты под подбородком, окаймлявшей лицо, как рамка. Вместо этого она распустила золотые волосы Идэйн, свободно ниспадавшие теперь из-под вуали и окутывавшие плечи и руки, словно облаком. Цвет вуали контрастировал с глазами Идэйн, отчего они казались ослепительно изумрудными.
Рыцари не могли отвести от нее глаз. – Она прекрасна, как звезда, – сказал маленький оруженосец писклявым голосом.
Двое других обернулись и посмотрели на него, безмолвно порицая за столь смелое высказывание. Они передали мальчику факел и вытолкали его во двор, чтобы он шел впереди. Рыцари открыли двери башни и пропустили дам вперед.
Травянистая лужайка была окружена пятью башнями замка Бистон, донжоном и стенами. Солнце уже садилось, но двор замка был полон дворян, королевских министров и людей духовного звания, а также лордов и военных разного чина, Все они собрались здесь, чтобы присоединиться к королю Генриху в его войне с Шотландией. Там были графы Херфорд, Лестер, Честер и Йорк и даже высокородный Бигод, время от времени становившийся союзником Генриха, а также граф Норфолк.
Но не все важные люди могли рассчитывать на трапезу в зале Бистонского замка. Снаружи, за стенами замка, были накрыты столы под балдахинами для местных дворян, иностранных министров и клириков рангом пониже, прибывших отпраздновать прибытие короля. На кострах поджаривали целые овечьи и бычьи туши. Между замком и соседними полями дребезжали повозки, подъезжая из ближайших мест, где расположились лагерем войска действующей армии, развозя хлеб, мясо и добрый честерский эль.
– Туда, в зал! – крикнула леди Друсилла прямо в ухо Идэйн.
Рыцари эскорта, а также юный оруженосец с белыми волосами поотстали у дверей зала. Слово, произнесенное леди Друсиллой на ухо привратнику, позволило им протиснуться в глубину зала и присоединиться к шумной толпе.
Несмотря на предупреждающие тычки леди Друсиллы, Идэйн опустила голову. Проходы были запружены толпами народа, и все места за столами заняты. Но, несмотря на рев толпы, Идэйн казалось, что она слышит шепот, несущийся ей вслед.
Леди Друсилла провела Идэйн в левую половину зала, в угол, предназначенный для высокородных вдов и других лиц, находящихся под опекой короля.
Все женщины знали жену коменданта.
– О, мы так соскучились по вас, миледи Друсилла, – заявила женщина в черной траурной одежде и белом головном уборе, подвязанном, как у монахини, под подбородком широкой белой лентой. – Подумать только! На всю зиму запереться в Восточной башне и заниматься починкой одежды. Думаю, я бы от этого уже заболела.
Ее пронзительные глазки без зазрения совести оглядывали Идэйн, пока та усаживалась на скамье рядом с ней и принимала миску овсяной каши.
– Это синее платье – одно из тех, что вы сшили?
Леди Друсилла похлопала Идэйн по руке, чтобы все это видели.
– Имейте уважение к достойному труду, мадам. Да, мы занимались шитьем. Эта прекрасная девушка – подопечная нашего благословенного короля Генриха, воспитанная в монастыре. Я к ней привязана, как к родной дочери.
– Ну, после сегодняшнего вечера она едва ли будет заниматься шитьем, – пробормотала себе под нос одна из дам.
Первая дама снова подала голос:
– Я бы тоже привязалась к ней, как к дочери, если бы мои карманы были полны королевского серебра.
Несколько голосов вступили в разговор и одернули сплетниц:
– Спокойнее, спокойнее, леди. Заговорила толстая женщина, сидевшая в конце стола:
– Давайте-ка воздадим хвалу королю, да благословит его Господь за его доброту и щедрость.
Вдовы, не сводя глаз с Идэйн, затянули нестройную молитву во здравие короля, после чего заговорили на другие темы. Когда большинство обедающих покончили со второй переменой блюд, подали напитки, и началась настоящая пирушка. В это время прибыл король со своими приближенными.
Судя по виду короля Генриха и его дворян, они только что держали военный совет. Многие из военачальников избавились от оружия и доспехов, но не сняли плотных военных, пропитанных потом плащей.
Король Генрих, по-видимому, проголодался, потому что поспешил по центральному проходу пиршественного зала, обгоняя своих министров и генералов. Он быстро шагал в своих заляпанных глиной сапогах, в малиновом атласном камзоле, расстегнутом спереди, из-под которого была видна покрытая пятнами нижняя сорочка.
Многие из его подданных слышали рассказы о равнодушии Генриха Плантагенета к красивой одежде и уходу за своей внешностью. Его отец, граф Анжуйский, был человеком необыкновенной красоты, но этой красоты король не унаследовал. Он был плотным мужчиной среднего роста, с жидкими рыжеватыми волосами, небритой щетиной и выглядел, как самый неухоженный солдат своей армии.
И все же он был королем, что ни у кого не вызывало сомнений.
Идэйн подалась вперед, чтобы видеть, как проходит государь. Его выпуклые серо-голубые глаза выискивали за столами знакомые лица, и он громко приветствовал тех, кого знал. Несмотря на неухоженный вид, король был полон неукротимой энергии. Некоторые называли его величайшим в Европе королем. Он был прекрасным, верным другом и остроумным собеседником. Ученые и поэты обожали его. Но среди знающих короля Генриха были и такие, кому было известно, что он способен на самое низкое предательство, вызвавшее отчуждение его собственных сыновей, на бесчеловечную жестокость и что время от времени на него нападали приступы такой ярости, что он с пеной на губах катался по полу и выл, как дикий зверь.
Идэйн заметила, как он повернул голову и посмотрел поверх толпы на вдовий стол. В следующую секунду она сказала себе, что король Генрих не мог выделить из столь многочисленной толпы женщину, которой никогда в жизни не видел. Но Идэйн почувствовала, как кожу ее будто обожгло, словно он прикоснулся к ней. И она отпрянула, спрятавшись за спину леди Друсиллы.
Когда она осмелилась снова поднять голову, то увидела в переполненном зале дворян, собравшихся за столом, стоявшим выше остальных. Стол был осенен знаменами короля с анжуйскими леопардами. Она заметила там также знамена Херфордов с вепрями и зелено-белые штандарты графов де Морлэ.
Группа английских вельмож, некоторые в сопровождении жен, подошли к столу короля и окружили Генриха. Там уже были Херфорд и Джилберт Фолиот, епископ Лондонский и один из главных советников короля Генриха и его ближайший друг Роберт Бомон, граф Лестер.
Рядом с королевским столом, беседуя с епископом Йоркским, стоял высокий мужчина в коротком зеленом плаще и с непокрытой головой, увенчанной копной темно-рыжих волос – граф де Морлэ. Но вид другой высокой фигуры, стоявшей возле него, заставил Идэйн податься вперед и ухватиться за край стола.
Волосы мужчины по нормандской моде были коротко подстрижены, и голова теперь казалась совсем круглой. Он тоже только что прибыл с севера и, очевидно, не успел переодеться. Он снял только латы, но его короткий зеленый плащ был не только покрыт пятнами пота, как у его отца, но казался потрепанным. Он выглядел утомленным, лицо казалось исхудавшим и измученным, а широкий и всегда готовый к улыбке рот теперь был мрачно сжат.
Идэйн хотелось легонько коснуться пальцами его рта, погладить его. И тотчас же припомнились его поцелуи, и ей захотелось прижаться к этому рту губами.
– Пойдем, – громко сказала леди Друсилла. – Девушка, ты что, не слышишь меня? Нам делает знаки королевский церемониймейстер и телохранитель сэр Невилл, чтобы мы приблизились!
Идэйн не могла отвести глаз от Магнуса. Знал ли он, что она в замке Бистон? Может быть, от него это скрывали с той самой минуты, как они расстались? Или он даже не потрудился разузнать о ее судьбе?
Она терзала себя этими мыслями, в то время как ее заставляли встать с места.
Магнус! – пыталась Идэйн позвать его. Сквозь жаркий и наполненный дымом воздух пиршественного зала она пыталась призвать его: Магнус, я хочу тебя, ты мне нужен!
В конце концов леди Друсилла и еще две вдовы силой заставили ее подняться со скамьи.
– Девушка, что с тобой? Ты не в себе? – шипела ей в ухо жена коменданта. – Ты что, онемела? Оглохла? Неужели не слышишь меня? Я говорю, что мы должны подойти к столу и сесть рядом с сэром Генри Бельфлером и его родичами.
Идэйн оглядывалась, медленно соображая. Кастелян был далеко от них. Он сидел с другими дворянами.
– Я не могу там сидеть, – сказала она, понимая, что тогда она будет находиться на глазах у короля. Магнус и его отец увидят ее.
Никто не обратил внимания на ее протесты. Королевские рыцари пробивались сквозь толпу, расчищая путь. Повара, слуги и толпы гостей расступались, давая им пройти. Шум немного стих. Кастелян и его семья казались несколько взволнованными. Они поднялись из-за стола, чтобы пропустить Идэйн и леди Друсиллу на их места.
Идэйн едва слышала, что говорит жена коменданта. Сын кастеляна, новоиспеченный оруженосец, не сводил с нее глаз. Сэр Генри, бросив быстрый взгляд на жену, сказал, что столь редкостная красавица – всегда желанная гостья за его столом. Леди Энид, побледнев, опустила глаза в тарелку.
Идэйн видела, что кастелян и его семья не ожидали, что их обяжут разделить трапезу с той, которая, по-видимому, должна была стать новой фавориткой короля. Рядом с женой кастеляна сидел бенедиктинский аббат из Уэльса, который что-то оживленно заговорил, время от времени бросая взгляды на Идэйн.
По выражению лица аббата она не могла угадать, что он о ней думает. Его глаза обшарили ее всю, и она подумала, что вряд ли это просто любопытство.
Слуга принес ей хлеб и оловянное блюдо. Перед центральным столом расчистили место для арфиста, валлийского мальчика, певшего на своем языке столь же хорошо, как на английском и французском.
На краю стола, где сидел сэр Генри с семьей, обносили жарким из зайца и оленьим окороком. Идэйн взяла нож и смотрела на кусок мяса на своей тарелке, думая о вдовьем столе и поданной там овсяной каше. Когда она подняла голову, то увидела мальчика-арфиста, стоявшего перед центральным столом на возвышении и опиравшегося ногой о скамеечку, чтобы достать до своей валлийской арфы, а за его спиной стояли дворяне, окруженные пажами, оруженосцами и челядью.
Найэл фитц Джулиан, граф де Морлэ, был далеко, на правом конце стола, и беседовал с епископом Лондонским. Слева от него ярко накрашенная женщина повисла на руке графа Лестера. Трудно было сказать, была ли она его женой или любовницей.
Взгляд Идэйн задержался на середине стола, и она вздрогнула, встретив на себе пристальный взгляд выпуклых голубых глаз короля Генриха. Он внимательно ее разглядывал, не слушая Роберта Бомона.
Итак, король знает, что она здесь. Он приказал, чтобы ее пересадили поближе, чтобы рассмотреть ее. Идэйн почувствовала, как по ее спине побежали мурашки – король внушал ей ужас. Она оглянулась вокруг, но не увидела того, кого искала. Магнуса фитц Джулиана нигде не было видно.
Магнус прошел в конец зала и вышел во двор приветствовать своего младшего брата Роберта, которого король, как ожидалось, должен был посвятить в рыцари, а также своего оруженосца Лоренса д'Арбанвилля. Он не ожидал встретить здесь другого своего брата, Ричарда, тоже ожидавшего его появления, и сестру Элуэйн. Роберт держался с достоинством, но Элуэйн и Ричард с радостными криками бросились обнимать его, видя старшего брата целым и невредимым.
– Нас здесь собралось слишком много, – сурово сказал Магнус. Роберт уже сообщил ему, куда и почему они собираются отвести его. – Все мы не вписываемся в этот цветник, в это дамское собрание. А где матушка?
– Она уже там, с графиней.
Элуэйн повисла на его руке и смотрела на Магнуса сияющими глазами.
– Не беспокойся, для нас всех найдется там место. Нас всего пятеро. Кроме того, Херфордов больше, чем нас, если считать всех их малышей. Девочки из семьи Бомонов тоже здесь. Они тобой так восхищаются!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33