Что они могли сделать с беззащит­ной и нагой девушкой, оставшейся с ними один на один среди пустынной местности.
Магнус обернулся, потому что почувствовал, что наконечник копья уперся ему в спину. Он, вы­ругавшись, отпрянул. Бородатый старик, к кото­рому присоединился еще один представитель стар­шего поколения, пытались что-то втолковать ему. В их речи можно было различить немного сакских слов – в основном же они кричали и жестикули­ровали.
– Прекратите! Перестаньте орать! – Маг­нус не мог их понять. Но как только он положил руку на рукоять меча, смуглые, одетые в кожи юноши обступили его со всех сторон, тыча в него остриями своих копий так, что он не мог двинуться с места.
Старик приблизил свое лицо к лицу Магнуса.
– Ты, – произнес он по-сакски, – иди. Магнус был даже рад этому. Ему хотелось уйти отсюда как можно скорее, распрощаться с этим народцем, предоставив этих дикарей их зло­счастной судьбе, и мчаться вперед по следам, ос­тавленным похитителями Идэйн.
И он это сделает. Как только они уберут по­дальше свои копья. Оглянувшись, он понял, что уйти отсюда будет не так-то просто. Шарообразные низкорослые женщины окружили его, трогали его ноги, ощупывали мускулы на предплечьях, даже поднимали полы плаща, чтобы ущипнуть его за ягодицу.
– Перестань сейчас же! – крикнул Магнус той, на которой красовался обрывок красного шелкового шарфа. От этого зрелища сердце его болезненно сжалось, потому что он вспомнил пре­красную девушку, на которой впервые увидел этот шарф, столь нежно и покорно покоившуюся в его объятиях.
Женщина чуть постарше, в корсаже от свадеб­ного платья Идэйн, исследовала его грудь и плечи.
– Отстань, я сказал! – Магнус попытался оттолкнуть женщин. Он вытянул меч из ножен, чтобы показать, что не шутит: если ему предстоит расчистить себе путь из деревеньки мечом, он так и сделает. Но как только он сделал шаг вперед, копьеносцы, синие лица которых приняли свире­пое выражение, подняли и направили на него свое оружие.
Магнус пытался прикинуть, достаточно ли его меча, чтобы одолеть дюжину недомерков, воору­женных копьями, когда группа старух оттеснила воинов. Впереди была старая карга с обнаженны­ми грудями, другие следовали за ней. В мгновение ока они вцепились в Магнуса. Теперь он уже не мог обнажить свой меч, чтобы защититься от них. Их руки шарили за поясом его штанов. Несколько старых ведьм повисли на его руках, ощупывая би­цепсы и что-то восклицая. Копьеносцы кружили рядом, образуя непроницаемый живой барьер.
Магнус сопротивлялся, но женщины шаг за шагом подталкивали его к одной из хижин. Старая кокетка просунула руку за пояс его штанов и вце­пилась в его член с такой силой, будто от этого зависело спасение ее жизни. Попытка освободиться и одновременно удержать меч не увенча­лась успехом. Магнус зашатался и чуть не упал. Тотчас же его подняли на ноги.
Отчаявшись, он закричал изо всей силы, умо­ляя о помощи, – ему было все равно, откуда она придет, – но никто его не слушал. Уголком глаза он видел мужчину, присевшего на корточки у ам­бара, чтобы подоить козу. Какая-то часть его сознания, подернутая туманом забвения, хранила воспоминания об историях, о далеком прошлом. В них упоминались эти никому не известные пле­мена, живущие далеко на севере, о том, что они практикуют человеческие жертвоприношения, и о том, что они пытают своих пленников, расчленяют их тела и сжигают.
О том, что они едят друг друга.
Оказавшись в хижине, Магнус споткнулся и упал на колени. Он попытался вытянуть меч из ножен, но визжащие старухи повисли на его ру­ках. Магнус даже не предполагал в них такой силы.
Старик с покрытым татуировкой лицом вошел и прикрикнул на них. Магнус теперь лежал на спине, распростертый на полу, а четверо старух сидели на его руках и плечах, удерживая его в этом положении. Трое других трудились, пытаясь снять с него обувь. Магнус попытался стряхнуть их, но старейшина сделал знак двоим юношам с копьями, и те наставили их острия на молодого че­ловека, метя ему прямо в горло, и вынудили его лежать тихо.
Старик наклонился над ним и что-то сказал, но Магнус его не понял. Потом старик схватил девушку в корсаже от синего подвенечного платья Идэйн и, подняв ее руку, положил ее на плечо ко­пьеносца, стоявшего с ней рядом. Все трое стояли и выжидательно смотрели на Магнуса.
– Чтобы вам всем было пусто! – выругался Магнус и попытался снова подняться, но его толк­нули и водворили в прежнее положение. – Дайте мне встать и убраться из этого проклятого места!
Старик покачал головой. Задыхаясь, Магнус опустился на пол, опираясь на локти. Лица копье­носцев и девицы в свадебном корсаже Идэйн были на удивление похожими. А черные глаза смотрели на него не отрываясь и походили на неподвижные глаза змеи.
Старик резко повернулся, отыскал в толпе де­вушку в красном шелковом шарфе и подтянул ее ближе к себе и первой паре молодых людей. Ря­дом с ней он поставил второго копьеносца. Все пятеро стояли рядом, а старухи продолжали си­деть на корточках, издавая какое-то шипение и подталкивая друг друга локтями.
Магнус сел, держа руку на рукояти меча. Он не мог не заметить, что молодые люди, которых выстроил старейшина, были на удивление похожи друг на друга. К несчастью для этого племени или клана, разница между приземистыми мускулистыми мужчинами и такими же женщинами была ма­ло заметна, даже несмотря на их молодость.
«Боже милостивый! – осенило Магнуса. – Так вот в чем дело!»
Жители этой деревни – одна большая семья. Они братья и сестры. А остальные в лучшем слу­чае двоюродные братья и сестры. Не диво, что эти старухи вцепились в него с такой же яростью, с какой мясник удерживает ягненка, обреченного на заклание!
Старухи нипочем не выпустят его. Они набро­сились на него, снова повалили на пол, меч его на сей раз куда-то исчез. Магнус с ревом попытался схватить его, но женщины держали его драгоцен­ный толедский клинок, в то время как остальные срывали с него плащ, рубашку и штаны и бросали эти части его туалета куда-то в сторону.
Все остальное было, как кошмарный сон.
Первая девица бросилась на его обнаженное тело. Это была та, что носила шелковый шарф Идэйн. Несмотря на то что девушка завладела его плотью и возбуждала его и ртом и руками, Маг­нус сумел совершить то, чего она от него добива­лась, только потому, что помнил, что где-то есть золотистая Идэйн, и знал, что когда-нибудь она снова будет принадлежать ему. И тело его от­кликнулось на это воспоминание.
Это было похоже на войну и ни на что иное, даже не на соитие ради похоти. Женщина в крас­ном шарфе подняла свою коровью шкуру и осед­лала его, будто он был резвым жеребцом. Она прыгала на нем так долго и деловито, что выколотила из него все – гнев, ярость и даже, кажется, дар речи и способность дышать.
После того как девица получила то, чего до­бивалась, старухи подвели к нему следующую. Магнус лежал неподвижно, голова его кружилась. Ему нужно вырваться от них и схватить свой меч, а потом выбираться отсюда. Но в это время сестра первой девицы, одетая в юбку от платья Идэйн, по­тянула его к себе. Ее черные косы хлестали ее по спине, когда она взгромоздилась на него, держа его за уши обеими руками так, что он не мог увер­нуться от ее поцелуев.
Магнус испустил отчаянный вопль. У него было такое ощущение, что он тонет. Со всех сто­рон его держали, не давая подняться, цепкие руки. Ему хотелось поубивать их всех. У него не было ни малейшего сочувствия к этим женщинам, желавшим смешать свой низкорослый гномоподобный род с родом фитц Джулианов – статных, рыжеволосых, высоких. Не было к ним этого со­чувствия, хотя он и понимал безвыходность их по­ложения.
Когда наконец на него уселась последняя де­вица в корсаже от брачного платья Идэйн и при­нялась елозить по его телу своими огромными яго­дицами, Магнус застонал. Он был полностью измотан, душа его горела жаждой убийства. Что же касалось этих женщин, добившихся от него, чего хотели, то он надеялся, что каждая из них за­чала от него младенца. Но не мальчика. Если бы все зависело от его воли, он никогда бы не дал на­следника этому племени троллей.
Магнус молил Бога, чтобы все они родили де­вочек и чтобы все эти девочки были высокорослы­ми, как его отец, и обладали таким же мощным телосложением. Он хотел, чтобы они выросли большеногими рыжими великаншами, на одно ли­цо с графом Найэлом фитц Джулианом.
Это сослужит им хорошую службу.
8
Проливной дождь лил уже несколько дней. На той стороне озера находилось точно такое же строение, как это, – круглая башня, подобные которой усеивали всю западную часть гористой Шотландии, но ливень был таким сильным, что сквозь его сплошную серебристую завесу ничего нельзя было разглядеть.
Идэйн никогда не доводилось бывать в столь дождливом месте. Это действовало даже на детей: они становились беспокойными и непоседливыми, хотя, казалось бы, ребятишки, родившиеся и вы­росшие в такой стране, должны были бы привы­кнуть к постоянным дождям.
После того как они все утро изводили жену вождя и ее служанку, пострелята начали приста­вать к воинам клана, которые не остались в долгу и отдубасили их всех, кроме самых маленьких, и вытурили этих чертенят с этажа, где был их ба­рак. Теперь все восемь или девять маленьких от­родий, начиная с тех, кто только учился ходить и переваливался на неверных ножках, и до девочек и мальчиков лет двенадцати с волосами льняными, рыжими, а то и черными, как деготь, в поисках развлечений взобрались по деревянной лесенке к Идэйн.
Вчера Идэйн рассказывала им истории, и после этого мальчики постарше набрали в загонах для лошадей свежей соломы и принесли Идэйн, чтобы она смастерила из нее куколок и маленьких человечков.
Это было приятным занятием, хотя мальчикам больше нравилось делать из соломы солдатиков, а не куколок. Заниматься этим было приятно, не­смотря на то что каменная башня, набитая до от­каза членами клана и домочадцами вождя, была не слишком обжитой, убогой и пустой, в ней не найти было даже столь обычных в каждом семей­ном доме лоскутков и бусинок для изготовления кукол, чтобы было чем занять детей в дождливую погоду.
Сегодня, оглядев детей, Идэйн заметила, что они были беспокойнее обычного. С самого рассве­та они затевали ссоры, за которыми одна за дру­гой следовали потасовки. И не только между маль­чиками, но и между девочками тоже. Идэйн взяла маленького Дункана и посадила к себе на колени, чтобы убрать его подальше от братьев Рори и Каллэма, тузивших друг друга.
Трудно было удержать детей в повиновении до того самого момента, как Константин, вождь клана Санах Дху, проснулся и встал с постели. Константин уже с утра был пьян и теперь пребы­вал в самом скверном расположении духа, которое у него все ухудшалось по мере того, как дни шли, а посланца из Эдинбурга все не было. Они слы­шали раскаты его голоса внизу, а иногда до них доносился грохот: в припадке гнева он швырял все, что попадет под руку, как можно предположить, в свою многострадальную жену. После особенно громкого вопля, за которым последовали грохот и женский плач, одна из девочек разразилась слезами.
– Тише, тише, – пыталась успокоить ее Идэйн, беспомощно глядя на сгрудившихся во­круг нее детей. Ей рассказали, что у вождя клана Санах Дху Константина есть гораздо лучший дом по другую сторону озера, настоящий барский дом и ферма при нем. Но он предпочитал оставаться в этой башне, которую было легче оборонять в слу­чае, если король не согласится заплатить за Идэйн выкуп.
Бог знает, думала Идэйн, спуская с колен ма­лыша, чтобы вытереть нос плачущей маленькой девочке, что случится с ними, если произойдет то, чего они так опасаются. Клан бедствовал и явно нуждался в богатом выкупе. Оборванные ребятишки, сгрудившиеся вокруг нее, нуждались в теплой зимней одежде и хоть какой-нибудь обуви. Даже собственные отпрыски Константина были одеты не намного лучше.
Образ жизни горцев казался ей странным. Сам Константин носил красивый красный шерстя­ной плащ и дорогие меха, сапоги из шкуры котика и дорогие золотые украшения. И его жена была богато одета в соответствии с вкусами и нравами горцев – ее золотые ручные обручи и броши стоили целого состояния. Откуда-то они раздобыли для Идэйн длинное белое платье из удивительно мягкой шерсти, обувь из шкуры лани и несколько браслетов из золотой и серебряной проволоки. Кроме того, у нее еще оставался ее синий плащ, свадебный подарок де Бриза.
Но дети, жившие в этой башне-форте, были одеты, как нищие, и, кажется, никого это не вол­новало. Они всегда вертелись под ногами, как охотничьи собаки или домашние кошки.
Здесь, наверху башни, было довольно тепло, но столько дыма, что почти ничего не было видно. Идэйн послала одного из мальчиков отдернуть коровью шкуру, закрывавшую одну из бойниц, чтобы выпустить хоть немного чада от жаровни. Когда бойница была открыта, они услышали рев небесного потопа, бушевавшего снаружи.
Вздохнув, Идэйн снова взяла малыша Дунка­на и посадила к себе на колени.
– Расскажи историю о Наойзи и Диэдри, – попросила одна из девочек, опираясь острыми локотками о колено Идэйн.
Дети уже слышали историю о Наойзи, самом красивом и отважном из мужчин, и его возлюб­ленной золотоволосой Диэдри. За сегодняшнее утро они уже прослушали ее. Второй раз мальчи­ки уже не могли усидеть на местах спокойно: они то и дело толкали друг друга и начинали на полу возню, потому что им гораздо больше нравилась история о воине Финне Маккуле и его банде.
Они уже перепробовали много игр и наконец угомонились. Тогда Идэйн взяла их за руки одного за другим и, поглаживая детские пальцы, заста­вила появиться на их кончиках маленькие язычки синего пламени.
Этого огня было предостаточно в море и в во­де озер, и потому вызвать его из сырого воздуха ничего не стоило. Идэйн велела им стоять тихо вокруг нее и под страхом боли и наказания запре­тила производить хоть малейший шум, который могли бы услышать внизу, после чего стала осто­рожно поглаживать их пальчики, и на каждом расцвел синий огонек, будто каждый их пальчик стал маленькой свечкой. И даже малыш, сидев­ший у нее на коленях, растопырил ладошки, похожие на морские звездочки, и безмолвно глядел на свои сияющие синим светом пальчики, пока нако­нец не вздумал сунуть большой палец в рот.
Идэйн вытащила палец изо рта и загасила огонек, а потом снова зажгла легкими поглажива­ниями своего указательного пальца. Некоторые из мальчиков терли пальцами лица, щеки и губы, чтобы заставить и их светиться синим огнем, но, конечно, ничего у них не получалось.
– Светиться, как свечки, могут только паль­чики, – объяснила им Идэйн. – Но это тайна, поэтому никому об этом не говорите, а если ска­жете, вся радость пропадет.
Детям это понравилось. Они стояли, глядя на Идэйн широко раскрытыми восхищенными глаз­ками, пока она снова зажигала огоньки на кончи­ках их пальцев и заставляла их ярко светиться. Через некоторое время маленький Дункан заснул. Огоньки на детских пальчиках начали тускнеть, но Идэйн не стала зажигать их вновь. Кажется, дети поняли, что игра не может длиться до беско­нечности. Идэйн посоветовала им прижаться друг к другу, чтобы согреться, и немного вздремнуть. Сама она прислонилась к стене башни и закрыла глаза. Приятно было наблюдать за детьми, когда на кончиках их пальцев загорелись синие огоньки и пальцы стали похожи на маленькие свечи. Не в первый раз за этот день она пыталась призвать себе на помощь Предвидение, но оно не приходило.
Так было все время с тех пор, как ее увезли от молодого рыцаря, занимавшегося с ней у ручья любовью. Матерь Божия, вдруг взмолилась Идэйн, пусть их разлучили не навсегда!
С того самого момента, когда корабль, нагру­женный собранной податью, отчалил от берега, оставив ее одну на отмели, Идэйн не покидало странное ощущение и даже уверенность, что от­ныне и навсегда этот высокий рыжеволосый моло­дой рыцарь будет с нею. И даже будет занимать­ся с ней любовью.
И даже когда корабль вышел в открытое мо­ре, Идэйн пребывала в спокойной уверенности, что так и будет, что и это тоже предопределено, хотя не имела ни малейшего понятия почему.
А потом необходимость в понимании отпала. Тепло и сила его тела, к которому она прильнула во время ужасного шторма, дали ей непоколеби­мую веру, становившуюся все крепче и крепче. И всю ту страшную ночь и следующий день этот бравый молодой рыцарь, вассал графа Честера, оставался для нее средоточием отваги, бесстрашия, красоты, и Предвидение показало ей его тело на борту корабля еще до того, как они добра­лись до ручья, где любили друг друга. И, когда он держал ее в объятиях и занимался с ней любовью, она решила, что он замечательнее, чем она думала.
Эта картина предстала перед ее внутренним взором. Как очаровательно приподнимались углы его крупного рта, когда он говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33