Джесс закрыл глаза, чтобы не видеть отчаяния, проступившего на миг в ее прекрасном лице.
— Я не стреляю в людей. Ты что же думаешь, я просто иду куда глаза глядят и палю в кого попало? О Господи, Кэйди!
— Ах да, я забыла. Только в тех, кто этого заслуживает.
Она оттолкнула его и встала, на ходу запахивая халат. На нее вдруг накатил приступ скромности. Джесс понял, что назревает ссора.
— Послушай меня внимательно, я повторять не намерен.
Он изгнал из себя Джесса и превратился в Голта. Кэйди уставилась на него как завороженная.
— Мы можем говорить обо всем, что тебе в голову взбредет, за исключением моей работы. О которой, — напомнил он, — ты знала еще до того, как, пригласила меня сюда сегодня.
Взяв ее за руку, Джесс заговорил своим собственным голосом:
— Кэйди… Кэйди, девочка моя, давай не будем все портить.
Он заставил ее разжать стиснутый кулак и, поднеся руку к своему лицу, прижался губами к внутренней стороне запястья.
— Все хорошо, правда? Все прекрасно. — Она не ответила, и он продолжил игру, покрывая поцелуями, щекоча языком, легонько покусывая ее маленькую, но сильную ручку с длинными тонкими пальцами. Потом он поднял голову. Ее карие глаза, устремленные на него, были полны печали, недоверия и нежности. Джесс улыбкой попытался заставить ее улыбнуться.
— Ладно, — сказала она наконец.
Но ему не удалось изменить ее мнение или заставить ее забыть. Она приняла решение, вот и все. В настоящий момент (по крайней мере на эту ночь) решение было в его пользу.
— И все-таки я считаю, что ты должен носить цветное, — шутливо заметила Кэйди, отняв у него руку и вытягиваясь рядом с ним на постели. — Можешь не сомневаться, ты и в цветном всех напугаешь до полусмерти, если именно это тебя беспокоит.
Но не так сильно, как ему бы хотелось. Свой гардероб Джесс продумал во всех деталях (он вообще придавал костюму огромное значение, гораздо большее, чем она могла себе представить).
— Ты так думаешь?
Джесс сел, достал соломенную шляпку, нахлобучил ее на затылок, банты заколыхались, и наставил на Кэйди руку с воображаемым револьвером.
— Запомни, ублюдок: одно неверное движение — и ты покойник.
Кэйди согнулась пополам от беспомощного смеха, привалившись к его плечу. Вот теперь она вернулась к нему, его девочка, его прежняя Кэйди — веселая и ничем не стесненная. Джесс обнял ее, и они начали целоваться.
— Как твоя голова? — спросила она, поглаживая его по волосам, но старательно избегая шрама. — Должно быть, болит. Ты здорово треснулся.
Ну разве он мог упустить случай изобразить из себя героя!
— Нет, мне не больно. Просто странное ощущение, все эти стежки…
Джесс осторожно провел пальцем от начала до конца по тонкой, извилистой, колючей полоске чувствительной голой кожи.
— Давай посмотрим.
Кэйди заставила его нагнуть голову и склонилась над ним, едва касаясь зашитой раны кончиками пальцев. У него закружилась голова от запаха ее тела, смешанного с ароматом розовой туалетной воды. Халат был полуоткрыт. Джесс сунул руки внутрь и. обхватил ее чудесные спелые груди. Она перестала исследовать рану и замерла, медленно и ровно дыша, Орел свободы, или как его там, все еще воспарял к ее левому соску. И будет взлетать, когда ей стукнет восемьдесят.
— Не нравится мне эта птица, — признался Джесс.
Признание удивило его самого. Неужели он ревнует к татуировке? — нахмурился Джесс. Что за нелепость! Нет, он ревновал к героическому борцу за свободу Италии, ради которого она сделала эту наколку. И мысль о том, что герой мертв, служила слабым утешением.
— Не по душе?
— Да нет, я, в общем-то, не против, — ответил он уклончиво.
Ведь она уже ничего не могла поделать с этой птицей, не так ли? Так стоит ли теперь злиться?
Кэйди рассеянно провела по татуировке пальцами. Джесс напрягся. Он уже потянулся, чтобы обнять ее, когда она вдруг заговорила:
— Я тебе соврала про наколку. Хочешь знать правду?
— Да, конечно, ясное дело, — ему не терпелось выслушать правдивую историю и успокоиться. — Только не думай, будто я в восторге от твоей байки.
— Ха-ха, — горько усмехнулась она. — Боюсь, что правда понравится тебе. еще меньше.
— Сперва я хотел бы послушать. Иди сюда.
Она выглядела такой смущенной, удрученной, что он обнял ее и привлек к себе, усадил поудобнее у себя под боком.
— Ну теперь давай выкладывай.
— Я тебе сказала, что ношу ее в память о своем возлюбленном.
— Да, я помню. Гарибальдиец. Он помогал освобождать Неаполь.
— И ты в это поверил?
Кэйди изумленно заглянула ему в глаза.
— Ну… в общем-то… Да, поверил. А что? Почему бы и нет?
— Да потому что… — Она засмеялась. — Потому что это дурацкая выдумка.
Джесс тоже засмеялся, чтобы ей потрафить.
— Это даже не орел.
— Не орел? Давай-ка посмотрим.
Она распахнула отворот халата и повернулась к свету. Ее грудь была так хороша, что отвлекала внимание. Ему так и не выпало случая изучить татуировку как следует…
Так… Крылья, глаз, клюв, хвост.
— Гм… Ну, если это не орел, тогда что?
— Это… Разве ты не видишь? Это…
Ей почему-то не хотелось самой называть птицу.
— Ну что?
— Это просто чайка, черт бы ее побрал.
— Ах, чайка, — протянул он. — Да, теперь я вижу. Действительно чайка. Вот у нее…
Кэйди запахнула халат, опустила подбородок и обхватила себя руками крест-накрест. Казалось, она сгорает от стыда. Джесс озадаченно посмотрел на нее.
— Ну ладно, начнем сначала, — осторожно заговорил он. — Так как же это получилось, что у тебя на груди татуировка в виде чайки?
— Я была молода, — угрюмо ответила Кэйди. — Я была совсем еще девчонкой.
— Сколько тебе было? Десять? Двенадцать?
— Восемнадцать.
— Ага. Понятно.
— Я встречалась с этим… Нет, сначала надо сказать, что мой отец как раз… Нет, еще раньше умерла моя мать, и я была…
Джесс терпеливо выжидал. Он смотрел не на Кэйди, а на потолок, по опыту зная, что иногда это облегчает признание.
Она вздохнула.
— Я выросла в Портленде. Отец не жил с нами постоянно, приходил и уходил. И никогда не задерживался подолгу.
— А чем он зарабатывал на жизнь?
— Чем придется. В основном, мне кажется, рыбной ловлей. Но он… сильно пил.
— А твоя мать?
— Умерла, когда мне было пятнадцать. Тогда я бросила школу и начала работать. На фабрике по консервированию лососины. Тебе когда-нибудь приходилось консервировать лососину, Джесс?
— Что-то не припомню.
— Что бы ни случилось, как бы низко ты ни пал, как бы сильно ни обнищал, никогда этим не занимайся.
Джесс чувствовал, как легкая дрожь отвращения пробегает по ее телу.
— Не буду, — торжественно обещал он. — Так что было дальше?
— Дальше? Мой отец исчез навсегда. Мне только-только исполнилось восемнадцать, и я познакомилась с этим парнем. Он был совсем еще мальчик.
Наконец-то они подошли к сути дела.
— Как его звали?
— Джейми. Джейми О’Дул.
— Джейми О’Дул.
Джесс улыбнулся, связав две истории воедино. Догадавшись, о чем он думает, Кэйди тихонько засмеялась.
— Ну да, не Джеймс Дуле. Сама не знаю, зачем я соврала.
Она взяла его за руку и начала по одному перебирать пальцы.
— А вообще-то знаю. Дело в том, что настоящая история… одним словом, она приняла довольно-таки скверный оборот. «Неприглядный», как говорила моя мать.
— Но твоя мать считала, что жизнь — это долг.
— Совершенно верно. Именно так она и считала. Порой мне казалось, что я понимаю отца. Мне самой хотелось сбежать.
Джесс осторожно сжал ее руку.
— Извини. Так на чем я остановилась?
— На парне, который был совсем еще ребенком.
— Джейми, он был матросом. Мне он казался настоящим красавцем. Рассказать тебе, как он выглядел?
— Только если это необходимо.
Кэйди повернулась к нему.
— А почему бы и нет? Ты что, ревнуешь?
— Боюсь, мне пришлось бы его убить.
Она улыбнулась, но улыбка вышла невеселая.
— Возможно, он уже мертв. Когда-то я утешала себя этой мыслью. Говорила себе: он потому и не вернулся за мной, что его нет в живых.
— Вот дубина! Не ты. Он.
—Я тоже была дубиной. Просто дура дурой. И эта штука не дает мне забыть о собственной глупости.
Теперь он мог и сам догадаться, но все-таки спросил:
— Так откуда она у тебя?
— А ты как думаешь? Между прочим, я сама ничего не помню. Я была пьяна в дым.
— Бедная Кэйди, — заметил он с улыбкой.
— Да уж, «бедная Кэйди».
Она презрительно прищелкнула языком.
— Это была его последняя ночь в порту. Он попросил меня выйти за него замуж, и я, конечно, согласилась. Я еще не… мы не… ну, ты понимаешь. Мы еще не спали вместе. В тот вечер мы много выпили. Справляли помолвку.
В ее голосе слышалась горькая насмешка.
— Он сказал, что у меня должна быть такая же татуировка, как у него. Самое романтическое, предложение, какое когда-либо приходилось слышать. Мне ужасно захотелось сделать наколку. И я ее получила. Результат, как говорится, налицо, хотя сама я совершенно ничего не помню. Должно быть, к тому времени я уже отключилась. Зато осталось в памяти, что случилось потом. Правда, смутно. Я потеряла невинность и даже не могу сказать, что мы занимались любовью. Во всяком случае, на меня это не произвело впечатления.
Джесс обнял ее и тихонько поцеловал в висок.
— На следующее утро мне было очень-очень плохо. Я осталась одна с татуировкой, но без возлюбленного. Больше я никогда не видела Джейми.
— И теперь ты не пьешь.
— Кружку пива время от времени. Но крепкого… — Кэйди содрогнулась, — никогда. — Некоторое время они лежали молча.
— Какая грустная история, — осторожно начал Джесс.
— Да нет, это очень глупая история. До сих пор я никому ее не рассказывала.
Он задумался над ее словами.
— Почему же ты рассказала мне?
— Ну, наверное… подумала, что ты поймешь. Не знаю. Мне просто захотелось с кем-то поделиться. Восемь лет я держала все это в секрете. Мне стыдно, но… на самом деле это вовсе не так уж ужасно. Я же никого не убила или…
Она умолкла. Он лежал неподвижно и тоже молчал.
— Ну вот, я все рассказала. «История о том, как Кэйди обзавелась татуировкой». Но если ты кому-нибудь скажешь, боюсь, мне придется убить тебя.
Джесс засмеялся с облегчением, радуясь, что она все обратила в шутку. В эту-ночь серьезный разговор об убийстве совершенно неуместен.
— Зато ты не сможешь отрицать, что уж сегодня-то мы точно занимались любовью, — сказал он, обнимая и целуя ее.
Ее отклик — мгновенный и страстный — взволновал его до глубины души. Никогда в жизни у него не было такой возлюбленной, как Кэйди. Он помог ей вытащить руки из рукавов халата и опрокинул на спину, причем ее голова оказалась ниже подушки. Джесс коленом раздвинул ей ноги, упиваясь напевным звуком, который вырвался при этом из ее груди в предвкушении блаженства. О Господи, ей это нравится почти так же сильно, как и ему самому! Он начал рассказывать ей, какова ее кожа на ощупь. Ему даже не приходилось преувеличивать, употребляя такие эпитеты, как «теплый шелк» и «прохладная вода», а потом и «горячее стекло», когда его рука коснулась ее между ног.
На фоне белой простыни ее вьющиеся, рассыпающиеся, путающиеся у него между пальцев волосы казались черными. Сколько еще любовников у нее было после предателя-матроса? Хотелось бы ему это знать. Нет, не хотелось бы. Джесс медленно щекотал языком проклятый рисунок, прослеживал траекторию полета чайки к вершине холма; он почувствовал ее маленькие ручки у себя на спине. Острое царапанье ногтей… Потом он что-то такое сделал (а что именно, он и сам не знал). Она стиснула бедрами его ласкающую руку, подтянула колени к животу и, повернувшись на бок лицом к нему, тихо, но грозно замычала сквозь зубы. Джесс ощутил, по-настоящему ощутил мягкое и нежное биение женской плоти, пульсирующей вокруг его пальцев.
Кэйди лежала, свернувшись тугим клубком, но когда дрожь утихла, Джесс заставил ее опять распрямиться и вытянуться рядом с ним. Все казалось ему восхитительным: розовый румянец, окрасивший не только ее щеки, но и шею и грудь, темные кудряшки, прилипшие к взмокшей от испарины коже. Она выглядела опустошенной. И когда открыла глаза, в них ничего нельзя было прочесть. Он понял, что ее здесь нет: она все еще пребывала в стране бездумного наслаждения.
— Я могу пересчитать все твои веснушки, — с нежностью сказал Джесс.
Не самое романтическое предложение, но оно заставило Кэйди рассмеяться.
— Я бы этому не удивилась, — ответила она, мечтательно и нежно целуя его в плечо. — О Боже, Джесс, как тебе это удалось?
— Это секрет.
Он и сам не знал, в чем состоит этот секрет.
Она вздохнула и подавила зевок. Но Джесс не мог не прикасаться к ней, хотя и знал, что надо бы дать ей отдохнуть, обрести второе дыхание… Он ничего не мог с собой поделать. Если он не возьмет ее сию же минуту, то не выдержит и взорвется.
Обнимая ее, называя деткой, шепча ей на ухо «Ну давай, милая, давай», он опять уложил ее на спину. Кэйди улыбнулась и раскрыла ноги ему навстречу, а он поблагодарил ее, сказал, что все правильно, так и надо, потом склонился над ней и медленно, очень медленно вошел в нее. Такая тесная, такая горячая… От одного этого можно умереть. Она согнула колени, поставила ступни на матрац и начала двигаться в неторопливом упорном ритме, сводившем его с ума.
Джесс позабыл о своей искушенности, обо всех уловках, какие когда-либо знал. Кэйди поглотила его целиком. Она была так прекрасна, что ему захотелось понаблюдать за ее молчаливым и неистовым взрывом страсти, насладиться им, не теряя головы, но оказалось, это невозможно. Его высвобождение — мощные, глубоко проникающие удары — сопровождалось завывающими вздохами, к которым сам Джесс прислушивался с изумлением. Он чуть не потерял сознание.
Он откатился от нее, но они тотчас же вновь прижались друг к другу. Кэйди выглядела такой же обессилевшей, как и сам Джесс, она даже не смогла ответить на его благодарные поцелуи.
— Кэйди.
— М-м-м?
— Кэйди?
— Что?
— Хочешь, чтобы я ушел?
Она открыла один затуманенный глаз:
— Ушел?
— В мою комнату. — Он слегка встряхнул ее. — Милая, ты хочешь, чтобы я сейчас ушел?
— Сейчас ушел?
Кэйди широко зевнула у него на груди — влажным, неприличным и милым зевком.
— О, нет, я хочу, чтобы ты остался. Оставайся на всю ночь.
Она вся обмякла, но тихонько всхрапнула и проснулась, ворочаясь в поисках более удобного положения. Джесс снова взял ее руку. Кэйди прильнула к нему, зажала его руку между ладонями и моментально уснула.
На другом конце комнаты фитиль лампы зашипел и погас. Как раз вовремя. Прекрасное завершение прекрасного дня. Возможно, лучшего в его жизни.. Он прижался лицом к спутанным темным волосам Кэйди. Его Кэйди. Его девочка. Джесс так и уснул, пытаясь вспомнить, приходилось ли ему когда-либо чувствовать себя таким счастливым.
Утром он возвращался из уборной Кэйди — не из общей, которой пользовались все клиенты «Приюта бродяги», — а из ее собственной, чистенькой, аккуратной уборной, скрытой за кустами жимолости, когда до него донеслись голоса из ее комнаты. Голос Кэйди и еще чей-то. Джесс замер, прислушиваясь, но почти сразу успокоился: второй голос принадлежал Хэму. Поднявшись по ступеням и пройдя в дверь, он успел поймать конец истории, которую рассказывал Хэм.
— Папа говорит, во вторник утром они должны закрыть магазин и съехать. Им даже не дали двух недель. Только до вторника: это начало месяца, первое число.
Он заметил Джесса и улыбнулся.
— Привет, мистер Голт.
— Привет, мистер Вашингтон.
По заведенному между ними обычаю Джесс схватил Хэма поперек туловища и перевернул вверх ногами. Последовала возня, сопровождаемая визгом и смехом, но Джесс заметил, что Кэйди не присоединилась к веселью. Прижавшись спиной к изголовью кровати, она обхватила себя руками и принялась растирать предплечья в широких рукавах халата: верный признак, что она чем-то встревожена.
Он поставил Хэма на ноги и сел на край кровати.
— Что-то не так?
— Опять Уайли. Как всегда, — добавила она с горьким смешком. — Он прислал извещение о досрочном возвращении ссуды, которую Лютер Дигби взял под свой магазин, а Лютер не может заплатить. Это несправедливо, черт бы его драл! — Кэйди яростно лягнула ножку кровати и поморщилась, отбив себе пальцы.
— У них ребеночек недавно родился, — застенчиво пояснил Хэм, с испугом косясь на Кэйди. — Папа говорит, у них такие неприятности, куда же они теперь денутся с новорожденным?
— Лютер копил по крохам, чтобы купить свой магазин, а потом работал, как лошадь, чтобы они с Сарой могли пожениться. Это жестоко, вот что я тебе скажу. Это просто бесчеловечно.
— Что значит, «Уайли прислал извещение»? — Однажды Джесс зашел в магазин Дигби за черными носовыми платками. Ему запомнилась продавщица, которая его обслуживала: хорошенькая худенькая молодая женщина с волосами цвета спелой пшеницы. Она говорила очень тихо и с улыбкой указала глазами на младенца, спавшего в стоявшей на прилавке плетеной колыбельке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34