Кэйди встала на цыпочки и обвила руками его шею.
— О, Джесс…
Когда он ее поцеловал, ослепительно разноцветные огни вспыхнули, мигая и переливаясь, за ее крепко зажмуренными веками; маленькие бесшумные взрывы прокатились по всему телу. И зачем она оттягивала это блаженство? Чего ждала? Кэйди запрокинула голову, чтобы поцелуй стал еще сильнее и глубже. Вот его руки скользнули от подмышек на талию. Не отпуская ее, Джесс пошел спиной вперед, и Кэйди слепо двинулась за ним, не отрываясь от его губ. Ей не хотелось прерывать поцелуй ни на секунду.
Но вот он налетел на спинку кровати, и им пришлось разомкнуть объятия. У обоих блестели глаза, оба задыхались. Они сели на край постели и тотчас же обнялись снова. Она только не знала, чье это сердце так бьется: его или ее собственное.
— «Жизнь — это…» Что это такое?
Кэйди проследила за его недоуменным взглядом.
— О! — воскликнула она, улыбаясь с закрытыми глазами, пока он откидывал непослушный локон и целовал ее в висок. — Их вышила моя мать. Это ее жизненный девиз.
Девиз был вышит на двух наволочках, которые Кэйди всюду возила с собой на протяжении последних пятнадцати лет. Вот и сейчас они были натянуты на две подушки, лежавшие в изголовье ее кровати. Она сохранила их не потому, что они красивы, нет, они ей даже не нравились. Но это единственное оставшееся напоминание о матери.
— Так что там говорится?
Она даже не замечала, насколько нитки обветшали и поблекли, а местами и порвались от многочисленных стирок: Джесс не смог разобрать вышитые надписи.
«Жизнь — это Красота», — твердило Сновидение. «Жизнь — это Долг», — сказало Пробуждение.
— Мамочкина философия, — тихонько засмеялась Кэйди.
Джесс больше не смотрел на наволочки, он пристально вглядывался в полумраке в ее лицо, стараясь понять, не грустно ли ей.
— Я ничего о тебе не знаю, — заметил он с удивленной ноткой в голосе. — Ты знаешь обо мне гораздо больше.
— Ну и что? Во мне нет ничего занимательного. — Ха-ха. На самом деле она считала себя очень даже интересной особой.
— Ну а я вот хочу знать о тебе все.
— Ладно, расскажу тебе историю своей жизни. Прямо сейчас. Только имей в виду: она очень длинная.
Это заставило его расхохотаться. Он повалился на спину, отфыркиваясь и задыхаясь от смеха. Кэйди тоже опустилась на постель рядом с ним, чувствуя, как трясется матрац под их телами. Сердце не умещалось у нее в груди.
— Я всегда этого хотела, — призналась она, стирая выступившую от смеха слезу, скользившую по виску.
Джесс не спросил, чего именно она хотела, поэтому Кэйди так и не узнала, понял он или нет, что она имеет в виду: ей нужен был кто-то, кому она могла доверять. Она сама не додумала эту мысль до конца, но инстинктивно чувствовала, что довериться следует только такому любовнику, с которым можно вместе посмеяться, лежа в постели.
Он перекатился на бок, подпирая голову рукой, а другую положил ей на живот. Ее огромное сердце, не умещавшееся в груди, подскочило и застряло в горле. Удерживая взглядом ее взгляд, Джесс развел полы жилетки в черно-белую клеточку в стороны, взялся за свободно висящий кончик уже развязанного черного галстучка и начал медленно вытягивать его из-под воротника блузки. Кэйди молча прислушивалась к шелесту туго натянутого шелкового лоскута и всем своим существом ощущала, как он ползет по ее шее.
— Я тебя раздеваю. Я собираюсь снять с тебя все до последней нитки. Через две минуты ты останешься голой.
— Да. — Вот и все, что она смогла выговорить. Джесс начал расстегивать пуговички на блузке, и Кэйди проследила взглядом за движением его загорелых рук, спускавшихся все ниже и ниже. Он вытянул блузку из-под пояса юбки и отогнул полы в стороны, обнажив сорочку. Простой хлопок. Вот черт! У нее полным-полно тонкого, куда более соблазнительного белья. Весь комод им забит, и никто его никогда не видел. Надо же было вырядиться в хлопок именно сегодня!
Такое вот черное невезение. Но Джесс вроде бы ничего не имел против:
— Как красиво!
Он приподнялся на локте и склонился над ней.
Длинные черные волосы упали на лоб, пока он прилежно трудился над крючками и кнопками.
— Та-а-ак, теперь корсет. Ты мне когда-нибудь объяснишь (только не сейчас, а в другой раз), зачем такие женщины, как ты, носят эти штуки?
— Чтобы такие мужчины, как ты, могли освободить нас от этих штук.
Щелк, щелк, щелк — крючки корсета расстегивались один за другим. Кэйди ощутила прохладный воздух на груди, потом прикосновение горячей руки Джесса. И в последний раз — щелк! Она свободна.
— А-а-ах, — протянула она с глубоким вздохом. Джесс накрыл ее груди ладонями и тихонько сжал. Его взгляд устремился на татуировку под левым соском. Нахмурившись, он потер рисунок большим пальцем, словно хотел его стереть. Кэйди ждала, что сейчас он что-то скажет, но Джесс промолчал, а выражение его лица она разгадать не смогла. Да и что тут, собственно, можно было сказать?
Он наклонил голову и лизнул сосок языком. Кэйди тихонько вскрикнула, чувствуя, как у нее непроизвольно поджимаются пальцы на ногах. А Джесс приступил к делу всерьез, лаская ее языком, втягивая губами, слегка покусывая. Ей казалось, что ее тело само по себе удлиняется, пока она вытягивалась и изгибалась под ним. Ощущения, которые она испытывала, напоминали удары молний, заставляя ее мышцы сокращаться и вновь растягиваться, разжигая огонь глубоко внутри. «Надо было закрыть дверь, — подумала Кэйди в каком-то тумане. — От меня слишком много шума».
Наконец Джесс — слава Богу! — остановился. Иначе она сошла бы с ума.
— Слишком много одежды, — пробормотал он влажными от поцелуев губами и соскользнул с нее.
Они встали. Джесс подхватил ее под руку, помогая подняться. Ей нужна была помощь: колени совершенно перестали ее слушаться. Он начал было возиться с поясом ее юбки, но Кэйди поторопилась стянуть рубашку с его плеч до локтей и провела по гладкой разгоряченной коже, ощущая под ладонями игру сокращающихся мускулов. Волосы у него на груди росли аккуратным черным треугольником вершиной вниз. Обхватив его голые плечи, Кэйди прижалась лицом к его груди над сердцем и глубоко вдохнула запах пыли и пота. Запах лошадей. Мужской запах. Запах Джесса.
— По правде говоря, я… Я не слишком чист, — сокрушенно признался он.
— Верно.
Но Кэйди все-таки поцеловала его в шею и лизнула языком, пробуя на вкус. Соленый.
— Да, ты не слишком чист, — прошептала она, крепко обнимая его. — Зато ты очень вкусный.
Выглядывая из-за его плеча, Кэйди видела в зеркале над своим туалетным столиком отражение Джесса от коленей до лопаток и свои белые руки, обнимающие и гладящие его. Она сунула пальцы за пояс его штанов, ей особенно понравилось ощущать, как напрягаются под ее прикосновением тугие мышцы ниже поясницы. Боже, Боже… Вот и все, что промелькнуло у нее в голове в эту минуту: «Боже, Боже…»
Джесс довольно резко отодвинул ее, проговорив что-то невнятное (как ей показалось: «Это дело серьезное»), и опять занялся ее юбкой. Теперь его пальцы двигались уже не так ловко и уверенно. Если уж честно — совсем неуклюже. Пришлось ей прийти ему на помощь. Как быстро управлялся с этим делом Джейми. Похоже, Джесс не обзавелся невестой в каждом порту. Какая волнующая мысль!
В себе Кэйди тоже не была уверена. Она осталась без юбки, без блузки, без белья и без корсета. Если не считать чулок, на ней вообще ничего не было. Джесс не сводил с нее глаз. Холодок беспокойства закрался ей в грудь. Мужчинам нравилось буквально все: они были так нетребовательны. По крайней мере те, кого она раньше знала. Но Джесс…
Он ничего не говорит. Ни слова.
Нравится ли ему, как она выглядит? Ростом она не вышла. Груди у нее ничего, не слишком маленькие, но в остальном… Чувствуя, что больше не выдержит ни секунды затянувшегося молчания, Кэйди с искусственным смешком спросила: «Итак?» Просто чтобы показать ему, что она принимает все не слишком близко к сердцу.
Из горла Джесса вырвался хриплый звук. Он не был разочарован.
Кэйди ощутила, как тело вновь начинает ей повиноваться, становится женственным, обретает чувственность. Она всем телом прижалась к Джессу, потерлась об него. Вот бесстыжая!
— Раздевайся, — прошептала она ему на ухо. И забралась в постель, оставив его стоять посреди комнаты.
Он не стал терять время. Может, ему и пришлось немного повозиться с ее пуговицами, но со своими он справился в одно мгновение. Одним плавным движением наклонился и стащил брюки вместе с белыми фланелевыми подштанниками, отбросив их на другой конец комнаты. Какой дерзкий, какой волнующий жест! И ей понравилось то, что она увидела. «Вот это да, — подумала Кэйди в приступе какого-то сладострастного безумия, — это я понимаю. А ну-ка поди сюда». Умирая от волнения, она похлопала по постели рядом с собой.
Укрываться не хотелось, ночь была слишком жаркой. К тому же ей хотелось смотреть на него. Оказалось, это желание взаимно.
— О, Кэйди, какая ты красивая! Ты только взгляни на себя, — повторял он без конца, пытаясь обхватить руками ее всю сразу.
Им обоим недоставало ощущения близости: сколько они ни обнимались, сколько ни прижимались друг к другу, все казалось мало.
— Давай быстрее, — торопила Кэйди, с нажимом проводя ладонями по его спине и пытаясь поцеловать в губы, хотя это не представлялось возможным: он прижимался лицом к её плечу.
Джесс поднял голову.
— А куда ты так спешишь?
— Просто я подумала, что мы могли бы покончить с этим поскорее и все начать сначала.
Он обхватил ее руками и ногами, трясясь от смеха. Кэйди тоже засмеялась, хотя она вовсе не шутила. Держа ее прижатой к постели, Джесс слегка приподнялся и посмотрел на нее. Постепенно лихорадочная поспешность уступила место другому чувству. Он отпустил ее и, осторожно взяв двумя пальцами за подбородок, повернул лицом к себе. Его глаза… Кэйди утонула, глядя в них.
— Джесс, Джесс, — вздохнула она. — Ах, Джесс…
Они поцеловались. Ее этот поцелуй буквально сразил, настолько он был глубок и нежен. Может, это нечто большее? Может, любовь? Ее перепуганное сердце забилось еще сильнее от этой мысли.
Джесс ее ласкал. Ничего подобного ей раньше испытывать не приходилось. О, ее опыт был совсем невелик, но кое-что она все-таки знала, однако то, что происходило сейчас, сравнивать было просто не с чем. Его руки так необыкновенно чутки, он так внимательно прислушивается к ее ощущениям! Да, он прикован. Прикован к ней.
На нее вновь накатила волна нетерпения. Господи! — до чего же трудно ждать!
Странно: ведь обычно именно женщинам не нравится спешка. Кэйди знала это по собственному опыту, а еще больше — по рассказам Глендолин, которая делилась с ней такими подробностями, что Кэйди не знала, стоит ли ей верить. Оказалось, что мужчины и женщины (по крайней мере, мужчины и Глен) могут проделывать в постели совершенно невероятные вещи.
Кэйди вспомнила, что и сам Джесс в предыдущий раз проявил покоробившую ее поспешность. В тот единственный раз у нее на крылечке. Может, с тех пор он усвоил урок? Ну и зря. О, черт!
— О, черт!
Она сказала это вслух! Да что с ней такое происходит? Почему ей не удается держать рот закрытым? Но Джесс щекотал языком ее пупок, и этого она вынести не могла. И еще руки… Он крепко держал руками ее бедра и соскальзывал все ниже. Боже! Он зарылся носом и ртом в треугольник там внизу.
— О, Джесс, Джесс, что ты делаешь? — Содрогаясь от ужаса, Кэйди тем не менее ощутила желание развести ноги и даже попыталась это сделать, но он держал их крепко сжатыми. И даже в этом она нашла глубокое томительное наслаждение.
— Ну погоди, я тебе еще покажу, — бросила она пустую бессильную угрозу, проводя пальцами по его густым, прямым и длинным волосам на затылке. — Ты еще пожалеешь! Ты у меня…
Внезапно Джесс резким движением раздвинул ее ноги и навис над ней, опираясь на локти, И опустился на нее. Потом он просунул руки ей под плечи и улыбнулся, глядя в глаза — такой счастливый, довольный собой. «Для тебя все так просто, — подумала Кэйди. — Хотелось бы мне походить на мужчину».
Она обвила ногами его ноги. Они поцеловались, и Джесс вошел в нее плавным, скользящим, как шелк, движением. Протяжный, громкий, из глубины души идущий стон замер внутри ее.
— Я больше не мог ждать. Прости, Кэйди.
— Я тебя прощаю.
Они начали двигаться вместе. Вначале выходило не очень складно: оба слишком пытались угодить друг другу. Но вскоре они догадались, что их обоих увлекает одно и то же, во всяком случае, сейчас, в эту минуту. Длинные, медленные, глубоко проникающие скольжения, крепкие объятия без поцелуев. Сосредоточенность.
И еще ему нравилось говорить: для Кэйди это стало откровением. Джесс пояснял то, что они делали прямо во время того, как они это делали. Он все называл своими именами. Ей даже в голову не приходило, что такое возможно. Но ей понравилось. Опомнившись от первоначального шока, Кэйди пришла в настоящий восторг. Джесс начал спрашивать, чего бы она хотела.
— Так? Вот так?
Вскоре она как будто разучилась говорить.
«Н-н-н…» или «А-а-а…» —вот и все, что ей удавалось из себя выдавить.
Кэйди плавилась, вот-вот… сейчас… Боже, они только начали, и она уже… Вот и хорошо, вот и прекрасно, потому что иногда у нее не получалось, иногда она… Щелк! Мозг отключился. Горячий, сильный, гладкий, ну давай, возьми меня, прямо сейчас, ну же, Джесс, давай скорее, скорее, Джесс…
Есть! Взрыв, полет… Вверх и поверх… Вот так. Да, бесподобно. Все сошлось в точности. Конец.
Джесс сказал:
— Попалась!
И она ответила «да», думая, что все кончено. Как бы не так! Он начал сначала. Даже позы не переменил, просто снова начал двигаться
— А?
— Кэйди. — Вот и все, что он мог сказать. Глаза у него были закрыты, он блаженно улыбался и несколько раз повторил ее имя. Кэйди решила, что это добрый знак.
9.
Кэйди сидела на самом краю светового круга, отбрасываемого лампой, и расчесывала волосы перед зеркалом на туалетном столике. С правой стороны, погруженной в тень, ее голова казалась черной и таинственной, как полночь, зато с левой полыхала огнем. Искры вспыхивали и гасли, словно играли в прятки с отделанной серебром щеткой, которой она медленно, лениво проводила по длинным темным прядям от макушки до самых концов. Джесс почувствовал, как у него невольно открывается рот и опускаются веки. Она его гипнотизировала.
— Ты что, спать хочешь? — спросила она, поймав его взгляд в зеркале.
— Нет.
— Хорошо.
Положив щётку на столик, Кэйди встала. Что-то красное было переброшено через раму зеркала, не то шарф, не то косынка. Подхватив на ходу этот красный лоскут, она подошла к кровати. Джесс уже видел ее раньше в ее «восточном» халате: в тот день, когда Клайд и Уоррен ворвались к ней. Но в тот раз халат не произвел на него должного впечатления. В тот раз под ним на ней было кое-что надето, и Джесс не смог разглядеть все линии, не говоря уж о мягком упругом колыхании грудей при ходьбе. Он заморгал: похоже, она опять его загипнотизировала.
Кэйди присела на край постели, и Джесс потянулся за шелковым кушаком халата. Ему хотелось просто поиграть, больше ничего. Она внимательно посмотрела на него. Он улыбнулся и скорчил ей рожицу. Интересно, что она задумала?
— Наклонись вперед, — приказала она. Он повиновался. Кэйди обвила его шею шарфом, который держала в руках (оказалось, что это все-таки шарф) и принялась завязывать бант. Закончив, она откинулась назад.
— Ха, я так и думала.
Она поднялась и, вернувшись к туалетному столику, начала рыться в ящиках.
— Что ты делаешь?
Кэйди опять подошла к нему, неся в руках еще несколько разноцветных шарфов.
— Можно?
Заставив его поднять правую руку, она повязала зеленый с голубым вокруг бицепса. Джесс рассмеялся.
— Цвета, — пояснила она с сияющей улыбкой. — Я хотела посмотреть, как ты будешь выглядеть не в черном.
— Ну и как?
— Чудесно. — Она завязала третий бант — розовый, лиловый, оранжевый — у него на левом запястье.
— Очень привлекательное зрелище, дорогой мой.
— Я тебя обниму, если не прекратишь сейчас же.
— Ох, как напугал.
У нее на стене висела шляпка — соломенная шляпка с широкими мягкими полями, украшенная ленточками и букетиком желтых цветов. Кэйди сняла ее со стены и с улыбкой направилась к нему.
— Ну уж нет!
Резким броском Джесс поймал ее запястья и повалил на постель поверх себя. Она взвизгнула, и он, не удержавшись от искушения, принялся ее щекотать. Началась борьба. Однако раунд закончился очень скоро: как только Джесс положил Кэйди на обе лопатки и прижал к кровати. Смеясь и задыхаясь, они посмотрели друг на друга. Все было так замечательно, так бесподобно, что он решил сказать ей правду: что это лучший день его жизни, самый лучший. Но не успел признаться, как Кэйди спросила:
— Джесс, почему ты всегда одеваешься в черное?
А потом добавила:
— Почему, ты стреляешь в людей? — Это разрушило очарование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34