– Я сочувствую тебе, – раздался ледяной, жесткий голос Бретта, – но не думаю, что существует необходимость в столь крайних мерах. – Он уставился на Мартина со все возрастающей неприязнью. – И мне не хотелось бы, чтобы ты плохо обращался с беднягой Федерсом. Он последний представитель своего рода, и его семья все еще возлагает на него кое-какие надежды.Из глаз Бретта исчезло веселье, тело его напряглось, словно изготовившись для прыжка.– Он и так безмозглый осел, – задохнулся Мартин, разъяренный вмешательством Бретта.– Возможно, но это не твой осел. Уверен, ты можешь обойтись без членовредительства, пусть себе сидит в своем кресле. Не думаю, что ему там будет очень уютно, но он наверняка почувствует себя лучше, если сможет дышать.Сопротивление Федерса становилось все неистовее, и Бретт продолжал пристально смотреть на Мартина с видом человека, привыкшего, чтобы его приказы исполнялись. Мартин заколебался и отпустил Федерса, задыхаясь от ярости, и этот смущенный джентльмен поковылял от греха подальше обратно к своему креслу.– Я не собирался причинять вред этому молокососу, – прорычал Мартин. – Я хочу добраться до своей паршивки сестры. Шлюхи из таверны – надо же, как она заговорила! Я заставлю ее спуститься, даже если мне придется тащить ее за волосы полураздетую и слушать, как она визжит всю дорогу.– Не представляю, как я переживу расставание с этой увлекательной мелодрамой, – нараспев произнес Эдвард полным разочарования голосом, – но пойду-ка я спать. Спрашивается: зачем я сюда пришел? Какой бы ни была причина, веской ее не назовешь. Я определенно чувствую себя так, словно вывалялся в грязи.Последние слова были настолько пропитаны презрением, что пробили бы шкуру куда толще, чем у Мартина, и тот внутренне содрогнулся.– Вам не следует ожидать изящных манер от Вариена, – сказал Бретт, не обращая внимания на то, что Мартина вот-вот хватит удар. – Разве вы не слышали, как он говорил, что предпочитает лошадь своей любовнице?Мартин ударил кулаком по столу с такой силой, что бутылка с бренди подпрыгнула, а из двух стаканов выплеснулось содержимое.– Ты не выведешь меня из себя своими оскорблениями! – прорычал он, захлебываясь от ярости, так что слова застревали у него в горле. – Мне всегда было наплевать, что ты обо мне думаешь, и настоящий момент не станет исключением.Он повернулся к Эдварду и приблизил свое лицо к нему так, что их носы едва не соприкоснулись.– А вы, мой неизменно деликатный и щепетильный джентльмен, можете снова сесть. У меня еще есть что вам сказать.– Возможно, – ответил Эдвард, отодвигая лицо от почти пурпурной физиономии Мартина с нескрываемым отвращением, – но не вижу причины вдыхать воздух, который вы только что осквернили своим дыханием.С нарочитым пренебрежением он прижал указательный палец правой руки с безупречным маникюром прямо к середине носа Мартина и медленно отодвинул его лицо от своего.– Не вижу смысла продолжать эту ужасную игру, – вмешался Бретт, выведенный из терпения брюзжанием Мартина. – Предлагаю всем разойтись по своим комнатам. Утро вечера мудренее, и, может, после отдыха удача к тебе вернется.– Мне не нужны твои советы, будь ты проклят! – крикнул Мартин; его взгляд был диким и бессмысленным. – Мне не нужны ничьи советы! Я хочу сыграть еще партию, и я не отступлюсь. Ты не можешь лишить меня возможности отыграться. – Он снова грохнул кулаком по столу. – Проклятие, дружище, ты должен продолжить игру!Бретт бросил взгляд на груду монет и клочков бумаги, которые в беспорядке лежали перед ним на столе. Он с раздражением признал, что Мартин прав, но он выиграл так много, что не мог благородно отказаться от выигрыша.– У меня не было намерения лишать тебя всей собственности, – презрительно бросил он. – Того, что я имею, хватает на мои нужды, а подходящее общество милосердия трудно найти.– Не надо задирать нос только потому, что к тебе шла карта, – прорычал Мартин. – Я еще не закончил.Бретт почувствовал раздражение от такого пренебрежения к своему карточному мастерству, но сохранил хладнокровие. Мартин снова сделал приличный глоток из бутылки и облокотился на стол.– Борьба не закончена, – проскрипел он, но его язык уже начал заплетаться. – Я отыграюсь. – Он встал, пошатываясь, и повернулся кругом, словно ища что-то. – Где эта продажная девка, которая зовется моей сестрой? – завопил он. – Я послал за ней сто лет назад.В его голосе прозвучали плаксивые нотки. На заплетающихся ногах он подошел к шнурку от звонка и начал дергать за него, как звонарь на колокольне.– Вам известно, что я нахожу ваше общество поистине очаровательным, – пробормотал Эдвард бесцветным голосом, – но весьма вероятно, что ваша сестра не испытывает к вам симпатии в вашем нынешнем состоянии.Тут Мартин так неистово дернул за шнурок звонка, что тот остался у него в руках, и он отшвырнул его, сопроводив свое действие шквалом злобных ругательств на предмет зачатия Эдварда и способа, которым он был произведен на свет. Шнурок угодил в бедро собаке, она подпрыгнула, возмущенно взвизгнув, и тут же угрожающе зарычала. В пылу дикой ярости Мартин бросился к ней и, шатаясь, пнул ее обрюзгшее стареющее тело – в ответ она укусила его за ногу. Взревев от боли, Мартин так жестоко ударил ее в нос, что она выпустила его икру и жалобно заскулила, съежившись под градом сыплющихся на нее ударов.– Тупая сука! – бушевал Мартин, ковыляя к двери и таща за собой визжащее животное. – Я не позволю ни одному существу женского пола пренебрегать моими приказами. На свою беду она узнает, кто в этом доме хозяин. – Он распахнул дверь и вышвырнул скулящую собаку в коридор, даже не взглянув на нее. – Не вздумайте расходиться! Я вернусь с этой порочной девкой, и тогда мы посмотрим, будешь ли ты по-прежнему выигрывать.Он так круто развернулся, что покачнулся на пятках, но быстро выровнял равновесие и, чеканя шаг, вышел из комнаты, с оглушительным треском захлопнув за собой дверь.Эдвард поднял глаза, оторвавшись от созерцания своих безукоризненных ногтей, и с невозмутимым спокойствием обратился к собравшимся:– Интересно, к какой из сук относилось его высказывание? Если он обращается с одной так же, как с другой, я нисколько не удивлюсь, если мы увидим, как мисс Вариен вонзит зубы в его плоть. Мне не дает покоя мысль, что это будет подходящим ответом на нежную заботу, которую он так трогательно проявил о ней. Вы умный человек, – сказал он, повернувшись к Бретту. – Неужели вы не можете найти способ случайно разрядить в него пистолет? В сущности, меч тоже сгодится для этой цели. Я убежден, что если вы тщательно протрете после этого лезвие, то это не понесет за собой никаких мучительных последствий.На лице Бретта не дрогнул ни один мускул, но Питер наверстывал упущенное за время долгого молчания.– Этот парень чокнутый! Однажды моя кобылка так же себя вела. Я не мог с ней сладить. Она набросилась на конюха. Даже пыталась взобраться на дерево. Пришлось пристрелить ее. Такая жалость! У нее было самое лучшее плечо среди всех моих лошадок.– Мне жаль твою кобылку, Питер, – заметил Бретт, не в силах сохранить ровный тон голоса, – но мы в гостях у Мартина и не можем всадить в него пулю без всяких оснований.– Напротив, – высказал свое мнение Эдвард, вынимая из кармана маленькую эмалированную табакерку, – я думаю, это великолепное предложение. Если бы мы предложили его останки спаниелю, с которым он так дурно обошелся, или той несчастной, замученной охотничьей собаке, которую он сегодня избил до полусмерти, чему я сам был свидетель, не осталось бы никаких улик нашего проступка.– Ради всего святого, замолчите, – взмолился Бретт, – всем известно, что вы испытываете угрызения совести только по поводу неправильно подобранного жилета или салона, увешанного темно-красным бархатом.Эдвард сморщился, словно проглотил лимон, но его глаза весело блестели.– Неудивительно, – провозгласил как всегда доверчивый Федерс. – Это на кого угодно нагонит страху. Не то что бы я был завсегдатаем салонов, – задумчиво добавил он. – Вообще-то я их на дух не переношу. Там всегда полно уродливых девиц, норовящих заполучить колечко на палец и засунуть руку к тебе в карман.– Если ты хоть на мгновение перестанешь молоть языком, – резко бросил Бретт, не сумев сдержаться, – то весьма вероятно, что твои глаза и уши смогут донести хоть какую-то крупицу знаний до твоей ужасающе пустой головы.– Дорогой мой, оставьте попытки исправить все оплошности матушки природы, иначе вас ожидает чрезвычайно утомительная жизнь, – с манерной медлительностью произнес Эдвард. – Невзирая на все ее совершенство, временами старушка бывает удивительно легкомысленной. – Он поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. – Мне действительно необходимо что-нибудь выпить. Смею предположить, что Нед вряд ли сегодня рискнет вернуться в эту комнату, и я его за это не виню, но мне жаль, что он не догадался снабдить меня указаниями, как пройти на кухню. От отчаяния я даже подумал о бренди, но после того способа, каким наш хозяин утолял жажду, я скорее предпочту насос в конюшне.– Да прекратите вы носиться со своей водой! – приказал Бретт. – Вы становитесь таким же болтливым, как Федерс. Когда мужчина превращает свою экономку в любовницу, нечего ждать, что в его доме вас обслужат как подобает. А теперь прекратите расхаживать по комнате и сядьте. Не знаю, что задумал Мартин, но боюсь, вам понадобятся все ваши силы, прежде чем закончится эта бесконечная ночь.– Кажется, он решительно настроен разыграть перед нами спектакль с трагическим финалом, – недовольно сказал Эдвард. – Если сестра хоть немного похожа на своего братца, развязка будет ужасной.Покорно пожав плечами, он уселся обратно в кресло и приготовился терпеливо ждать. Глава 2 Дверь распахнулась, и в комнату, словно заброшенная катапультой, влетела девушка – с такой скоростью, что споткнулась о шнурок от звонка и шлепнулась на колени Федерису. Изумленные зрители только дружно охнули. Она затравленно огляделась по сторонам и отодвинулась как можно дальше от незнакомцев, которые, вскочив, вытаращили на нее глаза. Она готова была потерять сознание от стыда, но ее пылающий неистовой яростью взгляд не желал признавать, что все ее тело дрожит от унижения.Даже при таком тусклом освещении было очевидно, что Кейт Вариен потрясающе красива. Идеальный овал лица, сияющий нимб золотистых волос, утонченная прелесть черт лица и сливочно-персиковая нежная кожа – все это лишило зрителей дара речи. Но именно при виде ее фигуры, едва прикрытой изношенной ночной сорочкой, пульс Бретта бешено забился, и у него перехватило дыхание. Ее тело было телом не девушки, но молодой женщины – возбуждающее сочетание свойственной юности невинности и распустившейся чувственности. Бретт без труда разглядел очертания груди под тканью ночной сорочки – ее соски представляли собой маленькие средоточия желания, отчего пульсирующая боль волной пробежала по его телу. От тонкой талии до стройных ног и изящных лодыжек она представляла собой видение, способное разжечь дьявольский огонь желания в любом мужчине. Когда она, с горящими голубыми глазами и пылающими, как алые розы, щеками, повернулась к невольным зрителям, эффект был поразительным.Именно Федерс, приросший к полу, словно библейский соляной столп, выразил всеобщее мнение.– Боже Всемогущий! – заикаясь, вымолвил он голосом, исполненным благоговейного трепета. – Она прекрасна, как греческая статуя, разрази меня гром!Сгорая от стыда, Кейт повернулась к Мартину, словно загнанный в угол зверек.– Как ты посмел выставить меня на обозрение этим похотливым мужланам? Неужели пропил последние мозги?Мартин дал ей пощечину, так что она пошатнулась и ударилась о массивную резную каминную полку, но прежде, чем он успел опустить руку, Бретт вскочил с кресла и сбил его с ног.– Джентльмен не должен бить леди, даже когда он пьян, – сказал Бретт напряженным от ярости голосом, глаза его сверкали, как расплавленный оникс. – Поднимайся и попроси у нее прощения.– Черта с два! – взревел Мартин. – Скорее я хорошенько разукрашу ей лицо!Бретт схватил Вариена за грудки, поднял на ноги и снова ударил его так, что тот растянулся возле ножек стола.– Извинись, или выбью из тебя эти слова, – мстительно пригрозил он.Потрогав челюсть, чтобы убедиться, что она цела, Мартин собрал остатки оцепеневшего разума, проглотил гордость и пробормотал что-то невнятное, что могло сойти за извинения. После чего доковылял до кресла и потянулся за бутылкой бренди.Бретт повернулся к Кейт. Его пылающий взгляд медленно прошелся по ее телу с головы до пят. Вспыхнувший внутри огонь превратил его обычно упорядоченные мысли в хаос, и он почувствовал, как желание вырывается на свободу, словно разъяренный буйвол. Уэстбрук понимал, что опасно продолжать смотреть на нее, но она, несомненно, была самым прекрасным созданием из всех, кого ему доводилось видеть, и он не мог оторвать от нее глаз.Кейт пришла в ярость от того, как глаза Бретта исследовали ее тело, но она, не дрогнув, выдержала его дерзкий, изучающий взгляд, хотя ее щеки зарделись от смущения. Почему он не отвернулся, как подобает приличному человеку?«Ненавижу его, – про себя подумала она. – Ненавижу всех мужчин».– Благодарю вас, сэр, – сказала она приторно-любезным голосом, в котором сквозила ирония. – Но прошу меня простить, если на моем лице отразилось изумление, вызванное вашей заботой о презренной женщине. Я не привыкла к уважению представителей вашего пола.Бретт ответил не сразу, и Кейт показалось, что она увидела, как что-то мелькнуло в его глазах – нежность или сочувствие, – но быстро исчезло.– Не могу представить, чтобы вас когда-либо можно было назвать «презренной женщиной», – резко заявил он, – но если вы будете продолжать стоять здесь полураздетая и препираться со мной, я буду вынужден согласиться с вашей оценкой.Кейт переполнило такое негодование, что она тут же позабыла о своей оскорбленной скромности.– Возможно, от вашего притуплённого бренди внимания укрылось, что я вошла в эту комнату не по доброй воле, – яростно выпалила она, сверкая голубыми глазами. – Потворствовать низменным страстям сильного пола никогда не являлось моей целью. Я ненавижу и презираю всех вас. – Она провела рукой по лицу, смахнув слезы жгучего унижения. – Даже вы должны понять, как трудно прикрыться, когда под рукой нет платья.Она в отчаянии сжала кулачки и топнула одетой в домашнюю туфельку ногой по каменному полу.Бретт не привык к женщинам, которые топают на него ногой или разбивают вдребезги его моральные устои. Он отчетливо ощущал, что более близкое знакомство с ней вольет живую струю в его жизнь, но это было не то знакомство, подумав, решил он, которое ему хотелось бы продолжить. Тем не менее на его губах появилась заинтересованная улыбка, смягчив серьезное выражение лица, и он медленно опустился в кресло, продолжая пристально смотреть на нее ничего не выражающим взглядом.– Все это чрезвычайно занимательно, но в высшей степени неприлично, – сухо заметил Эдвард. – Мисс Вариен, боюсь, только ослепнув, эти обыкновенно учтивые джентльмены перестанут столь откровенно пожирать вас глазами. Я также предполагаю, что всякая моя попытка помочь вам покинуть эту комнату вызовет сопротивление со стороны Мартина. Боюсь, это весьма существенно сужает круг возможностей найти выход из неловкого положения.Он взял свой небрежно брошенный на спинку стула плащ для верховой езды и накинул большое, тяжелое одеяние на плечи Кейт. Она была слишком зла на Бретта, поэтому смогла только кивнуть Эдварду в знак благодарности.– Она может вернуться в спальню, – сказал Бретт. Его спокойные слова были обращены к Эдварду, а глаза – к Мартину. Взгляд Эдварда метнулся от Бретта к Мартину и снова вернулся к Кейт.– Она моя сестра, и будет делать то, что я ей прикажу! – выкрикнул Мартин.– Только если это будет совпадать с ее желаниями, – парировал Бретт. Его неумолимый взгляд пресек возражения Мартина. – Вы желаете удалиться, мисс Вариен?Кейт не знала, что ответить. То, что кто-то помог ей, встав на ее защиту, само по себе было неожиданным и невероятным, но то, что этот незнакомец бросил вызов Мартину, только чтобы избавить ее от смущения, было выше ее понимания. Она взглянула на брата и внутренне содрогнулась от злобы, сверкавшей в его глазах. Этот незнакомец может защитить ее сейчас, но его не будет здесь ни завтра, ни послезавтра на случай, если Мартин решит выместить на ней свое дурное настроение. Кроме того, не случится большой беды, если она побудет здесь еще несколько минут. Она уже была смущена до такой степе – ни, что дальше некуда.– Благодарю вас, – наконец вымолвила она, – но я останусь ненадолго. Должно быть, я зачем-то понадобилась Мартину, и мне довольно тепло в этом плаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39