– Вчера Такер рассказывал о диктовке. Не так чтобы очень подробно… – он приподнял бровь и усмехнулся, когда девочка вспыхнула от досады, – и уж конечно, не для того, чтобы прихвастнуть. Просто он не выносит молчания за столом и всегда пересказывает, что случилось в школе. Кроме него, никто почти и рта не открывает. Это потому, что мы с отцом не из говорливых.– Зато сейчас ты что-то разговорился, – ехидно заметила Эмма. – При чем здесь эта дурацкая диктовка?– При том, что тебя задело за живое, вот ты и явилась сюда сегодня, чтобы посмотреть, как мой брат будет плеваться пылью. Ты ведь думала, что он не потянет и отступится, так? И не надейся. Такер никогда не отступает, за что бы ни взялся.Эмма помедлила на том самом месте, где разговаривала с Бо, удивляясь тому, что много лет не вспоминала об этом разговоре. На том тогда их единственная беседа и кончилась. Он просто отвернулся и ушел, но так и не сказал Такеру, что она приходила посмотреть, как он объезжает жеребца. Точно не сказал, потому что иначе тот задразнил бы ее.Внезапно на Эмму повеяло холодом, словно, невидимый и неслышимый, рядом возник дух Бо, безмолвно настаивая, чтобы она тоже не отступалась, чтобы вычислила его убийцу. Получалось, что у нее нет другого выхода, потому что только так она могла обелить отца.«Не беспокойся, Бо, не только твой брат никогда не отступает», – подумала Эмма и направила лошадь к дому. Мысль о Такере заставила ее слегка улыбнуться, и с этой улыбкой она оказалась перед Джедом, появившимся из-за угла амбара.– Тебе что тут надо? – неласково осведомился он вместо приветствия.– Доброе утро, мистер Гарретсон.Он был в полном ковбойском облачении и явно готовился отбыть куда-то по обычным делам ранчо. Эмма не могла не вспомнить то утро, когда он пережил сердечный приступ, и задалась вопросом, разумно ли с таким здоровьем выполнять тяжелую работу. Пришлось напомнить себе, что здоровье Джеда Гарретсона ее не касается.– Мне нужен ваш сын.– За каким дьяволом?– Это касается только нас с ним.Джед уставился на Эмму. У него даже рот приоткрылся от удивления. Потом взгляд стал рассеянным, словно он прикидывал, что сказать на это.– Хм… ну что ж, проходи. Я его позову.Внутри было сумрачно и как-то зябко. Скудно обставленные комнаты казались слишком просторными, неуютными. Эмма испытала сильнейшее желание раздвинуть обветшалые занавески, распахнуть все окна до последнего и изгнать из дома тоскливый запах запустения. Впустить в него солнце, смех, радость.Лишь с трудом можно было представить себе, что женщина когда-то проходила по этим комнатам. От ее присутствия ничего не осталось… почти ничего. В гостиной, куда Джед провел Эмму, стояла фарфоровая фигурка арфистки, изящная и хрупкая. Рядом – фотография в потускневшей рамке. У Эммы сжалось сердце при мысли, что это мать Такера.Молодая женщина, хрупкая и светловолосая, сидела на простом стуле из тех, что обычно бывают в студии фотографа. Ее маленькие руки в перчатках были сложены на коленях, носки туфелек аккуратно сдвинуты. Большие глаза смотрели спокойно и безмятежно, губы чуть трогала улыбка.Мать Такера очень напоминала стеклянную фигурку, и, может быть, именно потому они стояли рядом. Но все остальное в доме было тяжеловатым, грубым – безошибочно мужским. Если когда-то эти окна украшали кружевные занавески, а на диване лежали вышитые подушки, от них и следа не осталось.У стены, под лосиной головой с громадными рогами, стояли клавикорды розового дерева, но подойдя поближе, Эмма увидела, что они буквально заросли пылью.– Ваша жена играла? – спросила она тихо.– Угу, – буркнул Джед. – С тех пор как она умерла, никто не прикасался к этой штуковине. Надо было давным-давно продать ее… наверняка кому-нибудь пригодилась бы. Уж и не знаю, чего ради я ее тут держу.– Наверное, это дорого вам как память? – предположила девушка.Она оглянулась как раз вовремя, чтобы заметить печаль в глазах Гарретсона-старшего. В ту же секунду ее сменила обычная угрюмость.– Как память! – передразнил он, сдвигая брови. – Что толку в этой чертовой памяти? Воспоминания не греют холодными зимними ночами!– Отчего же, очень даже греют. Стоит только оживить в памяти какой-нибудь совместно прожитый день, милый или смешной случай. Разве вы никогда не смотрите на фотографию вашей жены? Не рассказываете о ней Такеру?– Вот еще! Можно подумать, это вернет ее!– Наши близкие живы и после смерти – в наших сердцах.Эмме вспомнились вечера ее детства, когда отец часами рассказывал ей о матери: о том, как ухаживал за ней, о первых месяцах совместной жизни и нелегкой борьбе за процветание ранчо. Ей особенно нравилась история о том, как Кэтрин однажды развешала белье для просушки, но забыла о прищепках, и поднявшийся ветер унес все простыни. Маленькая Эмма просила повторить эту историю чуть ли не каждый вечер, как любимую сказку.– Не хватало только, чтобы ты совала нос в мою личную жизнь! Тебе что, мало хлопот с арестом твоего папаши?Резкие слова сразу вывели Эмму из сентиментального настроения.– За что вы так ненавидите папу? – возмутилась она. – Неужели из-за одного-единственного проигрыша? Но ведь он выиграл честно…– Честно, как же! Уж не знаю, откуда взялся тот туз, только не из колоды!– Перестаньте! Папа никогда и никого не обманывал. Любой в долине поручится за него хоть сейчас. Росс Маккуэйд, Уэсли Гилл, Док Карсон! Спросите у кого угодно, у любого ранчеро, и вам ответят, что нет честнее Уинтропа Маллоя! Если вы были так привязаны к своей земле, зачем было ставить на нее?Лицо Гарретсона-старшего покрылось бурым румянцем. Последняя фраза попала точно в цель, и он невольно вскинул руки, отмахиваясь от нее, как от жалящего насекомого.– Хватит, девчонка! Пора тебе убираться отсюда. Как говорится, вот Бог, а вот порог! Шевелись, пока я не забыл, что передо мной леди.Эмма ничего не желала сильнее, чем немедленно покинуть «Клены». Но она пришла сюда по делу.– Пока не поговорю с Такером, не уеду.– Да ну? – ехидно усмехнулся Джед. – Это еще почему? Уж не бегаешь ли ты за моим парнем? Хочешь запустить коготки в то, что еще осталось от наших земель?Он добился своего – Эмма была оскорблена до глубины души. Но вместо того чтобы спасаться бегством, она призвала на помощь ледяную любезность, с которой леди из высшего общества всегда разговаривали с теми, кого считали ниже себя.– Будьте так добры, мистер Гарретсон, дайте знать Такеру, что я здесь.Она выпрямилась во весь рост, слегка откинула голову и смотрела на Джеда с достоинством королевы, хотя и была ниже ростом. В глубине души он не мог не восхититься ее самообладанием. Ее слова о воспоминаниях растревожили его. На миг образ Дороти заслонил образ Эммы Маллой, и Джед задался вопросом, был ли он прав, так упорно стараясь забыть жену. Годы и годы он мучился этим, ни в чем не находя радости, живя не в ладу с самим собой. Возможно, если бы он, наоборот, старался помнить, все было бы иначе… легче… светлее…Эта невозможная девчонка разбередила его рану. Она хочет видеть Такера? Что ж, пусть увидит его и отправляется восвояси.Молча он повернулся и вышел. Эмма слышала, как он с лестницы окликает сына, но ответа не последовало. Короткое время спустя Джед, заглянув в гостиную, хмуро бросил: «Пойду гляну на конюшне» – и исчез.Девушка терпеливо ждала.– Небраски говорит, что Такер уехал где-то час назад, но не знает, куда именно и когда вернется.Разочарование навалилось на Эмму тяжелым грузом. Значит, все было впустую: и поездка, и препирательства с Джедом. Но внезапный приступ дурноты заставил ее забыть обо всем. Боже, как же она измучилась! Разве в таком состоянии возможно толково объяснить Такеру, в чем дело? Как это, оказывается, трудно – носить ребенка!В любом случае выбора не было. Предстояла поездка в Бьютт, так что разговор откладывался.– Вас не затруднит передать Такеру, что я приезжала и что нам необходимо поговорить? – Несмотря на тошноту, Эмма сумела произнести это все с тем же ледяным достоинством.Никто, и уж тем более Джед Гарретсон, не должен знать, чего ей стоит в последнее время держаться, как то пристало леди.– Ладно уж, передам, – проворчал Джед. – Слыхал я, между прочим, что ты собираешься в Бьютт, к адвокату. Росс мне сказал это. И верно, адвокат там ловкий, но только сильно на него не рассчитывай. Совесть у твоего папаши чернее греха, пришло его время расплатиться за все, так что…Тошнота стала нестерпимой. Эмма ухватилась за край стола, согнулась и сделала с десяток глубоких вдохов, подавляя сухие рвотные спазмы.– Эй! Ты что это?– Нет… ничего.Эмма приказала себе немедленно прийти в себя, но одной силы воли на этот раз оказалось недостаточно. Она крепко зажмурилась. Наконец стало полегче.– Мистер Гарретсон, вы глубоко ошибаетесь, – заговорила она сквозь стиснутые зубы. – Я докажу, что отец пальцем не трогал вашего Бо. – Она умолкла и снова глубоко вздохнула.– Ты совсем позеленела, ей-богу! Что, черт возьми, с тобой творится?Сквозь пелену дурноты девушке послышалось беспокойство в его голосе, и она мысленно усмехнулась. Как же, станет Джед Гарретсон беспокоиться за нее!– Мне уже лучше…Тошнота наконец отступила. Эмма выпустила край столешницы. Ладони ее были совершенно мокрыми и ледяными.– Передайте Такеру, прошу вас…Она вышла из дома, кое-как уселась в седло и поехала прочь не оглядываясь, а потому не видела, что Джед еще долго смотрел ей вслед из окна, встревоженно хмуря брови. Глава 25 В угрюмом молчании Такер стоял над могилой брата.Если бы его спросили, что он тут делает, он не нашел бы ответа. Он выехал рано поутру, даже не позавтракав. Серое небо низко нависало над землей, угрожая ливнем. На ранчо, как всегда, было уйма работы: завалилось несколько столбов ограды, скот, разбредаясь, изломал упавшие пролеты. Однако вместо того чтобы заниматься починкой, он стоял под плакучей ивой, ветви которой, колыхаясь на ветру, словно поглаживали травянистый холмик. Могильный камень был прост и незатейлив, с двумя строчками вырубленной надписи.Единственное кладбище в долине представляло собой давнюю, хорошо раскорчеванную вырубку. Неподалеку начинались предгорья, над которыми в ясные летние дни дрожало опаловое марево. Ниже по склону мелодично журчал быстрый ручей, и цветы на лугу росли в изобилии. Как обычно, Такер собрал букет и положил на могилу матери. В последний раз он был здесь еще до похорон Бо – то есть довольно давно.– Я должен знать наверняка… – пробормотал Такер, не сознавая, что говорит вслух.Знать наверняка. Из головы у него не выходило лицо Эммы, когда она страстно утверждала, что ее отец невиновен. Теперь она уже знает от шерифа о платке и записке. По-прежнему ли она убеждена в невиновности отца?Ведь это Уин Маллой убил Бо. Он – и никто другой. Почему же тогда сомнения возвращались снова и снова? Только потому, что Эмма стала ему так дорога? Потому что он желал, чтобы Уин был невиновен – ради нее?А если вина Маллоя будет доказана и присяжные вынесут вердикт «виновен»? Это убьет Эмму, попросту уничтожит ее. Дочерняя любовь – один из устоев ее мира. Если Уина повесят, что с ней будет? От одной мысли об этом сердце Такера заныло.Привалившись к стволу ивы, он не сводил глаз с надгробного камня на могиле Бо, всей душой желая, чтобы брат мог каким-то образом рассказать ему, что же именно случилось в то утро у Дерева висельника. Сомнения мучили Такера с тех самых пор, как кто-то выстрелил в Эмму на границе их земель. Не раз он думал о том, кто мог это сделать, но так и не нашел ответа. Вскоре затем был отравлен скот Маллоя. Но он уверен на все сто, что отец к этому непричастен.Кто в таком случае?Очевидно, кому-то выгодно раздуть застарелую вражду, превратить распрю в войну не на жизнь, а на смерть. Если Маллои и Гарретсоны уничтожат друг друга, кто выиграет? Кто бы он ни был, он вполне мог убить Бо, потому что в этом случае обвинение само собой падало на Уина Маллоя, точно так же как Гарретсонов автоматически винили во всем, что случалось со скотом «Эхо».Так кто же, черт возьми, затеял это?Всё было тихо вокруг, могильный камень молчал. Ответы придется искать среди живых. * * * Эмме следовало вернуться домой, переодеться, позавтракать и ждать Росса Маккуэйда, чтобы вместе ехать в Бьютт. Но она завернула в «Империю», благо это было по дороге.Времени впереди было предостаточно, так как встречу с отцом Тэры она назначила на полдень. Эмма решила до этого обсудить с подругой одну идею, которая возникла у нее ночью, когда она лежала без сна. Тэра нашла записку среди вещей Бо и сочла ее ключом к разгадке преступления. Но если был один ключ, мог отыскаться и другой – ниточка к настоящему убийце. Возможно, Тэра видела что-то, но не придала значения, отдавшись воспоминаниям.Эмма хотела расспросить подругу. Возможно, в одно из свиданий незадолго до смерти Бо упоминал что-то или кого-то, кто желал его смерти.Кто бы ни был этот неизвестный пока злодей, он все продумал очень тщательно, так, что вина пала на Уина Маллоя. Очевидно, что это человек, хорошо знакомый с положением дел в Уиспер-Вэлли. Только местные жители знали историю распри между Маллоями и Гарретсонами. Без сомнения, преступник бывал и на ранчо «Эхо», потому что без помех выкрал платок и какие-то бумаги, с которых сумел скопировать почерк ее отца. Никто посторонний не мог проникнуть в дом незамеченным.Если она догадается, кто это, то и адвокат не потребуется, чтобы вызволить отца из тюрьмы.Когда девушка спешилась у дома Маккуэйдов, ни Тэры, ни Росса поблизости не было.– Тэра! Мистер Маккуэйд! Где вы?Ответом ей было только сердитое чириканье потревоженной птицы. Эмма обошла загон, отметив про себя, что пролеты ограды валятся в разные стороны, как пьяные, заглянула в амбар с давно облупившейся побелкой и в курятник, вызвав суматоху среди наседок. Но даже их истошное кудахтанье не привлекло внимания ни одного из Маккуэйдов.Для дневного сна было рановато, но Эмма все же поднялась на крыльцо и постучала. Никто не ответил. Самое время ехать домой, готовиться к разговору с адвокатом, но что-то заставило девушку отворить дверь и ступить через порог.Когда-то она была частой гостьей в доме Маккуэйдов, но со дня своего возвращения не бывала здесь ни разу. Гостиная показалась меньше, чем она помнила, но женская рука поработала над убранством, придав ей уюта. На диване лежало с полдюжины подушек в вышитых наволочках, кресла у камина прикрывали чехлы, тоже вышитые, однако основное очарование придавали помещению картины акварелью, маслом и углем, в изобилии украшавшие стены. Через открытые двери можно было видеть, что их немало и в столовой. Эмма переходила из комнаты в комнату, с восхищением их разглядывая. Все это были рисунки Тэры.Для нее явилось откровением то, как увлеченно подруга предавалась живописи. То есть Эмма знала, как талантлива Тэра, но и понятия не имела, что она посвящает рисованию столько времени. Подруга редко упоминала о своем увлечении.Эмма с трудом оторвалась от созерцания серии акварелей, изображавших различные по форме вазы с букетами, то умело и строго подобранными, то составленными небрежно и буквально выплескивающимися на стол. В гостиной ее заворожила картина маслом с жеребятами, играющими на лугу. Девушка сразу узнала место. Детали были выписаны любовно, с тем оттенком небрежного изящества, который делает картину шедевром.Чуть в стороне от других было несколько репродукций, сделанных с умением почти непостижимым, и только причудливое «Т», которое Тэра всегда ставила на своих рисунках, говорило о том, что это не подлинник.Странное дело: чем дольше смотрела Эмма на прекрасные работы подруги, тем неуютнее ей становилось. Что-то стучалось в подсознание, что-то предостерегало ее. Наконец она оказалась у лестницы к спальням, снедаемая властным желанием подняться и заглянуть в комнату Тэры. Ее так влекло туда, словно невидимая рука тянула за рукав. Уверив себя, что просто хочет оставить записку на столе, девушка начала подниматься по лестнице.Разумеется, она бывала и здесь. На узкой кровати лежало другое, но столь же простое одеяло. Рядом стоял мольберт, валялась палитра с красками. Кисти и угольные карандаши торчали из деревянного стаканчика. Старое платье, все в пятнах краски, распоротое по швам и служившее теперь фартуком, было небрежно переброшено через спинку стула.К удивлению Эммы, на стенах не висело ни одной картины или хотя бы наброска карандашом. Желтые обои местами порвались от ветхости и выглядели голо без единого цветного пятна.– Странно… – вслух сказала Эмма.Проходя к окну, чтобы оглядеть окрестности в поисках хозяев, девушка нечаянно пнула ногой что-то лежащее под кроватью и наклонилась посмотреть, что это. Там лежала целая стопка набросков. Из любопытства она достала их и принялась рассматривать.Верхний изображал Бо. У Эммы сжалось сердце, когда она увидела фамильные черты Гарретсонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33