– Алма ткнула локтем в бок Верди Катлер, и все женщины захихикали. – Мужчины просто в восторге, а нам тоже весело смотреть, как они развлекаются.
Джульетта села на корточки, стараясь не смеяться над возмущенной миссис Эббот, когда Верди Катлер спросила:
– Если вам все это так не нравится, тогда почему вы пошли с нами пораньше, миссис Эббот?
– Нам надо прийти пораньше, – объяснила Алма, обращаясь к Джульетте. – Вы должны будете стать судьей в нашем конкурсе.
– Да, мэм, вы же всегда возглавляете все важное, – поддержала ее Верди.
– В конкурсе? – Джульетта пыталась понять, кто это так изумленно пискнул, и только потом сообразила, что это была она сама.
Вперед деловито пробилась Рози Тэтчер, крепко прижимая к своей пышной груди грубое ведро из дубовых дощечек. Она выставила ведро перед Джульеттой, и оказалось, что в середине пробиты две дыры, а у края сделана широкая прорезь. Рози продемонстрировала свое ведро гордо, словно радуясь тому, что сумела превратить полезную в хозяйстве вещь в нечто напоминающее исключительно надежный фонарь из тыквы.
– Мы по секрету сделали нашим мужчинам шлемы, мисс Джей, как у Джеффри. Вот уж они удивятся-то!
– Вы устроите конкурс шлемов?
Джульетта огорчилась при мысли о том, сколько полезных вещей было испорчено ради такой чепухи.
– Господи, нет! Рози просто хвастает своим ведром, потому что не может держать в руках иголку. У нас конкурс на лучший герб для Брода Уолберна.
Алма вытянула из кармана передника кусок желтой материи и встряхнула его, чтобы расправить складки. Но не успела Джульетта разобраться в сложной вышивке, украсившей ткань, как миссис Эббот поспешно отняла ее у Алмы.
– Нечестно! Мисс Джей должна сразу увидеть все наши гербы! Если бы мой сын Герман из Военной службы инженеров-топографов был сейчас здесь, он бы сказал, что вы пытаетесь оказать влияние на судью, Алма Харкинс.
– Не кипятитесь, миссис Эббот. Нечего напускать на меня Германа и его инженеров. Я просто пытаюсь объяснить мисс Джей, в чем дело.
Алма отняла материю у мисс Эббот и демонстративно сложила ее так, чтобы Джульетта не могла рассмотреть вышивку, даже если захотела бы.
– Мы хотели сделать голубой фон, как у Джеффри, но ни у кого не оказалось столько голубой материи, чтобы у всех был равный шанс. А я заказала для школы эту желтую ткань, но подумала, что это тоже считается, раз будет участвовать весь город, – продолжила Алма, спрятав свой кусок материи. – Как только вы решите, какой вариант выиграл, мы сошьем всем мужчинам одинаковые туники.
Большинство женщин энергично закивали, только у Верди Катлер печально задрожали губы.
– Мой хозяин говорит, что ни за что не наденет ничего такого с цветами и птичками.
Слова Верди вызвали настоящую бурю.
– У Джеффри на тунике ястреб! Против такого твой хозяин не станет возражать – лишь бы это не был глупый цыпленок, как у Луэллы.
– Это не цыпленок, а петух! Всем известно, какие они бывают драчливые.
– И роза не будет выглядеть по-женски, если мы сделаем большие шипы.
– Нечестно подсказывать мисс Джей!
– А, помолчите, миссис Эббот!
– Мой хозяин сказал, что не наденет ничего такого и что приграничные разбойники от смеха поумирают!
– Если бы приграничные разбойники действительно поумирали от смеха, то нашим мужчинам не понадобились бы шлемы.
– Им и так не нужны шлемы – с их-то дубовыми башками! И потом, разбойники не привыкли, чтобы наши мужчины давали им отпор. Увидят, что они к бою готовы – так просто сбегут обратно в Миссури.
Джульетта невольно покачнулась. Женщины продолжали трещать, но она едва их слышала – словно между ними вдруг выросла стена.
Жители Брода Уолберна, без всякой помощи с ее стороны, вместе придумали дело, которое подняло дух товарищества так, как того не мог бы предвидеть даже Дэниель. Джульетта прикрыла глаза, пытаясь представить себе, как измученные трудами фермеры вечером за ужином обсуждают со своими женами гербы. Как хлопочущие по дому женщины отрывают драгоценные минуты от домашних дел и детей, чтобы тайком провертеть в ведрах дырки. Как мальчишки, мужчины и даже свиньи Тэтчеров совместными усилиями строят дерновый дом для странного незнакомца, не намеренного здесь задерживаться, но искренне верящего, что он сможет приготовить мужчин к бою, который может стоить им жизни.
А теперь все намерены отпраздновать завершение своих трудов. Будет на то одобрение вдовы Уолберн, или нет.
Джульетта думала, что возмутится, почувствует вполне уместное негодование из-за того, что ее авторитетом так пренебрегли. Но вместо этого ее охватило радостное возбуждение. Они действительно становятся городом! И она может присоединиться к остальным… и повеселиться.
«Спасибо тебе, Джеффри!» – мысленно сказала она.
– Идите и переоденьтесь, мисс Джей. Мы постараемся отложить конкурс на послеобеденное время!
Пронзительный голос Алмы теперь звучал тише, словно издалека. Открыв глаза, Джульетта поняла, почему: группа женщин уже уходила с ее двора, с непристойной поспешностью удаляясь в сторону прерии. В сторону участка Джеффри, куда ей так хотелось пойти этими одинокими ночами.
Когда они оставались вдвоем, он называл ее «миледи». Джеффри никогда не требовал от нее благодарности за то, что укрепляет ее город и обучает его жителей, хотя вся ответственность с ее плеч легла на него. Ей мучительно хотелось снова услышать из его уст это обращение. «Миледи». Это слово бесконечно повторялось в ее снах. И даже сейчас, когда единственным звуком вокруг был шорох колеблемой ветром травы, Джульетта затрепетала, вспомнив, как рокотал его глуховатый от страсти голос, когда он прижимал ее к сердцу. Рядом с ним она чувствовала себя свободной и радостной, на что до его появления уже перестала надеяться.
Джульетта подняла лицо к небу, чувствуя, как полуденное солнце высушивает грязь у нее на лбу. И щеки у нее защипало, когда солнце принялось и за влажные дорожки, пролегшие у нее по щекам. Она знала, что должна сделать: смыть грязь и слезы, надеть лучшее платье и присоединиться к остальным обитателям Брода Уолберна – сию же минуту. Она насладится дружелюбием, с которым ее встретят горожане.
– Мисс Джей! – крикнут они.
В присутствии других Джеффри тоже будет называть ее «мисс Джей», а она станет улыбаться и делать вид, что именно такое обращение и хочет слышать из его уст.
Если бы она уехала с Джеффри, как только он ее об этом попросил, прыгнула в пропасть и пустилась на прочие не подобающие благовоспитанной женщине глупости, на которые он ее вызывает, то не было бы ни строительства дома, ни конкурса гербов. Упрямство, с которым Джеффри держался своей клятвы, обрело для нее новый смысл. Город Дэниеля – ее город – определенно выиграл из-за того, что она проявила некоторую стойкость. А чего смогут они с Джеффри добиться, если вместе будут выполнять обещание, которое дал он?
Когда-то Джульетта считала, что взваленная ею на себя ответственность обрекает ее на одиночество. Ей не терпелось встретиться с Джеффри, чтобы сказать ему, что теперь она стала умнее.
Ребекка показалась Джозайе настолько красивой, что ему пришлось сесть на собственные руки, чтобы не заключить ее в объятия. Ему все труднее становилось даже мечтать о том, что в один прекрасный день он сможет это сделать – если учесть то, как она стала украдкой уходить из дома, пока он работает.
– Это твое самое нарядное платье, – сказал он, стараясь не обращать внимания на то, как тонкая застиранная ткань лежит на крутом изгибе ее бедер.
– Сегодня особый день, Джозайя.
– Мы не пойдем на турнир в честь заполнения рва. Она ничего не ответила – только подняла своей изящной рукой ведерко с едой. По тому, как опустилось ее плечо, он догадался, что она положила в него немало.
– Вот твой ужин, хозяин.
– Ужин? – В открытую дверь хижины врывалось солнце и золотило волосы Ребекки, волной лежащие у лба. В ее огромных карих глазах сверкала радость – такого выражения он не видел в них с того дня, как они направились в Канзас. Ее веселое оживление разбудило в нем щемящую боль, и Джозайя понял, что ему необходимо ее подавить. Немедленно. – Нечего было паковать мне ужин, хозяйка. Я же сказал тебе, что мы не пойдем на праздник к этому никчемному Джеффри.
– О, я так и знала, что ты не захочешь идти на заполнение рва. – Ребекка говорила совершенно беззаботно. Ведро уже стояло у его ног. – Но разве я не пакую тебе ужин почти каждый вечер, хозяин? Ты ведь собирался снова уйти, чтобы еще несколько часов бороновать поле, пока не стемнело, так ведь?
Джозайя больше не мог таить в душе свою боль.
– Ты собираешься улизнуть туда, как только я снова уйду в поле!
Ребекка подняла голову, и на губах ее заиграла настоящая ухмылка, словно она обрадовалась обвинениям мужа.
– А что в этом нового? Я всю последнюю неделю ходила туда каждый день. – Она прищурилась и радостно улыбнулась. – А иногда даже два раза в день. И ты это прекрасно знаешь, Джозайя Уилкокс – ведь ты следил за мной каждый раз, когда я туда пробиралась… чтобы увидеться с Джеффри.
– Нет! – У Джозайи стало как-то нехорошо внутри, и он обмяк на стуле, словно для того, чтобы защититься от невидимого удара. – Я наблюдал за каждым твоим движением. Ты и десятью словами с этим Джеффри не перемолвилась!
– Да неужели? Тогда почему я, по-твоему, продолжаю туда ходить?
– Ты продолжаешь ходить, чтобы повидать мальчика. Как любая женщина, скучающая по сыну. Я за тобой наблюдал.
– Каждую минуту?
Джозайя никогда не слышал, чтобы его Ребекка разговаривала с таким веселым лукавством. Он резко выпрямился.
– Да, черт подери, каждую минуту!
– Ну, так сдается мне, ты что-то ослабил свои подозрения, Джозайя. – Она повернулась к плите и прошествовала (иного слова для ее походки было не подобрать) к ее чугунной громаде, бросив через плечо быстрый взгляд на мужа. – Я отлично помню, как провела наедине с Джеффри целых двадцать минут. И он обучил меня очень… интересным и личным вещам.
– Он показал тебе, как завязывать узлы на длинной веревке! – Услышав, как жена столь превратно истолковывает собственное совершенно невинное поведение, Джозайя стремительно вскочил. За его спиной с грохотом рухнул стул – как всегда падали стулья позади этого возмутителя спокойствия, Джеффри д'Арбанвиля. – Нет ничего дурного в том, что ты навещала мальчика! Черт, я и сам по нему скучаю. А умение завязывать узлы жене фермера всегда пригодится.
– Ты меня пытаешься убедить, Джозайя, или себя самого?
В нем поднялось отвратительное чувство – смесь робости, стыда и страха. Ребекка была права: казалось, в нем борются два Джозайи Уилкокса. Один уверяет в ее невинности, другой кричит о ее греховности. И второй голос побеждал в течение стольких лет, что Джозайя приобрел дурную привычку сомневаться в жене и истолковывать ее самые невинные действия в дурном смысле. Он не смеет прислушаться к другому голосу – тому, который убеждает его верить Ребекке. Потому что тогда окажется, что он ошибался, что потратил без толку слишком много лет жизни на земле. Жизни, которую этой, теперь вдруг обретшей уверенность женщине он когда-то давно обещал сделать райской.
– Проклятие, Бекки, ты за эту последнюю неделю столько раз со мной нахальничала, сколько не позволяла себе за все прошлые десять лет!
– И тебе пора бы к этому привыкнуть. Мне это очень понравилось, и я жалею, что не начала нахальничать много лет назад.
Казалось, Ребекка была твердо намерена вовлечь мужа в ссору. Пойти на это он не мог, хотя та часть его души, которую Джозайя так давно заставил замолчать, сейчас требовала, чтобы он выпалил все упреки, которые таил в себе. Он угрожающе ткнул в Ребекку пальцем, который предательски задрожал.
– Сегодня изволь сидеть дома, слышишь? Никуда ты не пойдешь! Клянусь, что если ты попробуешь туда уйти, я силой приволоку тебя обратно!
Жена насмешливо улыбнулась ему, полуприкрыв глаза, так что Джозайе захотелось взвыть.
– Увидим, кто и куда пойдет, хозяин.
Джозайя резко повернулся и возмущенно зашагал к двери. За спиной он услышал негромкий шорох шагов – Ребекка шла следом. Сделав два шага по настилу крыльца, он услышал, как жена чуть слышно охнула, словно дернула за что-то более неподатливое, чем ожидала.
А в следующую секунду с крыши крыльца упало что-то бесформенное, тяжелое и пропыленное – и сбило Джозайю с ног.
– Какого черта! – Он завозился, но в результате только сильнее запутался в ячейках крепко связанной узлами бечевы. Он лягался. Он размахивал кулаками. Бечева опутывала ему руки и ноги. – Это же чертова сеть!
– Ага! – торжествующе вскрикнула Ребекка и кинулась на него. Джозайя от неожиданности охнул. Она уселась ему на грудь, прижав его дергающиеся плечи к настилу крыльца. – Теперь не убежишь, Джозайя!
Он еще некоторое время подергался, но ровным счетом ничего не добился. Ребекка восседала на нем верхом с ловкостью профессионального объездчика мустангов и не переставая улыбалась, словно получала от происходящего огромное удовольствие. Джозайя только даром тратил силы.
– Чего ты, к дьяволу, хочешь добиться, женщина? И откуда ты взяла эту чертову сеть?
– Джеффри показал мне, как ее сплести. Каждый узел я завязала своими руками. А теперь прекрати чертыхаться. И биться тоже ни к чему, Джозайя. Если не будешь лежать спокойно, то только сильнее запутаешься.
Он возмущенно смотрел на Ребекку, пытаясь втянуть в легкие побольше воздуха, а она сидела на нем так непринужденно, словно в своем любимом кресле-качалке.
– Теперь я знаю, как нам все наладить, Джозайя.
– Что наладить? Все и так в порядке.
– Джозайя!
Ребекка кинула на него взгляд, полный такой печальной укоризны, что он невольно покраснел и снова почувствовал, как в его голове начали спорить два голоса. Она ткнула пальцем мужу в грудь прямо напротив сердца, и он представил себе, будто она ногтем проткнула этот самый второй, злобный и отвратительный голос.
– Джеффри сказал, что в тебе засел демон ревности, Джозайя Уилкокс. Он обещал мне, что эта особая сеть даст демону улететь, а тебя поймает. Там, откуда он приехал, все время пользуются сетями, чтобы избавляться от ведьм и тому подобной нечисти.
Его возмутила мысль о том, что она обсуждала с посторонним мужчиной их семейные нелады.
– Джеффри, Джеффри, Джеффри! Сети для ведьм и демонов. Похоже на его всегдашние речи – глупые суеверия, в которые разумные люди перестали верить чуть ли не тысячу лет тому назад.
– Наверное, ты прав. Действительно похоже, что мы уже тысячу лет не делали ничего подобного.
Ребекка наклонилась, раздвинула ячейки сети и легко поцеловала мужа прямо в губы.
Какой невинный поцелуй! Настоящие супруги обмениваются такими, сами того не замечая: как утренним приветствием, как благодарностью после еды. Поцелуй Ребекки обжег Джозайю, как удар молнии. Он весь затрясся, остро ощущая теплый вес ее тела, давящий на его живот, сильные ноги, стиснувшие ему бока, пропитанные ароматом солнца волосы, шелковой волной упавшие ему на щеку.
– Ну, что ты на это мне скажешь, хозяин?
Как это ни странно, он вдруг произнес слова, которые так долго прятал в самой глубине души.
– Я хочу тебя обнять. Я так давно хочу до тебя дотронуться – и видишь, по-прежнему не могу. – Он попытался высвободиться из сети, буквально связавшей ему руки. Слишком много лет его руки были связаны фигурально, но теперь его вдруг охватила настоятельная потребность освободить их. – Не знаю, смогу ли я это сделать, Бекки.
– Сможешь. Сможешь. – Она повторяла эти слова снова и снова, распутывая сеть, покрывая его поцелуями, освобождая его дюйм за дюймом, так что в конце концов оказалось, что она лежит поверх него, а руки мужа сжимают ее в объятиях, о которых он никогда и мечтать не смел. – Мы освободились от этого демона, Джозайя. У нас все получилось.
Он содрогнулся, потрясенный наслаждением, болью и вновь проснувшейся надеждой. Может быть, глупые суеверия полоумного Джеффри оказались не такими уж глупыми? Джозайя ощущал необычайную ясность ума и владел своими чувствами, обычно не дававшими ему думать.
Он любит свою жену с такой всепожирающей силой, что чуть не погубил и себя, и ее. Бекки смотрела ему в глаза, и в ее взгляде читались то же томление и те же страхи, которые испытывал он сам. И сейчас, когда появилась хоть какая-то надежда на то, что у них есть будущее, Джозайя вынужден был признать правду.
– Я не заслуживаю тебя, Бекки. Я всегда знал, что недостаточно хорош для тебя.
– Джозайя, нет…
– Позволь мне договорить. Пожалуйста! – Он судорожно вздохнул. – Ничто на свете не заставит меня думать иначе. Так что сейчас я хочу сказать вот что: может, нам на время и удалось избавиться от этого демона. Но он вернется, Бекки, он вернется. Я этого не захочу, но мне что-нибудь покажется или ты невзначай скажешь что-то – и на меня снова нападет ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Джульетта села на корточки, стараясь не смеяться над возмущенной миссис Эббот, когда Верди Катлер спросила:
– Если вам все это так не нравится, тогда почему вы пошли с нами пораньше, миссис Эббот?
– Нам надо прийти пораньше, – объяснила Алма, обращаясь к Джульетте. – Вы должны будете стать судьей в нашем конкурсе.
– Да, мэм, вы же всегда возглавляете все важное, – поддержала ее Верди.
– В конкурсе? – Джульетта пыталась понять, кто это так изумленно пискнул, и только потом сообразила, что это была она сама.
Вперед деловито пробилась Рози Тэтчер, крепко прижимая к своей пышной груди грубое ведро из дубовых дощечек. Она выставила ведро перед Джульеттой, и оказалось, что в середине пробиты две дыры, а у края сделана широкая прорезь. Рози продемонстрировала свое ведро гордо, словно радуясь тому, что сумела превратить полезную в хозяйстве вещь в нечто напоминающее исключительно надежный фонарь из тыквы.
– Мы по секрету сделали нашим мужчинам шлемы, мисс Джей, как у Джеффри. Вот уж они удивятся-то!
– Вы устроите конкурс шлемов?
Джульетта огорчилась при мысли о том, сколько полезных вещей было испорчено ради такой чепухи.
– Господи, нет! Рози просто хвастает своим ведром, потому что не может держать в руках иголку. У нас конкурс на лучший герб для Брода Уолберна.
Алма вытянула из кармана передника кусок желтой материи и встряхнула его, чтобы расправить складки. Но не успела Джульетта разобраться в сложной вышивке, украсившей ткань, как миссис Эббот поспешно отняла ее у Алмы.
– Нечестно! Мисс Джей должна сразу увидеть все наши гербы! Если бы мой сын Герман из Военной службы инженеров-топографов был сейчас здесь, он бы сказал, что вы пытаетесь оказать влияние на судью, Алма Харкинс.
– Не кипятитесь, миссис Эббот. Нечего напускать на меня Германа и его инженеров. Я просто пытаюсь объяснить мисс Джей, в чем дело.
Алма отняла материю у мисс Эббот и демонстративно сложила ее так, чтобы Джульетта не могла рассмотреть вышивку, даже если захотела бы.
– Мы хотели сделать голубой фон, как у Джеффри, но ни у кого не оказалось столько голубой материи, чтобы у всех был равный шанс. А я заказала для школы эту желтую ткань, но подумала, что это тоже считается, раз будет участвовать весь город, – продолжила Алма, спрятав свой кусок материи. – Как только вы решите, какой вариант выиграл, мы сошьем всем мужчинам одинаковые туники.
Большинство женщин энергично закивали, только у Верди Катлер печально задрожали губы.
– Мой хозяин говорит, что ни за что не наденет ничего такого с цветами и птичками.
Слова Верди вызвали настоящую бурю.
– У Джеффри на тунике ястреб! Против такого твой хозяин не станет возражать – лишь бы это не был глупый цыпленок, как у Луэллы.
– Это не цыпленок, а петух! Всем известно, какие они бывают драчливые.
– И роза не будет выглядеть по-женски, если мы сделаем большие шипы.
– Нечестно подсказывать мисс Джей!
– А, помолчите, миссис Эббот!
– Мой хозяин сказал, что не наденет ничего такого и что приграничные разбойники от смеха поумирают!
– Если бы приграничные разбойники действительно поумирали от смеха, то нашим мужчинам не понадобились бы шлемы.
– Им и так не нужны шлемы – с их-то дубовыми башками! И потом, разбойники не привыкли, чтобы наши мужчины давали им отпор. Увидят, что они к бою готовы – так просто сбегут обратно в Миссури.
Джульетта невольно покачнулась. Женщины продолжали трещать, но она едва их слышала – словно между ними вдруг выросла стена.
Жители Брода Уолберна, без всякой помощи с ее стороны, вместе придумали дело, которое подняло дух товарищества так, как того не мог бы предвидеть даже Дэниель. Джульетта прикрыла глаза, пытаясь представить себе, как измученные трудами фермеры вечером за ужином обсуждают со своими женами гербы. Как хлопочущие по дому женщины отрывают драгоценные минуты от домашних дел и детей, чтобы тайком провертеть в ведрах дырки. Как мальчишки, мужчины и даже свиньи Тэтчеров совместными усилиями строят дерновый дом для странного незнакомца, не намеренного здесь задерживаться, но искренне верящего, что он сможет приготовить мужчин к бою, который может стоить им жизни.
А теперь все намерены отпраздновать завершение своих трудов. Будет на то одобрение вдовы Уолберн, или нет.
Джульетта думала, что возмутится, почувствует вполне уместное негодование из-за того, что ее авторитетом так пренебрегли. Но вместо этого ее охватило радостное возбуждение. Они действительно становятся городом! И она может присоединиться к остальным… и повеселиться.
«Спасибо тебе, Джеффри!» – мысленно сказала она.
– Идите и переоденьтесь, мисс Джей. Мы постараемся отложить конкурс на послеобеденное время!
Пронзительный голос Алмы теперь звучал тише, словно издалека. Открыв глаза, Джульетта поняла, почему: группа женщин уже уходила с ее двора, с непристойной поспешностью удаляясь в сторону прерии. В сторону участка Джеффри, куда ей так хотелось пойти этими одинокими ночами.
Когда они оставались вдвоем, он называл ее «миледи». Джеффри никогда не требовал от нее благодарности за то, что укрепляет ее город и обучает его жителей, хотя вся ответственность с ее плеч легла на него. Ей мучительно хотелось снова услышать из его уст это обращение. «Миледи». Это слово бесконечно повторялось в ее снах. И даже сейчас, когда единственным звуком вокруг был шорох колеблемой ветром травы, Джульетта затрепетала, вспомнив, как рокотал его глуховатый от страсти голос, когда он прижимал ее к сердцу. Рядом с ним она чувствовала себя свободной и радостной, на что до его появления уже перестала надеяться.
Джульетта подняла лицо к небу, чувствуя, как полуденное солнце высушивает грязь у нее на лбу. И щеки у нее защипало, когда солнце принялось и за влажные дорожки, пролегшие у нее по щекам. Она знала, что должна сделать: смыть грязь и слезы, надеть лучшее платье и присоединиться к остальным обитателям Брода Уолберна – сию же минуту. Она насладится дружелюбием, с которым ее встретят горожане.
– Мисс Джей! – крикнут они.
В присутствии других Джеффри тоже будет называть ее «мисс Джей», а она станет улыбаться и делать вид, что именно такое обращение и хочет слышать из его уст.
Если бы она уехала с Джеффри, как только он ее об этом попросил, прыгнула в пропасть и пустилась на прочие не подобающие благовоспитанной женщине глупости, на которые он ее вызывает, то не было бы ни строительства дома, ни конкурса гербов. Упрямство, с которым Джеффри держался своей клятвы, обрело для нее новый смысл. Город Дэниеля – ее город – определенно выиграл из-за того, что она проявила некоторую стойкость. А чего смогут они с Джеффри добиться, если вместе будут выполнять обещание, которое дал он?
Когда-то Джульетта считала, что взваленная ею на себя ответственность обрекает ее на одиночество. Ей не терпелось встретиться с Джеффри, чтобы сказать ему, что теперь она стала умнее.
Ребекка показалась Джозайе настолько красивой, что ему пришлось сесть на собственные руки, чтобы не заключить ее в объятия. Ему все труднее становилось даже мечтать о том, что в один прекрасный день он сможет это сделать – если учесть то, как она стала украдкой уходить из дома, пока он работает.
– Это твое самое нарядное платье, – сказал он, стараясь не обращать внимания на то, как тонкая застиранная ткань лежит на крутом изгибе ее бедер.
– Сегодня особый день, Джозайя.
– Мы не пойдем на турнир в честь заполнения рва. Она ничего не ответила – только подняла своей изящной рукой ведерко с едой. По тому, как опустилось ее плечо, он догадался, что она положила в него немало.
– Вот твой ужин, хозяин.
– Ужин? – В открытую дверь хижины врывалось солнце и золотило волосы Ребекки, волной лежащие у лба. В ее огромных карих глазах сверкала радость – такого выражения он не видел в них с того дня, как они направились в Канзас. Ее веселое оживление разбудило в нем щемящую боль, и Джозайя понял, что ему необходимо ее подавить. Немедленно. – Нечего было паковать мне ужин, хозяйка. Я же сказал тебе, что мы не пойдем на праздник к этому никчемному Джеффри.
– О, я так и знала, что ты не захочешь идти на заполнение рва. – Ребекка говорила совершенно беззаботно. Ведро уже стояло у его ног. – Но разве я не пакую тебе ужин почти каждый вечер, хозяин? Ты ведь собирался снова уйти, чтобы еще несколько часов бороновать поле, пока не стемнело, так ведь?
Джозайя больше не мог таить в душе свою боль.
– Ты собираешься улизнуть туда, как только я снова уйду в поле!
Ребекка подняла голову, и на губах ее заиграла настоящая ухмылка, словно она обрадовалась обвинениям мужа.
– А что в этом нового? Я всю последнюю неделю ходила туда каждый день. – Она прищурилась и радостно улыбнулась. – А иногда даже два раза в день. И ты это прекрасно знаешь, Джозайя Уилкокс – ведь ты следил за мной каждый раз, когда я туда пробиралась… чтобы увидеться с Джеффри.
– Нет! – У Джозайи стало как-то нехорошо внутри, и он обмяк на стуле, словно для того, чтобы защититься от невидимого удара. – Я наблюдал за каждым твоим движением. Ты и десятью словами с этим Джеффри не перемолвилась!
– Да неужели? Тогда почему я, по-твоему, продолжаю туда ходить?
– Ты продолжаешь ходить, чтобы повидать мальчика. Как любая женщина, скучающая по сыну. Я за тобой наблюдал.
– Каждую минуту?
Джозайя никогда не слышал, чтобы его Ребекка разговаривала с таким веселым лукавством. Он резко выпрямился.
– Да, черт подери, каждую минуту!
– Ну, так сдается мне, ты что-то ослабил свои подозрения, Джозайя. – Она повернулась к плите и прошествовала (иного слова для ее походки было не подобрать) к ее чугунной громаде, бросив через плечо быстрый взгляд на мужа. – Я отлично помню, как провела наедине с Джеффри целых двадцать минут. И он обучил меня очень… интересным и личным вещам.
– Он показал тебе, как завязывать узлы на длинной веревке! – Услышав, как жена столь превратно истолковывает собственное совершенно невинное поведение, Джозайя стремительно вскочил. За его спиной с грохотом рухнул стул – как всегда падали стулья позади этого возмутителя спокойствия, Джеффри д'Арбанвиля. – Нет ничего дурного в том, что ты навещала мальчика! Черт, я и сам по нему скучаю. А умение завязывать узлы жене фермера всегда пригодится.
– Ты меня пытаешься убедить, Джозайя, или себя самого?
В нем поднялось отвратительное чувство – смесь робости, стыда и страха. Ребекка была права: казалось, в нем борются два Джозайи Уилкокса. Один уверяет в ее невинности, другой кричит о ее греховности. И второй голос побеждал в течение стольких лет, что Джозайя приобрел дурную привычку сомневаться в жене и истолковывать ее самые невинные действия в дурном смысле. Он не смеет прислушаться к другому голосу – тому, который убеждает его верить Ребекке. Потому что тогда окажется, что он ошибался, что потратил без толку слишком много лет жизни на земле. Жизни, которую этой, теперь вдруг обретшей уверенность женщине он когда-то давно обещал сделать райской.
– Проклятие, Бекки, ты за эту последнюю неделю столько раз со мной нахальничала, сколько не позволяла себе за все прошлые десять лет!
– И тебе пора бы к этому привыкнуть. Мне это очень понравилось, и я жалею, что не начала нахальничать много лет назад.
Казалось, Ребекка была твердо намерена вовлечь мужа в ссору. Пойти на это он не мог, хотя та часть его души, которую Джозайя так давно заставил замолчать, сейчас требовала, чтобы он выпалил все упреки, которые таил в себе. Он угрожающе ткнул в Ребекку пальцем, который предательски задрожал.
– Сегодня изволь сидеть дома, слышишь? Никуда ты не пойдешь! Клянусь, что если ты попробуешь туда уйти, я силой приволоку тебя обратно!
Жена насмешливо улыбнулась ему, полуприкрыв глаза, так что Джозайе захотелось взвыть.
– Увидим, кто и куда пойдет, хозяин.
Джозайя резко повернулся и возмущенно зашагал к двери. За спиной он услышал негромкий шорох шагов – Ребекка шла следом. Сделав два шага по настилу крыльца, он услышал, как жена чуть слышно охнула, словно дернула за что-то более неподатливое, чем ожидала.
А в следующую секунду с крыши крыльца упало что-то бесформенное, тяжелое и пропыленное – и сбило Джозайю с ног.
– Какого черта! – Он завозился, но в результате только сильнее запутался в ячейках крепко связанной узлами бечевы. Он лягался. Он размахивал кулаками. Бечева опутывала ему руки и ноги. – Это же чертова сеть!
– Ага! – торжествующе вскрикнула Ребекка и кинулась на него. Джозайя от неожиданности охнул. Она уселась ему на грудь, прижав его дергающиеся плечи к настилу крыльца. – Теперь не убежишь, Джозайя!
Он еще некоторое время подергался, но ровным счетом ничего не добился. Ребекка восседала на нем верхом с ловкостью профессионального объездчика мустангов и не переставая улыбалась, словно получала от происходящего огромное удовольствие. Джозайя только даром тратил силы.
– Чего ты, к дьяволу, хочешь добиться, женщина? И откуда ты взяла эту чертову сеть?
– Джеффри показал мне, как ее сплести. Каждый узел я завязала своими руками. А теперь прекрати чертыхаться. И биться тоже ни к чему, Джозайя. Если не будешь лежать спокойно, то только сильнее запутаешься.
Он возмущенно смотрел на Ребекку, пытаясь втянуть в легкие побольше воздуха, а она сидела на нем так непринужденно, словно в своем любимом кресле-качалке.
– Теперь я знаю, как нам все наладить, Джозайя.
– Что наладить? Все и так в порядке.
– Джозайя!
Ребекка кинула на него взгляд, полный такой печальной укоризны, что он невольно покраснел и снова почувствовал, как в его голове начали спорить два голоса. Она ткнула пальцем мужу в грудь прямо напротив сердца, и он представил себе, будто она ногтем проткнула этот самый второй, злобный и отвратительный голос.
– Джеффри сказал, что в тебе засел демон ревности, Джозайя Уилкокс. Он обещал мне, что эта особая сеть даст демону улететь, а тебя поймает. Там, откуда он приехал, все время пользуются сетями, чтобы избавляться от ведьм и тому подобной нечисти.
Его возмутила мысль о том, что она обсуждала с посторонним мужчиной их семейные нелады.
– Джеффри, Джеффри, Джеффри! Сети для ведьм и демонов. Похоже на его всегдашние речи – глупые суеверия, в которые разумные люди перестали верить чуть ли не тысячу лет тому назад.
– Наверное, ты прав. Действительно похоже, что мы уже тысячу лет не делали ничего подобного.
Ребекка наклонилась, раздвинула ячейки сети и легко поцеловала мужа прямо в губы.
Какой невинный поцелуй! Настоящие супруги обмениваются такими, сами того не замечая: как утренним приветствием, как благодарностью после еды. Поцелуй Ребекки обжег Джозайю, как удар молнии. Он весь затрясся, остро ощущая теплый вес ее тела, давящий на его живот, сильные ноги, стиснувшие ему бока, пропитанные ароматом солнца волосы, шелковой волной упавшие ему на щеку.
– Ну, что ты на это мне скажешь, хозяин?
Как это ни странно, он вдруг произнес слова, которые так долго прятал в самой глубине души.
– Я хочу тебя обнять. Я так давно хочу до тебя дотронуться – и видишь, по-прежнему не могу. – Он попытался высвободиться из сети, буквально связавшей ему руки. Слишком много лет его руки были связаны фигурально, но теперь его вдруг охватила настоятельная потребность освободить их. – Не знаю, смогу ли я это сделать, Бекки.
– Сможешь. Сможешь. – Она повторяла эти слова снова и снова, распутывая сеть, покрывая его поцелуями, освобождая его дюйм за дюймом, так что в конце концов оказалось, что она лежит поверх него, а руки мужа сжимают ее в объятиях, о которых он никогда и мечтать не смел. – Мы освободились от этого демона, Джозайя. У нас все получилось.
Он содрогнулся, потрясенный наслаждением, болью и вновь проснувшейся надеждой. Может быть, глупые суеверия полоумного Джеффри оказались не такими уж глупыми? Джозайя ощущал необычайную ясность ума и владел своими чувствами, обычно не дававшими ему думать.
Он любит свою жену с такой всепожирающей силой, что чуть не погубил и себя, и ее. Бекки смотрела ему в глаза, и в ее взгляде читались то же томление и те же страхи, которые испытывал он сам. И сейчас, когда появилась хоть какая-то надежда на то, что у них есть будущее, Джозайя вынужден был признать правду.
– Я не заслуживаю тебя, Бекки. Я всегда знал, что недостаточно хорош для тебя.
– Джозайя, нет…
– Позволь мне договорить. Пожалуйста! – Он судорожно вздохнул. – Ничто на свете не заставит меня думать иначе. Так что сейчас я хочу сказать вот что: может, нам на время и удалось избавиться от этого демона. Но он вернется, Бекки, он вернется. Я этого не захочу, но мне что-нибудь покажется или ты невзначай скажешь что-то – и на меня снова нападет ревность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39