Булл своим извинением почти смутил Джулию. Одновременно с этим в ней стали подниматься раздражение на саму себя и новая ярость на попытку отца так легко обвести ее вокруг пальца.
— За что! — спросила она звенящим голосом. — За то, что я поймала тебя с поличным?!
— Мне не следовало брать съемочную группу и оборудование без твоего разрешения, я был неправ. Я знаю, что ты сердишься, и не могу упрекать тебя. Я сам убил бы всякого, кто посмел бы совершить на моей съемочной площадке нечто подобное.
— Тогда зачем ты это сделал? — Она отшвырнула от себя ручку, которую до этого держала в руках, откинулась на спинку стула и уперла руки в бока.
— Это была последняя возможность удачно снять сцену, которую ты хотела иметь в картине. Здешнее индейское лето уже заканчивается. Перед своим отъездом Рей сообщил мне, что сюда движется холодный фронт с дождями на полных три-четыре дня. Нужно было снимать, не теряя времени, иначе было бы поздно.
— Значит, вы двое сговорились о том, что ты снимешь эту сцену, пока меня не будет. А не успокаивал ли тебя Рей тем, что в случае чего он найдет способ задержать меня на лишний денек, чтобы ты без помех закончил то, что задумал?
Булл отступил на шаг назад, наткнулся на кресло и беспомощно опустился в него.
— Черт возьми, нет, Джулия, нет! Ничего подобного у нас с ним не было! Мы договорились, что я сниму все… Сцена должна была быть сделана еще вчера, но Джо неожиданно отправился на какой-то там турнир по домино.
Она не знала, верить ли ему. Все же Джулия почувствовала некоторое расслабление.
— Ты мог мне позвонить, все обсудить.
— Ты послала бы меня подальше и предупредила бы, чтоб я не приближался к твоим камерам. А упускать такую возможность было бы просто глупостью.
— И ты полагал, что я буду так счастлива узнать, что фильм закончен до дождей, что даже не поинтересуюсь, кто его закончил, да? И когда же ты собирался мне открыться? Может, вы договорились, что это возьмет на себя Рей? Сначала расслабит меня как следует — как он умеет, — а потом и проговорится, это так?
Булл прищурился на эти обвинения, но пропустил их мимо ушей.
— Мы, во-первых, не предполагали, что ты нагрянешь прямо во время съемок, это я тебе откровенно говорю. И потом, я хотел рассказать тебе об этом, когда ты поняла бы, что сцену заката снять уже не удастся из-за дождей. Хотел обрадовать тебя…
— А не думал ли ты о том, — медленно проговорила она, — что это удачный шанс и вовсе взять бразды правления съемками в свои руки?
— Джулия, — начал он, затем вдруг его голос прервался… Лицо Булла перекосилось и на нем застыло выражение сильной боли. Он наклонил голову и стал смотреть себе под ноги. Так прошла минута. Потом он поднял на нее красные глаза и сказал: — Хорошо… Я очень надеялся на то, что у тебя хватит великодушия оставить меня здесь. Мне не нужна твоя работа. Даже если б Аллен предложил мне ее, я бы отказался. Но он никогда бы не предложил. Просто мне очень хотелось поработать вместе! Неужели тебе так трудно переварить эту мысль?
— И ты знаешь почему?
— Я знаю, что ты имеешь в виду, но я совсем о другом! У всех режиссеров есть свои помощники. Я претендовал лишь на эту должность — твоего помощника!
— И ты думаешь, я поверю в то, что ты спокойно согласишься фигурировать в этой должности в титрах?
— Почему бы нет?
— Выглядело бы правдоподобно, — жестко сказала Джулия, — если б в конечном итоге оказалось, что режиссер — ты, а я твоя помощница!
— Я бы с тобой никогда так не поступил.
— Аллен поступил бы. Ведь он хочет, чтобы фильм получился, кассовым. Он не отказался бы использовать для этого твое имя.
— Ты неправильно о нем судишь. Просто он пытается сделать лучше для тебя, пытается спасти картину.
— Ее не надо спасать! Все идет нормально, и мне не нужны ни помощники, ни спасители!
— Ты боишься досужих разговоров? Это тебя беспокоит? Могу тебя заверить: все ребята хорошо знают, кто у них режиссер. Я заметил это в последнее время. Про-дюсирование фильма было устроено давным-давно и без моего участия, картина уже снята как минимум на две трети, и тоже без меня. Осталось доснять несколько рулонов пленки — и можно отправляться домой. На такой работе никто никого просто не успеет заменить, уверяю тебя.
— Тогда я не понимаю, для чего же ты все-таки хочешь остаться?
Его глаза сузились под густыми бровями.
— Я мог бы сказать, что беспокоюсь о тебе в связи с этими несчастными случаями. Я мог бы сказать, что мне кажется, здесь есть кто-то, кому бы очень не хотелось, чтобы ты закончила картину. Что мне было бы спокойнее, если бы я был с тобой, присматривал за тобой. Я мог бы сказать, что хочу выяснить, кто тебе пакостит. Все это я мог бы сказать, но не в этом дело.
— А в чем? — спросила она, не обращая внимания на поднимавшееся в ней странное чувство.
— А дело в том… — начал он и запнулся. Она поняла, что он больше не смотрит ей в глаза, а куда-то за левое плечо. — Дело в том, что мне нужна работа. Мне необходимо связать себя с новым проектом, со свежим проектом, мне необходимо погрузиться в этот проект и попытаться отыскать у себя в голове интересные идеи. Я перестал быть режиссером, Джулия. Я высох. Я больше не имею ничего из того, что у меня было. Растерял, растратил:
— Твой последний фильм имел очень хорошую кассу. О чем ты мне говоришь? — Она оторвалась от спинки стула, села прямо. Ее брови нахмуренно сдвинулись. Она не верила отцу, но странное чувство стало сильнее.
— Картина была неплохая, но и не блестящая.
— Критикам понравилась.
— Увы, отнюдь не критики финансируют мои фильмы. Денежные мешки от кинобизнеса хотят возвращения своих капиталов. И желательно с большим приростом. Но это еще не самое худшее. Я выдохся на идеи, Джулия. Я просто… просто потерял ощущение видения, перед моим мысленным взором уже не крутятся ожившие образы сценария. Раньше у меня все было. Теперь это есть у тебя.
— Не смеши, — резко оборвала она. — У тебя тоже все есть.
— Было, — тяжело проговорил он и качнул головой. — Никому, кроме тебя, я этого не говорил и не скажу, но ты уж мне поверь: я высох, кончился. Ребята на студии знают это и без моих слов. Вот уже несколько месяцев они не отвечают на мои звонки. Очень скоро до этого дознаются бульварные газетенки, и для меня воистину наступит последний день Помпеи.
— Не могу в это поверить, — поражение произнесла Джулия.
Она почему-то всегда думала, что, пока Булл стоит на ногах, он будет шлепать фильм за фильмом. Другие по разным причинам могут выпадать из обоймы: либо неудачи, либо увольнение… Но с Буллом, казалось, такое никогда не случится.
— Для меня настали тяжелые деньки, — сказал он так тихо и спокойно, что она поначалу даже не сразу уловила смысл его слов.
Джулия тяжело сглотнула и прокашлялась: в горле сидел резиновый комок.
— Даже при всем этом, — проговорила она, — не пойму, какую пользу тебе может принести работа со мной. Я не знаю, будет ли «Болотное царство» иметь коммерческий успех.
— Возможно, ты права, хотя мне кажется, что у картины есть большой шанс. Но я говорю сейчас не об этом. Мне нужно покрутиться в мире свежих идей, свежих мыслей. Я думаю, это подтолкнет меня вперед, и я снова смогу снимать. У тебя что-то есть, девочка. Не знаю, откуда в тебе это взялось, но у тебя есть чувство режиссерского видения, ты умеешь выжимать из своих актеров сильные чувства. Люди не останутся равнодушными к твоим картинам, вот увидишь. Это дар, можешь в этом не сомневаться. Когда-то и я так мог. Я хочу возродиться.
Она была тронута его болью и одновременно напугана его словами. В глубине ее сознания билась мысль о том, что Булл прав и она действительно талантлива, но Джулия отгоняла от себя эту мысль из скромности.
— Ты просматривал то, что отснято?
— Аллен показывал мне. Он очень волнуется за картину, Джулия. Но сейчас все складывается таким образом, что… Он считает, нужен толчок для того, чтобы закончить фильм. Он пытается подстраховать этот проект.
— Забавно. Что же он мне об этом ни разу не говорил?
— Может, он считал, что это необязательно. А может, он считал, что тебе и так это видно. Наконец, может, ты не уделяешь ему времени для того, чтобы он мог это сказать.
В последнем предположении отца содержалась доля истины. Она почувствовала нараставшее смущение и от этого снова рассердилась.
— Я бы уделяла ему больше времени, если бы он меньше думал, что мне и так все видно!
— Да, но это ваши дела. Сейчас же речь идет о нас с тобой. Так что скажешь: мы сможем вместе работать? Можем мы, по крайней мере, попытаться?
Она потерла висок рукой, затем поправила волосы и на секунду приложила ладонь к затылку.
— Я… не знаю. Ты подаешь все это так просто, Булл… Но ведь мы оба знаем, что ничего из этого не выйдет!
— Если не выйдет, в этом не будет моей вины. Я обещаю делать только то, что ты мне поручишь, а в остальном не совать свой нос поперек твоего.
В его голосе слышалась мольба и боль. Она никогда не видела его таким. Могла ли она оттолкнуть его при таких обстоятельствах? С другой стороны, она понимала, что согласиться — это значит совершить глупость.
Она вздохнула.
— Дай мне подумать над этим еще день. Ты можешь подождать? Не хочу показаться тебе жестокосердной, но ты сам должен понимать, что это важный шаг с моей стороны. На такое трудно решиться. Ведь произойдут изменения, крупные изменения. И все будет отнюдь не так просто, как ты тут расписал.
— Отлично, — сказал он и кивнул. Она видела, как его руки нервно трут колени. — Поговорим об этом завтра.
Когда он ушел, Джулия так и осталась сидеть за своим столом. Она смотрела прямо перед собой, в стену, вдоль которой тянулись ящики с бумагами. Было время, когда она была счастлива работать с Буллом, получить шанс приблизиться к нему во время работы, обсудить идеи и методы, поговорить о том, как оживить на экране характеры и вообще, как оживить картину. И вот теперь… Она была почти уверена, что, если согласится, будет находиться под неусыпным контролем Булла и Аллена. То, что им и нужно. Это будет уже не ее картина, не ее идея.
Согласиться на участие Булла — это значило согласиться не только на то, что он сделает по-своему те сцены, которые еще предстояло снять или доснять. Это значило согласиться на то, что он переиначит весь фильм под себя. Ведь впереди монтаж. Именно в процессе монтажа, когда монтируются и скрепляются многие метры отснятой пленки, когда сцены и эпизоды меняются местами, обрезаются, — именно тогда и создается общая картина фильма. Даже если Булл специально не захочет все менять, это неизбежно произойдет, потому что он будет опираться на свои методы и на свой опыт.
Она не была уверена, что сможет стерпеть подобное.
Это был ее фильм. Она так много думала и работала над ним, потратила так много труда и времени. Бесчисленное число раз она прокручивала его у себя в голове и так хотела увидеть, наконец, на экране! И позволить Буллу стать режиссером, все переиначить, изменить, превратить в нечто совершенно отличное от ее замысла?.. Это было похоже на кощунство.
С другой стороны, «Болотное царство» — это всего лишь одна картина, после нее будут другие. А Булл — ее отец. Он помогал ей, направил ее на этот путь, дал ей шанс. Теперь он сам нуждался в ее помощи. Неужели она отвернется от него, откажет ему?
Она чувствовала внутри себя раздвоенность. Неприятности, случившиеся с ней в последнее время, только усугубляли это чувство. Несчастные случаи, которых не должно было быть. Ее неожиданная и, похоже, неконтролируемая привязанность к человеку, у которого было неясное прошлое. Измена Аллена в том, что он захотел заменить ее Буллом. Ее разрыв с Алленом, с человеком, который последние несколько лет всегда был рядом. Давление — она ощущала его почти физически, — направленное на то, чтобы она бросила фильм. Осознание того, что окружающие ее люди за своими улыбками прячут враждебность по отношению к ней. Подброшенная змея говорила о том, что у некоторых враждебность принимает крайние формы. Сговор Рея с Буллом о незапланированных и неразрешенных съемках. Наконец, мольба отца о помощи, ее отца, которого она всегда считала недосягаемым в кинобизнесе. У него была слава, были достижения, которые ей пока и не снились. Все менялось… Все поворачивалось так, как она совсем не ожидала.
— Булл, видимо, заставил тебя о чем-то сильно призадуматься?
Это была Офелия. Она стояла в проеме двери, которую не закрыл после своего ухода Булл. Помощница режиссера вошла внутрь, держа левую руку на талии и зажав в правой длинную дымящуюся сигарету.
Джулия выдавила из себя улыбку и ответила:
— Да уж…
— Могу себе представить. Все при нем, но, по-моему, ты, конечно, извини, если что, он слишком полон собой.
— Ты права.
— Еще бы! — Она ткнула сигарету двумя короткими тычками в пепельницу, стоящую на углу стола Джулии. — Что планируем на завтра?
В течение нескольких минут они все обсудили, включая предложения и разрешения по поводу начала съемок в Латчере на следующей неделе. Офелия делала в своей записной книжке короткие пометки, узнав, кого нужно предупредить о завтрашней работе, а кого не трогать. Договорились завтра начать с самого утра. Офелия, не поднимая глаз от своих записей, проговорила:
— Аллен будет.
— Да? Сегодня я его что-то не видела и подумала, что он, должно быть, вернулся в Лос-Анджелес.
Офелия взглянула на нее.
— Боже, Джулия! Не могу поверить своим ушам! Неужели ты не знаешь, где находится Аллен и что он делает? Как так можно? Раньше у вас все было по-другому. Что происходит?
— Не знаю, — со вздохом ответила Джулия. — Так… Все как-то цепляется одно за другое…
— Если тебе хочется знать мое мнение, то я скажу, что все это не так уж и умно. Аллен пока еще продюсер этого фильма, и ты работаешь вместе с ним. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не закончим тут все и не вернемся на побережье. А там как будете?
— Это зависит…
— От того, что будет с Буллом? Или от того, как будут развиваться твои отношения с этим каджуном?
Джулия устремила на Офелию прямой взгляд.
— От многого.
Офелия фыркнула:
— Ты и Вэнс? У вас что, соревнование?
— При чем тут Вэнс?
— При том, что он выколачивает сейчас мозги из той глупенькой репортерши. Не думаю, что у него встретятся какие-то большие сложности. Так башку ей закрутит, что она и имя-то свое забудет. А все для того, чтобы что-то тебе доказать. И ты носишься с Реем, чтобы что-то доказать Аллену или отцу.
— Это неправда! — раздраженно воскликнула Джулия, поднимаясь со стула.
— Неправда? Не рассказывай сказки. Я слышала, как секретарша говорила Рею, где ты остановилась, и даже предлагала зарезервировать номер рядом с твоим. Вы в одно время уехали и в одно время объявились. Кого ты лечишь, Джулия?
— Я лечу тебя от слишком длинного носа! — резко ответила Джулия.
— Это правда, — с улыбкой согласилась Офелия. — У меня большой к этому интерес. И к делам других у меня тоже интерес. И что это — плохо?
— Может, плохо. А может, и нет, — сказала Джулия, отпуская свое раздражение. — Скажи: ты никогда не задумывалась, для чего мужчины ухаживают за тобой, что им от тебя нужно?
— Ты что, Джулия?! Не знаешь, что им от тебя нужно? По-моему, тут все просто.
— И всегда только это?
— Всегда, черт возьми.
— А с другой точки зрения на это нельзя, по-твоему, посмотреть?
Краска появилась на щеках Офелии. Она смутилась.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду… Пойми, через несколько дней мы все отсюда уедем. Домой, в родные пенаты. Я сейчас говорю о нас с тобой! Я такая же рабочая лошадь, как и ты. Нам не нужно изобретать для себя дополнительных сложностей, тем более здесь. Нам нужен тот, который будет с нами и дома. К примеру, Аллен. Он знает, что нам нужно и может по-настоящему помочь, потому что у него такие же проблемы. Он в нашей упряжке.
— Ты так считаешь?
— Подумай сама: по-моему, я рассуждаю здраво. Но на твоем месте я была бы осторожна. Аллен терпелив, но на слишком длинный поводок его отпускать нельзя. Существует целая куча женщин, которые с радостью возьмут то, что он сможет им предложить.
— Если я правильно тебя поняла, — медленно проговорила Джулия, — то хочу напомнить тебе: то, что я имею, я имею не только благодаря Аллену.
— И тем не менее знать его не повредит, — покачав плечами и взмахнув своим «конским хвостом», который перевесился через плечо, сказала Офелия.
Это она верно заметила. Джулия чувствовала, что в ее взаимоотношениях с Алленом много неясного. Он не принимал участия в дальнейшей ее карьере. Может, полагал, что она сама с этим справится, а может, просто не хотел помогать. Понятно тогда, почему он всегда держался с ней этаким ментором с налетом превосходства. Возможно, именно это и мешало им сблизиться по-настоящему. Часто она спрашивала себя: почему он строго выдерживает между ними эту дистанцию? Боится, что она воспользуется преимуществами от близости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— За что! — спросила она звенящим голосом. — За то, что я поймала тебя с поличным?!
— Мне не следовало брать съемочную группу и оборудование без твоего разрешения, я был неправ. Я знаю, что ты сердишься, и не могу упрекать тебя. Я сам убил бы всякого, кто посмел бы совершить на моей съемочной площадке нечто подобное.
— Тогда зачем ты это сделал? — Она отшвырнула от себя ручку, которую до этого держала в руках, откинулась на спинку стула и уперла руки в бока.
— Это была последняя возможность удачно снять сцену, которую ты хотела иметь в картине. Здешнее индейское лето уже заканчивается. Перед своим отъездом Рей сообщил мне, что сюда движется холодный фронт с дождями на полных три-четыре дня. Нужно было снимать, не теряя времени, иначе было бы поздно.
— Значит, вы двое сговорились о том, что ты снимешь эту сцену, пока меня не будет. А не успокаивал ли тебя Рей тем, что в случае чего он найдет способ задержать меня на лишний денек, чтобы ты без помех закончил то, что задумал?
Булл отступил на шаг назад, наткнулся на кресло и беспомощно опустился в него.
— Черт возьми, нет, Джулия, нет! Ничего подобного у нас с ним не было! Мы договорились, что я сниму все… Сцена должна была быть сделана еще вчера, но Джо неожиданно отправился на какой-то там турнир по домино.
Она не знала, верить ли ему. Все же Джулия почувствовала некоторое расслабление.
— Ты мог мне позвонить, все обсудить.
— Ты послала бы меня подальше и предупредила бы, чтоб я не приближался к твоим камерам. А упускать такую возможность было бы просто глупостью.
— И ты полагал, что я буду так счастлива узнать, что фильм закончен до дождей, что даже не поинтересуюсь, кто его закончил, да? И когда же ты собирался мне открыться? Может, вы договорились, что это возьмет на себя Рей? Сначала расслабит меня как следует — как он умеет, — а потом и проговорится, это так?
Булл прищурился на эти обвинения, но пропустил их мимо ушей.
— Мы, во-первых, не предполагали, что ты нагрянешь прямо во время съемок, это я тебе откровенно говорю. И потом, я хотел рассказать тебе об этом, когда ты поняла бы, что сцену заката снять уже не удастся из-за дождей. Хотел обрадовать тебя…
— А не думал ли ты о том, — медленно проговорила она, — что это удачный шанс и вовсе взять бразды правления съемками в свои руки?
— Джулия, — начал он, затем вдруг его голос прервался… Лицо Булла перекосилось и на нем застыло выражение сильной боли. Он наклонил голову и стал смотреть себе под ноги. Так прошла минута. Потом он поднял на нее красные глаза и сказал: — Хорошо… Я очень надеялся на то, что у тебя хватит великодушия оставить меня здесь. Мне не нужна твоя работа. Даже если б Аллен предложил мне ее, я бы отказался. Но он никогда бы не предложил. Просто мне очень хотелось поработать вместе! Неужели тебе так трудно переварить эту мысль?
— И ты знаешь почему?
— Я знаю, что ты имеешь в виду, но я совсем о другом! У всех режиссеров есть свои помощники. Я претендовал лишь на эту должность — твоего помощника!
— И ты думаешь, я поверю в то, что ты спокойно согласишься фигурировать в этой должности в титрах?
— Почему бы нет?
— Выглядело бы правдоподобно, — жестко сказала Джулия, — если б в конечном итоге оказалось, что режиссер — ты, а я твоя помощница!
— Я бы с тобой никогда так не поступил.
— Аллен поступил бы. Ведь он хочет, чтобы фильм получился, кассовым. Он не отказался бы использовать для этого твое имя.
— Ты неправильно о нем судишь. Просто он пытается сделать лучше для тебя, пытается спасти картину.
— Ее не надо спасать! Все идет нормально, и мне не нужны ни помощники, ни спасители!
— Ты боишься досужих разговоров? Это тебя беспокоит? Могу тебя заверить: все ребята хорошо знают, кто у них режиссер. Я заметил это в последнее время. Про-дюсирование фильма было устроено давным-давно и без моего участия, картина уже снята как минимум на две трети, и тоже без меня. Осталось доснять несколько рулонов пленки — и можно отправляться домой. На такой работе никто никого просто не успеет заменить, уверяю тебя.
— Тогда я не понимаю, для чего же ты все-таки хочешь остаться?
Его глаза сузились под густыми бровями.
— Я мог бы сказать, что беспокоюсь о тебе в связи с этими несчастными случаями. Я мог бы сказать, что мне кажется, здесь есть кто-то, кому бы очень не хотелось, чтобы ты закончила картину. Что мне было бы спокойнее, если бы я был с тобой, присматривал за тобой. Я мог бы сказать, что хочу выяснить, кто тебе пакостит. Все это я мог бы сказать, но не в этом дело.
— А в чем? — спросила она, не обращая внимания на поднимавшееся в ней странное чувство.
— А дело в том… — начал он и запнулся. Она поняла, что он больше не смотрит ей в глаза, а куда-то за левое плечо. — Дело в том, что мне нужна работа. Мне необходимо связать себя с новым проектом, со свежим проектом, мне необходимо погрузиться в этот проект и попытаться отыскать у себя в голове интересные идеи. Я перестал быть режиссером, Джулия. Я высох. Я больше не имею ничего из того, что у меня было. Растерял, растратил:
— Твой последний фильм имел очень хорошую кассу. О чем ты мне говоришь? — Она оторвалась от спинки стула, села прямо. Ее брови нахмуренно сдвинулись. Она не верила отцу, но странное чувство стало сильнее.
— Картина была неплохая, но и не блестящая.
— Критикам понравилась.
— Увы, отнюдь не критики финансируют мои фильмы. Денежные мешки от кинобизнеса хотят возвращения своих капиталов. И желательно с большим приростом. Но это еще не самое худшее. Я выдохся на идеи, Джулия. Я просто… просто потерял ощущение видения, перед моим мысленным взором уже не крутятся ожившие образы сценария. Раньше у меня все было. Теперь это есть у тебя.
— Не смеши, — резко оборвала она. — У тебя тоже все есть.
— Было, — тяжело проговорил он и качнул головой. — Никому, кроме тебя, я этого не говорил и не скажу, но ты уж мне поверь: я высох, кончился. Ребята на студии знают это и без моих слов. Вот уже несколько месяцев они не отвечают на мои звонки. Очень скоро до этого дознаются бульварные газетенки, и для меня воистину наступит последний день Помпеи.
— Не могу в это поверить, — поражение произнесла Джулия.
Она почему-то всегда думала, что, пока Булл стоит на ногах, он будет шлепать фильм за фильмом. Другие по разным причинам могут выпадать из обоймы: либо неудачи, либо увольнение… Но с Буллом, казалось, такое никогда не случится.
— Для меня настали тяжелые деньки, — сказал он так тихо и спокойно, что она поначалу даже не сразу уловила смысл его слов.
Джулия тяжело сглотнула и прокашлялась: в горле сидел резиновый комок.
— Даже при всем этом, — проговорила она, — не пойму, какую пользу тебе может принести работа со мной. Я не знаю, будет ли «Болотное царство» иметь коммерческий успех.
— Возможно, ты права, хотя мне кажется, что у картины есть большой шанс. Но я говорю сейчас не об этом. Мне нужно покрутиться в мире свежих идей, свежих мыслей. Я думаю, это подтолкнет меня вперед, и я снова смогу снимать. У тебя что-то есть, девочка. Не знаю, откуда в тебе это взялось, но у тебя есть чувство режиссерского видения, ты умеешь выжимать из своих актеров сильные чувства. Люди не останутся равнодушными к твоим картинам, вот увидишь. Это дар, можешь в этом не сомневаться. Когда-то и я так мог. Я хочу возродиться.
Она была тронута его болью и одновременно напугана его словами. В глубине ее сознания билась мысль о том, что Булл прав и она действительно талантлива, но Джулия отгоняла от себя эту мысль из скромности.
— Ты просматривал то, что отснято?
— Аллен показывал мне. Он очень волнуется за картину, Джулия. Но сейчас все складывается таким образом, что… Он считает, нужен толчок для того, чтобы закончить фильм. Он пытается подстраховать этот проект.
— Забавно. Что же он мне об этом ни разу не говорил?
— Может, он считал, что это необязательно. А может, он считал, что тебе и так это видно. Наконец, может, ты не уделяешь ему времени для того, чтобы он мог это сказать.
В последнем предположении отца содержалась доля истины. Она почувствовала нараставшее смущение и от этого снова рассердилась.
— Я бы уделяла ему больше времени, если бы он меньше думал, что мне и так все видно!
— Да, но это ваши дела. Сейчас же речь идет о нас с тобой. Так что скажешь: мы сможем вместе работать? Можем мы, по крайней мере, попытаться?
Она потерла висок рукой, затем поправила волосы и на секунду приложила ладонь к затылку.
— Я… не знаю. Ты подаешь все это так просто, Булл… Но ведь мы оба знаем, что ничего из этого не выйдет!
— Если не выйдет, в этом не будет моей вины. Я обещаю делать только то, что ты мне поручишь, а в остальном не совать свой нос поперек твоего.
В его голосе слышалась мольба и боль. Она никогда не видела его таким. Могла ли она оттолкнуть его при таких обстоятельствах? С другой стороны, она понимала, что согласиться — это значит совершить глупость.
Она вздохнула.
— Дай мне подумать над этим еще день. Ты можешь подождать? Не хочу показаться тебе жестокосердной, но ты сам должен понимать, что это важный шаг с моей стороны. На такое трудно решиться. Ведь произойдут изменения, крупные изменения. И все будет отнюдь не так просто, как ты тут расписал.
— Отлично, — сказал он и кивнул. Она видела, как его руки нервно трут колени. — Поговорим об этом завтра.
Когда он ушел, Джулия так и осталась сидеть за своим столом. Она смотрела прямо перед собой, в стену, вдоль которой тянулись ящики с бумагами. Было время, когда она была счастлива работать с Буллом, получить шанс приблизиться к нему во время работы, обсудить идеи и методы, поговорить о том, как оживить на экране характеры и вообще, как оживить картину. И вот теперь… Она была почти уверена, что, если согласится, будет находиться под неусыпным контролем Булла и Аллена. То, что им и нужно. Это будет уже не ее картина, не ее идея.
Согласиться на участие Булла — это значило согласиться не только на то, что он сделает по-своему те сцены, которые еще предстояло снять или доснять. Это значило согласиться на то, что он переиначит весь фильм под себя. Ведь впереди монтаж. Именно в процессе монтажа, когда монтируются и скрепляются многие метры отснятой пленки, когда сцены и эпизоды меняются местами, обрезаются, — именно тогда и создается общая картина фильма. Даже если Булл специально не захочет все менять, это неизбежно произойдет, потому что он будет опираться на свои методы и на свой опыт.
Она не была уверена, что сможет стерпеть подобное.
Это был ее фильм. Она так много думала и работала над ним, потратила так много труда и времени. Бесчисленное число раз она прокручивала его у себя в голове и так хотела увидеть, наконец, на экране! И позволить Буллу стать режиссером, все переиначить, изменить, превратить в нечто совершенно отличное от ее замысла?.. Это было похоже на кощунство.
С другой стороны, «Болотное царство» — это всего лишь одна картина, после нее будут другие. А Булл — ее отец. Он помогал ей, направил ее на этот путь, дал ей шанс. Теперь он сам нуждался в ее помощи. Неужели она отвернется от него, откажет ему?
Она чувствовала внутри себя раздвоенность. Неприятности, случившиеся с ней в последнее время, только усугубляли это чувство. Несчастные случаи, которых не должно было быть. Ее неожиданная и, похоже, неконтролируемая привязанность к человеку, у которого было неясное прошлое. Измена Аллена в том, что он захотел заменить ее Буллом. Ее разрыв с Алленом, с человеком, который последние несколько лет всегда был рядом. Давление — она ощущала его почти физически, — направленное на то, чтобы она бросила фильм. Осознание того, что окружающие ее люди за своими улыбками прячут враждебность по отношению к ней. Подброшенная змея говорила о том, что у некоторых враждебность принимает крайние формы. Сговор Рея с Буллом о незапланированных и неразрешенных съемках. Наконец, мольба отца о помощи, ее отца, которого она всегда считала недосягаемым в кинобизнесе. У него была слава, были достижения, которые ей пока и не снились. Все менялось… Все поворачивалось так, как она совсем не ожидала.
— Булл, видимо, заставил тебя о чем-то сильно призадуматься?
Это была Офелия. Она стояла в проеме двери, которую не закрыл после своего ухода Булл. Помощница режиссера вошла внутрь, держа левую руку на талии и зажав в правой длинную дымящуюся сигарету.
Джулия выдавила из себя улыбку и ответила:
— Да уж…
— Могу себе представить. Все при нем, но, по-моему, ты, конечно, извини, если что, он слишком полон собой.
— Ты права.
— Еще бы! — Она ткнула сигарету двумя короткими тычками в пепельницу, стоящую на углу стола Джулии. — Что планируем на завтра?
В течение нескольких минут они все обсудили, включая предложения и разрешения по поводу начала съемок в Латчере на следующей неделе. Офелия делала в своей записной книжке короткие пометки, узнав, кого нужно предупредить о завтрашней работе, а кого не трогать. Договорились завтра начать с самого утра. Офелия, не поднимая глаз от своих записей, проговорила:
— Аллен будет.
— Да? Сегодня я его что-то не видела и подумала, что он, должно быть, вернулся в Лос-Анджелес.
Офелия взглянула на нее.
— Боже, Джулия! Не могу поверить своим ушам! Неужели ты не знаешь, где находится Аллен и что он делает? Как так можно? Раньше у вас все было по-другому. Что происходит?
— Не знаю, — со вздохом ответила Джулия. — Так… Все как-то цепляется одно за другое…
— Если тебе хочется знать мое мнение, то я скажу, что все это не так уж и умно. Аллен пока еще продюсер этого фильма, и ты работаешь вместе с ним. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не закончим тут все и не вернемся на побережье. А там как будете?
— Это зависит…
— От того, что будет с Буллом? Или от того, как будут развиваться твои отношения с этим каджуном?
Джулия устремила на Офелию прямой взгляд.
— От многого.
Офелия фыркнула:
— Ты и Вэнс? У вас что, соревнование?
— При чем тут Вэнс?
— При том, что он выколачивает сейчас мозги из той глупенькой репортерши. Не думаю, что у него встретятся какие-то большие сложности. Так башку ей закрутит, что она и имя-то свое забудет. А все для того, чтобы что-то тебе доказать. И ты носишься с Реем, чтобы что-то доказать Аллену или отцу.
— Это неправда! — раздраженно воскликнула Джулия, поднимаясь со стула.
— Неправда? Не рассказывай сказки. Я слышала, как секретарша говорила Рею, где ты остановилась, и даже предлагала зарезервировать номер рядом с твоим. Вы в одно время уехали и в одно время объявились. Кого ты лечишь, Джулия?
— Я лечу тебя от слишком длинного носа! — резко ответила Джулия.
— Это правда, — с улыбкой согласилась Офелия. — У меня большой к этому интерес. И к делам других у меня тоже интерес. И что это — плохо?
— Может, плохо. А может, и нет, — сказала Джулия, отпуская свое раздражение. — Скажи: ты никогда не задумывалась, для чего мужчины ухаживают за тобой, что им от тебя нужно?
— Ты что, Джулия?! Не знаешь, что им от тебя нужно? По-моему, тут все просто.
— И всегда только это?
— Всегда, черт возьми.
— А с другой точки зрения на это нельзя, по-твоему, посмотреть?
Краска появилась на щеках Офелии. Она смутилась.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду… Пойми, через несколько дней мы все отсюда уедем. Домой, в родные пенаты. Я сейчас говорю о нас с тобой! Я такая же рабочая лошадь, как и ты. Нам не нужно изобретать для себя дополнительных сложностей, тем более здесь. Нам нужен тот, который будет с нами и дома. К примеру, Аллен. Он знает, что нам нужно и может по-настоящему помочь, потому что у него такие же проблемы. Он в нашей упряжке.
— Ты так считаешь?
— Подумай сама: по-моему, я рассуждаю здраво. Но на твоем месте я была бы осторожна. Аллен терпелив, но на слишком длинный поводок его отпускать нельзя. Существует целая куча женщин, которые с радостью возьмут то, что он сможет им предложить.
— Если я правильно тебя поняла, — медленно проговорила Джулия, — то хочу напомнить тебе: то, что я имею, я имею не только благодаря Аллену.
— И тем не менее знать его не повредит, — покачав плечами и взмахнув своим «конским хвостом», который перевесился через плечо, сказала Офелия.
Это она верно заметила. Джулия чувствовала, что в ее взаимоотношениях с Алленом много неясного. Он не принимал участия в дальнейшей ее карьере. Может, полагал, что она сама с этим справится, а может, просто не хотел помогать. Понятно тогда, почему он всегда держался с ней этаким ментором с налетом превосходства. Возможно, именно это и мешало им сблизиться по-настоящему. Часто она спрашивала себя: почему он строго выдерживает между ними эту дистанцию? Боится, что она воспользуется преимуществами от близости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40