А ведь прошел всего месяц, ну, может, чуть-чуть побольше. Она попыталась было сконцентрироваться на деталях, но без особого успеха. Ее внимание было обращено на человека, идущего рядом с ней, на Рея, в глазах которого отражался лунный свет, уже отраженный водой. Ей почему-то показалось, что его сердце бьется в унисон с ее сердцем…
Она быстро взглянула на него. Воспоминание о его широких плечах вызвало легкую дрожь в спине. Как и всегда, заметив в ней эту перемену, он улыбнулся. Они как раз подошли к улице, которую надо было перейти. Рей взял ее за руку. Джулия опять вздрогнула. Тогда он спросил:
— Холодно?
— Да нет…
— Почему ты мне раньше не говорила о том, что тебя собираются отметить на женском кинофестивале?
— Аллен сообщил мне об этом только сегодня утром, — ответила она.
— И ты будешь там присутствовать?
Она, если честно, еще ничего не решила по этому вопросу. Но он спросил об этом совсем не так, как спрашивал Аллен. Без издевки. Джулия спокойно проговорила:
— Возможно.
— Если ты беспокоишься о Саммер, то не стоит. Я поговорил с Донной. Она будет рада получить работу и поучить ее немного.
— А ты дал ей понять, что мы можем ее также задействовать статисткой в городских съемках?
Он кивнул.
— В понедельник она приступит к работе с Саммер, так что будь спокойна.
— Лучше и быть не могло, — ответила Джулия. По крайней мере, одна проблема снята.
Улица, к которой они приблизились, была узенькой и загроможденной балконами вверху и машинно-пешеходным движением внизу. Рей посмотрел по сторонам, затем быстро повел ее вперед, уклонившись от запряженной лошадьми туристической коляски, которыми был запружен французский квартал. На противоположной стороне им пришлось продираться сквозь небольшую толпу, сгрудившуюся около певца под гитару. Это был совсем еще юноша, но у него были ловкие пальцы, а инструмент издавал мягкие, мелодичные звуки. Перед ним на земле лежал чехол от гитары, в котором было уже немного зелененьких. Чуть в стороне делал свой быстрый бизнес продавец «горячих собачек».
Музыка сопровождала Джулию и Рея по всей улице, а потом незаметно сменилась протяжными звуками трубы, доносившимися из бара, который был в квартале отсюда, на Бурбон-стрит. Независимо от своей воли, Джулия замедлила шаги и подстроила их под ритм музыки. Рей, заметив это, оглянулся на ее ноги. И снова его губы растянулись в мягкой улыбке, а ее сердце почему-то забилось сильнее.
Отчасти для того, чтобы отвлечь его внимание от себя, отчасти из любопытства она спросила:
— Чем это здесь пахнет?
Он шутливо повел носом, нюхая воздух, и стал перечислять:
— Итак, поехали. «Горячие собачки», горчица, «Олд Мэн-ривер», крабовые пирожки из ресторана прямо по курсу, ром, виски «Бурбон», лук, который жарит в своей квартирке какой-то обыватель, духи из лавки вниз по улице… Не попал еще?
— Не попал. Этот запах приятен, цветист… Я замечала его раньше, когда у нас здесь неподалеку были съемки, но и тогда не смогла определить, что это.
— Ага! Это олива из сада святого Антония за храмом. А может быть, и из сада моей бабки.
— Твоей бабки?
— Да, она живет здесь.
Они остановились перед удивительно широкой и высокой дверью. Фасад дома был зажат меж двух лавок» Рей нажал на кнопку звонка и отошел на шаг назад — ждать ответа.
Джулия с беспокойством посмотрела на него.
— Ты уверен, что нам надо зайти? Твоя бабушка не ждет нас.
— Она будет только рада визитерам. Но мы не останемся долго, раз ты этого не хочешь. Просто я подумал, что машину лучше подождать здесь — я позвоню. До моей квартиры топать в вечерних туфлях… — он взглянул на ее ноги, — могу заверить тебя, небольшое удовольствие.
Прежде чем она успела что-нибудь ответить, дверь дома открылась. На пороге показался высокий негр с седеющими волосами и мягкой улыбкой на губах. Он весело поприветствовал гостей и отступил назад, давая им войти. Они прошли за ним в длинный и узкий коридор с арочными потолками, едва проступавшими в неярком свете электрических ламп, замаскированных под старинные газовые. Впереди показалась небольшая прихожая, оформленная в версальском стиле в золотые, зеленые и синие тона. В одну из ее стен были врезаны застекленные двери, выходившие во внутренний двор, погруженный в сумерки. По обе стороны от дверей стояло по гигантской керамической вазе. Здесь же начиналась лестница из красного дерева, которая вела наверх, туда, откуда лился мягкий свет.
Они стали подниматься по лестнице, ступая в наиболее протертые ее места. Воздух был прохладен, в нем чувствовался смешанный запах старинной пыли и полировального лимонного масла, словно в антикварной лавке. Впечатление от узкого коридора на первом этаже совершенно затуманилось, когда они ступили на второй этаж, в царство простора и комфорта. Пройдя через застекленные двери, занавешенные тяжелыми парчовыми портьерами в роскошном французском стиле, они вошли в помещение, которое можно было назвать гостиной.
Там было три, во всю стену, окна, выходившие на улицу. Одно было распахнуто, и через него в комнату влетал ночной воздух, два других были наглухо заперты, а снаружи еще закрыты тяжелыми ставнями. Из открытого окна виднелись железные перила балкона, который снизу Джулия еле разглядела в темноте. На полу был настелен красивый и тщательно отлакированный паркет, закрытый в центре тонким, искусно сотканным, старинным ковром «Серапи» в синих, кремовых, коралловых и терракотовых тонах. Стены были окрашены в нежный коралловый цвет, а стулья, большинство из которых относилось к эпохе Людовика XV или Директории, были накрыты кремово-синим шелком в простых полосках или цветочных рисунках. На столике красовался огромный букет из коралловых лилий, хризантем и диких трав. Мягкая, вся устеленная подушками софа, обитая кремовым полотном, стояла напротив роскошного камина с белой мраморной облицовкой. Камин топили углем.
Пожилая дама, столь же элегантная, как и сама комната в ее доме, поднялась с софы и вышла вперед, раскинув руки для объятий.
— Рей, мой дорогой, какой приятный сюрприз!
Слова «мой дорогой» она произнесла по-французски.
Рей нежно обнял свою бабушку, а затем, все еще держа свою руку на ее талии, представил ее Джулии как мадам Виллар. Приветствие старушки было теплым, однако взгляд ее был острым и внимательным, когда она протягивала Джулии свою руку. Джулия была очарована и пленена старушкой. Несмотря на красивую прическу этой женщины, дорогостоящий фасон ее серого шелкового платья, она удивительно, на взгляд Джулии, была похожа на тетушку Тин. У обеих был одинаково оживленный голос и то же большое любопытство и интерес в глазах.
— Надеюсь, вы уже поели? — спросила мадам Виллар. — Да? В таком случае присоединяйтесь ко мне на кофе и «арманьяк».
Кофе был подан в старинном парижском фарфоре, таком тонком и хрупком, что казалось, горячий ароматный напиток способен растопить чашки. Бабушка Рея распорядилась подать вместе с кофе сладкий десерт. Это было просто фантастически вкусно! Пирожное «Лейн» состояло из четырех слоев, наполненных начинкой из орехов пекан, изюма, кокосовых орехов, засахаренной вишни. Все это было полито маслом и бурбоном.
Джулия сидела на одном краю софы, а мадам Виллар на другом. Рей стоял спиной к камину и небрежно попивал кофе с коньяком. Было поразительно наблюдать, как спокойно и привычно он обращается со старинным фарфором, как будто это были обычные пластмассовые чашки. Глядя на него, видя, как непринужденно он ведет себя во всей этой роскошной антикварной обстановке, Джулия подумала о том, что ей никогда еще в. жизни не приходилось встречаться с таким рафинированным джентльменом, каким казался Рей. Она легко представляла его раскланивающимся перед дамами в каком-нибудь салоне в прошлом веке, принимающим вызов на предрассветную дуэль на пистолетах… И снова перед ней возник назойливый вопрос: какого черта человеку с таким происхождением шататься по болотам?
— Я весьма наслышана о вас и о вашем фильме, мисс Буллард, — говорила мадам Виллар. — У вас, видимо, безумно интересное занятие в жизни.
Джулия вспомнила ресторан и предпочла не отвечать на этот вопрос, сказав лишь:
— Ваш внук в техническом отношении оказал нам неоценимую помощь.
— Уверена, ему просто нравится это. Когда Рей еще не умел толком ходить, он уже бредил болотами. Порой меня пугал его столь неуемный интерес к низкому предмету, но не больше того. Я ко многому отношусь спокойно и уже смирилась, что мир неузнаваемо изменился с тех пор, когда я была еще юной девушкой.
— Не давай ей обмануть тебя, — вмешался вдруг Рей. — Она любит представлять себя этаким осколком настоящей креольской аристократии. Но мне-то известно, например, что в двадцатых годах она вела богемную жизнь в Париже и приехала домой только для брака с моим дедом. Кстати, она вышла за него замуж против своей воли.
— Не в двадцатых, а в самом конце двадцатых, дорогой внучек. Не надо меня делать уж совсем дряхлой старухой. — Старушка взглянула на Рея с улыбкой и упреком. Повернувшись к Джулии, она объяснила: — Я думала, что из меня получится художник.
— И получился неплохой, — сказал Рей искренне.
— Знаете, портреты грудных младенцев, кормящих матерей в стиле Мари Кассат. Извечные женские темы. Если бы я тогда задержалась в Париже, наверняка повернула бы в каком-нибудь безумном направлении, как Дали.
— Ты же знаешь, что у тебя собственный стиль.
— Возможно, — признала с гордостью старушка. — Во всяком случае, он мне доставлял много радостей и мало огорчений. Так что, может, я бы и не стала Дали в юбке.
— Замужество бабушки было полностью организовано ее родителями, — сказал Рей Джулии, произнеся слово «бабушка» по-французски. — Наверно, это был последний брак подобного средневекового рода. А мой дед всю жизнь делал вид, что страшно признателен ей за жертву, которую она совершила, связав с ним жизнь.
— Он был красив, твой дед, и много шалил, упаси, Господи, его душу. Он позволял мне рисовать до тех пор, пока мне самой не надоело. А сам погряз в этом бизнесе со своими американскими приятелями. У нас так, видите ли, Джулия, не принято. Коммерция не в почете. Человек, конечно, должен иметь профессию. Быть врачом или лучше адвокатом, но в торговлю — ни ногой!
— И кроме того, креольская девушка обязана была выходить замуж только за жениха своего круга. Ей было строго-настрого заказано смотреть в сторону американцев или каджунов, — добавил Рей, поставив чашку на каминную полку.
— Я достаточно почитала, чтобы понять проблему с американцами, но при чем тут каджуны? — спросила Джулия.
Мадам Виллар покачала головой.
— Их считали — уж и сейчас не знаю, правильно или нет, — людьми другого класса. Их считали фермерами, а не аристократами. Все это, конечно, глупости, потому что многие креольские фамилии — если они захотят в этом признаться хотя бы самим себе, — ведут свои древние роды от заключенных парижских тюрем. Первые женщины, которых послали в жены колонистам, были мелкими воришками и бывшими проститутками. А девушки из бедных, но благородных семей, весь багаж которых состоял из одного сундучка или даже шкатулки, подаренной самим королем, в сопровождении монахинь появились среди колонистов на пять-шесть лет позже. Их так и называли «шкатульные девушки». А знаете, какая самая знаменитая шутка среди историков Луизианы? Они говорят, что по какой-то странной иронии судьбы первые жены не произвели на свет ни одного ребенка, в то время как «шкатульные девушки» оказались на редкость плодовиты!
— Моя бабка и дед, — проговорил Рей, — ведут свои роды как раз от тех «шкатульных девушек»:
— Именно, — сказала бабушка и, с улыбкой посмотрев на внука, вздохнула. — Смешно, правда? Но традиции были и, не меняясь из поколения в поколение, приносили добрые результаты. Кто осмелился бы поднять на них руку? Впрочем, моя дочь подняла. Вторую такую упрямицу вы нигде не сыщете! Но папаша Рея тоже хорош. Прицепился к ней, как колючка, и не отставал. Теперь я сожалею, конечно, что мы с мужем так долго держали их порознь.
Они перешли на разговор о том, как много фильмов было уже снято в Новом Орлеане, об очевидном возрождении этого города в качестве убежища для вдохновения писателей, каким он был в двадцатых, тридцатых, сороковых, когда здесь проводили время Шервуд Андерсон, Трумэн Капоут, Уильям Фолкнер, Ф. Скотт Фицджеральд… Они немного поговорили о том, что литературное рвение стимулируется ароматом здешних магнолий. Это была довольно распространенная версия, объясняющая плодовитость писателей Юга. Конечно, к выяснению реальных причин этого им приблизиться так и не удалось.
Спустя некоторое время Рей извинился и ушел звонить. Во время его отсутствия Джулия попросила показать ей ванную комнату. Ее провели через смежную столовую на заднюю галерею и оставили у спальной, к которой примыкала ванная.
Возвращаясь оттуда, она задержалась на галерее, выходившей во внутренний двор. Там был посажен аккуратный сад, который сейчас тускло освещался только огнями из дома. Все же во тъме высвечивались клумбы, похоже, белой винки, на плиточном полу. Деревья отбрасывали причудливые тени на стену дома. Этот сад хранил в себе какой-то секрет, потаенность от мира. Весь его вид говорил об отшельничестве и отшельнических радостях.
За спиной Джулии вдруг раздались негромкие звуки шагов и тихое позвякивание. Она повернулась, ожидая увидеть Рея или домашнего слугу. Однако в проходе никого не было, только какая-то тень — очертания мужского силуэта — скользнула впереди.
— Рей? — негромко позвала она.
Примерно с минуту тишина ничем не нарушалась, а потом из столовой — темный незнакомец скрылся совсем в другом направлении — вышел Рей.
— Что? — спросил он.
Свет, падавший сюда из гостиной, высвечивал его высокую прямую фигуру, а лицо оставалось в тени. Ей показалось, что она почувствовала в его голосе неуместную веселость. Это насторожило ее. Она точно могла сказать, что тот человек, которого она приняла было за Рея, скрылся в другой стороне. Это был не Рей…
— Там кто-то был, — сказала она. — Я слышала его шаги.
— Откуда ты знаешь, что это был мужчина?
Она удивленно поглядела на него.
— У него были мужские шаги. Я думала, что это ты…
— Наверно, ты слышала нашего шевалье.
— Кого?
— Нашего здешнего духа. Говорят, что кто-то его даже видел: в сюртуке и штанах и при мече. Все датировано прошлым веком. А может, и позапрошлым.
— Понимаю, — проговорила она, не веря ни единому его слову. — У него есть имя? Наверно, когда-то этот человек трагически погиб?
— Никто не знает. Известно только, что он любит подглядывать за красивыми женщинами, появляющимися на галерее после захода солнца.
— Отлично. Лишь бы он в ванные не заглядывал.
— А он может.
За спиной Рея показалась мадам Виллар.
— Ты говоришь, что Джулия видела шевалье?
— Слышала его, — ответил Рей, давая пройти вперед своей бабушке.
— Чудесно. Это почти предзнаменование. — С этими словами старушка подошла ближе к Джулии и тепло взглянула на нее.
— Предзнаменование… — автоматически повторила Джулия.
— Какое там! — улыбнулся Рей. — Предрассудок. Суеверие. Вообще, Джулия, мы очень здесь суеверны, Джулии понравились все эти загадки.
— Да, но о чем это предзнаменование? Надеюсь, ничего страшного, вроде падения дома Вилларов?
— Ничего подобного. Если вы видели его, значит, вы не чужая.
— Не чужая чему? Этому дому?
— Нет, — ответил за бабушку Рей, и Джулия увидела дразнящую улыбку в его глазах. — Не чужая этой семье.
Спустя минуту мадам Виллар уже упрекнула внука в том, что он стращает бедную Джулию всякими фамильными мифами. Рассказывая о странных вещах, случавшихся в старых домах, старушка увлекла их обратно в гостиную и предложила еще кофе.
Через несколько минут вошел слуга и сообщил о приезде машины Рея.
О таких автомобилях упоминала Мадлин. Это была темно-синяя, приземистая, но, очевидно, мощная машина марки «мазератти». За рулем сидел молодой негр со смеющимися глазами и эспаньолкой. Он вышел из машины, и стало видно, что на нем «водолазка» и джинсы, однако, несмотря на столь неформальный вид, он обошел вокруг машины и стал у задней дверцы, поджидая Рея и его даму.
— Что на этот раз, босс? — с улыбкой осведомился он. — Мне сесть за руль или прогуляться?
— За руль. По крайней мере до моей квартиры, — ответил Рей, затем повернулся к Джулии. — Знакомься, это Грег Леонард. В свободное от работы у меня время он изучает в Тьюлейне право. Грег, это Джулия Буллард, режиссер «Болотного царства».
Джулия и Грег пожали друг другу руки, а Рей продолжил:
— Надеюсь, Джулия, ты не будешь возражать, если мы заедем на пару минут ко мне на квартиру? Мне необходимо просмотреть бумаги.
— Хорошо, — ответила она и села в машину, пока Грег держал раскрытой дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Она быстро взглянула на него. Воспоминание о его широких плечах вызвало легкую дрожь в спине. Как и всегда, заметив в ней эту перемену, он улыбнулся. Они как раз подошли к улице, которую надо было перейти. Рей взял ее за руку. Джулия опять вздрогнула. Тогда он спросил:
— Холодно?
— Да нет…
— Почему ты мне раньше не говорила о том, что тебя собираются отметить на женском кинофестивале?
— Аллен сообщил мне об этом только сегодня утром, — ответила она.
— И ты будешь там присутствовать?
Она, если честно, еще ничего не решила по этому вопросу. Но он спросил об этом совсем не так, как спрашивал Аллен. Без издевки. Джулия спокойно проговорила:
— Возможно.
— Если ты беспокоишься о Саммер, то не стоит. Я поговорил с Донной. Она будет рада получить работу и поучить ее немного.
— А ты дал ей понять, что мы можем ее также задействовать статисткой в городских съемках?
Он кивнул.
— В понедельник она приступит к работе с Саммер, так что будь спокойна.
— Лучше и быть не могло, — ответила Джулия. По крайней мере, одна проблема снята.
Улица, к которой они приблизились, была узенькой и загроможденной балконами вверху и машинно-пешеходным движением внизу. Рей посмотрел по сторонам, затем быстро повел ее вперед, уклонившись от запряженной лошадьми туристической коляски, которыми был запружен французский квартал. На противоположной стороне им пришлось продираться сквозь небольшую толпу, сгрудившуюся около певца под гитару. Это был совсем еще юноша, но у него были ловкие пальцы, а инструмент издавал мягкие, мелодичные звуки. Перед ним на земле лежал чехол от гитары, в котором было уже немного зелененьких. Чуть в стороне делал свой быстрый бизнес продавец «горячих собачек».
Музыка сопровождала Джулию и Рея по всей улице, а потом незаметно сменилась протяжными звуками трубы, доносившимися из бара, который был в квартале отсюда, на Бурбон-стрит. Независимо от своей воли, Джулия замедлила шаги и подстроила их под ритм музыки. Рей, заметив это, оглянулся на ее ноги. И снова его губы растянулись в мягкой улыбке, а ее сердце почему-то забилось сильнее.
Отчасти для того, чтобы отвлечь его внимание от себя, отчасти из любопытства она спросила:
— Чем это здесь пахнет?
Он шутливо повел носом, нюхая воздух, и стал перечислять:
— Итак, поехали. «Горячие собачки», горчица, «Олд Мэн-ривер», крабовые пирожки из ресторана прямо по курсу, ром, виски «Бурбон», лук, который жарит в своей квартирке какой-то обыватель, духи из лавки вниз по улице… Не попал еще?
— Не попал. Этот запах приятен, цветист… Я замечала его раньше, когда у нас здесь неподалеку были съемки, но и тогда не смогла определить, что это.
— Ага! Это олива из сада святого Антония за храмом. А может быть, и из сада моей бабки.
— Твоей бабки?
— Да, она живет здесь.
Они остановились перед удивительно широкой и высокой дверью. Фасад дома был зажат меж двух лавок» Рей нажал на кнопку звонка и отошел на шаг назад — ждать ответа.
Джулия с беспокойством посмотрела на него.
— Ты уверен, что нам надо зайти? Твоя бабушка не ждет нас.
— Она будет только рада визитерам. Но мы не останемся долго, раз ты этого не хочешь. Просто я подумал, что машину лучше подождать здесь — я позвоню. До моей квартиры топать в вечерних туфлях… — он взглянул на ее ноги, — могу заверить тебя, небольшое удовольствие.
Прежде чем она успела что-нибудь ответить, дверь дома открылась. На пороге показался высокий негр с седеющими волосами и мягкой улыбкой на губах. Он весело поприветствовал гостей и отступил назад, давая им войти. Они прошли за ним в длинный и узкий коридор с арочными потолками, едва проступавшими в неярком свете электрических ламп, замаскированных под старинные газовые. Впереди показалась небольшая прихожая, оформленная в версальском стиле в золотые, зеленые и синие тона. В одну из ее стен были врезаны застекленные двери, выходившие во внутренний двор, погруженный в сумерки. По обе стороны от дверей стояло по гигантской керамической вазе. Здесь же начиналась лестница из красного дерева, которая вела наверх, туда, откуда лился мягкий свет.
Они стали подниматься по лестнице, ступая в наиболее протертые ее места. Воздух был прохладен, в нем чувствовался смешанный запах старинной пыли и полировального лимонного масла, словно в антикварной лавке. Впечатление от узкого коридора на первом этаже совершенно затуманилось, когда они ступили на второй этаж, в царство простора и комфорта. Пройдя через застекленные двери, занавешенные тяжелыми парчовыми портьерами в роскошном французском стиле, они вошли в помещение, которое можно было назвать гостиной.
Там было три, во всю стену, окна, выходившие на улицу. Одно было распахнуто, и через него в комнату влетал ночной воздух, два других были наглухо заперты, а снаружи еще закрыты тяжелыми ставнями. Из открытого окна виднелись железные перила балкона, который снизу Джулия еле разглядела в темноте. На полу был настелен красивый и тщательно отлакированный паркет, закрытый в центре тонким, искусно сотканным, старинным ковром «Серапи» в синих, кремовых, коралловых и терракотовых тонах. Стены были окрашены в нежный коралловый цвет, а стулья, большинство из которых относилось к эпохе Людовика XV или Директории, были накрыты кремово-синим шелком в простых полосках или цветочных рисунках. На столике красовался огромный букет из коралловых лилий, хризантем и диких трав. Мягкая, вся устеленная подушками софа, обитая кремовым полотном, стояла напротив роскошного камина с белой мраморной облицовкой. Камин топили углем.
Пожилая дама, столь же элегантная, как и сама комната в ее доме, поднялась с софы и вышла вперед, раскинув руки для объятий.
— Рей, мой дорогой, какой приятный сюрприз!
Слова «мой дорогой» она произнесла по-французски.
Рей нежно обнял свою бабушку, а затем, все еще держа свою руку на ее талии, представил ее Джулии как мадам Виллар. Приветствие старушки было теплым, однако взгляд ее был острым и внимательным, когда она протягивала Джулии свою руку. Джулия была очарована и пленена старушкой. Несмотря на красивую прическу этой женщины, дорогостоящий фасон ее серого шелкового платья, она удивительно, на взгляд Джулии, была похожа на тетушку Тин. У обеих был одинаково оживленный голос и то же большое любопытство и интерес в глазах.
— Надеюсь, вы уже поели? — спросила мадам Виллар. — Да? В таком случае присоединяйтесь ко мне на кофе и «арманьяк».
Кофе был подан в старинном парижском фарфоре, таком тонком и хрупком, что казалось, горячий ароматный напиток способен растопить чашки. Бабушка Рея распорядилась подать вместе с кофе сладкий десерт. Это было просто фантастически вкусно! Пирожное «Лейн» состояло из четырех слоев, наполненных начинкой из орехов пекан, изюма, кокосовых орехов, засахаренной вишни. Все это было полито маслом и бурбоном.
Джулия сидела на одном краю софы, а мадам Виллар на другом. Рей стоял спиной к камину и небрежно попивал кофе с коньяком. Было поразительно наблюдать, как спокойно и привычно он обращается со старинным фарфором, как будто это были обычные пластмассовые чашки. Глядя на него, видя, как непринужденно он ведет себя во всей этой роскошной антикварной обстановке, Джулия подумала о том, что ей никогда еще в. жизни не приходилось встречаться с таким рафинированным джентльменом, каким казался Рей. Она легко представляла его раскланивающимся перед дамами в каком-нибудь салоне в прошлом веке, принимающим вызов на предрассветную дуэль на пистолетах… И снова перед ней возник назойливый вопрос: какого черта человеку с таким происхождением шататься по болотам?
— Я весьма наслышана о вас и о вашем фильме, мисс Буллард, — говорила мадам Виллар. — У вас, видимо, безумно интересное занятие в жизни.
Джулия вспомнила ресторан и предпочла не отвечать на этот вопрос, сказав лишь:
— Ваш внук в техническом отношении оказал нам неоценимую помощь.
— Уверена, ему просто нравится это. Когда Рей еще не умел толком ходить, он уже бредил болотами. Порой меня пугал его столь неуемный интерес к низкому предмету, но не больше того. Я ко многому отношусь спокойно и уже смирилась, что мир неузнаваемо изменился с тех пор, когда я была еще юной девушкой.
— Не давай ей обмануть тебя, — вмешался вдруг Рей. — Она любит представлять себя этаким осколком настоящей креольской аристократии. Но мне-то известно, например, что в двадцатых годах она вела богемную жизнь в Париже и приехала домой только для брака с моим дедом. Кстати, она вышла за него замуж против своей воли.
— Не в двадцатых, а в самом конце двадцатых, дорогой внучек. Не надо меня делать уж совсем дряхлой старухой. — Старушка взглянула на Рея с улыбкой и упреком. Повернувшись к Джулии, она объяснила: — Я думала, что из меня получится художник.
— И получился неплохой, — сказал Рей искренне.
— Знаете, портреты грудных младенцев, кормящих матерей в стиле Мари Кассат. Извечные женские темы. Если бы я тогда задержалась в Париже, наверняка повернула бы в каком-нибудь безумном направлении, как Дали.
— Ты же знаешь, что у тебя собственный стиль.
— Возможно, — признала с гордостью старушка. — Во всяком случае, он мне доставлял много радостей и мало огорчений. Так что, может, я бы и не стала Дали в юбке.
— Замужество бабушки было полностью организовано ее родителями, — сказал Рей Джулии, произнеся слово «бабушка» по-французски. — Наверно, это был последний брак подобного средневекового рода. А мой дед всю жизнь делал вид, что страшно признателен ей за жертву, которую она совершила, связав с ним жизнь.
— Он был красив, твой дед, и много шалил, упаси, Господи, его душу. Он позволял мне рисовать до тех пор, пока мне самой не надоело. А сам погряз в этом бизнесе со своими американскими приятелями. У нас так, видите ли, Джулия, не принято. Коммерция не в почете. Человек, конечно, должен иметь профессию. Быть врачом или лучше адвокатом, но в торговлю — ни ногой!
— И кроме того, креольская девушка обязана была выходить замуж только за жениха своего круга. Ей было строго-настрого заказано смотреть в сторону американцев или каджунов, — добавил Рей, поставив чашку на каминную полку.
— Я достаточно почитала, чтобы понять проблему с американцами, но при чем тут каджуны? — спросила Джулия.
Мадам Виллар покачала головой.
— Их считали — уж и сейчас не знаю, правильно или нет, — людьми другого класса. Их считали фермерами, а не аристократами. Все это, конечно, глупости, потому что многие креольские фамилии — если они захотят в этом признаться хотя бы самим себе, — ведут свои древние роды от заключенных парижских тюрем. Первые женщины, которых послали в жены колонистам, были мелкими воришками и бывшими проститутками. А девушки из бедных, но благородных семей, весь багаж которых состоял из одного сундучка или даже шкатулки, подаренной самим королем, в сопровождении монахинь появились среди колонистов на пять-шесть лет позже. Их так и называли «шкатульные девушки». А знаете, какая самая знаменитая шутка среди историков Луизианы? Они говорят, что по какой-то странной иронии судьбы первые жены не произвели на свет ни одного ребенка, в то время как «шкатульные девушки» оказались на редкость плодовиты!
— Моя бабка и дед, — проговорил Рей, — ведут свои роды как раз от тех «шкатульных девушек»:
— Именно, — сказала бабушка и, с улыбкой посмотрев на внука, вздохнула. — Смешно, правда? Но традиции были и, не меняясь из поколения в поколение, приносили добрые результаты. Кто осмелился бы поднять на них руку? Впрочем, моя дочь подняла. Вторую такую упрямицу вы нигде не сыщете! Но папаша Рея тоже хорош. Прицепился к ней, как колючка, и не отставал. Теперь я сожалею, конечно, что мы с мужем так долго держали их порознь.
Они перешли на разговор о том, как много фильмов было уже снято в Новом Орлеане, об очевидном возрождении этого города в качестве убежища для вдохновения писателей, каким он был в двадцатых, тридцатых, сороковых, когда здесь проводили время Шервуд Андерсон, Трумэн Капоут, Уильям Фолкнер, Ф. Скотт Фицджеральд… Они немного поговорили о том, что литературное рвение стимулируется ароматом здешних магнолий. Это была довольно распространенная версия, объясняющая плодовитость писателей Юга. Конечно, к выяснению реальных причин этого им приблизиться так и не удалось.
Спустя некоторое время Рей извинился и ушел звонить. Во время его отсутствия Джулия попросила показать ей ванную комнату. Ее провели через смежную столовую на заднюю галерею и оставили у спальной, к которой примыкала ванная.
Возвращаясь оттуда, она задержалась на галерее, выходившей во внутренний двор. Там был посажен аккуратный сад, который сейчас тускло освещался только огнями из дома. Все же во тъме высвечивались клумбы, похоже, белой винки, на плиточном полу. Деревья отбрасывали причудливые тени на стену дома. Этот сад хранил в себе какой-то секрет, потаенность от мира. Весь его вид говорил об отшельничестве и отшельнических радостях.
За спиной Джулии вдруг раздались негромкие звуки шагов и тихое позвякивание. Она повернулась, ожидая увидеть Рея или домашнего слугу. Однако в проходе никого не было, только какая-то тень — очертания мужского силуэта — скользнула впереди.
— Рей? — негромко позвала она.
Примерно с минуту тишина ничем не нарушалась, а потом из столовой — темный незнакомец скрылся совсем в другом направлении — вышел Рей.
— Что? — спросил он.
Свет, падавший сюда из гостиной, высвечивал его высокую прямую фигуру, а лицо оставалось в тени. Ей показалось, что она почувствовала в его голосе неуместную веселость. Это насторожило ее. Она точно могла сказать, что тот человек, которого она приняла было за Рея, скрылся в другой стороне. Это был не Рей…
— Там кто-то был, — сказала она. — Я слышала его шаги.
— Откуда ты знаешь, что это был мужчина?
Она удивленно поглядела на него.
— У него были мужские шаги. Я думала, что это ты…
— Наверно, ты слышала нашего шевалье.
— Кого?
— Нашего здешнего духа. Говорят, что кто-то его даже видел: в сюртуке и штанах и при мече. Все датировано прошлым веком. А может, и позапрошлым.
— Понимаю, — проговорила она, не веря ни единому его слову. — У него есть имя? Наверно, когда-то этот человек трагически погиб?
— Никто не знает. Известно только, что он любит подглядывать за красивыми женщинами, появляющимися на галерее после захода солнца.
— Отлично. Лишь бы он в ванные не заглядывал.
— А он может.
За спиной Рея показалась мадам Виллар.
— Ты говоришь, что Джулия видела шевалье?
— Слышала его, — ответил Рей, давая пройти вперед своей бабушке.
— Чудесно. Это почти предзнаменование. — С этими словами старушка подошла ближе к Джулии и тепло взглянула на нее.
— Предзнаменование… — автоматически повторила Джулия.
— Какое там! — улыбнулся Рей. — Предрассудок. Суеверие. Вообще, Джулия, мы очень здесь суеверны, Джулии понравились все эти загадки.
— Да, но о чем это предзнаменование? Надеюсь, ничего страшного, вроде падения дома Вилларов?
— Ничего подобного. Если вы видели его, значит, вы не чужая.
— Не чужая чему? Этому дому?
— Нет, — ответил за бабушку Рей, и Джулия увидела дразнящую улыбку в его глазах. — Не чужая этой семье.
Спустя минуту мадам Виллар уже упрекнула внука в том, что он стращает бедную Джулию всякими фамильными мифами. Рассказывая о странных вещах, случавшихся в старых домах, старушка увлекла их обратно в гостиную и предложила еще кофе.
Через несколько минут вошел слуга и сообщил о приезде машины Рея.
О таких автомобилях упоминала Мадлин. Это была темно-синяя, приземистая, но, очевидно, мощная машина марки «мазератти». За рулем сидел молодой негр со смеющимися глазами и эспаньолкой. Он вышел из машины, и стало видно, что на нем «водолазка» и джинсы, однако, несмотря на столь неформальный вид, он обошел вокруг машины и стал у задней дверцы, поджидая Рея и его даму.
— Что на этот раз, босс? — с улыбкой осведомился он. — Мне сесть за руль или прогуляться?
— За руль. По крайней мере до моей квартиры, — ответил Рей, затем повернулся к Джулии. — Знакомься, это Грег Леонард. В свободное от работы у меня время он изучает в Тьюлейне право. Грег, это Джулия Буллард, режиссер «Болотного царства».
Джулия и Грег пожали друг другу руки, а Рей продолжил:
— Надеюсь, Джулия, ты не будешь возражать, если мы заедем на пару минут ко мне на квартиру? Мне необходимо просмотреть бумаги.
— Хорошо, — ответила она и села в машину, пока Грег держал раскрытой дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40