– И на вашем месте, – продолжал Раф, – я бы не пробовал бежать. В дельте терялись и более опытные, чем вы, люди. И больше их никто никогда не видел.Гинни постаралась сдержать дрожь ужаса.– Патрик, – рявкнул Раф, обращаясь к старшему мальчику, – сходи в кладовку и посмотри, сильно ли течет в ту дыру и не намокли ли наши припасы, те, что не сгорели.По тону Рафа и виноватым мордочкам детей было видно, что и пожар и дыра в крыше были их рук делом. Вот поджигатели! И он хочет, чтобы она осталась с этими маленькими чудовищами!– Джуд, – продолжал Раф, – ты иди с ним, погляди, что там подмокло, и сделай из этого завтрак. Вам надо подкрепиться, а то вы сегодня не успеете заделать крышу.С этими словами Раф повернулся и вышел. Гинни в отчаянии бросилась за ним и схватила его за руку.– Как вы можете так со мной поступать? – воскликнула она. – Да папа с вас живьем шкуру сдерет, когда узнает, что вы держите здесь меня против моей воли.Он посмотрел на руку, которой она за него ухватилась, потом поднял глаза на ее лицо. Его взгляд смягчился.– Ничего ваш отец не сделает – он уже пять лет как махнул на все рукой. И разве вы забыли, что он способствовал нашему браку?– Но я и про Ланса не забыла, – отрезала Гинни, которая не хотела слушать его намеки на состояние отца, да и его жалости не хотела тоже. – Надеюсь, вы не думаете, что он тоже спустит вам это с рук? Да он вас выследит, куда бы вы ни запрятались.Раф только печально покачал головой.– Ну вот. Опять вы надеетесь на людей, на которых надеяться бессмысленно. – Он поднял руку и нежно отвел у нее с лица выбившуюся прядь волос. – Если бы он вас даже нашел, ваш Ланцелот любит, чтобы дамы выглядели прилично. А вы сейчас похожи не столько на даму, сколько на мокрую крысу.– Что... я? Да как вы смеете так со мной говорить?Кто вы такой?– Я? Может быть, я ваша совесть, моя прекрасная дама, – с улыбкой сказал Раф. – Я пришел в этот мир, чтобы научить вас держать слово.С этими прощальными словами он спустился по ступенькам и под моросящим дождем стал отвязывать пирогу.Ошеломленная его дерзостью и тем, что он и в самом деле ее здесь бросил, Гинни смотрела вслед удаляющейся пироге. До нее стало медленно доходить, что он ей знатно отомстил. Она осталась одна посреди болота в обществе пяти непослушных детей. Которые к тому же мечтают ее спровадить.Нет, надо отсюда бежать. Она слышала, как за дверью мальчики принялись за работу. Как бы уговорить их помочь ей бежать? Они же не хотят, чтобы она здесь жила, может быть, будут рады ей помочь, несмотря на запрет Рафа. На их месте она считала бы, что дело того стоит: Раф посердится и забудет, а от нее они избавятся. Гинни собралась с духом и вошла в дом. Четверо мальчишек возились у плиты. Первой ее мыслью было, неужели одного пожара недостаточно? Но потом она поняла, что они готовят завтрак. У нее засосало под ложечкой, она уже забыла, когда ела в последний раз. Отсыревший уголь не хотел разгораться. Из их сердитых слов она поняла, что Кристофер забыл закрыть на ночь вьюшку.Они вытаращились на Гинни с таким удивлением, словно совсем забыли про ее существование. В свете понемногу разгоравшегося очага она увидела, что они стали еще грязнее, чем были в порту. У нее тут же пропал аппетит, разве можно есть еду, приготовленную такими руками?Удивление в их глазах сменилось враждебностью, но Гинни решила не обращать на это внимания.– У меня к вам предложение, – объявила она. – Я дам пригоршню ирисок тому из вас, кто поможет мне добраться домой.– Ирисок? – с умилительной живостью спросил Кристофер.– Если он не верит ее обещаниям, – прошипел Джуд, – с какой стати верить нам. Он хочет, чтобы она была здесь, так пусть здесь и остается. А то он жутко разозлится.Трое младших посмотрели на Джуда испуганными глазами. «Он» – это, конечно, Раф, подумала Гинни и раздраженно сказала:– Ну почему бы вам не воспользоваться этой возможностью – вы же не хотите, чтобы я тут торчала! Как он узнает, что вы мне помогли, если вы ему не скажете?– Я так люблю ириски, – сказал Кристофер, глядя на Джуда.– Замолчи, Кристофер! Режь себе хлеб, словно ее тут нет.– Тебе не жаль Кристофера? – спросила Гинни. – Наверно, бедному мальчику не часто достается что-нибудь вкусное.– Послушайте, моя ужасная дама... – сказал Джуд.– Не ужасная, а прекрасная, – рассердилась Гинни.– Не важно. Так вот, мы одна семья, и мы все заодно. Если один из нас сказал, что мы вам помогать не будем, значит, не будет никто. Что бы вы нам ни сулили.Все четверо младших, даже Кристофер, стояли перед ней, вызывающе скрестив руки на груди. Гинни оставалось только отступить перед такой объединенной враждебностью.– Ну и пусть, я сама доберусь домой, – сказала она, не желая сдаваться.– Пожалуйста, – безразлично пробурчал Джуд и повернулся к плите.А Гинни вышла наружу. Она докажет им, что не такая никчемная, как они, видимо, воображают. Она сама найдет дорогу домой и ириски тоже съест сама.– Остерегайтесь аллигаторов! – крикнул ей вслед кто-то из детей.– И змей!Какие мерзкие дети! Гинни хлопнула дверью. Она им покажет! Пусть ей придется идти пешком хоть весь день, но заночует она у себя в Розленде.Стоя на крыльце, она оглядывалась по сторонам, пытаясь сообразить, в каком направлении следует двигаться. Честно говоря, она не имела ни малейшего понятия, где находится. На небе разгоралась заря, и скоро через поредевшие облака проглянет солнце. «А мне какой от этого прок? – подумала Гинни. – Все равно я не знаю, в какой стороне Розленд». Она спустилась к берегу и решила идти вдоль протоки, надеясь в конце концов выйти на дорогу. А там уж она сумеет найти какую-нибудь знакомую плантацию, откуда ее подвезут до Розленда.Жаль только, что она похожа на мокрую крысу.Гинни вздернула подбородок. Ей все равно, что о ней думает Раф, но вот что скажут другие? Ничего, она объяснит им, что Раф ее похитил, и тогда его дело будет плохо: соседи устроят за ним охоту и линчуют его. И он это вполне заслужил.«Я ваша совесть» – надо же иметь такое нахальство! Он, видите ли, пришел в этот мир, чтобы научить ее держать слово.Возмущение Гинни немного остыло, когда она вспомнила, сколько раз нарушала данное Рафу обещание. Первый раз в детстве, когда она обещала объявить его королем; потом, когда она отказалась объявить его победителем турнира; и нельзя забывать, что во время брачной церемонии она дала обет любить, уважать и заботиться о нем, пока их не разлучит могила.Гинни вздрогнула, представив, что ей придется провести всю жизнь в этой развалюхе. Да долго она и не проживет: полгода в этой дыре сведут ее в могилу. Она всхлипнула, с грустью подумав о Лансе, папе, дяде Джервисе и даже Эдите-Энн. Нет, надо любой ценой выбраться из этого жуткого болота и вернуться к родным людям и привычной жизни. Больше всего на свете ей хотелось оказаться дома!«Подождите, может, вам здесь еще понравится», – сказал Раф.Гинни огляделась и решила, что это маловероятно. Все вокруг такое чужое, такое страшное. Болото словно притаилось и следит за ней. И кто знает, какие твари прячутся в ветвях этих корявых кипарисов!Приподняв уже намокшую длинную юбку, Гинни осторожно шла по болотистой почве, решив, что лучше уж следовать вдоль берега протоки, чем попробовать пройти напрямик. Как ей хочется увидеть Ланса! Она сразу же скажет ему, что он был во всем прав и она больше никогда в жизни не усомнится в его словах.Ее ноги утопали в грязи по щиколотку, и ей с каждым шагом становилось все труднее их вытаскивать. Чертыхаясь про себя, она все дальше отходила от берега, протока превращалась в заросшее камышом болото, и угроза зыбучих песков становилась вполне реальной. Гинни внимательно смотрела под ноги, чтобы случайно не наступить на змею, и в результате чуть не наткнулась на змею, свисавшую с ветки у нее на дороге. Но тут она услышала какой-то шорох в кустах, подняла глаза и, увидев змею, так закричала, что испуганная рептилия поспешила скрыться. Гинни застыла на месте, не смея сделать ни шагу. Она не знала, ядовитая это была змея или нет. Она страшно боялась змей и была не способна отличить ядовитую медноголовку от простого ужа. Но именно поэтому встреча с этой тварью лишила ее всякого мужества. Гинни была вынуждена признаться себе, что совершила непростительную глупость, забравшись так глубоко в болото.В глубине души она понимала, что самым разумным было бы вернуться обратно, но ей было тошно представить себе злорадные ухмылки на лицах этих несносных мальчишек. Они не только станут насмехаться над ней, но и обязательно расскажут обо всем Рафу, когда он вернется домой.Нет, остается только идти вперед и надеяться, что каким-то чудом она останется жива.И Гинни пошла дальше, вернувшись к берегу протоки и решив, что зыбучие пески ее пугают меньше, чем прячущиеся в лесу гады. Протока дважды раздваивалась, уходя в таинственную темную даль, но Гинни продолжала идти вдоль своего берега. Нет уж, ей и здесь достаточно темно, судьбу она испытывать не собирается.Ветви деревьев переплетались у нее над головой, образуя свод, который не пропускал солнечные лучи и поддерживал внизу высокую влажность. Это было совсем ни к чему человеку, недавно промокшему насквозь. Под деревьями не было ни малейшего дуновения ветерка. Стояла тишина, как в склепе. Гинни продолжала брести вперед, и ей казалось, что она уже умерла и скоро попадет в ад.Потом она почувствовала запах дыма, хотя не сразу его узнала, от страха и тяжелого духа болота ее органы чувств практически отказали. Но когда впереди проглянула посеревшая от времени дощатая стена, в ней возродилась надежда. Выйдя из леса, она увидела на полянке деревянную лачугу. Не то чтобы это был признак цивилизации, но, возможно, первый ее форпост на пути к дому.Не глядя под ноги, Гинни побежала к домику. И, споткнувшись о корень дерева, потеряла равновесие и с разбегу шлепнулась в протоку. Отплевываясь, она встала на ноги и побрела к берегу, радуясь, что на ней амазонка, а не платье с несколькими нижними юбками. С нее хватит намокших и невыносимо тяжелых ботинок! Она схватилась за торчащий корень дерева, чтобы вылезти на берег. Вдруг сзади раздался громкий всплеск.Аллигатор?Кровь застыла у нее в жилах, и она стала поспешно карабкаться на берег, моля Бога, чтобы аллигатор не успел ее схватить. Но корень надломился под ее тяжестью, и она упала назад, в воду, с еще более громким всплеском.Но все же успела расслышать смех. Страх исчез, уступив место негодованию. Гинни ухватилась за остаток корня. Тот шорох, который она слышала, когда повстречалась со змеей, наверно, были шаги крадущихся за ней мальчишек.Однако, выбравшись на берег, она их не увидела. Видимо, они поняли, в какой она ярости, и сбежали.Гинни махнула на них рукой. Главное, что она нашла дом, обитатели которого, может быть, ей помогут. Она задержалась на минуту, чтобы привести в порядок одежду – нельзя же все-таки явиться к незнакомым людям пугало пугалом. С другой стороны, может быть, ее тем более пожалеют и придут ей на помощь.Выпрямившись, она пошла к хижине, с каждой минутой ускоряя шаг и в уме готовя месть Рафу. Как только она окажется в Розленде, она пошлет за полицией и потребует, чтобы Раф и эти дьяволята тоже провели остаток своей жизни в тюрьме.При этой мысли на ее губах появилась довольная улыбка. И тут она увидела покосившееся крыльцо, полуоткрытую дверь и поняла, почему ей почудилось что-то знакомое в запахе дыма.Стоило, умирая от страха, продираться через болото, чтобы выйти туда, откуда пришла – назад, к лачуге Рафа! Глава 11 Эдита-Энн осторожно прикрыла за собой дверь кабинета дяди Джона. Ее беспокоило состояние его здоровья, он опять кашлял кровью, и его кожа была жуткого желтого цвета. Но когда она хотела вызвать врача, ее отец сказал, что в этом нет никакой надобности.Эдите-Энн было жалко дядю. Они с Амандой всегда были добры к своей осиротевшей племяннице. И их дом был ее домом. Ей было страшно подумать, что дядя Джон умрет, тем более после того, как так неожиданно умерла тетя Аманда.– Черт бы ее побрал! – услышала она голос Ланса откуда-то дальше по коридору. Хотя она и влюблена в Ланса, Эдита-Энн огреет его щеткой, если тот разбудит с таким трудом заснувшего дядю Джона. Приподняв юбки, Эдита-Энн поспешила по коридору, заглядывая в каждую комнату, пока наконец не обнаружила Ланса в спальне Гинни.Это отнюдь не улучшило ее настроения.– Ланс Бафорд, – прошипела она, – перестань кричать, а то я с тобой не знаю что сделаю!Он не обратил на нее внимания – мужчины вообще были склонны не обращать на Эдиту-Энн внимания.– Ее нет! – рявкнул он, стукнув кулаком по спинке кровати. – Я ей сказал не выходить из дома, но когда она кого слушалась! Всегда поступает так, как ей взбредет в голову!Надо как-то его успокоить, пока он в ярости не сломал кровать. Эдита-Энн взяла Ланса за руку.– Успокойся, Ланс. Расскажи мне, что случилось, только не кричи.Он поглядел на нее, только сейчас осознав, с кем говорит. И сказал тише, но все равно дрожащим от бешенства голосом:– Я увидел около конюшни ее кобылу, она вся в мыле и дрожит. И сразу понял, что она меня не послушалась. Кинулся в ее спальню – и вот, пожалуйста, ее кровать даже не разобрана. Убежала, видно, как только я от нее ушел!Эдита-Энн представила себе, как ее кузина лежит где-то со сломанной ногой – если не со сломанной шеей, – и побледнела. Она, может, и завидовала Гинни, но вовсе не хотела, чтобы та попала в беду.– Надо организовать ее поиски.– Поздно. – Ланс покачал головой, отнял у нее руку и ухватил столбик кровати так, словно хотел его задушить. – Она, наверно, уже в руках Латура.Тут Эдита-Энн перестала жалеть Гинни. Если она с красавцем Латуром, то что о ней тревожиться? Эдита-Энн помнила, как тот поцеловал ее кузину при всех, что бы там ни говорил Ланс, а Гинни явно получила от этого поцелуя большое удовольствие. Скорее всего Гинни со своим мужем сейчас упиваются любовью, нимало не заботясь о том, что ее хватились дома.Эдита-Энн отлично помнила, хотя Гинни об этом, очевидно, забыла, что, поскольку Ланс проиграл турнир, Гинни проиграла ей медальон своей матери. Эдита-Энн давно мечтала завладеть этим медальоном, не говоря уж о том, как приятно выиграть пари у Гиневры-Элизабет. То, что Гинни сбежала, захватив это напоминание о любимой тетке Эдиты-Энн, привело ее в негодование. Разве это справедливо, чтобы бедный Ланс стоял посреди ее спальни в такой растерянности? Почему это ее кузина всегда получает то, что ей нужно, а ему – и, конечно, ей, Эдите-Энн, – достаются только объедки? С какой стати она будет смотреть, как он понапрасну вздыхает о женщине, которой наплевать на его чувства? Ланс заслуживает счастья, и она знает, кто способен дать ему это счастье.– Она убежала к своему мужу, – заявила Эдита-Энн, считая, что чем скорей Ланс смирится с неизбежностью, тем быстрей они начнут строить свое совместное будущее.– Что ты несешь! – воскликнул Ланс. – Она просто поехала кататься, а Латур наверняка ее подстерег и похитил.Как Эдите-Энн надоело, что мужчины упорно считают ее кузину хрупкой фарфоровой куклой! А она просто притворяется хрупкой, чтобы добиваться своего. Может, пора схитрить и ей, Эдите-Энн?– Не знаю, – сказала она, придвигаясь к Лансу. – Не очень-то она возражала против того, чтобы выйти за него замуж. По-моему, ей даже хотелось, чтобы мистер Латур победил.Глаза Ланса сузились.– Я видела ее около конюшни, – продолжала плести интригу Эдита-Энн. Она понимала, что поступает ужасно, но как иначе заставить Ланса забыть Гинни? – Кто знает, может, это она надрезала у тебя подпругу.Ланс отшатнулся, словно в него выстрелили.– Не может этого быть, – сказал он, но в его голосе не было уверенности. – Я же мог разбиться насмерть.Эдита-Энн отвернулась, вдруг он поймет, что это она надрезала подпругу? Она плохо разбиралась в верховой езде и не сознавала, какой опасности подвергала Ланса. У нее на уме было одно – не дать ему жениться на ее кузине.– Да нет, – качая головой, сказал Ланс. – Это, конечно, сделал Латур.– Но мистер Латур был у всех на виду в течение всего турнира, – настаивала Эдита-Энн. Она подошла к Лансу и взялась за лацканы его пиджака. Махнув рукой на понятия о чести, она сделала последнюю попытку посеять рознь между ним и Гинни. – Ланс, мне тоже неприятно об этом думать, но боюсь, что это сделала Гинни. Для Латура. Ты же видел, как она с ним целовалась. Я убеждена, что они это вместе придумали, чтобы он мог стать ее мужем.У Ланса расширились глаза, он представил себе Гинни в объятиях Рафа.– Не огорчайся, – сказала Эдита-Энн, еще крепче ухватившись за лацканы его пиджака. – Раз она так с тобой поступила, она не стоит сожалений.– Я думал, что она леди.– Знаю, – сказала Эдита-Энн, обнимая его и гладя по спине. Бедный Ланс, какой у него потерянный вид, – Но она не единственная леди на свете. Другая девушка сочтет за честь быть любимой таким удальцом, как ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43