И все-таки порой он не мог отделаться от мысли, что в чем-то поступает неправильно. Он был слишком расчетлив там, где следует уповать на чувства, и доверял чувствам тогда, когда лучше было бы руководствоваться разумом. Он любил Кэйтаро так сильно, как ни один отец не любил сына, и в то же время до сих пор сомневался в своем отцовстве. И он знал, что так будет всегда.В это же время Акира собирался выехать из Сэтцу в Киото по поручению Кандзаки-сан вместе с отрядом из полусотни самураев и сыном Като, Мацуо, с которым сдружился за минувшие годы.День был хороший, сухой и ясный. В небе тихо таяли тонкие облака, изумрудно-зеленые гибкие ветки ив свисали до самой земли, а над покрытыми паутиной мелких канавок рисовыми полями витал легкий голубоватый дымок.Акиру провожало все семейство: Мидори, Масако, дочери. Тринадцатилетняя Аяко неподвижно стояла поодаль, не сводя с отца сияющих глаз, тогда как озорная шаловливая Эцуко (вторая дочь, рожденная Масако) так и льнула к Акире, заискивающе заглядывала в лицо и щебетала:– Вы привезете мне лаковую шкатулку, отец? А новые гребни?Акира со смехом поднял девочку на руки:– Ты же знаешь, я привезу тебе все, что захочешь, моя гвоздичка! Только не будь слишком жадной! А тебе чего хотелось бы, Аяко?– Шелковый пояс из трехцветных нитей, – застенчиво произнесла старшая. Ее нежные щеки пылали румянцем.– И мне! – воскликнула Эцуко.– Не все сразу, – сказал Акира, спуская ее на землю. – Аяко почти невеста, ей нужно много нарядов. А ты, так и быть, получишь свою шкатулку и гребни.Акира не жалел подарков для своих девочек – они всегда были разодеты, как картинки, едва ли не лучше, чем дочери самого князя Аракавы.Он нашел глазами Мидори и кивнул ей. Жена неважно выглядела, осунувшаяся, похудевшая. Ее живот заметно округлился, надо полагать, до родов оставалось не более трех месяцев. Как оказалось, у Мидори было хрупкое здоровье – до сих пор ей не удавалось подарить Акире наследника.Рядом с ней стояла Масако – на ее лице сияла улыбка. Она выполнила свой долг перед господином – родила ему двух здоровых прелестных дочерей, которых он обожал. Может статься, родит и еще: сейчас, пока Мидори вынашивала ребенка, Акира проводил с наложницей много ночей. Обе женщины удивлялись и втайне радовались тому, что господин хранит верность им двоим. Другие самураи его положения и возраста имели по три-четыре жены и чуть не с десяток наложниц. Да еще успевали пользоваться услугами продажных женщин!Но Акиру вполне устраивали Мидори и Масако. Если б он взял себе еще женщин, это ничего не изменило бы. Его прежняя любовь умерла, а новую сердце неспособно было вместить. Сейчас Акире было довольно простой человеческой привязанности к жене и наложнице и глубокой отеческой любви к дочерям.Он ехал рядом с Мацуо, и они разговаривали. Округу заливал желтый свет, и краски листвы, гор, земли казались удивительно мягкими. Мацуо говорил о том, о чем в последнее время говорили все. Несколько месяцев назад князь Аракава неожиданно скончался, и его место занял один из сыновей, резкий и порывистый Сабуро. Кандзаки старший, Като, Мацуо и Акира тут же получили хорошую взбучку. Младший Аракава возмущался, почему бывший владелец Сэтцу все еще контролирует западные уезды, и не желал слушать никаких объяснений.– Да, они не спят, не едят, но стоят насмерть, – объяснял Мацуо. – А стоит нам взять верх, уходят в горы, где их невозможно отыскать! Я пытался ловить их по горам, столько людей положил, и все без толку!– Если б у тебя было что-то одно, только одно в жизни, и ты знал бы это так же хорошо, как имя своего господина, разве ты поступал бы иначе? – медленно произнес Акира, глядя прямо перед собой.– Конечно, я поступал бы так же. Князь Нагасава противник, которого стоит уважать. Он дал нам это понять за все прошедшие годы.Акира тихо вздохнул. Эти две тени, Нагасава и Кэйко, всегда присутствовали в его жизни. И к одной он не мог приблизиться, а другую не мог отогнать.Он стремился поскорее вернуться домой, поскольку втайне беспокоился о Мидори. Но в последний день их пребывания в Киото Мацуо решил немного задержаться – ему пришло в голову посетить знаменитый «веселый квартал».– Там есть замечательный дом. Женщины как на подбор красавицы, а главное – они умеют все!Акире не хотелось навещать пусть даже очень привлекательных, но совершенно чужих женщин, и он отказался. Однако согласился подождать Мацуо на ближайшем постоялом дворе.В тот час там было много людей: богатые торговцы, самураи со слугами. Все вели себя сдержанно, почтительно, тихо. Многие пили саке, кое-кто играл в го Го – популярная настольная игра, пришедшая в Японию из Китая в VII в.

. Акира исподволь наблюдал за ними из затененного угла.Вдруг перед ним мелькнул знакомый, удивительно четкий, пусть и отяжелевший от времени профиль. А рядом другое лицо – тонкое, цвета слоновой кости, с будто нарисованными черной тушью бровями и глазами, с выражением напускной невозмутимости и серьезности, под которыми прячется пытливость и живость юной души!Эти двое, пожилой человек и юноша, разговаривали, не замечая никого вокруг.– Все-таки, отец, я не совсем понял, что вы имели в виду, говоря о пути.Господин Нагасава усмехнулся:– Я учил тебя владеть мечом и луком, учил терпению и выдержке и еще многому, чему, наверное, можно научить. Но этому научить невозможно.– Как же получить все, ничего не имея? Лишь понимая свой путь?– Просто то, чему ты отдаешь силу, дает силу тебе. Наполняет жизнь смыслом, позволяет оставаться собой.– Но человек может ошибиться в выборе пути. Разве так не бывает?– Еще как часто! – жестко произнес Нагасава. Кэйтаро не успел ничего ответить – из темноты вынырнула фигура хозяина. Он остановился, робко кланяясь. Нагасава нахмурился:– Что тебе нужно?– Не гневайтесь, уважаемый господин! С вами желает побеседовать человек по имени Кандзаки-сан.Нагасава сжал губы. Кандзаки-сан? Что-то очень знакомое! И вдруг он вспомнил. Ветер и дождь, какой-то постоялый двор, и он пьет саке с двумя самураями… Кажется, это было еще до войны.– Что ж, – сказал Нагасава, – я согласен. Где он?И тут же услышал тихий голос:– Я здесь. Это я.Нагасава порывисто обернулся, и его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Нет, тут не место для поединка!– Почему Кандзаки? – хрипло произнес Нагасава.– Это мое теперешнее имя.– И ты достоин его носить?!Акира выдержал небольшую паузу:– Надеюсь, что да.– Почему ты не умер?! – прошептал Нагасава. И не получил ответа.Он перевел взгляд на Кэйтаро. На кого же все-таки похож его красавец сын?! Господин Нагасава попытался воскресить в памяти смазливое личико Кэйко и не мог: слишком много прошло времени! А вдруг Акира скажет что нибудь вроде: «Твоя мать жива и хочет тебя видеть. А я – твой отец»?– Я не могу забыть о том, – глухо произнес Акира, – что вы ее убили. Неважно, какой она была. Главное, она была мне нужна. Только она. И еще: я считаю, что правителем Сэтцу должен стать ваш сын. А теперь мне пора. Удачного вам путешествия. И вам, молодой господин.С этими словами Акира поклонился им обоим и отошел. Хотя рука Нагасавы продолжала сжимать посеребренную рукоять меча, он не сдвинулся с места. Что означают его слова? Стало быть, Кэйко не с ним? Быть может, она и вправду погибла?!– Кто этот человек, отец? – спросил Кэйтаро. Он был удивлен тем, что незнакомец столь открыто заявил о своих желаниях и чувствах. И еще он успел заметить в лице своего отца то, чего никогда не замечал раньше: тень смущения и страха.– Это сын предателя! – выдавил Нагасава.– Ваш враг?– Да!– Тогда почему вы не убили его, отец? – спросил юноша.– Здесь не место для поединков, мой сын. Люди отдыхают, едят и пьют. Нужно их уважать.– Я должен убить его, если встречу, отец? – взволнованно произнес Кэйтаро.И Нагасава выдохнул:– Убей!Акира не заметил, как исчезли эти двое. Некоторое время он наблюдал за игрой в го. Белые и черные камни на доске – свет и тьма, жизнь и смерть, любовь и ненависть, противоположные и в то же время дополняющие друг друга. Без них не существует мир, как не может существовать человеческое сердце.Вскоре вернулся Мацуо. Он был и доволен и недоволен: женщина, с которой он желал встретиться, не смогла его принять, поскольку была занята с гостем. Правда, ему предложили другую, которая оказалась не хуже.Акира слушал его вполуха, просто из вежливости. Он помнил этот квартал. Сидевшие на зарешеченных верандах девушки в ярких нарядах были похожи на диковинные цветы. И они казались ему слишком одинаковыми, для того чтобы он захотел и смог выбрать одну. Только одну.Лишь единственная встреча могла бы, пожалуй, всколыхнуть и перевернуть его жизнь – встреча с той, чей прах, как он полагал, давно смешался с пылью, дождем, землею и ветром.
…Высокую прическу женщины венчали парные черепаховые гребни, украшенный зубчатым узором широкий пояс из китайской ткани был повязан поверх наряда «поздняя весна» – ослепительно-белого кимоно на алой подкладке.Человек, что смотрел на нее и беседовал с ней в этот час, знал, что она носит косимаки Косимаки – женская набедренная повязка.

тончайшего красного шелка, словно какая-нибудь благородная дама, и что ее прелестные губки могут кривиться презрительно и капризно, а быстрый взгляд из-под длинных черных ресниц пронзать безжалостной насмешкой.– Ты и вправду так хороша, Кэйко, как о тебе говорят. Я убедился в этом. В нынешнем году истекает срок подписанного тобою контракта, но ты должна понимать, что едва ли сможешь освободиться. Ты уже думала о своем будущем?– Не думала, господин, – просто сказала она.– Напрасно. Ведь тебе часто предлагали выкупить твой контракт?Она помолчала, прикидывая, как лучше ответить, потом решила сказать правду:– Очень часто, господин.– Не сомневаюсь. И ты никогда не соглашалась?Она опустила ресницы:– Нет.– Почему?Он услышал легчайший вздох. Но ее лицо оставалось неподвижным, и голос звучал равнодушно:– Мне не хотелось.– Запрещала госпожа Суми?– Нет.– Значит, ты предпочитаешь именно такую жизнь: пять-шесть самураев в день…Она не смутилась и небрежно произнесла:– Обычно бывает не больше двух.– Ах да! Ты же для особых гостей!Она усмехнулась и ничего не сказала.– И все же, – настаивал он, – почему?Он спрашивал, как хозяин, да он и был хозяином этого заведения, и ее хозяином тоже. В последнее время он все чаще появлялся здесь.– Я не думаю о них, не помню их лиц и их слов, не вижу их глаз, и мне неведомы их чувства. Если же это будет только один, мне придется впустить его в свою жизнь, и он станет ее частью. А я не хочу.– Даже если это буду я?Она смотрела, чуть приоткрыв губы, свет лампы дрожал в ее зрачках, а по высокому лбу и нежным щекам скользили мягкие матовые тени.Мужчина взял чашку с саке и быстро выпил. Потом резко произнес:– Сколько тебе лет? Молодость не вечна. Теперь ты можешь поучить своему искусству других девушек. Хочешь занять место госпожи Суми?– Вы недовольны ею? – невозмутимо промолвила она.Он усмехнулся уголками губ:– Она мудра, но в ней уже нет живости, блеска, тогда как ты…Он встал и властно протянул к ней руку, зная, что она не может отказать.– Идем. Ты показала мне далеко не все из того, что способна сделать для знатного гостя, выбравшего тебя из многих других. Завтра можешь никого не принимать – я скажу Суми. Лучше еще раз подумай над моим предложением…Утром, когда Кэйко расчесывала волосы, сидя в своей комнатке, к ней пришла госпожа Суми. Она смотрела на молодую женщину, следя за размеренными движениями ее рук и игрою света на спокойном лице. Кэйко не успела одеться, лишь небрежно завернулась в кусок ткани, и ее гладкие матовые плечи отливали янтарем, блистая меж струй шелковистых черных волос. Она покосилась на госпожу Суми, глаза которой покраснели от недавних слез, но ничего не сказала. А та неслышно опустилась рядом и выдохнула:– Он приходил к тебе и говорил с тобою?– Вы же знаете, что да.– И провел с тобою всю ночь! – Госпожа Суми так сильно сжала сплетенные пальцы, что они хрустнули.Кэйко промолчала.– Я знаю, что он тебе предложил. Ты не согласилась?– Нет.– Но ты согласишься. Рано или поздно ты согласишься!Кэйко не произнесла ни слова. Ее рука, державшая гребень, продолжала равномерно двигаться сверху вниз.– На то, чтобы построить этот холм из песка, называемый жизнью, уходят годы, а потом неожиданно налетает буря и сметает все в один миг, – тяжело проговорила Суми.– Значит, нужно строить из камня, – не глядя, отозвалась Кэйко.– В нашей судьбе так не получается, – вздохнула Суми и прибавила с чуть заметным укором: – Я всегда была добра к тебе, Кэйко! С моей помощью ты стала первой из первых среди дзёро! Дзёро – продажная женщина.

– И заработала для вас немало денег! – усмехнулась Кэйко, а помолчав, сказала: – В моей жизни были те, кто не причинил мне вреда, и те, от кого стоит держаться подальше. Что такое доброта, я не помню.– Почему?– Вы говорили о холмах. Так вот, все мои холмы разрушены давным-давно. И новых не построить.– Почему? – повторила госпожа Суми.– Просто не из чего.– Но ты нравишься мужчинам! Ты, твое тело! – В голосе женщины прозвучало что-то похожее на ненависть.Кэйко осталась спокойной.– Мое тело – всего лишь препятствие между пустотой, что находится в моей душе, и великой пустыней этого мира. Вам не стоит волноваться – когда-нибудь и его победит время.Госпожа Суми затаила дыхание.– И что будет тогда?– Я умру.– Не умрешь, – твердо произнесла женщина и выпрямилась. – Ты уже мертва, как и я. Но ты еще можешь возродиться, а я уже нет. Ты хорошо сказала про время. Его долго не замечаешь, а потом вдруг начинаешь ощущать, как оно врезается в тебя, впечатывается в сердце, рвет душу на части. И ты понимаешь, что бессильна, потому что ты – женщина, хуже того – женщина, от которой всем нужно лишь ее тело! Мне столько же лет, сколько ему, но он еще молод, а пора моей молодости прошла. Время неодинаково течет для мужчин и для женщин, для богатых и бедных, для баловней судьбы и для тех, кто был ею отвергнут. Когда-то я была бедна, но жила беспечно и умела любить и прощать. Да, мы оба были бедны и незнатны, но потом он решил, что сумеет заработать денег, торгуя женщинами, и предложил мне… – Госпожа Суми горько вздохнула. – Я согласилась, потому что любила его. А теперь… – Она замолчала, неподвижно уставившись в пустоту.– Вы говорите о господине Модзи? – спросила Кэйко.– Да. Мне с самого начала следовало помнить о том, что он никогда не путает удовольствие с выгодой.– И все же, – тут в голосе Кэйко впервые появились мягкие нотки, – вам повезло: тот, кого вы любите или любили, до сих пор рядом с вами, вы можете слышать и видеть его. А это уже похоже на счастье. ГЛАВА 2 Сколь прискорбно, что многие внемлют соблазнуБеззаботно играть с волнами прилива.Ибо их ожидает неизбежная гибель –Всех поглотит безжалостная пучина.О, когда б от сна пробудились люди,От бездумного тяжкого помраченья,И узрели, что реки текут к истокам,Вспять стремятся, вздымаясь и разливаясь! Сэттё Перевод А. Долина.

Нагасава смотрел на убегающую вдаль, в лунном свете казавшуюся белой как снег дорогу. В сосновых ветвях шумел ветер, он нес запахи влаги, земли и хвои. Горизонт окутывала бледная мгла, и Нагасава не видел конца дороги, как не видел конца своего пути. Сейчас, думая об этом, он испытывал неизъяснимую, граничившую со скорбью печаль.Вчера Нагасава обратился к своим воинам с короткой речью. «Каждому из нас предстоит бесконечный путь», – сказал он в заключение. И все поняли, что он говорит о смерти.В первом ряду стоял Кэйтаро. Совсем недавно, едва ли не пару недель тому назад, он прошел через обряд гэмпуку Гэмпуку – обряд совершеннолетия, когда юноше впервые делали взрослую прическу.

и теперь был причесан, одет и вооружен, как другие мужчины. И все-таки что-то отличало его от остальных. Присмотревшись, Нагасава понял, что именно: взгляд. В глазах других было спокойное, глубокое, суровое понимание истины, а в глазах Кэйтаро – пламенная вера. И тогда Нагасаве стало окончательно ясно, что возврата нет. Еще сутки назад он задавал себе вопрос, не уйти ли ему из Сэтцу вместе со всеми воинами, сохранить им жизнь, а главное – спасти своего сына. Но, поймав этот горячий, пугающе ясный и чистый взгляд, он склонился перед судьбой. Он желал вернуть себе то, что некогда принадлежало ему, чем он жил многие годы, нечто реальное, сделанное из дерева и камня, тогда как Кэйтаро мечтал получить то, чего никогда не видел, не знал, – он грезил о замке, возведенном в душе. Такие мечты не должны умирать.Накануне решающего сражения Нагасава призвал к себе верного Ито и сказал ему:– Надеюсь, ты понимаешь, чем это закончится?– Вы не верите в победу, господин? – осторожно спросил тот.– Верю. Верил всегда. Но вера – это не меч, и не лук, и не стрелы, и не сотни воинов, что есть у князя Аракавы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24