Подталкиваемый ружьем шведа, Два Летящих Ястреба поднялся по ступенькам и вышел на середину сцены. Пожилые дамы завздыхали, пораженные его видом, потому что на нем было нечто вроде штанов из волчьей шкуры и высокие мокасины, какие обыкновенно носили апачи. Головной убор его хозяевам продал воин из племени воронов за десять серебряных долларов, и он свисал чуть ли не до земли. На боку у него висели два скальпа, которые были всего-навсего искусной подделкой и куплены у того же воина. Вот только его собственная кожа была неподдельной и сверкала бронзой в неровном свете фонарей.
Шатер сотрясли овации, когда на сцену во всем белом вышел Клайд Стюарт со своей открытой мальчишеской улыбкой. Руди с ружьем, нацеленным в индейца, оставался вне поля зрения публики.
Клайд взмахивал руками, кланялся и опять кланялся, всем своим существом наслаждаясь обожанием, которое читал в глазах толпы. Он знал, что может произвести впечатление, и бесстыдно пользовался всем тем, что ему дала природа: высоким ростом, густыми светлыми волосами, живым взглядом голубых глаз и мальчишеской улыбкой, сводившей с ума женщин и поселявшей зависть в сердцах менее привлекательных мужчин. Подождав немного, Клайд спросил, не хочет ли кто-нибудь задать вопрос, и тотчас над головами взметнулись тридцать рук. Вечер обещал быть приятным.
Пока Стюарт отвечал на вопросы, Два Летящих Ястреба молча стоял с высоко поднятой головой и смотрел куда-то вдаль. В обнаруженной им дырке в шатре он видел синее небо, однако его лицо оставалось бесстрастным и никто не мог бы сказать, о чем думает великий вождь шайенов.
Когда он стоял так на сцене с отрешенным и гордым видом, легко было представить, что Мак-колл не соврал, и он вправду способен совершить все зверства, в которых его обвиняли. Высокий, с широкими плечами и длинными мускулистыми ногами, он мог произвести впечатление на публику, особенно если учесть еще черные волосы до пояса, разделенные посередине пробором. Для жителей восточной части страны он был символом жестокости, так же как Клайд Стюарт – воплощением всех без исключения добродетелей.
– Что ты сказал, парень? – спросил Макколл, призывая остальную публику к молчанию.
– Я спросил, почему он не раскрашен? Он ведь должен быть весь раскрашен.
– Востроглазый ты парень, как я погляжу, – заметил Барни. – Иди-ка сюда, сынок, – улыбаясь, пригласил он его на сцену.
Кто-нибудь обязательно замечал отсутствие краски на лице и теле индейца, а если этого не случалось, Клайд сам приглашал добровольца из публики разрисовать вождя. Это было кульминацией представления.
Мальчишка приблизился к сцене и, совершенно не смущаясь, обернулся, чтобы помахать рукой родителям. Он был маленький, безликий, с редкими светлыми волосенками, и даже веснушки, усыпавшие его щеки и нос, были бледными. Он был бы очень похож на тень, а не на человека, если бы не глаза. В них как бы сконцентрировалась вся живость и любознательность мальчика, с неподдельным интересом вглядывавшегося широко открытыми глазами в вождя индейцев Два Летящих Ястреба.
– Как тебя зовут, сынок? – изображая дружелюбие, спросил его Стюарт.
– Джереми Браун, сэр, – вежливо ответил мальчик, помня наказ матери вести себя как полагается.
– Ну а как, Джереми, ты посмотришь на то, чтобы исправить положение?
– Я? Прошу прощения, сэр.
Клайд Стюарт показал ему на поднос, вынесенный Барни на сцену. На нем стояли два горшка с краской.
– Почему бы тебе самому не разрисовать вождя? Покажи нам, какими они бывают, когда выходят на тропу войны.
У Джереми глаза стали совсем круглыми.
– Ну! Я?!
– Давай, сынок, – подбодрил его, улыбаясь, Стюарт.
Джереми медлил.
– А можно мне поможет моя кузина? Можно?
– Почему бы нет? – разрешил Клайд. – Где твоя кузина?
По толпе прокатился шорох, и на сцену взлетела девочка с косичками, подпрыгивавшими при каждом ее шаге. Подростки пошептались о чем-то, а потом взялись за кисти и принялись разрисовывать широкую грудь индейца. Несколько человек догадались об их намерении и захихикали, а когда Джереми и его кузина отступили в сторону, все дружно расхохотались, потому что они разыграли всем известную игру в «крестики-нолики».
Клайд и Барни, обменявшись веселыми взглядами, присоединились к всеобщему ликованию, а потому вручили подросткам резные луки и отпустили их к родителям.
Все это время лицо Тени было бесстрастным, несмотря на сжигавшие его ярость и унижение. Сколько уже раз он терпеливо сносил издевательский смех толпы? И сколько ему еще терпеть?
Приехав в восточную часть страны, Клайд и Барни, прежде чем присоединиться к ширковому шоу, показывали его в барах, школах да и просто на городских улицах. В церквях – и то бывало. Естественно, за деньги.
Что только ни вытворяли зрители! Они смеялись над ним, толкали его, щипали, даже плевались. Стреляли в него. Однажды паренек лет восьми из игрушечного лука. А в другой раз несчастный отец, чьи сын и дочь были убиты и скальпированы апачами.
Как-то они попали в маленький городишко Айовы. Стюарт и Макколл превзошли самих себя и продали билеты чуть ли не всем жителям. Барни только начал свой душещипательный рассказ о храбром Клайде, с неподражаемой храбростью взявшем в плен вождя индейцев и грозу Запада по имени Два Летящих Ястреба, как один из зрителей в первом ряду вскочил на ноги и разрядил свой пистолет, оцарапав Тени левое предплечье. Прежде чем убитый горем отец успел выстрелить еще раз, Два Летящих Ястреба выхватил у Барни нож и несостоявшийся убийца повалился на пол, как раненый боров, с ножом, глубоко засевшим в правом плече. На мгновение воцарилась тишина, а потом все сразу повскакивали со своих мест и зашумели. Заплакали женщины и дети. Мужчины вытаскивали оружие. Одна дама упала в обморок, а другая что-то истерически кричала, пока муж не ударил ее по лицу.
Чтобы разрядить обстановку, Стюарт выгнал индейца со сцены и предоставил Барни справляться с разбушевавшейся толпой. Макколлу понадобилось довольно много времени, если учесть его способности, чтобы успокоить публику. Еще немалую сумму пришлось выложить стражам порядка. Однако Стюарт и Макколл получили незабываемый урок. С тех пор они не брали с собой на сцену оружие и доверили Руди во все глаза следить за индейцем.
Тень вспомнил еще один случай, и мурашки побежали у него по спине. Это также произошло до того, как они присоединились к шоу. На сей раз они оказались в Сент-Джо. Дело было в салуне и они уже покидали сцену, когда их остановил высокий мужской голос:
– Эй, вы! Ты, в шляпе! Подожди минутку.
Клайд недовольно повернулся к стойке, и Руди тоже повернулся, направив на публику свой винчестер со взведенным курком.
Говоривший поднял над головой руки, как бы сообщая о своих мирных намерениях. У него было багровое лицо и очень дорогой костюм, а в левой руке зажата сигара.
– Эй, – крикнул он шведу, – я тут не для ссоры.
– А для чего? – спросил Стюарт, обратив внимание на бриллиантовую булавку в галстуке и бриллиантовые перстни на жирных пальцах.
– Для дружеского разговора, – успокоил его толстяк. – Рассказ вашего приятеля произвел на меня огромное впечатление, особенно когда он восхваляет хитрость индейцев и их равнодушие к боли. – Он кивнул бармену. – Чарли говорит, что можно засечь краснокожего до полусмерти, а он не проронит ни звука. А я с ним не согласен.
– Ну?
– Ну, я ставлю тысячу долларов на то, что ваш индеец завопит как миленький, когда плетка Чарли пройдется по его спине.
Тысяча долларов! Все смотрели на Клайда. Пианист перестал играть. Руда плотоядно усмехнулся. Барни крепко держал Тень за плечо.
Клайд широко улыбнулся:
– Знаете, мистер…
– Смит. Гомер Кенсингтон Смит.
– Сколько ударов, мистер Смит?
– Сорок будет честно, – предложил мистер Смит.
– Ну нет, – возразил Стюарт. – В конце концов, этот индеец меня кормит. Я не могу позволить, чтобы его убили или засекли насмерть. Вы меня понимаете?
– Конечно. Конечно. Скажем, тридцать…
– Пятнадцать, – сказал свое слово Клайд, не сводя глаз с массивной золотой цепи на животе мистера Смита.
– Двадцать, – тем же добродушным тоном произнес Смит.
– По рукам!
Стюарт с улыбкой протянул ему руку.
На лице Тени не дрогнул ни один мускул, пока белые спорили о количестве ударов, но когда Стюарт и Смит обменялись рукопожатием, у него в горлу подступил комок и его чуть не вырвало. Проклятый Стюарт с его жадностью! Ладно! Он им покажет!
Все посетители салуна одновременно вздохнули, когда бармен Чарли положил на стойку восьмифутовый бич из сыромятной кожи. Даже свернутый, он выглядел устрашающе, и Тень хорошо знал, каков он в действии. Таким бичом можно стряхнуть пепел с сигары, а можно до костей рассечь спину.
От страха у Тени похолодело внутри, и он огляделся в поисках возможного выхода. Стюарт и Смит обсуждали по отдельности все пункты договора и спорили, будет ли стон считаться слабостью и свидетельством о поражении Тени. Руда стоял возле двери со своим любимым винчестером в руках. Оставалось только окно в боковой стене, и, оттолкнув Макколла, он бросился к нему и к свободе, которое оно обещало.
– Держите его! – крикнул Барни.
Четыре человека вскочили со своих мест и помчались за убегающим воином.
Тень сражался неистово, но безрезультатно. Четыре человека скрутили его и не давали даже пошевелиться, пока не были уточнены последние пункты договора. Тогда они вывели его из салуна и привязали за руки к перекладине для лошадей, для чего у проходивших мимо ковбоев была позаимствована веревка.
Под предлогом осмотра узлов Стюарт низко наклонился к Тени.
– Ни звука, индеец, если дорожишь своей шкурой, – угрожающе прошептал Стюарт. – Если я проиграю пари, не жди пощады.
Потом он подошел к Барни, стоявшему в стороне:
– Помните, ни одного удара по лицу.
Толстяк кивнул, разворачивая плеть.
У Тени пот выступил на лбу, и в ожидании первого удара напряглись все мускулы.
Толпа громко считала.
– Раз…
Было хуже, чем он ожидал, и он еще не успел оправиться от первого удара, как позади остались второй и третий.
– Четыре… пять… шесть…
У Тени перехватило дыхание. Спина горела огнем.
– Восемь… девять… десять…
У него было ощущение, словно кто-то разжег костер на нем. Пот и кровь стекали с плеч и со спины, капая на пыльную, высушенную солнцем землю у его ног.
– Одиннадцать…
– Остановитесь!
Плеть замерла в воздухе, а Смит развернулся на каблуках с исказившимся от ярости лицом.
– Чего лезешь не в свое дело? – прорычал он. – Ой, падре, прошу прощения, – совсем другим тоном проговорил он.
– Что здесь происходит? – не унимался отец Сентено. – За что наказывают этого человека?
– А… Мы не наказываем. Это пари.
– Пари! – возмутился священник. – Немедленно отпустите беднягу. Надо же, пари! Никогда не слышал о такой дикости.
– Прошу прощения, падре, – сказал Смит. – Но я поставил тысячу баксов и не собираюсь бросать их на ветер.
– Тысяча долларов! Человеческая жизнь стоит гораздо больше.
– Человеческая, может быть, – с усмешкой заметил Смит. – А это краснокожий.
– Мы все одинаковые в глазах Божьих, – со спокойным достоинством стоял на своем падре.
– Не суйтесь куда не надо, – подошел Стюарт. – Это наше дело с мистером Смитом, так что держитесь подальше. Мне еще ни разу не приходилось драться со священником, но если вы не посторонитесь, придется вам стать первым.
Священник был невысоким, щуплым, на голову ниже Стюарта, но на его лице ни на мгновение не появилось выражения страха. Он выпрямился и по-петушиному задрал голову, готовый на все, но тут из толпы вышли два бугая и увели его.
Наступившая тишина сказала Тени, что попытка спасти его провалилась, и у него перехватило дыхание, когда бич снова засвистел в воздухе.
– Двенадцать… Тринадцать…
Ему уже было трудно дышать.
– Четырнадцать… пятнадцать…
Ноги отказали воину, и он упал на колени. Деревянная перекладина холодила ему щеку. Он закрыл глаза. Горло у него болело от напряжения, не выпуская наружу рвущийся крик ярости и боли.
А было бы приятно крикнуть и посмотреть, как Стюарт проиграет пари. На мгновение эта мысль показалась ему заманчивой, но потом он отказался от нее. Угроза Стюарта ровным счетом ничего для него не значила, но в жилах у него бурлила гордость воина-шайена, и она была сильнее его ненависти и его презрения к толпе зевак и сильнее страха перед тем, что может ему сделать Стюарт. Он покажет им всем, как шайен терпит боль. Он покажет им! Собрав остатки своих сил, он вновь поднялся на ноги, стараясь унять подступившую к горлу тошноту, когда бич вновь обжег ему спину.
– Двадцать!
Смит вложил всю свою ярость в последний удар, и плетка с грохотом ружейного выстрела глубоко рассекла окровавленную спину Тени. Кровь хлынула ручьем из раны, сверкая, как рубины на солнце.
Надолго воцарилась тишина. Смит свернул бич. Толпа не могла оторвать глаз от спины Тени. Кое-кого затошнило. Кто-то обменялся с приятелем дурацкими шутками, чтобы скрыть растерянность и смущение. Теперь, когда представление было закончено, многим стало стыдно. Отвернувшись, они постарались побыстрее забыть о том, что произошло на их глазах и при их участии, и снова засели в салуне.
Смит без всякого удовольствия, с кривой усмешкой на губах заплатил Стюарту и, вернув бич бармену, отправился за стойку запивать свое поражение.
Клайд Стюарт довольно улыбался, когда отвязывал Тень от перекладины. Про себя он думал, что спина у индейца разворочена на совесть, но не настолько, чтобы пришлось держать его в постели. Следующего представления он тоже не пропустит. Ничего, поспит на животе несколько дней. Не страшно. Он сильный малый и быстро поправится, а они разбогатели на тысячу долларов. Это тебе не шутка.
Вежливое покашливание отвлекло внимание Стюарта, и, оглянувшись через плечо, он увидел рядом маленького священника.
– Если вы мне позволите, я принесу кое-какие травы, – предложил отец Сентено.
– Не надо, падре. Я сам о нем позабочусь.
– Да уж, не сомневаюсь, – с нескрываемой иронией отозвался священник. – Если раны загноятся, вам не придется долго о нем заботиться.
Стюарт нахмурился. Падре был прав.
– Знаете, падре, я подумал, наверное, мне лучше воспользоваться вашей помощью…
Тень вздохнул. Благодаря заботам маленького священника спина у него тогда зажила на редкость быстро, хотя шрамы остались. Однако с тех пор Стюарт обходится с ним вежливо и ни в чем не отказывает. Только от этого неволя не становится приятнее.
В конце концов представление закончилось, на ноги ему снова надели цепи и оставили его в покое. Тень растянулся на соломенной подстилке и предался размышлениям. Должен же быть какой-то выход. Он с горечью подумал, что если до сих пор не нашел его, то не потому, что не искал. Не раз и не два он пытался бежать. Так получалось, что каждый раз эти попытки приходились на представления, потому что только в это время Руди не дышит ему в спину и на ногах у него нет цепей. Но и в это время руки у него связаны, Руди держит ружье наготове, следя за малейшим его движением. Тем не менее он мог насчитать уже дюжину попыток вырваться, надеясь на то, что Руди промахнется.
В первый раз ему удалось выскочить из шатра, но он наткнулся на полицейского, который случайно оказался поблизости. Во второй раз Макколл поймал его со сцены веревочной петлей, как лассо, еще прежде, чем он добежал до двери. А сколько раз мужчины из публики заступали ему дорогу, словно он шутил, а не боролся за свою жизнь. В последний раз дело было на прошлой неделе. И все бы получилось, если бы не какой-то хлыщ в белом костюме в дверях.
Разъяренный Стюарт пообещал в следующий раз перерезать ему сухожилия, если он спрыгнет со сцены. Однако никакие угрозы не могли остановить его. Он будет пытаться опять и опять, пока не вырвется на свободу или не околеет в неволе. Тень нахмурился. Три месяца он кормит и поит Стюарта, хотя ему кажется, что гораздо дольше. Гораздо дольше.
Неожиданно ему показалось, что кто-то ползет к нему. Из любопытства он повернул голову на шум и увидел совсем юную девчонку, появившуюся из-под задней стенки шатра. Стряхнув пыль с длинной синей юбки, она постояла насколько мгновений, привыкая к темноте. На вид ей было лет шестнадцать. Длинные каштановые волосы, лучистые глаза, большой красный рот и ладная фигурка, на которую приятно смотреть.
Заметив лежащего на соломе индейца, она робко шагнула к нему.
– Привет, – смущенно проговорила она. – Мы с друзьями были сегодня на представлении. – Она сделала еще один шаг. – Это из-за них я тут.
Тень с любопытством смотрел, как она приближается к нему.
– Я должна принести им перо в доказательство того, что я тут была, – объяснила она, показывая на головной убор, висевший на гвозде.
Два Летящих Ястреба встал, звякнул цепями, и девочка, испугавшись от неожиданности, подалась назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29