Маргарет побежала, и правильно сделала, потому что Хэнк рванулся за ней, сделал бросок, решив, видимо, схватить ее за ноги, но промахнулся и, взметнув вверх пену и мелкие брызги, ткнулся носом в песок. Маргарет замедлила темп, видя, что ему до нее далеко, и вскоре остановилась. Он лежал не двигаясь.
– Хэнк!
Нет ответа.
– Хэнк! Ты в порядке?
Он даже не дышал. Она медленно пошла обратно.
– Хэнк? – опять робко спросила она, протянув к нему руку.
И тут внезапно он нырнул вперед и схватил ее за колени, она шлепнулась, как мешок с картошкой.
– Это нечестно, – пыталась она протестовать.
– Я знаю. – Хэнк держал ее как в тисках и ухмылялся.
– Отпусти меня.
– Хорошо. – Он поднялся и со смехом протянул ей руку, помогая встать. – Никогда не думал, что ты попадешься. – И прежде чем она успела охнуть, он подхватил ее под колени и поднял на руки. – Теперь тебе не убежать, дорогая.
– Поставь меня на землю.
– Нет.
– Ты обманул меня.
– Да.
– Это нечестно.
– Да, нечестно, но сработало.
Он зашел в воду, а она пыталась освободиться. Она ругала его, пищала, смеялась, угрожала ему, обещала, что он пожалеет, если решится бросить ее в воду. Потом она нагнулась, присела, обвила его шею руками и проникновенным шепотом попросила:
– Поцелуй меня.
Он поцеловал. Звонко, в щеку.
– Отлично, Смитти. На твоем месте я бы тоже попробовал этот приемчик.
Смеясь, он отклонился.
– Хэнк! – завопила она. – Не смей!
Но он бросил ее в воду.
Мадди наклонился над камерой и поправил треногу.
– Всем приготовиться!
Он посмотрел на них через объектив, выпрямился, рукавом потер свою камеру из красного дерева. Потом снова нагнулся и бросил еще один взгляд на живописную, группу, сидящую перед ним на фоне роскошного куста гибискуса, ясного чистого неба и огромного Тихого океана.
Лидия и Теодор отчаянно пихали друг друга локтями, Аннабель бегала кругами у ног Маргарет, склонившейся вперед и пытавшейся остановить ребенка. Хэнк смотрел прямо перед собой на бедра и спину Маргарет.
Мадди достал инструкцию и опять прочитал ее на всякий случай, установил фокус, приник к объективу и накрылся черным покрывалом.
– Я готов!
Лидия подтащила козу поближе, чтобы она тоже попала в кадр. Еще несколько минут прошло в поисках лучшего места. Маргарет по-своему завязывала белый галстук Хэнку, поправляла свое платье. Теодор решил сниматься в бейсбольной кепке (естественно, что он повернул ее козырьком назад), с битой, мячом и перчаткой. Лидия надела все украшения из ракушек и гребни, которые сделал ей Хэнк. Аннабель с любопытством следила за манипуляциями джинна.
Вскоре они объявили, что готовы. Маргарет сидела в центре на камне, с Аннабель на коленях, слева от нее Лидия обнимала Опровержение, Теодор справа опирался на биту с видом заправского игрока в бейсбол. Хэнк стоял позади Маргарет и по-хозяйски держал ее за плечо.
Мадди улыбнулся:
– Раз... два... готовы?
Все кивнули.
– Три!
И Мадди сделал свою первую фотографию – семейный портрет.
Хэнк и Смитти сидели на берегу и любовались закатом. Она держала на коленях уснувшую малышку. Теодор и Лидия удили рыбу неподалеку. А джинн? Проклятие! Он насаживал живца, потом летел и бросал в нужное место крючок. Видимо, дела шли лучше некуда, потому что визгам детей не было конца. Наверное, они наловили столько рыбы, что ее хватит, чтобы приготовить ужин, сожги Смитти хоть половину.
Смитти задумчиво что-то рисовала на мокром песке, а Хэнк любовался не столько закатом, сколько ею. Пожалуй, за последнее время он вообще только этим и занимался. Дул очень приятный бриз. Ветерок шевелил ее волосы. Господи, она просто совершенство! Казалось, такое лицо можно увидеть только во сне, а на ее коленях спит ребенок. Маргарет погладила девочку, а Хэнк растрогался так, что у него чуть слезы не выступили.
– Если бы ты мог выбрать, где бы ты сейчас оказался? – спросила она.
Он пересел поближе к ней.
– Почему ты спрашиваешь?
Она пожала плечами:
– Ну, думала об этом.
Он засмеялся:
– Да что ты? Неужели?
Маргарет улыбнулась:
– Я знаю. Ты думаешь, что я слишком много думаю. – Она покрутила головой и весело сказала: – Я думаю, что ты думаешь, что я слишком много думаю.
Они оба засмеялись.
Продолжая улыбаться, она сказала:
– Звучит ужасно. Может, думать не стоит совсем?
Хэнк ничего не ответил. Он не хотел думать. Просто сидеть и смотреть на нее. Хотел просто быть. Она, казалось, все-таки ожидала ответа. Он покачал головой.
– Ты-то, наверное, знаешь, где хотела бы оказаться?
Она пожала плечами:
– Не совсем. Я всегда считала, что хочу быть именно там, где и находилась в данный момент. Я была счастлива в Сан-Франциско. Всем довольна. У меня был дом, семья: отец и дяди. Работа.
– О, кстати, Смитти, расскажи мне, как женщина может пробиться в адвокаты.
Она взглянула на него исподлобья.
– Просто. Точно так же, как мы когда-нибудь добьемся избирательных прав. Надо всего лишь заставить мужчин понять, что мы такие же, как и они. Мы будем работать и со временем покажем мужчинам, которые от рождения упрямы как ослы, что и они могут ошибаться.
Он засмеялся:
– Наверное, ты хороший адвокат, дорогая.
– Папа так считает. Он был блестящим адвокатом, пока не ушел в судьи. Сейчас он – верховный судья Калифорнии.
Хэнк застонал.
– Он тебе понравится. Он любит поспорить, любит состязаться в уме и красноречии. Это он меня всему научил. Когда я росла, взрослела, мы обычно за ужином о чем-нибудь спорили. Он предлагал мне исходную точку и забрасывал вопросами, заставляя меня защищать свою позицию, потом, правда, почти всегда загонял в угол своими аргументами, потом смеялся и предлагал поменяться местами.
Хэнк присвистнул.
– Тогда я начинала защищать противоположную точку зрения, которую только что пыталась опровергнуть. Он научил меня думать. Он очень меня любит.
– Ты скучаешь по нему?
Маргарет посмотрела ему в глаза.
– Я очень беспокоюсь за него. Ведь я – это все, что у него есть. Не знаю, что ему сказали. Наверное, он думает, что я погибла, поэтому я волнуюсь, как он переживает эту весть.
– Может быть, он надеется.
Она кивнула.
– Ты все-таки мне не ответила, как женщина становится адвокатом.
Маргарет нахмурилась.
– Женщина может стать кем угодно.
– Только – не игроком в бейсбол.
– Дай нам время.
Он рассмеялся.
– Я училась в колледже. Первой получила докторскую степень по праву Энн Арбор. Но вообще-то степень иметь не обязательно. Можно быть и учеником. Я, например, сначала стажировалась, а потом получила степень. Я работаю в семейной фирме. Мой отец и дяди – старинные партнеры.
Хэнк опять невольно замычал что-то сквозь зубы.
– Мне всегда нравилось изучать право. Мне нравится искать решение сложных загадок, которые подкидывает мне закон. Закон всегда допускает разные толкования, разные подходы. Право, как и жизнь, не стоит на месте. – Маргарет задумалась, помолчала и вдруг добавила: – Но знаешь, вот сейчас я сижу здесь, и все это представляется мне таким далеким.
– Почему?
– Мне кажется, что все это было не со мной, а в какой-то другой жизни. Когда я оглядываюсь вокруг, – она кивком показала на море и пляж, – мне даже и в голову не приходит, что я могу очутиться в другом месте.
Они посидели молча, им не нужны были слова.
– Расскажи мне о тюрьме.
– Дорогая, это то, о чем, я уверен, тебе знать не надо. И я не уверен, что могу тебе рассказать.
– Почему бы и нет?
Он знал, что когда-нибудь этот вопрос возникнет, и посмотрел ей прямо в глаза..
– Это имеет такое значение для тебя?
– Если ты думаешь, что это повлияет на мое к тебе отношение, то очень ошибаешься, Хэнк.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Да, это имеет для меня значение, потому что это связано, с тобой.
Хэнк долго подыскивал слова, чтобы поточнее рассказать то, что было самым важным.
– Я жил на островах, переезжая с одного на другой, нигде не задерживаясь надолго. Самое большое – несколько месяцев. На тот злополучный остров меня занесло только на неделю. Я должен был забрать лодку, которую купил. Но, приехав к этому сукину сыну Ларошу, я обнаружил, что его нет и лодки тоже. Три недели я искал этого ублюдка, нашел его, выбил из него всю пыль, весьма основательно. Он делал вид, что первый раз меня видит. Целую неделю я был мертвецки пьян, почти ничего толком не помню. Меня разбудили местные жандармы, вытащили из постели и сволокли вниз по лестнице.
Оказалось, что пока я пил и бросал на ветер свои последние деньги, кто-то ухлопал Лароша выстрелом в голову. Через день они устроили судебное заседание – чистую комедию – и сказали, что я виновен, есть два свидетеля, которые видели, как неделей раньше я делал из него отбивную. Проклятие, у меня даже не было оружия, но об этом все, и первый мой адвокат, дружно промолчали.
– Неужели?
Он печально кивнул.
– Заседание велось на французском языке. Я, конечно, доброй половины не понял, и никто не побеспокоился, чтобы перевести. Приговор огласили на английском. Пожизненное заключение. Адвокат сказал, что мне повезло. Они хотели меня повесить. – Он остановился и посмотрел вниз. – Потом я очутился в «Воротах прокаженного».
Маргарет, помолчав, спросила:
– Как ты убежал?
Он рассказал ей все, подробно и спокойно. Когда он закончил, Смитти плакала навзрыд.
Он положил ей руку на плечи, обнял и привлек к себе. Он поддерживал ее и думал, что первый раз в жизни у него в руках что-то достойное и то, что не пройдет сквозь пальцы, как вся его остальная жизнь.
Бриз доносил до него чистый, свежий запах ее кожи. Он окутывал его, как море омывало скалы и берег, проникая во все мелкие трещинки, которые время и стихия сотворили в граните и песчанике.
Он держал в объятиях женщину, бывшую в его представлении тем, чем это море является для земли – то ласковым, то бурным, то нежным, то неистовым, но всегда прекрасным. Рай – там, где море и земля встречаются. Хэнк знал, что там, где нет Смитти, нет ничего стоящего.
Это было непривычное, странное чувство: смотреть на женщину, не рассчитывая на то, что можно от нее что-нибудь получить. Вместо этого он любовался ею и думал, что с легкостью может представить себе, что и двадцать лет спустя он будет рад тому, что она рядом.
Она внезапно обернулась, как будто он высказался вслух. Заходящее розовое солнце освещало ее лицо – лицо женщины, которая плакала из-за него. Она заставляла его забыть о том, что еще так недавно ему и в голову не могло прийти, что он сможет волноваться и заботиться о ком-то другом.
Она улыбнулась ему, и эта неторопливая ласковая улыбка сказала ему все так ясно, как если бы она вслух произнесла то, что было у нее в мыслях.
Хэнк потянулся к ней и медленно провел пальцем по ее щеке. Где-то в глубине души он сомневался, что она знает, как велика ее власть, как велика сила одной только ее улыбки.
Он приблизил лицо к ее лицу так, что до него доносился вкус ее дыхания. Он не хотел торопить события, со Смитти он дорожил каждым мгновением. Потом вдруг, неожиданно для себя, сказал слова, которых никогда еще за много лет никому не говорил:
– Знаешь, дорогая, любить тебя непросто.
– Любить меня?
Он приподнял ее подбородок и прошептал прямо в губы:
– Да, любить.
И она заплакала снова.
Полная луна быстро двигалась по безоблачному, великолепному небу, сплошь усеянному звездами. Казалось, звезд было столько, что неба на них не хватало. Маргарет и Хэнк, увязая в мокром песке, молча шли вдоль пляжа, держась за руки.
Еще один день прошел. Потом еще, пролетела неделя, пошла другая. Для Маргарет каждый новый день был лучше предыдущего. С ней происходило что-то невероятное. Раньше, в той прежней жизни, она даже не надеялась, что будет испытывать подобные чувства.
Они разговаривали, беседовали о своем детстве, таком разном и все-таки в чем-то очень схожем. Он не рассказывал ей обо всем, что с ним когда-то происходило, потому что хотел ее скорее рассмешить, чем опечалить.
Маргарет остановилась и подняла голову к звездному небу, потому что теперь у нее часто глаза были на мокром месте, когда она была с ним рядом. У них было чувство, как будто они вместе уже годы. Все происходило так естественно.
Он обнял ее, притянул к себе так, что спиной она прижалась к его груди, и положил подбородок ей на голову. «Пожалуй, немного бы нашлось мужчин, которые могли бы себе позволить такую позу», – пронеслось у нее в мозгу.
Они очень подходили друг другу. Вроде бы такие разные, а ведь у них было так много общего.
Он просто держал ее, она положила голову ему на плечо, он что-то шептал ей, а она прислушивалась к его голосу, как к шуму прибоя.
– Я никогда не видела так много звезд. Их тысячи. Как будто мы идем по Млечному Пути.
– Хм, – только и ответил Хэнк.
Она улыбнулась:
– Ты не слушаешь меня.
– Я слышал каждое твое слово.
– Тогда повтори, что я сказала.
Он коснулся губами ее уха.
– ... что ты не видела так много звезд.
– Правильно.
Он легко поцеловал ее в шею.
– Что еще?
– Если ты и правда хочешь увидеть звезды... – Он глубоко вздохнул, на мгновение теснее прижавшись к Маргарет, и стал нашептывать, чем конкретно они бы занялись, если бы у них было пять дней уединения.
Во рту у нее пересохло, колени задрожали, когда он закончил.
– ... А потом я тебе обещаю, что ты увидишь не только звезды, но с небес будешь смотреть на землю.
Она повернулась и стала целовать его нежно, со всей любовью, на которую была способна. Потом отстранилась и провела пальцем по его губам.
– Ты блефуешь?
Он засмеялся:
– Проклятие, любимая. Ты не веришь? Я только пообещал показать тебе небеса.
Она покачала головой.
– Я уже там была, – она обвила руками его шею, – но хочу попасть туда снова. Увидеть другую сторону луны.
Хэнк сдержал слово. Длинные ночи и дни проходили в разработке тысячи способов попасть на небо. Тем временем бризы сменились пассатами, прошла неделя, началась другая.
Глава 32
Маргарет принесла Аннабель в хижину. Малышка заснула у нее на коленях, утомившись от игр. Полдня дети все вместе закапывали Хэнка в песок.
Маргарет смотрела на спящего ребенка. Личико Аннабель загорело, ведь она все время проводила на воздухе. Волосы отросли и немного посветлели на солнце, она вообще выросла и теперь уже бегала, почти не падая.
«Как, оказывается, быстро растут дети, как быстро они меняются», – думала Маргарет. Она сидела на перевернутом бочонке с девочкой на руках и смотрела на пляж и океан. Она видела воду и деревья, кусты и цветы. Все было залито солнечным светом. Рай на земле, который был ее собственным домом. Она думала об отце. Чем-то он сейчас занят? Где он? В суде? Или в огромном, пустом теперь доме? Может быть, он в кабинете, готовится к слушанию очередного дела. Маргарет всплакнула немного. Ведь отец не знает, что она жива. Он думает, что остался один. Маргарет плакала и, глядя на Аннабель, думала о том, что теперь она лучше понимает собственного отца. Она вспоминала некоторые взгляды, которые бросал он иногда. Теперь она понимала, как волнуются родители за своего ребенка.
Маргарет сидела и тихо плакала, сжимая в руках малышку, пока Аннабель не заворочалась во сне. Маргарет рассматривала пухленькие загорелые ручонки. Каждый день эти пальчики находят что-то новое. В Аннабель ее часто изумляла непосредственность восприятия, и ребенок заставлял ее самое заново открывать мир, с одинаковым любопытством рассматривая перо птицы и раковину, наблюдая за полетом чаек и нюхая цветы. Маргарет тоже начинала видеть привычные предметы иначе.
Аннабель снова зашевелилась во сне и пробормотала:
– Мама...
У Маргарет сразу защипало в глазах, и она стала глубоко дышать, чтобы остановить наворачивающиеся слезы. Это было довольно глупо, но так трогательно и так чудесно. Не важно, что не она родила Аннабель. Сейчас было важно другое. Настоящее и будущее. Она ласково отвела волосы малышки назад, погладила по головке и сказала:
– Я здесь, милая, мама здесь.
Маргарет не заметила, когда пришел Хэнк. Он уже давно стоял в дверном проеме, наблюдая за ней. Ей было не видно его лица. Слышал ли он то, что она говорила? Но он подошел ближе, встал сзади и положил руку ей на затылок. Это была ласка, которой она не знала прежде. Он не мог бы яснее выразить свою нежность.
Маргарет взглянула на него замутившимися от слез глазами. Хэнк встал на колени около нее и обнял за плечи. Она подумала о том, что чувствует что-то странное, какое-то безотчетное напряжение, причины которого она и сама пока не понимала. Но ей стало неожиданно зябко, она поднялась, и Хэнк вопросительно посмотрел на нее.
– Я положу ее в кроватку, хорошо?
Не глядя на него, Маргарет пересекла комнату; уложила Аннабель, выпрямилась. Она знала, что он следит за ней глазами и на лице его написано недоумение. Уже несколько дней у нее было неспокойно на душе. Наконец она заставила себя поднять на него глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Хэнк!
Нет ответа.
– Хэнк! Ты в порядке?
Он даже не дышал. Она медленно пошла обратно.
– Хэнк? – опять робко спросила она, протянув к нему руку.
И тут внезапно он нырнул вперед и схватил ее за колени, она шлепнулась, как мешок с картошкой.
– Это нечестно, – пыталась она протестовать.
– Я знаю. – Хэнк держал ее как в тисках и ухмылялся.
– Отпусти меня.
– Хорошо. – Он поднялся и со смехом протянул ей руку, помогая встать. – Никогда не думал, что ты попадешься. – И прежде чем она успела охнуть, он подхватил ее под колени и поднял на руки. – Теперь тебе не убежать, дорогая.
– Поставь меня на землю.
– Нет.
– Ты обманул меня.
– Да.
– Это нечестно.
– Да, нечестно, но сработало.
Он зашел в воду, а она пыталась освободиться. Она ругала его, пищала, смеялась, угрожала ему, обещала, что он пожалеет, если решится бросить ее в воду. Потом она нагнулась, присела, обвила его шею руками и проникновенным шепотом попросила:
– Поцелуй меня.
Он поцеловал. Звонко, в щеку.
– Отлично, Смитти. На твоем месте я бы тоже попробовал этот приемчик.
Смеясь, он отклонился.
– Хэнк! – завопила она. – Не смей!
Но он бросил ее в воду.
Мадди наклонился над камерой и поправил треногу.
– Всем приготовиться!
Он посмотрел на них через объектив, выпрямился, рукавом потер свою камеру из красного дерева. Потом снова нагнулся и бросил еще один взгляд на живописную, группу, сидящую перед ним на фоне роскошного куста гибискуса, ясного чистого неба и огромного Тихого океана.
Лидия и Теодор отчаянно пихали друг друга локтями, Аннабель бегала кругами у ног Маргарет, склонившейся вперед и пытавшейся остановить ребенка. Хэнк смотрел прямо перед собой на бедра и спину Маргарет.
Мадди достал инструкцию и опять прочитал ее на всякий случай, установил фокус, приник к объективу и накрылся черным покрывалом.
– Я готов!
Лидия подтащила козу поближе, чтобы она тоже попала в кадр. Еще несколько минут прошло в поисках лучшего места. Маргарет по-своему завязывала белый галстук Хэнку, поправляла свое платье. Теодор решил сниматься в бейсбольной кепке (естественно, что он повернул ее козырьком назад), с битой, мячом и перчаткой. Лидия надела все украшения из ракушек и гребни, которые сделал ей Хэнк. Аннабель с любопытством следила за манипуляциями джинна.
Вскоре они объявили, что готовы. Маргарет сидела в центре на камне, с Аннабель на коленях, слева от нее Лидия обнимала Опровержение, Теодор справа опирался на биту с видом заправского игрока в бейсбол. Хэнк стоял позади Маргарет и по-хозяйски держал ее за плечо.
Мадди улыбнулся:
– Раз... два... готовы?
Все кивнули.
– Три!
И Мадди сделал свою первую фотографию – семейный портрет.
Хэнк и Смитти сидели на берегу и любовались закатом. Она держала на коленях уснувшую малышку. Теодор и Лидия удили рыбу неподалеку. А джинн? Проклятие! Он насаживал живца, потом летел и бросал в нужное место крючок. Видимо, дела шли лучше некуда, потому что визгам детей не было конца. Наверное, они наловили столько рыбы, что ее хватит, чтобы приготовить ужин, сожги Смитти хоть половину.
Смитти задумчиво что-то рисовала на мокром песке, а Хэнк любовался не столько закатом, сколько ею. Пожалуй, за последнее время он вообще только этим и занимался. Дул очень приятный бриз. Ветерок шевелил ее волосы. Господи, она просто совершенство! Казалось, такое лицо можно увидеть только во сне, а на ее коленях спит ребенок. Маргарет погладила девочку, а Хэнк растрогался так, что у него чуть слезы не выступили.
– Если бы ты мог выбрать, где бы ты сейчас оказался? – спросила она.
Он пересел поближе к ней.
– Почему ты спрашиваешь?
Она пожала плечами:
– Ну, думала об этом.
Он засмеялся:
– Да что ты? Неужели?
Маргарет улыбнулась:
– Я знаю. Ты думаешь, что я слишком много думаю. – Она покрутила головой и весело сказала: – Я думаю, что ты думаешь, что я слишком много думаю.
Они оба засмеялись.
Продолжая улыбаться, она сказала:
– Звучит ужасно. Может, думать не стоит совсем?
Хэнк ничего не ответил. Он не хотел думать. Просто сидеть и смотреть на нее. Хотел просто быть. Она, казалось, все-таки ожидала ответа. Он покачал головой.
– Ты-то, наверное, знаешь, где хотела бы оказаться?
Она пожала плечами:
– Не совсем. Я всегда считала, что хочу быть именно там, где и находилась в данный момент. Я была счастлива в Сан-Франциско. Всем довольна. У меня был дом, семья: отец и дяди. Работа.
– О, кстати, Смитти, расскажи мне, как женщина может пробиться в адвокаты.
Она взглянула на него исподлобья.
– Просто. Точно так же, как мы когда-нибудь добьемся избирательных прав. Надо всего лишь заставить мужчин понять, что мы такие же, как и они. Мы будем работать и со временем покажем мужчинам, которые от рождения упрямы как ослы, что и они могут ошибаться.
Он засмеялся:
– Наверное, ты хороший адвокат, дорогая.
– Папа так считает. Он был блестящим адвокатом, пока не ушел в судьи. Сейчас он – верховный судья Калифорнии.
Хэнк застонал.
– Он тебе понравится. Он любит поспорить, любит состязаться в уме и красноречии. Это он меня всему научил. Когда я росла, взрослела, мы обычно за ужином о чем-нибудь спорили. Он предлагал мне исходную точку и забрасывал вопросами, заставляя меня защищать свою позицию, потом, правда, почти всегда загонял в угол своими аргументами, потом смеялся и предлагал поменяться местами.
Хэнк присвистнул.
– Тогда я начинала защищать противоположную точку зрения, которую только что пыталась опровергнуть. Он научил меня думать. Он очень меня любит.
– Ты скучаешь по нему?
Маргарет посмотрела ему в глаза.
– Я очень беспокоюсь за него. Ведь я – это все, что у него есть. Не знаю, что ему сказали. Наверное, он думает, что я погибла, поэтому я волнуюсь, как он переживает эту весть.
– Может быть, он надеется.
Она кивнула.
– Ты все-таки мне не ответила, как женщина становится адвокатом.
Маргарет нахмурилась.
– Женщина может стать кем угодно.
– Только – не игроком в бейсбол.
– Дай нам время.
Он рассмеялся.
– Я училась в колледже. Первой получила докторскую степень по праву Энн Арбор. Но вообще-то степень иметь не обязательно. Можно быть и учеником. Я, например, сначала стажировалась, а потом получила степень. Я работаю в семейной фирме. Мой отец и дяди – старинные партнеры.
Хэнк опять невольно замычал что-то сквозь зубы.
– Мне всегда нравилось изучать право. Мне нравится искать решение сложных загадок, которые подкидывает мне закон. Закон всегда допускает разные толкования, разные подходы. Право, как и жизнь, не стоит на месте. – Маргарет задумалась, помолчала и вдруг добавила: – Но знаешь, вот сейчас я сижу здесь, и все это представляется мне таким далеким.
– Почему?
– Мне кажется, что все это было не со мной, а в какой-то другой жизни. Когда я оглядываюсь вокруг, – она кивком показала на море и пляж, – мне даже и в голову не приходит, что я могу очутиться в другом месте.
Они посидели молча, им не нужны были слова.
– Расскажи мне о тюрьме.
– Дорогая, это то, о чем, я уверен, тебе знать не надо. И я не уверен, что могу тебе рассказать.
– Почему бы и нет?
Он знал, что когда-нибудь этот вопрос возникнет, и посмотрел ей прямо в глаза..
– Это имеет такое значение для тебя?
– Если ты думаешь, что это повлияет на мое к тебе отношение, то очень ошибаешься, Хэнк.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Да, это имеет для меня значение, потому что это связано, с тобой.
Хэнк долго подыскивал слова, чтобы поточнее рассказать то, что было самым важным.
– Я жил на островах, переезжая с одного на другой, нигде не задерживаясь надолго. Самое большое – несколько месяцев. На тот злополучный остров меня занесло только на неделю. Я должен был забрать лодку, которую купил. Но, приехав к этому сукину сыну Ларошу, я обнаружил, что его нет и лодки тоже. Три недели я искал этого ублюдка, нашел его, выбил из него всю пыль, весьма основательно. Он делал вид, что первый раз меня видит. Целую неделю я был мертвецки пьян, почти ничего толком не помню. Меня разбудили местные жандармы, вытащили из постели и сволокли вниз по лестнице.
Оказалось, что пока я пил и бросал на ветер свои последние деньги, кто-то ухлопал Лароша выстрелом в голову. Через день они устроили судебное заседание – чистую комедию – и сказали, что я виновен, есть два свидетеля, которые видели, как неделей раньше я делал из него отбивную. Проклятие, у меня даже не было оружия, но об этом все, и первый мой адвокат, дружно промолчали.
– Неужели?
Он печально кивнул.
– Заседание велось на французском языке. Я, конечно, доброй половины не понял, и никто не побеспокоился, чтобы перевести. Приговор огласили на английском. Пожизненное заключение. Адвокат сказал, что мне повезло. Они хотели меня повесить. – Он остановился и посмотрел вниз. – Потом я очутился в «Воротах прокаженного».
Маргарет, помолчав, спросила:
– Как ты убежал?
Он рассказал ей все, подробно и спокойно. Когда он закончил, Смитти плакала навзрыд.
Он положил ей руку на плечи, обнял и привлек к себе. Он поддерживал ее и думал, что первый раз в жизни у него в руках что-то достойное и то, что не пройдет сквозь пальцы, как вся его остальная жизнь.
Бриз доносил до него чистый, свежий запах ее кожи. Он окутывал его, как море омывало скалы и берег, проникая во все мелкие трещинки, которые время и стихия сотворили в граните и песчанике.
Он держал в объятиях женщину, бывшую в его представлении тем, чем это море является для земли – то ласковым, то бурным, то нежным, то неистовым, но всегда прекрасным. Рай – там, где море и земля встречаются. Хэнк знал, что там, где нет Смитти, нет ничего стоящего.
Это было непривычное, странное чувство: смотреть на женщину, не рассчитывая на то, что можно от нее что-нибудь получить. Вместо этого он любовался ею и думал, что с легкостью может представить себе, что и двадцать лет спустя он будет рад тому, что она рядом.
Она внезапно обернулась, как будто он высказался вслух. Заходящее розовое солнце освещало ее лицо – лицо женщины, которая плакала из-за него. Она заставляла его забыть о том, что еще так недавно ему и в голову не могло прийти, что он сможет волноваться и заботиться о ком-то другом.
Она улыбнулась ему, и эта неторопливая ласковая улыбка сказала ему все так ясно, как если бы она вслух произнесла то, что было у нее в мыслях.
Хэнк потянулся к ней и медленно провел пальцем по ее щеке. Где-то в глубине души он сомневался, что она знает, как велика ее власть, как велика сила одной только ее улыбки.
Он приблизил лицо к ее лицу так, что до него доносился вкус ее дыхания. Он не хотел торопить события, со Смитти он дорожил каждым мгновением. Потом вдруг, неожиданно для себя, сказал слова, которых никогда еще за много лет никому не говорил:
– Знаешь, дорогая, любить тебя непросто.
– Любить меня?
Он приподнял ее подбородок и прошептал прямо в губы:
– Да, любить.
И она заплакала снова.
Полная луна быстро двигалась по безоблачному, великолепному небу, сплошь усеянному звездами. Казалось, звезд было столько, что неба на них не хватало. Маргарет и Хэнк, увязая в мокром песке, молча шли вдоль пляжа, держась за руки.
Еще один день прошел. Потом еще, пролетела неделя, пошла другая. Для Маргарет каждый новый день был лучше предыдущего. С ней происходило что-то невероятное. Раньше, в той прежней жизни, она даже не надеялась, что будет испытывать подобные чувства.
Они разговаривали, беседовали о своем детстве, таком разном и все-таки в чем-то очень схожем. Он не рассказывал ей обо всем, что с ним когда-то происходило, потому что хотел ее скорее рассмешить, чем опечалить.
Маргарет остановилась и подняла голову к звездному небу, потому что теперь у нее часто глаза были на мокром месте, когда она была с ним рядом. У них было чувство, как будто они вместе уже годы. Все происходило так естественно.
Он обнял ее, притянул к себе так, что спиной она прижалась к его груди, и положил подбородок ей на голову. «Пожалуй, немного бы нашлось мужчин, которые могли бы себе позволить такую позу», – пронеслось у нее в мозгу.
Они очень подходили друг другу. Вроде бы такие разные, а ведь у них было так много общего.
Он просто держал ее, она положила голову ему на плечо, он что-то шептал ей, а она прислушивалась к его голосу, как к шуму прибоя.
– Я никогда не видела так много звезд. Их тысячи. Как будто мы идем по Млечному Пути.
– Хм, – только и ответил Хэнк.
Она улыбнулась:
– Ты не слушаешь меня.
– Я слышал каждое твое слово.
– Тогда повтори, что я сказала.
Он коснулся губами ее уха.
– ... что ты не видела так много звезд.
– Правильно.
Он легко поцеловал ее в шею.
– Что еще?
– Если ты и правда хочешь увидеть звезды... – Он глубоко вздохнул, на мгновение теснее прижавшись к Маргарет, и стал нашептывать, чем конкретно они бы занялись, если бы у них было пять дней уединения.
Во рту у нее пересохло, колени задрожали, когда он закончил.
– ... А потом я тебе обещаю, что ты увидишь не только звезды, но с небес будешь смотреть на землю.
Она повернулась и стала целовать его нежно, со всей любовью, на которую была способна. Потом отстранилась и провела пальцем по его губам.
– Ты блефуешь?
Он засмеялся:
– Проклятие, любимая. Ты не веришь? Я только пообещал показать тебе небеса.
Она покачала головой.
– Я уже там была, – она обвила руками его шею, – но хочу попасть туда снова. Увидеть другую сторону луны.
Хэнк сдержал слово. Длинные ночи и дни проходили в разработке тысячи способов попасть на небо. Тем временем бризы сменились пассатами, прошла неделя, началась другая.
Глава 32
Маргарет принесла Аннабель в хижину. Малышка заснула у нее на коленях, утомившись от игр. Полдня дети все вместе закапывали Хэнка в песок.
Маргарет смотрела на спящего ребенка. Личико Аннабель загорело, ведь она все время проводила на воздухе. Волосы отросли и немного посветлели на солнце, она вообще выросла и теперь уже бегала, почти не падая.
«Как, оказывается, быстро растут дети, как быстро они меняются», – думала Маргарет. Она сидела на перевернутом бочонке с девочкой на руках и смотрела на пляж и океан. Она видела воду и деревья, кусты и цветы. Все было залито солнечным светом. Рай на земле, который был ее собственным домом. Она думала об отце. Чем-то он сейчас занят? Где он? В суде? Или в огромном, пустом теперь доме? Может быть, он в кабинете, готовится к слушанию очередного дела. Маргарет всплакнула немного. Ведь отец не знает, что она жива. Он думает, что остался один. Маргарет плакала и, глядя на Аннабель, думала о том, что теперь она лучше понимает собственного отца. Она вспоминала некоторые взгляды, которые бросал он иногда. Теперь она понимала, как волнуются родители за своего ребенка.
Маргарет сидела и тихо плакала, сжимая в руках малышку, пока Аннабель не заворочалась во сне. Маргарет рассматривала пухленькие загорелые ручонки. Каждый день эти пальчики находят что-то новое. В Аннабель ее часто изумляла непосредственность восприятия, и ребенок заставлял ее самое заново открывать мир, с одинаковым любопытством рассматривая перо птицы и раковину, наблюдая за полетом чаек и нюхая цветы. Маргарет тоже начинала видеть привычные предметы иначе.
Аннабель снова зашевелилась во сне и пробормотала:
– Мама...
У Маргарет сразу защипало в глазах, и она стала глубоко дышать, чтобы остановить наворачивающиеся слезы. Это было довольно глупо, но так трогательно и так чудесно. Не важно, что не она родила Аннабель. Сейчас было важно другое. Настоящее и будущее. Она ласково отвела волосы малышки назад, погладила по головке и сказала:
– Я здесь, милая, мама здесь.
Маргарет не заметила, когда пришел Хэнк. Он уже давно стоял в дверном проеме, наблюдая за ней. Ей было не видно его лица. Слышал ли он то, что она говорила? Но он подошел ближе, встал сзади и положил руку ей на затылок. Это была ласка, которой она не знала прежде. Он не мог бы яснее выразить свою нежность.
Маргарет взглянула на него замутившимися от слез глазами. Хэнк встал на колени около нее и обнял за плечи. Она подумала о том, что чувствует что-то странное, какое-то безотчетное напряжение, причины которого она и сама пока не понимала. Но ей стало неожиданно зябко, она поднялась, и Хэнк вопросительно посмотрел на нее.
– Я положу ее в кроватку, хорошо?
Не глядя на него, Маргарет пересекла комнату; уложила Аннабель, выпрямилась. Она знала, что он следит за ней глазами и на лице его написано недоумение. Уже несколько дней у нее было неспокойно на душе. Наконец она заставила себя поднять на него глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33