— Что это? — спросил ди Тасси.
— Это доля легкого, она… она сращена, сращена с диафрагмой. Так же как… как у Альдорфа.
Ди Тасси застыл на месте.
— Что вы такое говорите?
Николай испуганно отпрянул. Плотная, сочащаяся гноем ткань влажно поблескивала. Здесь образовался небольшой, пронизанный ветвлениями кровеносных сосудов изжелта-коричневый мешок.
— Что это такое, черт возьми? — спросил ди Тасси.
— Я не знаю, что это, — заикаясь, промямлил врач. — Я знаю только, как это называется.
— И как же это называется?
— Абсцесс легкого, — ответил Николай.
16
Крупные снежинки кружили хоровод в неярком вечернем свете, когда он спешился возле госпиталя Святой Елизаветы. От одной из сестер, ухаживавших за девушкой, он узнал, что она начала постепенно поправляться, сегодня съела немного супа и вскоре опять заснула. Она по-прежнему ничего не говорила, но у нее прекратились судороги и припадки панического страха. Девушка была бледна и слаба, но здоровье ее, без сомнения, стало понемногу улучшаться.
Пока Николай шел по коридорам госпиталя, его продолжали неотвязно преследовать картины прошедшего дня. Все образы упорно съеживались, неизбежно превращаясь в конце концов в вид распоротого тела на лесной поляне, и на этой кровавой сцене воспоминание застревало, наполняясь зловещими деталями. Даже советник ди Тасси на какое-то мгновение осознал весь ужас происходившего. Он долго смотрел на труп, прежде чем приказал закопать его в землю и возвращаться в Нюрнберг. По дороге никто не произнес ни слова. Возле Швабаха отпустили солдат. Они забрали с собой тяжелораненого Боскеннера, который стал теперь для ди Тасси не более чем обузой. Остальные направились к Эшенау, где их застиг сильнейший снегопад. Тогда советник юстиции принял решение не ехать в Нюрнберг, а скакать прямо в Альдорф. Николаю было приказано держать путь в Нюрнберг, навестить девушку и немедленно прибыть после этого к ди Тасси, если больная пришла в себя и ее можно допросить. Но этому помешал тот же снегопад. О поездке в Альдорф нечего было и думать.
Вид девушки вытеснил все страшные картины из памяти Николая. Лицо спящей было мирным и безмятежным. Руки лежали вдоль тела на одеяле, и врач снова подивился изяществу кистей и тонких пальчиков. Он сел возле кровати на табурет и с трудом подавил желание коснуться этих пальчиков. Как она прекрасна! Он мог бы без труда просидеть у ее постели полночи, просто любуясь ею. Но сейчас он не мог долго задерживаться здесь, а должен был потерпеть до завтрашнего утра. Может быть, завтра она расскажет ему, что делала в лесу и что там произошло.
Он повернул голову к окну и посмотрел, что творится на улице. Густая пелена сыпавшихся с неба крупных снежинок закрывала вид. Нет, надо идти домой. Но когда он снова взглянул на девушку, то увидел, что она открыла глаза. Взгляд ее был неподвижен, но она сознательно рассматривала его. Или это только показалось ему? Смотрит ли она на него, или просто он случайно оказался на том месте, куда направлен ее бессмысленный взгляд? Но постепенно до врача дошло, что она видит его. Девушка не спала.
— Ты слышишь меня? — тихо спросил он.
В ответ веки ее едва заметно дрогнули. Он улыбнулся, протянул руку и нащупал пульс больной.
— Ты очень долго спала, — сказал он, — но сон — лучший лекарь.
Пульс оказался нормальным. Тревожил только жар, который ощутил Николай. Есть ли у нее лихорадка? Или это от него самого пышет жаром? Он отпустил руку девушки. Нет, он не в состоянии лечить эту девушку, при каждом прикосновении кровь бросается ему в голову, а сердце начинает выскакивать из груди.
— Как тебя зовут? — спросил он наконец.
Взгляд ее снова был направлен на него. Даже то, как она смотрела, уже возбуждало его и выводило из душевного равновесия. Это лицо! Он попытался улыбнуться. Но мимические мышцы не подчинились ему. Кроме того, он не мог отделаться от чувства, что девушка прекрасно понимает, что с ним сейчас происходит. Она в ясном сознании — пронзила его мысль — и так пристально смотрит на меня, потому что узнает.
Но в этот момент девушка вдруг закрыла глаза и отвернулась в сторону.
— Мы нашли тебя в лесу, здесь, недалеко от Нюрнберга, — снова заговорил Николай. — Ты шла в Ансбах, не так ли? Было именно так. Ты шла в Ансбах и в лесу сбилась с пути. Так?
Пока он говорил, она опять открыла глаза и повернула, голову к нему.
— Магдалена, — вдруг сказала она. — Меня зовут Магдалена.
Звук его голоса поразил его больше, чем тот факт, что она говорила по-французски. Как долго она молчала. За истекшие три дня это были первые слова, произнесенные ее устами. Но голос, хотя девушка говорила тихо, был ясным и твердым.
— Магдалена, — повторил Николай, тоже перейдя на французский. — Прекрасное имя. Краса нашего Владыки.
Она удивленно вскинула бровь.
— Вашего владыки?
— Le Seigneur de nous tous, — добавил он тоном, в котором не было и следа убежденности.
Владыка всех нас, Господь.
Девушка внимательно посмотрела на него. На какое-то мгновение глаза ее стали холодны как лед.
— Я хочу пить, — произнесла она затем, внезапно перейдя на немецкий.
Николай поднялся и взял глиняный кувшин, стоявший на столе посреди комнаты. Он снял с кувшина крышку, налил в чашку воды и вернулся к кровати. Не отрывая от врача взгляда, девушка одним глотком осушила чашку. Потом она заговорила:
— Кто ты? Священник?
Николай энергично покачал головой:
— Нет, нет. Но почему ты так подумала?
Было странно, что она обратилась к нему на «ты». Было что-то неприличное в такой доверительности. Николай почувствовал себя неуверенно, хотя такое обращение было ему приятно.
— Я врач, — сказал он. — Когда тебя нашли в лесу без сознания, позвали меня, чтобы я оказал тебе помощь, и с тех пор я лечу тебя.
Девушка ничего не ответила. Вместо этого она протянула ему пустую чашку. Он снова наполнил ее водой, подал больной и смотрел, как жадно она пьет. Должно быть, у нее все же есть лихорадка, заключил он. И она ни в коем случае не крестьянка. Об этом говорили ухоженные руки. Никаких следов крестьянской работы. На ногтях нет ни одной трещины, кончики пальцев не исколоты иглами. В речи девушки не было никаких следов франконского диалекта, в котором он не понимал ни единого слова. Зато больная бегло говорила на классическом французском языке и на мелодичном южнонемецком диалекте. По тем коротким фразам, которые она сейчас произнесла, он не мог судить, какой из двух языков является для нее родным.
— Врач? — произнесла она наконец. Слово сорвалось с ее уст так, словно она ради забавы попыталась проговорить любопытный, но совершенно пустой и бесполезный звук. Немного помолчав, она добавила: — Какой сегодня день?
— Сегодня четверг, — ответил Николай.
— Четверг?
— Да, четверг, восемнадцатое декабря.
Она сделала еще один глоток воды, протянула Николаю пустую чашку и опустила голову на подушку. Николай беспомощно смотрел на девушку, не зная, что говорить дальше. Девушка излучала внутренний свет, который приводил Николая во все большее волнение, с которым ему было трудно справиться. Ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы обуздать свой взгляд. Ни разу в жизни его так не волновало женское тело. Как ни старался он сосредоточиться на лице девушки, как ни пытался он остановить на нем свой взгляд, краем глаза Николай видел только одно — вырисовывавшуюся под простыней женскую грудь. Взгляд его мучительно притягивача нежная шея, он видел все это даже тогда, когда не отрываясь смотрел на ее руки. Стоило ему закрыть глаза, как перед внутренним взором начинали живо разыгрываться сцены памятной ночи, когда он созерцал ее обнаженное тело во всей его несравненной красоте.
— Магдалена, — произнес наконец Николай, — что случилось с господином Зеллингом? Вы это видели, не так ли?
Она подняла на врача свой безмятежный взгляд. Карие глаза не выдали ни малейшего волнения. Что делается с этой девушкой? Там, в лесу, она вела себя как безумная, лишившаяся рассудка от страха и ужаса, вызванных зрелищем чудовищного преступления. Но сейчас, как показалось врачу, она воздвигла вокруг своей души непроницаемую железную стену, не допускавшую в нее никаких волнений. Не следствие ли это применения тех лекарств, которые он ей давал? Но это же были всего лишь снотворные.
Опустив глаза, она молчала. Николай ждал, но у девушки, очевидно, не было ни малейшего желания отвечать на его вопрос.
— Ты шла в Ансбах, да? — снова спросил он.
Она не отреагировала на его слова, и он принялся описывать ей картину происшедшего в тот ужасный вечер, восстанавливая события так, как он сложил их в уме за последние дни.
— Ты заметила двух всадников и последовала за ними. Или ты оказалась рядом с ними, когда они напали на Зеллинга? На убитого. Его звали Зеллинг. Камергер Зеллинг. Он жил в замке Альдорф.
— Несчастный человек, — сказала она, не поднимая глаз.
— Да, это можно утверждать с полным основанием. И ты единственный человек, который видел, как совершилось это ужасное преступление. Не правда ли, что ты его видела?
Ответа не последовало. Магдалена бездумно подняла руку и мгновение бесцельно рассматривала свою ладонь. Николай ждал в надежде услышать рассказ, но рассказа не последовало. Не сказав ни слова, девушка опустила руку.
— Я знал господина Зеллинга, — продолжил Николай. — Это был храбрый человек. Он никогда в жизни не делал никому зла и не причинял страданий…
Новый жест девушки заставил Николая онеметь. Она снова подняла свою правую руку и выставила ее вперед, словно заслоняясь от него. Ладонь девушки почти уперлась в лицо Николая. Было похоже, что Магдалена отгоняет злого духа. Выражение ее глаз заставило Николая похолодеть. Она снова опустила руку и отвернулась. Николай ждал, откинувшись назад. Она вовсе не пришла в себя, подумалось ему. Вернувшееся к ней кажущееся самообладание было только внешним. Глубоко внутри душа ее до сих пор находится в смятении. В противном случае она не стала бы столь странно реагировать на его слова. Ди Тасси пока нельзя допрашивать ее об обстоятельствах убийства Зеллинга. В этом случае припадки, возможно, возобновятся.
Николай налил себе чашку воды. Прежде всего он должен завоевать доверие девушки, решил он. Успокоить ее. Она не откроет правду ди Тасси с его властной манерой разговора. Это можно было легко предвидеть. Если она так странно отреагировала на него, то можно себе представить, как встретит она советника юстиции.
С большим усилием он придал своему голосу сердечную доверительность и спросил:
— Откуда ты, Магдалена? Из Франции?
Но она не ответила. Николай некоторое время подождал. Потом он попытался вновь завязать разговор. Но это ему не удалось. Отвернувшись к стене, девушка упрямо хранила молчание.
17
Утопая в выпавшем снегу, он шел домой, стараясь по дороге привести в порядок свои мысли. Эта девушка! Что-то в ней было не так. Почему она перекрасила волосы? Разве не его долг немедленно оповестить обо всем ди Тасси? Может быть, все эти опасности ему просто мерещатся? Но убийство Зеллинга и самоубийство незнакомца были неслыханными событиями. Происходило что-то страшное. Не имеет ли девушка непосредственного отношения к этому?
Сидя в своей комнате, он был настолько возбужден, что не мог уснуть. Взгляд его упал на стол, где лежали записи, касавшиеся кошачьей эпидемии, записи, к которым он не прикасался со дня смерти графа. Он сел за стол и взглянул на рисунок, обозначенный на карте. Не ошибается ли ди Тасси в своих предположениях? Идет ли речь об эпидемии или о яде, который вызывает образование абсцесса в легких? У Альдорфа был такой абсцесс. Такой же абсцесс он нашел и у человека, который застрелился у них на глазах. Умерли ли от гнойного распада жена и дочь Альдорфа, сказать невозможно. Но симптомы каждый раз были весьма странными.
А поджоги карет? Нет, здесь нет никакой очевидной связи, скорее это простое совпадение. Все феномены выстраиваются по единому образцу, но не все, что выстраивается по единому образцу, представляет собой один и тот же феномен. Поджоги карет подчинялись некой логике. Абсцессы легких подчиняются иной логике. Николай лишь показал ди Тасси метод делать видимым порядок и образчик. Но сам советник юстиции сделал из этого неверные выводы, заключив, что эти рисунки имеют между собой что-то общее.
Николай провел очень беспокойную ночь. Утром он собирался пойти к Мюллеру, чтобы поставить его в известность о своем отъезде. Но что-то удерживало его. Надо ли ему связываться с этим советником юстиции? Что он, Николай, вообще о нем знает? На кого работает ди Тасси? Пока он медлил, в полдень в его дверь постучал нарочный от советника.
Первые минуты прибывший курьер сидел за столом, уронив голову на руки, кашляя и потея. Ноги его дрожали от тяжелой многочасовой верховой езды. На проезд от Альдорфа до Нюрнберга ему потребовалось три часа. Николай предложил курьеру горячей воды с медом. Он не мог позволить себе потратиться на чай, да и дорогой мед он дал курьеру только из сострадания, буквально оторвав мед с кровью от сердца. Курьер сказал, что не может надолго задерживаться, так как ему надо спешно отвезти почту в Байрейт и тем же вечером скакать дальше. Дружелюбие Николая сделало курьера разговорчивым.
— Нам сообщили о трех новых случаях нападений, — сказал курьер между тем. — Существует, видимо, еще одна шайка. Ноябрьские нападения были только началом, и один Бог знает, сколько их еще будет. Из-за снегопада задержалось множество донесений и депеш. Черт меня побери, если я переживу еще один такой декабрьский снегопад. Эта проклятая наледь!
— Еще три нападения, говорите вы?
— Да, это случилось пять дней назад, то есть до снегопада.
— И где?
— В Бишофсгейме, Обербурге и Риде.
— Мне неизвестны эти места.
— Это почтовые станции в окрестностях Вюрцбурга, — пояснил курьер и почесал у себя под мышками.
— Что это за почтовые станции?
— Две специальные и одна обычная.
— И опять все кареты были сожжены?
— Да, все то же безумие. Ничего не украдено, но уничтожено все, что находилось в каретах. Господин ди Тасси хотел бы узнать, как чувствует себя вопившая в лесу девушка.
— Хорошо, — ответил Николай, — ей стало лучше.
— Она может говорить?
— Да, может.
— Вы должны срочно отвезти ее в Альдорф. — С этими словами человек допил воду с медом и поднялся.
— Но снег, — запротестовал Николай, — я хочу сказать… что дорога пока еще опасна, а девушка все еще очень слаба. Почему господин ди Тасси не может сам приехать в Нюрнберг, если хочет поговорить с девушкой?
— Я всего лишь передаю вам приказ, — сухо ответил курьер. — Господин ди Тасси должен подготовиться к поездке в Байрейт. Поэтому я должен тотчас ехать. Мы скоро увидимся, даст Бог.
С этими словами он вышел из дома. Николай долго смотрел, как курьер уходит прочь, ведя под уздцы коня, и гадал, что могли означать слова о скором свидании. Что касается Николая, то он считал, что из этого свидания не выйдет ровным счетом ничего. Курьер был дружелюбен и любезен, но в конце вел себя с той же надменностью, что и все прочие высокородные господа из окружения сиятельного советника юстиции.
Надев плащ, он отправился в госпиталь. Он обязан доставить Магдалену в Альдорф. Таков приказ ди Тасси. Но девушка вовсе не должна выполнять этот приказ. Ди Тасси не имел над ней никакой власти.
Однако Магдалена изъявила желание непременно отправиться в Альдорф.
— Естественно, я расскажу этому господину все, что видела, — сказала она тотчас после того, как Николай передал ей сказанное курьером. — Альдорф расположен на дороге в Ансбах?
— Да, но путь очень тяжелый, — возразил Николай.
— Я поеду к нему, а потом отправлюсь дальше.
— Дальше? Но куда?
— В Страсбург. Мой дядя наверняка уже начал тревожиться по поводу моего отсутствия.
Николай вопросительно посмотрел на девушку, но если он ожидал, что она будет рассказывать дальше, то ожидания его не оправдались.
— Мне надо одеться, — сказала она. — Через час я буду готова.
Николай бросил взгляд на ее платье, которое выстиранное и отутюженное висело на стуле рядом с кроватью. Слишком легка была эта одежда для того путешествия, какое им предстояло.
— У тебя нет плаща? — спросил он. — И гамаш?
— Нет.
— Хорошо, я позабочусь об этом.
Прежде чем покинуть госпиталь, Николай попросил сестру доставить к нему девушку после того, как она приготовится. Около полудня она явилась в его дом. Николай дал ей теплые гамаши и теплую куртку с капюшоном, которая защищала от холода куда лучше, чем ее потрепанная одежда. Пока Николай раскладывал рядом с собой кожаные гамаши и меховые перчатки, которые он взял на время у соседа, девушка внимательно осматривала его комнату. Николай тайком наблюдал за ней. Внимание девушки было привлечено к пергаментным листкам с заметками Николая относительно кошачьего мора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43