Джульетта нервничала все сильнее.
– Как ты борешься со сценической лихорадкой? – спросила она. – Перед выходом на сцену?
– Кричу, – ответил он.
– Каждый раз?
Он кивнул.
– За полчаса до выхода. Громко. Резко. И все опять приходит в норму.
Она посмотрела на свою чашку кофе и отодвинула ее. Лутц взял ее правую руку в свою и дружески пожал.
– Это тоже помогает, – сказал он. – Все будет великолепно, я точно знаю.
– Спасибо. – Ей были приятны его пожатие и слова. – Кстати, и за то, что на прошлой неделе ты съездил со мной.
– Нет проблем. Мне даже понравилось. Я всегда хотел побывать в Ростоке.
Она скорчила гримасу.
– Ты знаешь, что в тебе особенного? – спросил он. Джульетта покачала головой.
– Веки. Нижние. Они совершенно горизонтальны. А это, да будет тебе известно, встречается крайне редко. Ты выглядишь волшебно, Джульетта. Мне даже жаль немного, что ты женщина.
Она отняла руку, ощутив укол в сердце.
– Льстец!.. Но все равно здорово, что ты пришел, – тихо сказала она. – А то мне было так неуютно, так одиноко…
Он склонил голову набок и ободряюще посмотрел ей в глаза. Она не могла не улыбнуться.
– Скажи, как ты танцевал с Дамианом? Ты был влюблен в него?
– Разве что самую малость. Он не любил мужчин.
– Тебе его не хватает?
Лутц отвел глаза и ничего не ответил.
– Знаешь, о чем я часто думаю? – спросила она.
Он поднял голову и очень серьезно на нее посмотрел.
– Об этих матерях и бабушках, которые ищут детей и внуков. Ну, ты же был в Буэнос-Айресе? Видел их? Матери, которые кружат по площади вот уже больше двадцати лет. Знаешь, как их называют?
Он кивнул.
– Las locas.
– Las locas… Потому что они хотят справедливости. – Она ненадолго замолчала, а потом продолжила: – И знаешь, о чем я себя все время спрашиваю? Там есть матери… бабушки… но где же, черт побери, отцы?
29
Возвращаясь в гримерную, она пошла через двор между столовой и главным корпусом, где сидела администрация. И слишком поздно заметила две фигуры у ворот.
– Джульетта, дорогая моя!
Услышав этот голос, она едва не задохнулась. Не успела опомниться, как отец уже стоял рядом с ней, обнимая за плечи и мягко подталкивая туда, куда она сама направлялась. Мать все еще болтала с привратником. До ее слуха долетали обрывки разговора, а отец уже надавил на ручку двери, чтобы пропустить Джульетту внутрь, не прекращая при этом осыпать ее вопросами. Она не замерзла? Почему в такой холод она идет через двор, а не по крытому переходу? Наконец, он властным голосом окликнул жену. Мать ненадолго скрылась из виду, оказавшись за пределами светового конуса возле ворот, но вскоре появилась рядом с ними.
– Анита, где ты застряла? Джульетте нужно переодеваться.
Они вместе вошли в вестибюль. Родители были разряжены, словно пришли на прием. Рядом с ними она в своем трико и тапочках чувствовала себя неловко. На какой-то миг ей почудилось, что все может быть как прежде. Отец говорил без остановки. Его нервозность оказывала на нее парадоксальное воздействие: она чувствовала себя спокойнее. Мать вытащила из сумочки программку, стала расспрашивать, в каких номерах она танцует.
– Боже мой, Анита, мы сидим в третьем ряду партера! Неужели с такого расстояния ты не узнаешь собственную дочь?
– Сначала «Вариации» Стравинского, – сказала Джульетта. – В этом балете я не участвую. Потом антракт. После него «Танго-сюита». Она состоит из четырех частей. Я танцую соло во второй части, а в четвертой сначала танцую вместе со всеми, а потом, ближе к концу, опять одна.
Мать с раздражением вертела в руках листок.
– Но где это написано? Я вообще не вижу твоей фамилии!
Сверху донесся первый звонок.
– Мне нужно идти.
Отец снова повернул ее к себе, пока мать продолжала сосредоточенно изучать программку. Джульетта, зажмурившись, вытерпела его объятия и быстро пошла к лестнице.
– Маркус, не могу найти ее! – снова сказала мать. – Джульетта, где же твое имя?
– В «Либертанго», мама. Над теми, кто танцует в группе.
Отец обернулся и попытался взять у нее из рук программку. Джульетта поднялась еще на одну ступеньку.
– Но здесь напечатана совсем другая фамилия, Джульетта! Они ошиблись. Твоего имени нигде нет. Здесь написано «Джулиана Эчевери».
Отец замер, не закончив движения.
Но не взглянул на нее.
Джульетта внимательно смотрела на мать.
– Но это и есть мое имя, мама.
Отец медленно поднял голову и смерил ее уничтожающим взглядом. Потом взял под руку мать и потащил к двери.
– Это псевдоним, Анита. Пойдем, Джульетте нужно готовиться.
Он попытался было увести ее, но Анита не двигалась с места.
– Что это значит? – спросила она. – Что за глупость. Как теперь наши друзья поймут, где именно она танцует? С чего это тебе вдруг понадобилось другое имя, Джульетта?
Джульетта смерила взглядом отца. Но тот по-прежнему не смотрел на нее.
Она прямо-таки ощущала, как судорожно мечутся мысли у него в голове.
– Но ведь у папы тоже несколько имен, да, папа?
Теперь он не выдержал:
– Джульетта, придержи язык!
Его тон ужаснул Аниту даже сильнее, чем Джульетту, смотревшую на них с лестницы сверху вниз. Анита переводила взгляд с него на нее и обратно.
– Может, кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – удивленно спросила она.
– Папа может все тебе объяснить, мама. Спроси его, где сейчас его сын.
В воцарившейся тишине было что-то необратимое.
Отец громко дышал и качал головой, Анита, в свою очередь, пристально разглядывала Джульетту, словно та потеряла рассудок. Потом перевела глаза на мужа:
– Маркус, о чем она говорит?
Тот не ответил, мгновенно перемахнул через две ступеньки и оказался рядом с Джульеттой. Внезапная близость сперва ужаснула ее, но она тут же поняла, что больше его не боится.
И все это происходило на самом деле. Он совершенно чужой для нее человек.
– Что… что ты выдумала! – зашипел он на Джульетту. Она поднялась еще на одну ступеньку и снова оказалась выше его. Хотела было что-то ответить, но тут раздался гневный голос Аниты:
– Маркус! Что, черт возьми, происходит?
Тут раздался второй звонок.
Джульетта, пятясь, поднялась еще на пару ступенек, продолжая молча смотреть на своих родителей.
Потом развернулась и побежала вверх по лестнице.
30
Джульетта не сводила взгляда с монитора, показывавшего публику. Она отлично видела, где они сидят. Третий ряд. Середина. По их виду ничего не заметно. Поздоровались с Хольрихами – те как раз подошли к ним. Вот еще одна пара протиснулась в середину ряда и заняла свои места. Скорее всего кто-то из коллег отца. По его виду невозможно догадаться о только что произошедшем. Мать спокойно объясняет что-то госпоже Хольрих с программкой в руках. Вот она ткнула пальцем куда-то в список исполнителей и подкрепила свои пояснения кивком и пожатием плеч. Госпожа Хольрих в ответ только махнула рукой. Отец тем временем достал видеокамеру и несколько секунд смотрел в глазок без всякого выражения.
31
Возле гримерных в коридоре Джульетта встретила Марину Фрэнсис, выходившую из раздевалки. Джульетта пошла к сцене вместе с ней и нашла себе место за кулисами. Шесть пар, танцевавших «Вариации» Стравинского, уже были на сцене. Последние минуты за закрытым занавесом. Потом глубокий колокольный звон, возвещавший начало представления. Стало тихо. Пары встали в исходные позиции. Легкий гул машины, заполнявшей сцену туманом, слился с первыми тактами музыки. Сцену осветил темноголубой свет. Потом искусственный туман всколыхнулся, словно от порыва ветра: открылся занавес. Со вступлением виолончелей начался танец.
Джульетта смотрела на Марину и нервничала все сильнее. Какую уверенность она излучает! Джульетта не могла отвести от нее глаз. Она никогда не сможет так танцевать! Хеерт ошибся, не дав Марине танцевать соло в «Танго-сюите». Публика не поймет танец Джульетты. Вот Марина Фрэнсис – это да, это понятно. Джульетта покажется им неуклюжей, беспомощной, ее танец – тяжелым. Как она может выйти на сцену после Марины?
Буря аплодисментов. Занавес открывался четыре раза. Марине пришлось несколько раз подходить к краю сцены. Ее почитатели старались подойти поближе, бросали цветы. Во время антракта за кулисами царило приподнятое настроение. В этой всеобщей суете Джульетта спустилась на третий этаж и провела несколько минут одна в темноте репетиционного зала. Через двадцать минут все будет кончено. Она закрыла глаза, стараясь дышать ровно. Ей хотелось почувствовать себя опустошенной, все забыть, но это не удавалось. Впечатления последних месяцев не покидали ее. Голоса. Картинки. Запахи. Она вспоминала то Линдсей, то свою комнату в буэносайресской гостинице. Память воскрешала в воображении искореженный автомобиль под недостроенной эстакадой. Она крикнула. Один раз. Потом еще. Громко и резко.
Когда она снова вернулась за кулисы, пары, участвовавшие в первой части сюиты, уже заняли свои места. Хеерт подозвал ее и спросил, все ли в порядке. Она молча кивнула. К ней подошла Марина, пожелала удачи. Джульетта выразила восторг ее танцем в первом отделении. Хеерт что-то еще прошептал ей на ухо, но она ничего не поняла. Техник сделал им знак, и Хеерт увлек ее в глубь кулис. Последние пары-участники заняли позиции на сцене. Раздался третий звонок. Через две минуты занавес взлетит вверх.
Хеерт стоял рядом с ней, повторяя то, что говорил уже много раз:
– Когда услышишь музыку, просто танцуй под нее, ладно?
Она смотрела на него, ничего не понимая.
– Конечно, – произнесла наконец. – А что же еще я могу делать?
– Не разочаруй меня, Джульетта, пожалуйста.
Она никак не могла понять, чего он хочет.
– Хочешь, чтобы я разнервничалась? – спросила со злостью.
– Танцуй под музыку. Слышишь?
Она кивнула в полной растерянности и пошла туда, где ей следовало ожидать выхода. Свет погас, остались только отблески красного. На танцовщицах были темные трико и чулки в клетку, танцоры облачились в черные брюки и обтягивающие майки цвета кожи. Занавес двинулся с места, разговоры в зрительном зале смолкли. Сцена выглядела необычно. Прошло несколько секунд, прежде чем заиграла музыка, оказавшаяся еще более необычной. Trиs minutes con la realidad. Три минуты с реальностью. Момент истины. Пары пришли в движение. Через несколько минут в публике начались покашливания. Джульетта наблюдала за Энской. Та танцевала безукоризненно. Остальные тоже двигались совершенно синхронно, делали именно то, чего от них добивались на репетициях. Но по некоторым едва уловимым признакам она осознала: публика не понимает. Слишком необычная музыка, слишком странная постановка – зрителей это не трогает. Никакого сравнения с напряженной тишиной, царившей во время «Вариаций» Стравинского. В зале ощущалось некоторое беспокойство. Еще не неприятие, не отторжение, но какое-то равнодушие. Вивиана кусала ногти, стоя рядом с Хеертом. Тереза Слобода сидела возле них на пуфике. Заметив взгляд Джульетты, подмигнула ей. Слава Богу, Мэгги Коулер уехала в Вену еще четыре дня назад.
Приближался ее выход. Все вокруг вдруг опустело. Напряжение отпустило. Началось «Либертанго»…
32
Лутц потом рассказывал ей, что, увидев ее, зал замер. И хотя первая часть на самом деле была сделана неплохо, когда музыка зазвучала в полную мощь, танцоры как-то потерялись. Филигранная работа ног и рук под сложнейшую музыку. Но никакого сопротивления ее подавляющему воздействию. Появление Джульетты все изменило. Происходящее на сцене обрело структуру. Он, мол, сразу понял, почему Хеерт во что бы то ни стало хотел отдать этот танец именно ей. Она связала все в единое целое – то, чего другие не могли сделать то ли в силу отсутствия должного таланта, то ли из-за непонимания музыки. Во время первой части зрители ощущали растерянность. Сплетение филигранных движений, жестов, наблюдая за которым человек инстинктивно занят поисками оптического соответствия раздражающим моментам непривычной музыки. С ее появлением все стало ясно. Невозможно было не поддаться этим медленным, вялым движениям, которыми она отвечала бушующей вокруг нее музыке. Вместе с ней на сцену пришли покой и глубина. Зал замер. Воцарилась мертвая тишина. Сама Джульетта ничего не помнила о первых минутах на сцене. Жар прожекторов – последнее ее воспоминание. Потом все было словно в дурмане. Тело чувствовало странную связь с музыкой. Местами она ощущала ее светлую мелодичность, но, не обращая внимания, продолжала следовать темным нелинейным отголоскам, пассажам контрабаса, лающим звукам бандониона. Она слышала стук клавиш, скрип мехов аккордеона, какой-то грубый скрежет. Музыка сама указывала ей, что делать. Ее тело превратилось в один из инструментов. Оно повелевало, заставляя ее то взмывать ввысь, то вжиматься в землю. Заставляло раскрыться навстречу объятию скрипок, сулящему утешение, чтобы в следующий же миг отнять обещанное, обрушившись предательским грохотом.
Она не видела ни окаменевшего лица отца, ни смягчившихся черт матери, смотревшей на нее в полном самозабвении. Она не видела ничего. Закончила соло, несколько секунд постояла неподвижно: руки allong? в четвертой позиции, и начала отход со сцены:
Chass?, d?gag?, ronde de jambe
chass? coup? en tournant, bourr?e
chass? coup? en tournant, bourr?e
chass? coup? en tournant, bourr?e...
Потом услышала редкие аплодисменты. Несколько криков «браво» и недовольный шепот зрителей, ждавших продолжения. За кулисами к ней подошла Вивиана и протянула платок.
– Просто великолепно, Джульетта, – прошептала она. – Замечательно. С тобой все в порядке?
Джульетта кивнула, тяжело дыша и оглядываясь. Тереза издалека подняла вверх большой палец. Хеерта нигде не было видно. Две танцовщицы, участвовавшие в первом балете, одобрительно смотрели на нее.
У нее оставалось около восьми минут до следующего выхода. Она проверила туфли, перевязала ленты. И потом только осознала. Аплодисменты. Ей аплодируют! Она закрыла глаза и стала слушать. «Танго-цитаты». Третья часть. В зрительном зале тишина. Ни малейших признаков беспокойства. Кажется, удалось справиться. Спектакль держится. Куда делся Хеерт? Ей важно видеть его реакцию. Она ему благодарна. Если бы только Дамиан… Она запретила себе думать, но само воспоминание чуть не вывело ее из равновесия. Эта музыка… как она вообще может ее выносить? Она внимательно -вслушивалась в первые такты «Микеланджело'70». Эта часть ей нравилась. Суета, мельтешение, лихорадка. Музыка из того же материала, что и в «Эскуало». Она прикрыла глаза в ожидании дребезжащих звуков в самом конце.
И они прозвучали. Пассаж гитариста, возвестивший начало «Мумуки». Запела скрипка. К ней подошел партнер и взял за руку. Они заняли позицию, началась последняя часть. На этот раз все чувства работали. Когда, закончив парный танец, она начала заключительное соло, то почувствовала на себе множество взглядов: ее ждали. Ее узнали. Позднее Лутц подтвердил это. Она превратилась в тот самый центр, который стягивал представление в единое целое. В царицу всех этих звуков. Его соседи, сказал Лутц, даже вытянули шеи и наклонились вперед, когда она вновь появилась на сцене. А потом эта грандиозная картина в самом конце: восемь пар расходятся, партнеры постепенно ускользают друг от друга, пробуждая воспоминания о скрежещущих звуках бандониона в самом начале, а в центре сцены стоит Джульетта и выполняет одно вращение за другим, следуя его медленно затухающим звукам. Остальные танцоры замирают. Слышна только скрипка, ледяной флажолет. Джульетта танцует, двигаясь от одной пары к другой. И образ понятен. Она олицетворяет музыку, соединившую эти пары. И эта общность сейчас снова распадется. Танцовщицы и танцоры медленно разделяются и заполняют сцену порознь, на максимально возможном расстоянии друг от друга. Джульетта возвращается в середину сцены. Словно привязанная к одному месту, танцует попеременно то мужскую, то женскую партию. Ее заключительная позиция как бы двупола: руки она держит как мужчина, а ноги – как женщина, лицо в ужасе повернуто в сторону. И когда раздается финальный аккорд – похожее на сирену глиссандо скрипок, – остальные танцоры поворачиваются к ней и в мольбе протягивают руки.
Сцену заливает белый свет. Потом полная темнота.
Занавес.
33
Достаточно продолжительная пауза: тишина, предвещающая бурю. Некоторые зрители сразу встали со своих мест и хлопали стоя, не дожидаясь даже, пока занавес снова поднимется. Шестнадцать танцоров, сменяя друг друга, подходили к рампе. В самом конце – Джульетта. Аплодисменты едва не сбили ее с ног. Словно слепая, она вглядывалась в толпу, оравшую «браво». Она не была к этому готова. На глаза навернулись слезы. Она посмотрела туда, где сидели родители. Мать аплодировала стоя, высоко подняв руки. Место рядом с ней пустовало. Но сейчас она не могла об этом думать. Попыталась улыбнуться матери, но лицо не слушалось. В двух рядах позади родителей восторженно аплодировала и махала рукой какая-то женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44