Итак, Дези благополучно сидела в желтом платье и пыталась вести несколько оживленную беседу за столом. Эдвин отвечал ей. Он действительно привык к изысканным обедам в компаниях в Берлине и считался большим специалистом в застольных беседах. Он стал рассказывать с возрастающим энтузиазмом о немецких обычаях, о людях, с которыми познакомился, о бароне и баронессе фон Хессельман, имена которых повторял то и дело.
– Кто этот барон фон Хессельман? – спросил папа.
– Он принадлежит к аристократии, папа.
– Допустим.
– Он ближайший друг Круппа. И еще официально он улан.
– В кавалерии?
– Да, конечно, папа.
– Твой отец не слишком много знает о немецких полках, – заявила мама.
– Но уланская кавалерия знаменита, мама. Все офицеры – прекрасные наездники и фехтовальщики. У большинства из них шрамы – результат дуэлей.
– Я никогда не видела, чтобы шрамы прибавляли красоты мужчинам, – сказала Флоренс.
– Прибавляют, уверяю тебя. Это род мистической храбрости и отваги. Женщины их любят. – И Эдвин потрогал свою гладкую щеку. Монокль в его глазу придавал ему вид иностранца. – Между прочим, папа, я только что говорил о Круппе, так вот, барон фон Хессельман сказал, если Крупп снабдит их оружием, то барон обеспечит страну мастерами ведения боя.
– Для чего? – спросил папа, делая вид, что он поглупел.
– Для того, чтобы пойти на войну, конечно. Они ввяжутся в войну раньше или позже. Так предполагает кайзер. Он одержим грандиозными планами, которые составил Шлиффен. И он любит воинственную музыку. Когда войска маршируют по Унтер-ден-Линден, это совершенство надо видеть.
– Я предпочитаю смотреть на нашу собственную гвардию, когда она марширует вниз по Мейл, – сдержанно сказал папа. – И не думаю, Эдвин, что ты считаешь немецкую армию лучше нашей. Дай мне наш полк «Голдстример», и он сметет уланский за несколько дней.
– Я не сказал, папа, что считаю немцев лучше.
– Эдвин, дуэльный шрам у барона тоже есть? – пробормотала Дези. – Поэтому баронесса ложится с ним в постель?
– Как ты можешь знать, ложится она с ним в постель или нет?
– Не знаю. Я даже не знаю их. И спрашиваю тебя. Она тоже красивая? Я имею в виду, что она без дуэльных шрамов?
У Эдвина монокль выпал из глаза. Хорошо, что черный шнурок закреплен на шее и не упал. Но краска стыда вспыхнула на его лице, и он с трудом подавил смущение. Казалось, ему нужно было все самообладание, чтобы скрыть свое притворное равнодушие.
– Талия фон Хессельман очень привлекательная женщина, – поспешно сказал он.
– Для немцев, как я представляю, – заметил папа.
– Отец, вы чуточку несправедливы.
– Надеюсь, что да, мой мальчик.
– Она очень предана отечеству и все еще носит железные украшения немецких женщин, которыми они заменили настоящие во время франко-прусской войны. Должен сказать, они изумительно выглядят на ней.
– Железная девушка, – пробормотал папа. – Дези, хочешь немного шерри? Я уверен, что повар принес его специально для тебя. Беа, как ты думаешь, может Дези остаться дома на Рождество? Она ведет себя замечательно и кажется вполне воспитанной.
– За исключением того, что она не проявила уважения к своей бабушке, – сказала мама, выразив наконец порицание в адрес Дези. – Хорошо, посмотрим. Мы должны вытащить тетю Софию из поместья, Уильям, чтобы обсудить празднование по поводу окончания школы Дези. Если тетя София сможет это сделать. Не следует забывать, что она осталась самой старшей леди в семье.
– Ох, ничего подобного, бал омолодит ее. Тетя София поднимет паруса и флаги всех цветов и приплывет. Правда, мне говорили, что она довольно чопорна подобно королеве Александре.
– Бедняга, это потому, что она глуха. Флоренс, ты можешь заняться гардеробом Дези, поскольку мисс Браун теперь не работает?
– О нет! – воскликнула Дези встревоженно. – Одеваться у собственной сестры…
– У Флоренс безукоризненный вкус. Она получает всегда самые хорошие отзывы, включая два от княгинь.
– Она сделает меня безобразной, – пробормотала Дези.
– Возможно, и сделаю, – сказала Флоренс.
Папа смотрел то на одну, то на другую. Но вот что он сказал:
– Это будет невозможно. Беа, осилим мы приобрести одну-две вещи от Уорда? Для разнообразия.
– Я продам дом. – Эдвин как всегда был погружен только в собственные мысли.
– Дом? Ах, ты имеешь в виду бабушкин дом? – мама засомневалась. – Неплохо было бы посоветоваться с нами, Эдвин. Ты не согласен, Уильям? Это прекрасное капиталовложение в недвижимость.
– Я буду вкладывать вырученную сумму, когда заплачу моему портному и еще за две-три вещи.
– Эдвин уже взрослый, Беа, мы не можем диктовать ему. Мало ли что мы думаем.
Глаза мамы, которые были только что задумчивыми, сейчас смотрели сурово.
– Мы будем думать за него до тех пор, пока он не поймет, что мы больше не станем его финансировать. В будущем, если у тебя есть долги, Эдвин, это твое собственное дело. И это разумно. Твой отец и я отдали большую часть тебе.
– Я понимаю, мать, понимаю.
– Прекрасно. А теперь… – мама была в этот вечер деловая, как пчела, – … давайте подумаем, что будет с мисс Финч.
– О, она приспособится в два счета в этих стенах, – с легкостью сказал папа.
– Боюсь, ей всегда приходилось приспосабливаться. Хорошо бы сделать ее немножко счастливее, если мы сможем.
– Как всех тех служащих из «Боннингтона», Беа. Ты думаешь об их счастье так же, как об их жалованье?
– Делаю, насколько могу. И мисс Финч обладает в чем-то лучшими качествами, чем хвастовство мамы. Флоренс и Дези могли бы использовать ее пополам как личную служанку.
– Я не хочу иметь служанку и могу сама чистить свои платья. Если я сменила мисс Браун в магазине, то не хочу пользоваться кем-либо, тем более что у нее нет никаких лучших качеств.
– Бедная старая Браун, – сказала мама. – Кажется, сейчас у нее тревожно на сердце. Мы должны заглянуть к ней.
В эту ночь Уильям ворочался в постели, лежа рядом с Беатрис, и ждал, что она обнимет его. Она это делала с любовью и радостно, поскольку знала, что его беспокоит. Он ненавидел смерть, не только смерть бедной мамы, но всякую, уносящую людей из этого мира. Днями и неделями его преследовали мысли о сыром, холодном церковном кладбище и гниении.
Она тоже ненавидела смерть. Но иногда муж отдавал себя в ее объятия и тогда, когда у него не рождались такие мысли.
Так она думала, лежа в постели, слушая шум ветра за окном и нежное дыхание Уильяма. И снова ее душа наполовину мучилась, наполовину была счастлива. Она забыла свою горечь, испытанную сегодня вечером за столом из-за своих детей, которые стали взрослыми.
– Но ты зайди ко мне! – прошипела Флоренс, грубо схватив Дези за запястье. – Чего испугалась?
– Я ненавижу болезни. Запахи.
– Это только гуманный поступок, что ты сходишь и взглянешь на нее. Она знает тебя с пеленок.
– Она никогда не любила меня.
– Не будь дурой! Идем!
Так Дези притащили в темную маленькую комнату, где лежала мисс Браун; сберегая свою энергию, она двигала только глазами, и кончик носа у нее подергивался.
– Мисс Флоренс… мисс Дези…
– Мы принесли вам немножко нарциссов, – сказала Флоренс.
– Ах, вернулась из Парижа…
– Вы имеете в виду Дези? Она приехала пока до Рождества. Вы не помните?
– Конечно… да, да… И скоро обратно?
– В следующем месяце, – ответила Дези, делая над собой усилие, чтобы подойти ближе к постели и улыбнуться этому существу, лежащему на подушках и похожему на скелет. На такой узкой, такой одинокой постели.
– Мистер Чарлз Диккенс приходил в дом напротив и выходил из него.
Сестры помнили это единственное светлое пятно в жизни старой мисс Браун и ее дочери; единственную ценность в их мире, успокаивала себя Дези. И они повторяли эту историю слово в слово каждый раз. Желали они чего-нибудь большего, чем лицезреть мистера Диккенса?
– Что…
– Бледно-желтое для ее танцев, – ответила Флоренс, предвосхищая вопрос мисс Браун. Она добавила, что бледно-желтый шифон на шелковом чехле, похожий на мимозу, купленное платье в салоне Уорда, не в «Боннингтоне».
– Я надеюсь, вскоре вы почувствуете себя лучше, мисс Браун, – сказала Дези естественным тоном.
– О, да… я надеюсь…
Прежде чем девушки ушли, она ухитрилась в последний момент произнести.
– Ваше приданое… мисс Дези…
– О, до лучших времен, – весело ответила Дези. – Пока мое сердце абсолютно свободно.
Как печально, что свадьбы не бывают на небесах, тогда бы мисс Браун могла получить заказы и приготовить приданое для всего загробного мира.
Вспомнив о долгой преданной службе мисс Браун в «Боннингтоне», мама сказала, что заплатит за самые пышные похороны, когда мисс Браун не станет.
Папа сказал, что это экономия на пенсии, но его реплика прозвучала незло. Он даже согласился пойти на похороны мисс Браун, что было большой уступкой с его стороны.
– Это конец целой эпохи, – сказала мама горько.
– Теперь можно модернизировать рабочую комнату и смело пуститься вперед, устроив изысканные колоритные выставки в демонстрационном зале, – предложила Флоренс. – Старая Браун была хороша для своего времени, только это время давно прошло. И всю эту старомодность нельзя исправить, так что происшедшее даже антипечально.
– «Антипечально» – какое слово ты придумала и пользуешься им. Я сама никогда не смогу применить его, – сказала мама.
Глава 22
К счастью Дези, семидесятилетний король Эдуард умер за год до ее возвращения домой, так что окончание школы и солнечное настроение не было омрачено тучами черного траура. Коронация нового короля, пятидесятилетнего Георга, будет в следующем году со всей пышностью, стало быть, этот год будет спокойным для Дези.
«Кайзер, – писал Эдвин, – подарил императрице на день рождения дюжину шляп. Какая жалость, что он не живет в Лондоне, он был бы блестящим покупателем в «Боннингтоне». Но даже без его покровительства «Боннингтон» все равно процветает».
Беатрис решила избавиться от лошадей, за исключением одной, которой любит править Уильям, и купить внушительный автомобиль «даймлер», на нем она и Флоренс будут ежедневно ездить в магазин. Дези тратила свое время на наряды, на органди и шифоны, на разукрашенные шляпы и платья для званых чаепитий, компаний и балов. Она суетилась и волновалась. Уильям заявил о своем намерении остаться в Англии на весь год – на время дебюта Дези в свете, и казалось, был доволен пребыванием дома.
Сидя на задних подушках «даймлера» – верх машины был откинут – Беатрис и Флоренс снимали шляпы с длинными шелковыми лентами и решали, что нужно присмотреть из нового ассортимента товаров и одежды, пригодных для езды в автомобиле.
Молодой шофер Бейтс, нанятый, чтобы управлять «даймлером», был одет в темно-серую форму с фуражкой на голове, все это сильно отличалось от одежды Диксона – длинного пальто, предназначенного, чтобы держать в тепле его лодыжки в кабине экипажа. Бейтса не интересовали лошади. Он был человеком, принадлежавшим к шумному новому времени, которое беспокоило Беатрис. Казалось, время нашло свое выражение в шумных зловонных автомобилях. И все же она восхищалась «даймлером», быстрым и более комфортабельным, чем устаревший теперь экипаж. Флоренс утверждала, что они идут в ногу с современностью или даже опережают ее. Ей нравилась картина, которую она представляла себе, как они летят вниз по Бейсвотер Роуд весенним утром, – миссис Беа и мисс Флоренс из «Боннингтона», минуя этого американского узурпатора мистера Селфриджа, думающего, как они волновались по поводу его дорогостоящего неуклюжего магазина. Допустим, он заполучил очень много покупателей, но «не наших», самодовольно замечали Беатрис и Флоренс.
Этот удивительно талантливый русский граф Сергей Дягилев после триумфа в Париже привез свой балет с главным танцором Нижинским в театр Ковент Гарден в начале лета, и Флоренс занялась своим планом устроить выставку русского искусства. Она должна быть изысканной и уникальной, с подбором копий драгоценностей. Лилии и гвоздики мистера Селфриджа, его струнный оркестр и нарисованные, в черных костюмах, изображения Ватто и Фрагонара, были бледными по сравнению с экспозицией Флоренс.
– Но что мы собираемся продавать? – ворчала Беатрис.
– Во-первых, казацкие папахи, куклы-петрушки. Я нашла игрушечного мастера, который сделает их столько, сколько мы сможем продать. Бальные платья цветов жар-птицы, – сказала Флоренс. – Я сама хочу создать интересную композицию с упряжками собак и оленей.
– Это ужасная авантюра!
– Я пользуюсь приемом, о котором дедушка говорил вам, – парировала Флоренс.
Беатрис нехотя кивнула, а про себя улыбнулась, вспоминая, как она начала и успешно вводила новшества в оформление витрин с одеждой. Бедный папа покорился этим переменам, потому что его плохое здоровье уменьшило энергию, необходимую, чтобы противостоять маленькому решительному урагану – его дочери.
У нее же было достаточно сил и энергии, чтобы противостоять Флоренс. Но ее справедливость не позволяла ей это сделать. Надо дать возможность девушке. Она наделает ошибок, конечно, но и она давно сделала их несколько. Флоренс просто продолжала традиции матери в своих начинаниях. Беатрис немного раздражала необходимость восхищаться тем, что Флоренс может быть даже умнее матери.
– Сейчас двадцатый век, – добавила Флоренс, – это не прежние времена.
Она знала, что это более эффективный способ поставить мать на место.
«Но я еще не устала, – думала Беатрис. – Даже если моя дочь считает меня женщиной девятнадцатого века, я могу продолжать работу еще в течение многих лет. Я оставляла мисс Браун при поддержке Адама Коупа. Мы олицетворяли прочный успех «Боннингтона». Флоренс ждет только эффектного триумфа. Но что еще преподнесет жизнь бедному ребенку? Я так счастлива потому, что у меня есть обожаемый муж.
Только, если быть честной, я бы пропала без магазина, бродя по дому целыми днями, не позволяя Уильяму и слугам вести себя неправильно. Мы – Уильям и я – прожили вместе долго, и наш брак был более блестящим и успешным, чем у многих».
Исключая Мэри Медуэй.
Исключая Дези.
Не было мира в доме, пока не появилась Дези. Она была веселой, подвижной, симпатичной, восхитительно прелестной и несносной. Иногда Беатрис находила сходство с ее матерью в ее необычной задумчивости, с оттенком неопределенных чувств, которые подсознательно и неоправданно раздражали Беатрис.
Она заполнила дом своими друзьями, создавая множество дополнительной работы (слуги любили ее до безумия и никогда не проявляли недовольства), и была, к несчастью, расточительной. Ей были необходимы новые платья на каждый бал, и модные широкополые шляпы, украшенные цветами, и зонтики, и быстроизнашивающиеся из тонкой кожи французские туфли, платья для званого чая… Трудно сказать, почему все подходящие для этого маленького существа предметы и претензии на щегольство представлялись мужу чем-то вроде охотничьей забавы.
Старая тетя София, нарочито-чопорная, со множеством борозд на морщинистом лице, с очень крупными жемчугами, постоянно висевшими на шее, кожа которой обвисла (как зло заметила Флоренс – ожерелье поддерживало голову), но еще полностью господствующая в обществе, имела большие связи и взяла эту веселую маленькую бабочку под свой надзор. Однажды было сказано, что у Дези очаровательные манеры в отношении к старым людям. Тетя София, которая лишь терпела Флоренс, искренне любила Дези. И не только любила, но и восхищалась ею.
– Ребенок нуждается в любви, – дерзко заявила она Беатрис.
Как будто она не любила всех одинаково!
И она смотрела на бал, который они устроили для Дези, с шампанским, русской икрой, перепелиными яйцами, холодной индейкой, целыми ананасами, доставленными с Ямайки, земляникой и другими очень дорогостоящими кушаньями, потому что Уильяму нравилась такая жизнь.
Это был великолепный бал в Овертон Хаузе, которого не было с тех пор, как генерал Овертон привел домой свою маленькую невесту с фарфоровым лицом.
Эдвин получил разрешение и приехал домой ради этого, но, к сожалению, Флоренс сказала, что она не может присутствовать. Ее русскую выставку оказалось устроить труднее, чем она предполагала. И поездка в Москву и Санкт-Петербург за изумительными подлинными экземплярами русской культуры, а затем показ их в «Боннингтоне» оказались разорительными. Ведь Флоренс была увлечена словами «престиж», «оригинальность», «интуиция». Джеймс Браш отправился в путешествие вместе с ней и с женщиной-ассистенткой устранять намек на скандал из-за рискованного предприятия. Но только ли скандалом из-за устройства выставки объяснялось ее отсутствие на балу у Дези? Она уехала просто потому, что капитан Филдинг упрямо думал, что есть надежда уговорить Дези выйти за него замуж, и он пришел на бал.
Конечно, было бы унизительно и тяжело для Флоренс встретиться с ним, к тому же она не собиралась терпеть это ради Дези, вместо того чтобы заняться устройством тщательно продуманной экспозиции и сохранить свое лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39