Люди, встречавшиеся повсюду — и возле домов, и в домах — ее не отвлекали, ей казалось, что их слишком много на этом маленьком острове.
Кроме епископа Тьодольва, вернулись и ярлы Паль и Эрленд со своими уцелевшими воинами, и воины Олава, сына Харальда, как раненые, так и невредимые.
Эллисив нередко бывала в покоях епископа, там часто собирались епископы и священники.
Ее удивило, когда оркнейский епископ Торольв попросил дозволения побеседовать с нею. Она не возражала против беседы, и он сел рядом.
Однако епископ долго болтал о том о сем, не решаясь заговорить о главном. Наконец он перешел к делу, но вид у него при этом был виноватый. Епископ хотел, чтобы Эллисив, если только она не против, перебралась со своей челядью в дом поменьше — у него теперь стало слишком тесно.
Эллисив ответила, что она гостья и благодарна за оказанное ей гостеприимство, а куда он ее поселит, пусть решит сам.
Епископ Торольв старался не смотреть на нее и все время отворачивался.
— В том доме есть очаг, — сказал он.
Эллисив удивилась: неужели очаг в доме, куда ее собираются переселить, единственное его достоинство? Она молчала.
— Значит, так тому и быть. — Епископ по-прежнему прятал от нее глаза.
Он поднялся. Эллисив обернулась и тут же встретилась взглядом с другим епископом, Тьодольвом. Лицо его было сурово.
Должно быть, это его рук дело, подумала Эллисив. Конечно, у оркнейского епископа было теперь слишком людно, однако не настолько, чтобы ей и ее служанкам нужно было лишаться привычного угла. Неужели Тьодольв после их последней беседы счел ее падшей женщиной, одно присутствие которой могло угрожать целомудрию духовенства?..
— Пресвятая Теотокос!
Эллисив не заметила, что последние слова, которые постоянно повторял Харальд, она нечаянно произнесла вслух; опомнилась она, когда к ней обратился епископ Торольв:
— Вы что-то хотите сказать мне?
— Нет-нет. Я просто вспомнила Пресвятую Богородицу.
Он казался смущенным.
— Если дом вам не понравится, мы найдем для вас другое жилище, — поспешно сказал он.
Эллисив обожгло стыдом. Неужели она дошла до того, что злоупотребляет именем Богородицы?
Дом оказался еще хуже, чем она опасалась.
Маленький, ветхий, выстроенный, должно быть, когда-то как поварня. Вдоль стен тянулись голые земляные лавки, здесь царили копоть и сырость — не дом, а какая-то подземная пещера. Вроде пещеры неподалеку от Киева, в которой спасался Иларион.
Предложение переселиться в подобный дом не могло не оскорбить Эллисив. У епископа Торольва были все основания чувствовать себя пристыженным, даже если других свободных домов на острове не было. Это без слов говорило о том, что теперь, после смерти Харальда, с Эллисив уже не считались.
Она была оскорблена и разгневана. Но в то же время испытывала и облегчение — пусть дом плох, зато в нем ей не придется быть постоянно на людях.
Епископ заблуждался, если думал, что она бросится к нему сетовать на судьбу. Она не собиралась бередить его нечистую совесть.
Эллисив велела служанкам растопить очаг и навести чистоту, насколько это было возможно.
Они молча повиновались, но, конечно, поняли, что к чему. Едва Эллисив отпустила их, они разошлись кто куда. Вернувшись, они сказали, что нашли себе другой ночлег, и попросили разрешения ночевать там.
Только Ауд, кормилица Ингигерд, не делала никаких попыток устроиться в другом месте.


Через день или два после переселения Эллисив навестил Арнор Скальд Ярлов.
Он сказал, что сложил поминальную драпу в честь конунга Харальда. От имени ярлов он пригласил Эллисив к ним в гридницу, чтобы она послушала эту песнь вместе со всеми.
Эллисив подумала, что ярлы поступили благородно, прислав к ней с приглашением знаменитого скальда, а не просто кого-нибудь из челяди.
Она сказала, что придет с радостью.
— Я и прежде слышала песни, сложенные тобою в честь Харальда и в честь Магнуса сына Олава. Помнишь?
— То было в более счастливую пору — и для вас, и для меня.
Он не удержался и с любопытством окинул взглядом новое пристанище Эллисив.
Теперь дом был более похож на жилье, Эллисив почти удалось избавиться от сырости и насколько возможно навести чистоту. Она велела принести два сундука, которые привезла с собой из Норвегии, служанки задрапировали неровные стены, сложенные из камня и торфа, прикрыли, что могли, сукном и гобеленами.
Однако Арнор все понял.
— И это покои королевы? — вырвалось у него.
— Я только гостья епископа, — суховато ответила Эллисив.
Арнор славился своей прямотой, другого от него и не ждали. Но сейчас Эллисив показалось, что он вмешивается не в свое дело.
Олав сын Харальда и оба ярла сидели в большой гриднице Торфинна, здесь же были и оба епископа.
Эллисив пригласили сесть на почетное место рядом с сыном конунга, очевидно, потому, что драпа была посвящена Харальду. Она подумала не без горечи, что, наверное, не скоро ей вновь предложат место для почетных гостей.
Однако оказалось, что сидеть подле юного Олава не так уж приятно. Он много пил и был не более разговорчив, чем резные столбцы их почетного сиденья.
Остальные гости вели себя шумно. Когда Паль ярл потребовал тишины, его даже не услышали.
Но вот скальд выступил вперед, и люди умолкли.
Эллисив научилась у Харальда разбираться в поэзии. Она сразу поняла, что эта драпа не лучшее сочинение Арнора.
В первых строфах, в которых рассказывалось о подвигах Харальда в Царьграде, Арнор использовал строки из своей старой песни о другом конунге. Харальд был прав, сказав когда-то, что такую песнь не стоит и запоминать.
Разочаровало ее и то, как скальд говорил о жизни Харальда в Норвегии и о его сражениях в Дании. Один избитый образ громоздился на другой. И обагренные мечи, и волки с орлами, обжирающиеся трупами, и грозный воитель, и щедрый конунг. Восхвалять щедрость Харальда скальду, во всяком случае, не следовало — Харальд славился скупостью.
В поминальной драпе Арнора не было и следа теплого чувства к Харальду, и, лишь когда скальд заговорил о враге Харальда, Свейне сыне Ульва, песнь поднялась выше среднего уровня.

Свейн не бросал корабля без особой на то причины;
звонкий меч разрубал шлемы, я полагаю.
Плыл конь моря пустым, прежний друг данов, хёвдинг,
в битве разбитый, бежал от своей погибшей дружины.

О последней битве Харальда, участником которой был сам Арнор, она не узнала ничего, кроме того, что конунг кинулся в бой с радостью и сражался доблестно. А это она знала и без него.
Правда, из этой поминальной драпы Эллисив поняла, что последней битве предшествовало несколько побед, одержанных Харальдом в Англии, и что погиб он, сраженный стрелой.
В конце песни Арнор не сумел даже толком выразить свою скорбь.
Закончил он драпу более чем сомнительной похвалой:

Что-то неясно мне — скальд не видит, кто еще,
равный по силе, свершил большее дело…

Благослови, Боже, Арнора за его прямоту, но это уж слишком, думала Эллисив.
Арнор, словно решив сгладить неприятное впечатление, разразился потоком льстивых и пустых оборотов: могучий воин, сильный и мудрый хёвдинг, великий конунг.
Эллисив не понимала, что заставило Арнора сочинить эту песнь. Но потом вспомнила, что он дал слово конунгу Харальду сложить о нем поминальную драпу, если переживет его.
И сдержал слово, но не более того.
Эллисив невольно вспомнила великолепную хвалебную песнь Арнора о Магнусе сыне Олава, потом ей на ум пришла его поминальная драпа о Торфинне ярле. В той драпе было столько печали, что человек, слышавший ее, уже не мог ее забыть:

Солнце должно почернеть,
в море земли опуститься,
радуги в небе — сломаться,
прибой —разбиться о скалы,
прежде нем более славный хёвдинг
родится здесь, на Оркнейях…
Есть ли среди людей Харальда хоть один, кто действительно скорбит о нем? Конечно, есть. Она не сомневалась, что есть человек, который искренне горевал бы по Харальду, потому что любил и ненавидел его так же, как она сама, — это был Халльдор сын Снорри.
Но Халльдор находился далеко в Исландии. Харальд сам отослал его прочь за строптивость.
Эллисив вдруг заметила, что в гриднице воцарилось молчание.
Арнор Скальд Ярлов стоял в ожидании перед Олавом сыном Харальда, и все лица были обращены к юному сыну конунга.
Олав молчал, уставясь взглядом в пространство. Эллисив захотелось толкнуть его локтем, чтобы он очнулся.
Но сделать этого было нельзя.
Она вдруг поняла, что придется ей самой говорить, у нее было лишь мгновение, чтобы обдумать свои слова, — Я замешкалась…— начала она и тут же поняла, что это ясно и так. — А мне не следовало бы медлить, ведь сын конунга Харальда попросил меня поблагодарить скальда. Арнор, — обратилась она к скальду. — Я знаю, что сегодня ты сдержал обещание, данное конунгу Харальду. Ему хотелось, чтобы ты сложил о нем поминальную драпу. И ты дал слово, что сложишь ее, если переживешь конунга. Ты нашел звучные и правдивые слова о мужестве и силе конунга Харальда. Эти слова озарят блеском его память.
Эллисив сняла с руки золотой перстень и протянула его скальду; Арнор взял перстень.
— Но я уже получил плату от конунга, — признался он. — Когда я дал слово сложить о нем поминальную драпу, он заранее наградил меня золотом.
Теперь Эллисив поняла, почему Арнор назвал обычно скупого Харальда щедрым. Но вряд ли конунг высоко оценил бы такую песнь — скорей всего, она вызвала бы его гнев.
Некоторое время Арнор собирался с мыслями, гости напряженно ждали.
Наконец он, словно угадав, о чем думает Эллисив, сказал вису:

Буду я возносить молитвы за стяжателя подвигов
доброму покровителю Гард и Греции.
Так отдаривается дар конунга.

Раздался одобрительный гул.
И Эллисив улучила мгновение, чтобы незаметно коснуться руки Олава.
— Олав, тебе следует наградить скальда, — шепнула она.
Олав встряхнулся.
Медленно и неловко он стянул с руки золотое обручье и протянул Арнору.
— Это…— начал он и умолк.
У него сомкнулись веки, и он рухнул на стол, обручье покатилось по столу и со звоном упало на пол.
Эллисив привстала и склонилась над Олавом.
Он лежал, открыв рот, и тяжело дышал, светлые волосы упали на лицо.
Скальд также склонился над юношей.
— Он пьян, — коротко сказал он.


С того дня Олав сын Харальда не выходил у Эллисив из головы.
Юный, со спутанными волосами и редкой молодой порослью на щеках, он там, в гриднице, показался ей совсем мальчишкой.
Раньше Эллисив не замечала, как он похож на Харальда. Обычно в сыновьях Торы она прежде всего видела их мать.
Странно, но она не догадалась, что Олав пьян, пока скальд не объяснил ей, в чем дело. Мужчины всегда пьют, она к этому привыкла.
Правда, к ней пьяные никогда не имели отношения. Она не могла представить себе, чтобы ее отец, такой ученый, сдержанный, бравшийся за оружие лишь в случае крайней нужды, когда-нибудь выпил лишнего. Братья — другое дело, но напиваться дома они не смели. Представить же себе, чтобы Харальд потерял власть над собой, было просто немыслимо.
Нет, Олав вел себя так неспроста. Конечно, с одной стороны, он горевал об отце, но ведь с другой — напившись до такого состояния, он оскорбил его память.
Она вспомнила день, когда Олав вернулся из Англии и сообщил ей о смерти Харальда. Уже тогда он показался ей странным. С тех пор она почти не видела его. Может, он сторонился людей?
Что она вообще знала о сыновьях Харальда?
Магнусу, старшему, исполнилось восемнадцать, Олав был на год моложе. Харальд с ранних лет готовил сыновей к бранной жизни, они должны были научиться владеть оружием и привыкнуть к виду крови. Магнусу было всего десять лет, когда Харальд отправил его в Шотландию, назначив предводителем своих кораблей. Он брал Магнуса с собой, когда ходил грабить Данию; Олав наверняка тоже ходил с ними.
Но Харальд рассказывал ей всегда только о Магнусе. Он не мог нарадоваться на его успехи — Магнус был и смел, и остер на язык.
Сейчас Магнус правил Норвегией. Харальд позаботился о том, чтобы объявить его конунгом и сделать правителем страны перед тем, как они покинули Трондхейм.
Однако познакомилась Эллисив прежде не с ним, а с Олавом.
Это случилось, когда Харальд приехал, чтобы забрать ее и вернуть ей сан королевы после многих лет изгнания. Теперь он отослал прочь Тору, мать Магнуса и Олава.
В тот раз Харальд привез с собой Олава, сказав, что ей пора познакомиться с его сыновьями. Олав запомнился ей угрюмым и неловким подростком. Он тогда и не мог быть другим.
И снова Эллисив видела Олава: вместо того чтобы одарить скальда, восхвалявшего его отца, он напился на глазах у дружинников, ярлов и епископов.
Он спал, уронив голову на стол, и в его чертах было что-то хрупкое и беспомощное.
В свое время она тревожилась, что Марии будет трудно быть дочерью конунга Харальда. Зря тревожилась. Возможно, быть сыном конунга Харальда гораздо тяжелее, особенно если юноша так уязвим.
Вообще-то Олав был даже похож на Марию; Эллисив только теперь заметила это. Она была почти уверена, что ему сейчас очень трудно. Но его окружали мужи, он и сам был мужем и не имел права обнаруживать свою слабость.
Эллисив захотелось помочь ему.
Скорее всего, он не примет от нее помощь. Но попытаться стоит, даже если он оттолкнет ее.
Обычно люди, которым что-то нужно от хёвдинга, прибегают к помощи скальда — так сделала и Эллисив, она послала за Арнором, и тот явился.
— Теперь здесь стало лучше! — Это были его первые слова, после того как он приветствовал ее и огляделся.
Стены в доме были затянуты тканью, лавки — покрыты раздобытыми Эллисив бараньими шкурами. Она обзавелась также необходимой утварью.
— Обратно к епископу меня теперь не заманишь, — ответила она. — Здесь я сама себе хозяйка.
Потом она заговорила про Олава и сказала, что хотела бы побеседовать с ним.
Скальд задумался.
— Сомневаюсь, что от этой беседы будет прок, — сказал он. — Олав редко бывает трезвый, и в голове у него всегда туман. А советов он, по-моему, и вовсе не слушает. С ним уже многие пытались говорить.
— Я не собиралась давать ему советы. Я…— Эллисив не могла подыскать нужных слов, и вдруг у нее вырвалось то, что таилось в глубине души:— Мне просто хотелось потрепать его по волосам, рассказать, как я любила его отца, предложить ему помощь…
Скальд с удивлением уставился на нее.
— Королева Эллисив, — жестко произнес он. — Олав сын Харальда не мальчик, он взрослый муж.
— Разве мужчине, будь ему семнадцать лет, и даже больше, иногда не хочется снова стать мальчишкой? Правда, у меня нет сыновей, но я помню своих братьев. С ними такое случалось.
Скальд посмотрел на огонь; день был промозглый, в очаге тлел торф.
— Может быть, но в этом мало кто признается.
Арнор поднял глаза.
— Если вы будете говорить с Олавом, как с ребенком, он уж точно разгневается. И вряд ли вы завоюете его дружбу, потрепав его по волосам, — добавил он сухо.
— Ну, это я только так сказала, не всерьез.
Арнор не счел нужным отвечать.
— Вам не понравилась моя песнь, — сказал он.
— Почему ты так думаешь?
— Я понял это по вашему лицу.
— Разве ты не можешь ошибаться?
— Нет, в этом я никогда не ошибаюсь.
— А тебе самому она нравится?
Арнор снова перевел взгляд на огонь.
— Нет.
— Ты старался. Ты хотел сдержать слово. Разве можно тебя упрекать за то, что ты не любил конунга? Так или иначе, твоя песнь сохранит память о нем. А Харальду это и было нужно.
Арнор развязал кошелек, висевший у него на поясе, и вынул что-то из него. Это был перстень Эллисив. Арнор протянул ей перстень.
— Возьмите, я принес его, чтобы вернуть вам. Я его не заслужил.
Эллисив не взяла перстень.
— Заслужил, хотя бы за последнюю вису, которую ты прибавил к своей песне, — сказала она.
Арнор улыбнулся, встретив ее взгляд.
— Тогда я оставлю его себе. Потому что эта виса для вас, королева Эллисив.
Арнор поднялся.
— Может быть, вам и правда стоит поговорить с Олавом. Я передам ему привет от вас и скажу, что вы хотели бы видеть его.
— Да, если может, пусть придет.
Олав явился скорее, чем ждала Эллисив.
Он пришел один, и на вид был почти трезвый.
— Вы хотели о чем-то поговорить со мной, королева Эллисив? — спросил он после того, как приветствовал ее и сел на лавку.
Эллисив старалась собраться с мыслями, с чего лучше начать — скальд был прав, предупредив ее, что надо взвешивать каждое слово.
— Наверное, я лучше других знаю твоего отца и его жизнь, — заговорила она. — Лучше любого скальда. И я подумала, что мне следовало бы рассказать тебе о конунге Харальде.
— Я знаю о нем больше чем достаточно, — раздраженно возразил Олав.
— Тогда, может, ты мне расскажешь что-нибудь о нем. — Она тут же поняла, что допустила ошибку. Однако даже не предполагала, чем это обернется.
Эллисив как будто растревожила осиное гнездо — злобные слова летели на нее, как гудящий рой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25