— Харальд, это ты убил Магнуса? — спросила я.
Я уже лежала, а он еще раздевался. Он быстро повернулся ко мне.
— Магнус захворал и умер, — сказал он, — Его святой отец приходил к нему во сне и призвал его к себе.
— Даже Эйнар Брюхотряс этому поверил, но я-то не столь простодушна, как твои соотечественники.
— И что же ты думаешь по этому поводу?
— Думаю, что в Царьграде ты кое-что узнал о ядах.
— По-твоему, я способен на такую низость? — Он рассердился. — Может, я постоянно ношу с собой мешочек с ядом на случай, если он мне понадобится?
— Может, и так, — ответила я. — Бывший любовник царицы Зои вполне мог пройти обучение у знатоков этого дела.
— А сон Магнуса?
— Я думаю, Магнус не предполагал, каким соблазном станет для тебя этот глупый сон. Или невольно предоставил тебе случай, которого ты давно ждал.
— И как же я сумел дать ему этот яд? — презрительно спросил он. — Я даже не был там поблизости в то утро.
— Зато вечером накануне вы вместе пили, — сказала я. — Есть такие яды, которые действуют не сразу. А если человек уже успел немного выпить, как Магнус, он не заметит горького привкуса. Или тебе помог кто-нибудь, кто утром подмешал ему этот яд.
Харальд прищурился.
— Тебе, а не мне следовало пожить при дворе в Царьграде, — сказал он. — Самое подходящее для тебя место.
— Значит, ты не отрицаешь! — воскликнула я. — А ведь ты дал моим родителям страшную клятву, что будешь защищать и поддерживать Магнуса!
Вот тогда Харальд ударил меня, от ярости он потерян рассудок, и удар был такой сильный, что я упала без чувств.
Когда я пришла в себя, он уже ушел, я лежала одна в постели Олава Святого. Перед глазами у меня все плыло, лицо и голова болели. Я так и осталась лежать. А что я еще могла сделать среди ночи? Но теперь и я рассердилась не на шутку.
Утром я встала, и день начался, как обычно: по заведенному порядку я села рядом с Харальдом.
Он посмотрел на меня краем глаза, но ничего не сказал. Представляю себе, на кого я была похожа.
Я заговорила о погоде, как будто ничего не случилось.
Он отвечал мне в том же духе. И потому все окружающие вели себя так, будто не видели, что половина лица у меня опухла и посинела.
— Что случилось? — спросил меня Халльдор уже позже.
— Налетела на дверь, — ответила я.
— И эту дверь зовут Харальд? Надеюсь, она не захлопнулась перед тобой?
Эллисив замолчала; она не успела продолжить рассказ — пришел Транд священник.
Заговорили о другом.
Эллисив удивилась, как легко эти двое нашли общий язык, ей казалось, что для дружбы у них нет никаких причин.

Прошло несколько дней, прежде чем Олав пришел снова и Эллисив смогла продолжить свой рассказ.
Мы плыли на север, была уже поздняя осень.
По пути мы часто останавливались, и Харальд созывал людей на тинг, и повсюду его провозглашали конунгом.
Но возле Стада нас остановила непогода, и нам пришлось три дня прождать на острове Сэла, прежде чем мы смогли продолжить путь.
Там я первый раз услышала рассказ о святой Сунниве. А когда мы поплыли дальше, Харальд показал мне ее церковь, которая смутно виднелась на склоне горы.
Он сказал, что там, на Сэле, живут несколько монахов.
В то утро пошел снег, он уже припорошил весь остров. И хотя я успела привыкнуть к виду камня на родине Харальда и к тому, что норвежцы живут в суровых условиях, ничего похожего я еще не видела. С монахами на Сэле можно было сравнить разве что печерских монахов в Киеве.
— Если бы в аду было холодно, он был бы похож на Сэлу, — сказала я.
— А кто такие печерские монахи? — спросил Олав.
— Несколько монахов вырыли себе за Киевом пещеры и поселились в них, — объяснила Эллисив. — В пещерах темно и сыро, и монахи живут там, чтобы искупить свои и чужие грехи.
И она снова начала рассказывать.
Отношения у нас с Харальдом были такие, что мне казалось, будто я сплю и вижу тяжелый сон.
Мы разговаривали друг с другом, как прежде, Харальд спал со мной, но мне казалось, что это уже не мы, а какие-то почти незнакомые мне люди.
И все-таки одна надежда у меня была. Я подозревала, что забеременела. Но не хотела говорить об этом Харальду, пока у меня не будет твердой уверенности. Во время нашей поездки мы остановились на острове Гицки, это единственный раз, когда я была там. На Гицки я впервые увидела Тору дочь Торберга, твою мать.
— Какая она была? — спросил Олав.
— Очень красивая и высокомерная.
И я заметила, что Харальд, который даже не глядел на других женщин с тех пор, как мы с ним поженились, обратил на нее внимание. Я понимала, что при наших отношениях в этом нет ничего удивительного, не сегодня завтра он должен был завести себе наложницу, и эта мысль причиняла мне боль.
Незадолго до нашего приезда на Гицки из торгового посада в Нидаросе вернулся твой дядя Эйстейн Тетерев — там, в посаде, Эйнар Брюхотряс с почестями похоронил Магнуса. И Эйнар, конечно, воспользовался случаем, чтобы всячески опорочить Харальда.
Тем не менее Эйстейн не проникся враждой к Харальду, как мы опасались, он гостеприимно принял нас. Конечно, нам помогло, что с Харальдом был родич Эйстейна Аслак. Вскоре выяснилось, что ни Эйстейн, ни его родичи никогда не были особенно близки к Магнусу.
— Брюхотряс никого не подпускал к нему, — сказал Эйстейн.
И никто из сыновей Арни не простил Магнусу, что он без достаточных оснований изгнал из страны их брата Кальва.
Харальду стало ясно, что ему представляется случай переманить на свою сторону могущественных потомков Арнмода. Он в этом очень нуждался — они могли обеспечить ему власть в Трондхейме, их поддержка была бы настолько весомой, что Харальд, пожалуй, без боя подчинил себе всю страну.
Эйстейн Тетерев был не из тех людей, которых можно купить богатством, и он знал себе цену.
Харальд обещал сделать его лендрманном. Но Эйстейн пока не дал ему окончательного ответа.
Я устала с дороги, а еще больше от беременности.
И ушла спать.
Наутро я проснулась, не ожидая беды.
У нас с Харальдом был отдельный покой, красивый, но очень холодный. Стуча зубами, я вылезла из постели, чтобы одеться.
Харальд остался в постели, он был не такой, как всегда. Он лежал на боку, положив ладонь под щеку, потом приподнялся на локте и посмотрел на меня. Что-то в его взгляде мне не понравилось, у меня сжалось сердце.
Неожиданно он произнес:
— Я решил взять себе еще одну королеву.
— Ты хочешь сказать, наложницу.
— Нет. Королеву. И она будет выше тебя.
Я села на остывшую постель, но больше не ощущала холода.
— Объясни, что ты задумал. Я не понимаю тебя.
И он объяснил мне, что договорился с Эйстейном Тетеревом, что женится на Торе и она станет королевой, первой королевой в стране.
— Это все правда, что ты говоришь? — Впервые Олав выразил сомнение в правдивости ее рассказа.
— Сам подумай! Иначе каким образом в Норвегии в ту зиму оказалось две королевы?
Он помолчал.
— Я тебе верю. — Голос его звучал жестко. — И что же ты сделала? Заплакала?
— Нет. Не заплакала. Я как будто окаменела и была невозмутима.
— Ты так не сделаешь, — сказала я. — Никому, даже конунгу Норвегии, не положено иметь двух жен.
— Когда я стану конунгом Норвегии, я сам решу, что мне положено, а что нет, — ответил он.
— Но твои епископы не допустят этого, — сказала я.
— В таком случае я найду более покладистых епископов.
— Но есть еще архиепископ. Ты забыл об этом?
— Кто станет с ним считаться?
Больше мне нечего было возразить.
— Хорошо, бери себе новую королеву, — сказала я. — Только меня с моим приданым отошли обратно в Гардарики. И считай наш брак недействительным, если хочешь.
Он как-то загадочно глянул на меня.
— Этого я не хочу, — сказал он.
— Еще бы! — презрительно сказала я. — Разве ты расстанешься с моим приданым?
— И с ним тоже нет, — сказал он.
Это «тоже нет» долго висело в воздухе, я ничего не понимала.
— Чего же ты тогда хочешь? — спросила я. — Ты думаешь, что между нами все будет как прежде, просто у тебя будет еще одна жена и ты посадишь ее за столом выше меня?
— Этого я еще не решил, — ответил он, и первый раз в его голосе послышалась неуверенность. — Но в одном не сомневайся: ты не уедешь из Норвегии.
Я заставила себя собраться с мыслями.
— Ты заключил союз с Эйстейном Тетеревом при условии, что Тора станет королевой. Но королева у тебя уже есть, значит, ее нужно отстранить. И, пожалуйста, не рассказывай, что по вашему договору ты не можешь отпустить меня в Гардарики.
Неожиданно меня поразила одна мысль:
— Это твоя месть за то, что произошло между мной и Магнусом?
Он жестко засмеялся:
— Может, и так. Мы с Магнусом были два конунга на одну королеву. Пришло время, чтобы на одного конунга приходилось две королевы.
— Только имей в виду, что я знать тебя не захочу на таких условиях.
— Я не собираюсь спрашивать тебя, чего ты захочешь, а чего нет.
— Ну, если ты намерен изнасиловать меня, другое дело.
— Изнасиловать тебя? Да ты сама придешь и будешь молить об этом, когда поживешь без мужчины. Уж я-то тебя знаю.
— Еще неизвестно, так ли хорошо ты меня знаешь, — медленно сказала я. — Ты слышал когда-нибудь, чтобы я о чем-то просила или молила?
— Нет, — признался он.
Я снова задумалась.
— Должна тебе сказать еще кое-что. Я думала обрадовать тебя, но теперь какая уж радость. По-моему, у меня будет ребенок.
Он уставился на меня.
— Елизавета! — Лицо у него смягчилось, на мгновение он поднял руки, словно хотел протянуть их ко мне.
Но вот лицо его снова стало жестким, даже злым.
— Кто же отец ребенка, Магнус или я? — спросил он. Я не сразу нашлась что ответить.
— Молчишь? — Это прозвучало презрительно. И я услышала отзвук своих слов, которые произнесла вечером в тот день, когда умер Магнус.
— Я не думала, что должна отвечать на такой вопрос. Конечно, отец ты, и ты это знаешь.
Он приподнял бровь и издевательски усмехнулся.
— Откуда я могу это знать? — спросил он. — И почему я должен верить тебе?
Я поняла, что дальнейший разговор бесполезен.
От меня уже ничего не зависело. Мне нужно было многое обдумать, постараться понять то, что случилось.
Эллисив замолчала и долго глядела на свои руки.
Вдруг она почувствовала, что Олав обнял ее.
Молча он прижал ее к себе и погладил по волосам. И она покорилась — уткнулась лбом в его плечо и судорожно глотнула воздух.
— Ты плачешь? — В его голосе слышалась нежность.
Она подняла голову.
— Нет.
Он взял ее лицо в ладони, посмотрел прямо в глаза, в его взгляде было участие.
Потом он быстро поцеловал ее в щеку и отпустил.
Они обменялись несколькими незначительными словами, Олав выглядел смущенным.
Вскоре он ушел.

Прошло несколько дней, прежде чем Олав снова пришел к Эллисив, он ни словом не обмолвился о том, что произошло между ними.
Эллисив продолжала свой рассказ.
В Нидарос мы вернулись уже после Рождества. Кроме Эйстейна Тетерева за Харальдом в Нидарос последовали сыновья Арни, Финн и Арни, а также его внук Йоан, который был женат на дочери Сигурда с Бьяркея, на севере страны Сигурд считался весьма влиятельным человеком.
Все эти люди очень поддержали Харальда, когда он выступил на тинге в Эре, его поддержали также несколько хёвдингов с юга, пользующихся большим уважением.
Эйнар Брюхотряс явился на тинг с многочисленным ополчением. Но, увидев, кто поддерживает Харальда, он не произнес там ни единого слова, Я слышала, что Харальд на тинге сказал много хорошего о своем брате конунге Олаве Святом. Это был первый, но не последний раз, когда он воспользовался именем Олава для достижения своих целей.
Вряд ли в этом была нужда. Ни один человек не протестовал, когда его провозгласили конунгом всей страны.
Итак, Харальд стал конунгом Норвегии, но меня это уже не касалось. Тора тоже приехала с ним с Гицки. Теперь он проводил ночи у нее, и их свадьба должна была состояться при первой возможности, ее собирались отпраздновать с большой пышностью.
Я пошла к епископу Авраамию, которого Харальд привез с собой из Гардарики и который был епископом его дружины с тех пор, как Харальд приехал в Норвегию.
Я хотела, чтобы он помог мне с Марией бежать в Швецию к конунгу Энунду и королеве Гуннхильд. Я была уверена, что они примут меня. А оттуда мы уже могли бы вернуться в Киев. Я предпочитала терпеть позор из-за того, что отвергнута Харальдом, и потерять приданое. Все было лучше, чем жить так, как распорядился Харальд.
Епископ Авраамий был согласен со мной. Мы поговорили со Свейном, лендрманном, которого отец послал с нами из Гардарики. Он сказал, что тоже готов уехать.
Однажды поздно вечером, несмотря на снег и стужу, мы отправились в путь — Свейну удалось раздобыть проводников. Мы намеревались ехать на север в Стьорадаль, а оттуда повернуть на восток.
Нас было не так уж мало: епископ, два его священника, Петр и Стефан, Свейн, его воины из Гардарики, мои служанки, Мария и я. Ехали мы на санях.
Но проводники Свейна нас выдали.
Не успели мы проехать Стьорадаль, как Харальд в сопровождении дружины догнал нас.
Завязалась битва, Свейн и его люди защищали меня. Они бились до последнего человека и положили много воинов Харальда. Сам Харальд был ранен в руку.
— Упрямая ведьма! — сказал он, когда мы оказались лицом к лицу. — Ты тоже будешь драться?
— Только не мечом! — ответила я. К нам подошел епископ Авраамий.
— Конунг Харальд, — сказал он, — тем, что вы сейчас делаете, вы погубите свою душу.
Но Харальд только засмеялся.
— Ты, епископ, и твои священники — мои пленники, — сказал он. — И ты провинился перед конунгом Норвегии. А за свою душу я сам отвечу.
Мы переночевали в одной усадьбе в Стьорадале. Харальд хотел спать со мной.
Я сказала, что не хочу этого, но сопротивляться не стала, он был как будто разочарован этим.
Всегда, когда я спала с Харальдом, даже в тот раз, я испытывала наслаждение. Но я постаралась не показать этого. Я лежала вялая и безучастная, как наложница, предоставив ему делать все, что он хотел.
Он безуспешно пытался разжечь меня, чего только он не придумывал. Но добился лишь того, что распалился сам. В конце концов он совсем обезумел от страсти и собственной беспомощности, на раненую руку он не обращал никакого внимания.
Все было кончено, я молчала. Только наблюдала за ним при свете жирового светильника. Он стиснул зубы.
— Чертовка! — процедил он.
— Вот как?
— Я тебя еще проучу, — сказал он. — Будь уверена!
— Можешь даже ударить меня!
Он не ударил. Зато встал и ушел.
Несмотря на то что была середина зимы, Харальд отправил епископа Авраамия и его священников через море в Исландию. Пусть будут благодарны, что остались в живых, сказал он.
Моих служанок он отдал в жены своим воинам, всех, кроме Предславы. Меня же держал в усадьбе как пленницу.
Я раздумывала, что мне теперь предпринять. Но мои возможности были очень ограниченны.
В один прекрасный день ко мне пришел Халльдор.
— Как ты не побоялся прийти сюда? — спросила я.
— Вряд ли настанет такой день, когда я побоюсь проведать своих друзей, — ответил он.
Мы не могли говорить откровенно, потому что были не одни. Но я сказала, что мне хотелось бы взглянуть на раку конунга Олава. И спросила, не передаст ли он мою просьбу Харальду.
— Зачем тебе это? — поинтересовался он.
Я рассказала ему, как Сигват скальд; который был скальдом конунга Олава и служил у него в дружине, приходил на наш корабль, когда мы стояли у Сэлы.
Харальд тогда хотел взять Сигвата с нами. Но Сигват сказал, что он болен и предпочитает остаться на Сэле до конца своих дней. Он сочинял поминальную драпу об Олаве Святом и думал закончить ее там, где Олав впервые сошел на берег, когда вернулся в Норвегию, чтобы завоевать власть и державу. Сигват надеялся, что закончит драпу до того, как умрет.
Я разговорилась с ним и от него в первый раз услышала о святой Сунниве. Кроме того, я расспрашивала его об Олаве Святом.
— Какой он был, Сигват скальд? — спросил Олав. — Я много слышал о нем, и мне он кажется сказочным великаном.
— Нет, великаном он не был, он был не выше среднего роста. А когда я его видела, он был уже слаб и у него болели ноги, вскоре после этого он умер.
Больше всего в Сигвате меня поразили его глаза. Они светились жизнью. Когда он что-нибудь рассказывал или произносил висы, люди слушали его как зачарованные.
Харальд тоже любил слушать его, и те три дня, что мы стояли у Сэлы, Сигват провел у нас на борту.
Все это я рассказала Халльдору и прибавила, что после рассказов Сигвата о святом конунге мне захотелось пойти в церковь святого Климента, чтобы еще раз взглянуть на раку Олава.
Халльдор, не мешкая, передал мою просьбу, и в тот же день меня отвели к Харальду.
— Хочешь пойти в церковь святого Климента? — спросил он. — Что тебе там понадобилось?
Его подозрительность рассердила меня. Я объяснила Халльдору, почему мне хочется в церковь святого Климента, и это была чистая правда.
— Молиться за твою душу, господин, — ответила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25