Рабы, у которых давно закончилось прихваченное у бывших хозяев вино, а носы и уши распухли от игры на щелчки в угадывание выброшенных партнером пальцев, шептались:
— Проклятый римлянин, куда он везет нас?
— Где земля? Почему мы до сих пор не видим берега?!
Один из беглецов, знакомый до рабства с корабельным делом, прямо спросил у проходившего мимо владельца парусника:
— Почему ты все время уменьшаешь ход? Хочешь, чтобы нас догнали хозяева?
— Как раз этого я и хочу меньше всего! — огрызнулся владелец парусника.
— И для этого ты подобрал парус посередине? — подозрительно прищурился раб.
— Глупец! — оборвал его моряк, окидывая море неспокойным взглядом. — Если нас заметит римское судно, то меня ждет самое страшное, что только может быть на свете — возвращение в рабство!
— Так оставайся с нами в Сицилии! — предложил седобородый грек, которого товарищи звали Афинеем.
— Не могу! — развел руками владелец парусника. — У меня в Риме семья. Я бы и вас ни за что не согласился везти, если б не мой бывший хозяин Авл Метелл. Отпустив меня за пятнадцать тысяч сестерциев на волю, что я копил десять лет, он и сейчас не дает мне прохода. Неделю назад забрал всю выручку от проданной рыбы. А позавчера — даже дырявые снасти!
— Выходит, своим спасением мы обязаны этому римлянину? — усмехнулся Афиней. — Вот уж никогда б не подумал, что могу сказать благодарное слово в адрес этого самого страшного на земле народа!
— Увы! — подтвердил моряк. — Мне больше ничего не оставалось делать, как согласиться на предложение вашего философа, чтобы купить хоть дешевые снасти… А кстати, где он? Опоздал? Могли бы и подождать его!
— Оттуда, куда он ушел, не дожидаются… — печально ответил Афиней.
— Жаль! — искренне огорчился владелец парусника. — Умный был человек. Не дождался какого-то дня до свободы! Хотя разве раб может знать, что ждет его через минуту?
Продолжая рассуждать на ходу о бренности рабской жизни, он направился к кормчему и сам налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.
Примолкшие было рабы оживились при упоминании о свободе и снова засели за игру в пальцы.
Прот, отойдя от них, прислонился спиной к борту, закрыл глаза и стал мечтать о том, как вернется в Пергам свободным и богатым человеком.
Мысль, как добраться до пятидесяти миллионов Тита не беспокоила его. Это казалось ему очевидным в Сицилии, где, по словам римских рабов, все свободны, сыты и счастливы. Первым делом, думал Прот, он зайдет во дворец к Атталу и предупредит его об опасности. Скажет, что Луций Пропорций прибыл в Пергам убить его. И — конец Луцию… Потом он сразу пойдет домой. Увидит лицо отца, открывающего перед ним дверь, мать, сидящую с глиняной миской на коленях, в которой размалывают зерно.
«Ну что, — спросит он их. — Не признали?»
Где им будет признать его, одетого в самый дорогой персидский халат, обутого в сапоги из мягкой кожи, скрепленные золотой застежкой! А еще лучше — он наденет римскую тогу с бахромой на рукавах, как у Луция Пропорция, и тогда родители примут его за сборщика налогов. То-то будет потеха! Он насладится их растерянностью и громко крикнет:
«Да это же я, я — ваш сын…»
«О боги!» — ужаснулся Прот, поймав себя на мысли, что не может вспомнить свое настоящее имя.
Протом, то есть «Первым», его назвал еще отец Луция, этот толстый, вечно задыхавшийся римлянин. Купив на рынке его, десятилетним мальчиком, проданным отцом за долги в рабство, он заставил Прота испытать такое унижение, от которого до сих пор горят щеки. Правда, нет худа без добра. Он выделял его из всех остальных рабов и прощал небольшие шалости, такие, как пролитые благовония или плохо заправленную постель, а то и воровство одного-двух ассов, за что других ждали бы плети или даже остров Эскулапа.
После смерти старика хозяином Прота стал Луций, оставивший ему по привычке прежнюю кличку и многие привилегии. Но как же его звала мать?..
Пятнадцать лет прошло с того дня, как за кормой римского торгового корабля остался Пергам с плачущими на берегу родителями, и все эти пятнадцать лет он ежеминутно слышал: «Прот, негодяй, опять ты медленно меня одеваешь! Прот, мерзавец, снова ты утаил два асса от покупки? Прот, Прот…» Мудрено ли так забыть свое настоящее имя?
Так как же звала меня мать? Что-то нежное, как утренний ветер и легкое, как прыжок воробья… — мучительно вспоминал Прот. — Дейок! — вдруг вспомнил он и засмеялся от радости. — Конечно же, Дейок! Как я мог забыть это…
«Ну что, — спросит он перепуганных родителей. — Не признали? Это же я — ваш Дейок! Я привез пятьдесят миллионов сестерциев!»
Проту вдруг вспомнился Луций, и хорошее настроение улетучилось без труда. Луций, а не он был сейчас в дороге к Пергаму, и именно Луций мог скоро войти в дом его родителей, и не как мнимый, а как настоящий римский ростовщик! И он же, Луций, наскоро закончив все дела в Пергаме, мог опередить его и первым добраться до сокровищ Тита. Тогда пропало все: мать и отец будут сами проданы в рабство, и Проту никогда уже не увидеть ни их, ни миллионов Тита!
«Убить, отравить нашего доверчивого базилевса — дело нескольких часов! — думал Прот, судивший о пергамских царях по Эвмену, простому и доверчивому правителю, который даже в указах не именовал себя царем. Он видел его лишь однажды, когда они с отцом гуляли по городу.
Эвмен — болезненный, худощавый человек с трудом вышел из носилок и охотно беседовал с греками, купцами и пергамскими простолюдинами. «Это сам царь!» — сказал тогда отец Прота. «А это?» — спросил он, показывая на роскошно одетого юношу примерно его лет.» А это его сын Аттал, наш будущий царь!» — ответил отец.
Через год Эвмена не стало, на престол взошел его брат, опекун несовершеннолетнего Аттала, тоже общительный и человечный, как Эвмен.
А еще через год Прот стал рабом…
«О, совоокая богиня! — взмолился он, не зная, как теперь ему называть покровительницу своего родного Пергама Афину — ее настоящим греческим именем, от которого он отвык за годы рабства, или, как это было принято в Риме, — Минервой. — Отверни свой светлый лик от Луция Пропорция! Помоги мне первому добраться до миллионов убитого им Тита и вернуться в Пергам, чтобы предупредить царя об опасности! Спаси мой народ от проклятых римлян, а мою исстрадавшуюся в нищете семью от бедности на вечные времена! Разве я не заслужил твоей благосклонности столькими годами рабства?..»
Легкая качка и слабость сморили Прота, и он даже не заметил, как уснул. Очнулся он от крика и топота.
— Земля! — кричали рабы, обнимая друг друга и выплясывая на палубе.
— Земля!
— Свобода!!
— О, совоокая… О — Афина! — поправился Прот, с удовольствием выговаривая истинное имя богини. — Ты всегда славилась своей мудростью и справедливостью!..
— Плыли долго — зато добрались целыми и невредимыми! — объяснял повеселевший владелец парусника, опуская в мешочек денарии, врученные ему радостным Афинеем. — Пираты и римские военные суда предпочитают широкие, короткие пути в Сицилию, а мы — все закоулочками, закоулочками… Вот и перехитрили их! Эх, жаль обратно порожняком плыть! — пошутил он и окинул рабов смеющимися глазами: — Желающих вернуться в Рим нет?
2. Два Афинея
Владелец парусника даже не подозревал, сколь пророческими окажутся сказанные им в шутку слова. Едва его судно пристало к берегу заброшенной со дня восстания рабов гавани, как вдалеке появились всадники и крытая повозка.
— А вот и твои попутчики! — усмехнулся бывший гладиатор Фрак, на всякий случай поднимая с земли огромный сук с острыми обрубками ветвей.
— Мне одинаково опасны как римские легионеры, так и рабы Евна! — пробормотал испуганный владелец парусника, делая шаг к морю. Но Фрак остановил его.
— Это не легионеры! — покачал он своей изуродованной головой.
— Да и на рабов не похожи… — пробормотал кто-то.
— Скорее всего это здешние господа — беглецы от рабов Евна! — вглядываясь в даль, предположил Афиней. — Видите — у них богатые одежды и хорошие кони!
— Тогда я запрошу с них втрое, даже впятеро больше, чем с вас! — обрадовался владелец парусника. — И это будет справедливо: ведь вы бежали от рабства, а они спасаются от смерти!
Прот во все глаза смотрел на приближавшихся всадников и трясущуюся на ухабах за ними повозку. Его разум отказывался верить в то, что господа могут убегать от своих рабов. Да еще так прытко! Похоже, эти же мысли одолевали и остальных беглецов.
Бывший гладиатор, глядя на всадников, чтобы удержаться от смеха, покусывал губы.
Пожилой Афиней тер покрасневшие глаза и безостановочно твердил одно и то же:
— Неужели я дожил до этого счастливого дня?..
— Э-э-эй! — донеслось до рабов отдаленное.
— Торопятся! — проворчал Фрак, перекидывая грозную палицу из одной руки в другую. — Может, покажем господам ближайшую дорогу на римское кладбище? Поможем Евну?
— Их пятеро, и они хорошо вооружены! — не без тревоги заметил бывший моряк. — Как бы еще они не прихватили нас с собой!
— А нас девять! — свирепо взглянул на него Фрак. — И, клянусь Аресом-людобойцем, нет в мире славнее оружия, чем дубина в руке познавшего свободу раба! Разбирайте сучья! Встретим этих господ, как полагается!
Рабы быстро расхватали разбросанные по берегу палки и с самым воинственным видом стали поджидать всадников. Встав ближе к Фраку, Прот тоже сжимал в руке корявую дубину, надеясь в душе, что ее не придется скрещивать с остро заточенным римским мечом.
Не доехав до берега полстадия, всадники остановились и стали поджидать повозку. Один из них — черноволосый, с короткой курчавой бородой подскакал к рабам и, сдерживая горячего коня, крикнул:
— Что за люди?
— Рабы! — с вызовом ответил Фрак, косясь на длинный меч в позолоченных ножнах, свисавший с пояса незнакомца.
— Вижу, что не господа! — гарцуя и оглядываясь на повозку, усмехнулся всадник.
— Заходи с боку! — услышал Прот шепот бывшего гладиатора, последовал его приказу и вдруг увидел на щеке всадника рабское клеймо в виде сложившей крылья совы.
— Это же наш! — закричал Прот, бросаясь к Фраку.
— Наш?!
— Взгляни на его щеку!
Всадник ударил плетью взвившегося коня, крутнулся на месте, и теперь не только ошеломленный Фрак, но и все остальные рабы увидели страшное клеймо.
Владелец парусника испуганно юркнул за могучую спину Фрака.
— Откуда вы? — невозмутимо продолжил допрос всадник. — Из Катаны?
— Из Рима! — выкрикнул Прот.
— Из Рима?!
Всадник с любопытством взглянул на рабов.
— Да! — подтвердил Афиней, с особым интересом прислушивавшийся к его неправильной латинской речи.
— Вот он привез нас! — сделал шаг в сторону Фрак, показывая на владельца парусника.
— Римлянин? — удивился всадник.
— Пощади, добрый господин! — повалился на колени владелец парусника.
— Пощади его, — вступился Афиней. — Он тоже был рабом, пока не выкупился на свободу!
— Встань! — приказал моряку всадник. — Надеюсь, что, помня свою рабскую долю, ты помог этим людям не за деньги, а от чистого сердца? Из жалости к их мукам и несчастной судьбе?
— Да, господин! Только из жалости! От чистого сердца!..
Всадник снова оглянулся, обратив опечаленный взгляд на приближавшуюся повозку.
Владелец парусника торопливо сунул мешочек с денариями Проту. Тот хотел уже было развязать его и разделить деньги между рабами, но Афиней сердито выхватил мешочек и, не слушая возражений, сам заткнул его за пояс владельцу парусника.
Это не осталось незамеченным всадником.
— Когда ты собираешься возвращаться в Рим? — уже приветливо спросил он моряка.
— Сейчас же! Если, конечно, ты отпустишь меня…
— Отпущу, — кивнул всадник просиявшему моряку. — А ты не попадешь в руки пиратам?
— Нет! Я — я закоулочками! — объяснил владелец парусника. — Потихоньку, поближе к скалам и мелям, там, где не ходит ни одно пиратское судно!
— Допустим. А не разобьешься ли ты о скалы? Не сядешь на эти мели?
— Мне никак нельзя делать этого! — вздохнул моряк. — Дома меня ждут дети, жена, старики родители. Они без меня пропадут…
Он замолчал, увидев, как внезапно изменилось лицо всадника при виде подъехавшей к берегу повозки. Словно борясь с самим собой и мучаясь чем-то, незнакомец крикнул своим товарищам:
— Эй! Выводите господ…
— Сейчас мы увидим, во что превратили рабы Евна наших мучителей! — радостно шепнул Афинею Прот. — Я бы лично, собрал на эту их казнь всех рабов Рима и…
Он, осекся на полуслове, увидев пленников.
По группе рабов пронесся вздох разочарования. Вместо связанных, избитых сицилийских богачей взору опешивших рабов предстали трое даже не тронутых плетью господ. Одежда их была чистой и целой.
Первым сошел с повозки пожилой мужчина в тоге, за ним женщина примерно его лет и девушка. Последней помог спрыгнуть на землю юркий, невысокий сириец, спешившийся с лошади.
— Серапион! — крикнул ему всадник. — Сажай господ в этот парусник!
— Как? — воскликнул изумленный Прот. — Вы отпускаете их?!
— Это же господа! — напомнил Афиней.
— А ну дайте их мне! — проревел Фрак, срываясь с места. — Я оторву их безжалостные пальцы, которыми они приговорили к смерти сотни моих друзей!
— Еще шаг — и ты умрешь! — воскликнул незнакомец, загораживая дорогу гладиатору и вырывая из ножен меч.
Его товарищи тоже обнажили оружие.
— Эх-к! — с досадой ударил палицей по валуну Фрак, и она разлетелась вдребезги. — Поднять меч на своих собратьев из-за каких-то римлян! Ничего не понимаю…
— Скоро все поймешь! — пообещал ему всадник, засовывая меч в ножны и крикнул Серапиону: — Сажай же их!
Сириец понимающе кивнул, заторопил господ.
Девушка, идущая последней, оглянулась на незнакомца, их взгляды встретились, и Прот заметил, как невольно подался вперед всадник.
Девушка отвернулась. Всадник с отчаянием в голосе крикнул:
— Да благославят тебя боги! Прощай!..
Серапион подозрительно посмотрел на него и что-то сказал своим товарищам. Те удивленно переглянулись.
Девушка, взойдя на палубу парусника, подняла руку, помахала ею на прощание.
— Прощай… — прошептал всадник. — Навсегда!
Он дал знак моряку приблизиться, протянул ему кожаный кошель.
— Вот, возьми за услугу. Это все, что у меня есть.
— Но я же от чистого сердца! — забормотал владелец парусника, с опаской косясь на деньги.
— Возьми! — с печальной улыбкой подбодрил его всадник. — Здесь двадцать пять золотых статеров. Это спасет твою семью от нищеты.
— Но этого много! — заикаясь, вымолвил владелец парусника. — Это очень мн-ного…
— Не думай, что я, как бывший раб, не могу отличить медного обола от сиракузского статера! Я прекрасно знаю, что на эти деньги можно построить три, даже пять твоих парусников. Но люди, которых ты должен доставить в Рим, стоят больше… В сто, в тысячу раз! — Голос всадника сорвался, и он тихо добавил: — Есть вещи, которые нельзя измерить ни блеском серебра, ни тяжестью золота. Ты понимаешь меня?
— Да! Конечно! — не веря своему счастью, вскричал моряк, хотя весь вид его выражал недоумение тому, что на свете что-то может быть лучше приятной тяжести золотых монет.
— Но если ты погубишь их, то, клянусь Афиной Палладой, — ты узнаешь истинную цену этим статерам! — пригрозил всадник. — Иди и помни, что я тебе сказал!
Владелец парусника, кивнув, попятился. Потом сорвался с места и побежал. Поднявшись на палубу своего судна, он закричал матросам, чтобы скорее поднимали паруса. Наконец, оттолкнул кормчего и сам стал за рулевое весло.
Всадник долго смотрел на уходящий вдаль парусник. Лишь когда его очертания слились с рябью морских волн, вспомнил о рабах.
— Так, значит, вы ничего не понимаете?
— Да, господин! — ответил за всех Афиней.
— Не называй меня так!
— Но твои дорогие одежды, золотое оружие… — пробормотал беглец. — Судя по всему, ты очень важный человек в Сицилии!
— Да, я член Совета базилевса Антиоха, — кивнул всадник. — И все равно повторяю — не называй меня господином!
— Хорошо, гос… — осекся Афиней и, виновато посмотрев на всадника, спросил: — А кто этот Антиох? Разве мы в Сирии?
— Мы в Новосирийском царстве! — нехотя усмехнулся всадник. — Так отныне Антиох повелел называть Сицилию. А сам Антиох — это Евн! Ну а тебя как зовут?
— Афиней! — охотно ответил грек.
— Афиней? — вздрогнул всадник. — Знакомое имя… Точно так же называли меня и мои господа. Афиней — значит, раб из Афин! Так ты действительно из Афин?! — в его глазах появилась радость. — Как там они? После рассвета по-прежнему никого не застать дома? А Пестрый портик? Он все еще собирает вокруг себя философов и ротозеев? Что же они обсуждают сегодня?
— Я не был в Афинах двадцать семь лет… — вздохнул Афиней.
— Тогда мои новости будут для тебя свежее! — с горечью усмехнулся всадник. — Ведь я всего два года, как оставил Афины. Вернее… — неожиданно помрачнел он, — Афины сами оставили меня и сделали Афинеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61