Пока няня занималась его прической, Ёритомо молчаливо глядел на потолок, делая вид, что не слышит, но показывая родственникам движением бровей, что он понял обращенные к нему советы и согласен их выполнять.
— Время ехать, — объявил старший из конвойных, поднявшись со скамьи и садясь на лошадь. Поманив своих помощников, он предупредил: — Готовьтесь, сейчас двинемся в путь!
Навьюченных лошадей вывели на дорогу, а группа охранников стала отгонять бамбуковыми палками толпы зевак, начавших собираться в этом месте. Конвойные, сопровождавшие Ёритомо, потянулись гуськом через ворота, ведя на поводу коня мальчика. Они покрикивали:
— Время ехать! Поторопитесь, пожалуйста!
Вскоре у ворот появился и узник в сопровождении обитателей дома Арико. Это был не обычный ссыльный, который бывает, как правило, мрачным или плачущим. Перед зрителями предстал живой, пышущий здоровьем молодой человек, легко прыгнувший в седло.
— Прощайте! — выкрикнул Ёритомо, улыбаясь и кланяясь дому Арико.
Среди провожавших были сама Арико и ее сын Ёримори.
— Будь здоров, Ёритомо! Ёритомо, прощай! — кричали они подростку, обладавшему чудодейственной силой привлекать к себе симпатии.
Сейчас, однако, он смотрел не на них, а на фигуру, стоявшую у ворот.
— Прощай, Мунэкиё! — поприветствовал Ёритомо воина с легким поклоном.
Процессия медленно двинулась по дороге, усыпанной лепестками отцветающих деревьев. Вскоре она скрылась из виду.
К тому времени, когда всадники начали подъем на Куритагути, взошло солнце. Крыши домов в столице и окрестностях, протянувшиеся от Северных до Восточных холмов, утопали в цветущих кронах плодовых деревьев. Ёритомо не раз оглядывался на реку Камо. Кто знает, какие мысли бродили у него в голове, когда он вспоминал день сражения на берегу этой реки, в котором участвовал вместе с отцом и братьями?
Молва об отправлении в ссылку знатного узника заставила жителей Оцу высыпать на берег озера Бива. Монахи, бродяги, мужчины, женщины и дети собрались поглазеть на Ёритомо. Когда он наконец появился и приготовился переправляться на другой берег озера, дядя Мориясу, которому было позволено сопровождать Ёритомо, расстался с ним в слезах.
Юноша, однако, не мог понять людей, сочувствовавших ему. «Смотрите, мне совсем чужда печаль, — как бы говорил весь его вид. — Не знаю, как ведут себя другие ссыльные, но для меня это время радости и торжества».
Как только путники сели на корабль, Ёритомо немедленно вытащил из тюка шкатулку госпожи Арико и приготовился играть. Он обратился к старшему охраннику с просьбой составить ему компанию.
Тот сочувственно улыбнулся:
— Должен напомнить вам, что вы ссыльный, а я нахожусь при исполнении обязанностей. Вы должны соблюдать правила поведения ссыльного, иначе вас ждет наказание.
— Играть в эту игру запрещено?
— Напоминаю вам, что это не развлекательная прогулка. Когда вы приедете в Идзу, то останетесь заключенным под усиленной охраной.
От досады Ёритомо нахмурился.
— Спрячь это до тех пор, пока мы не приедем к месту ссылки, — приказал он одному из слуг, отталкивая от себя рассыпанные на столе костяшки.
Охранник сокрушенно покачал головой.
— Этот ребенок, кажется, не понимает своего положения, — сказал он в сторону.
Во время длительного путешествия по дороге Токайдо старший охранник и его помощники получили дополнительные свидетельства того, что юный узник совсем простачок. Ёритомо часто пытался вовлечь их в споры о наилучших ходах в игре в кости, играл на свирели или напевал.

В то самое время, когда Ёритомо ехал в Идзу, были также отправлены в ссылку советник Моронака, глава Полицейского ведомства Корэката и придворный Цунэмунэ. Их заговор с целью смещения Киёмори еще более укрепил того во власти.
Пришла весна, и в столице снова закипела жизнь. Жители города с облегчением дышали воздухом мира и запахом цветущих деревьев. Киёмори против ожидания был погружен в массу дел. Однако он и освободился от ряда беспокойных проблем. Был урегулирован вопрос с Токивой и ее детьми: старшего сына Имаваку отправили в храм, расположенный близ Фусими к югу от столицы, и передали под попечение настоятеля с условием, что мальчика подготовят к вступлению в святой орден. Смотреть за Отовакой было поручено высокопоставленному монаху из храма Тэннодзи. Отоваке тоже прочили будущее священнослужителя. Младшего Усиваку, несмотря на возражения матери, взяли от нее и отправили с кормилицей к настоятелю храма на горе Курама, где по достижении зрелого возраста его также должны были постричь в монахи.
Когда об этом узнали люди, по столице поползли сплетни.
— И чего только не сделает женская красота!
— Не каждому так подфартит. Для этого нужно обаяние Токивы!
— Вот именно. А что было бы, будь она невзрачной?
— Скорее всего, в этом случае ее и детей не пощадили бы.
Прохожий с раздражением заметил:
— До чего же глупая болтовня!
— Сам ты дурак!
— Ты что, не понимаешь? Если бы она была безобразной, ее никогда бы не взяли служить во дворец!
— В этом нет сомнений.
— Господин Ёситомо не потерял бы из-за нее голову, и не было бы у нее троих детей.
— Вы говорите вздор! Почему вы так подозрительны?
— Тогда скажи, что думаешь об этом ты. Неужели ты полагаешь, что Киёмори пощадил троих детей без всякой причины?
— Он так поступил вполне в своем духе. Не забывайте, что он хозяин поместья Рокухара. Зачем ему мелочиться или рисковать без всякой необходимости? Было бы глупо с его стороны волочиться за вдовой с тремя детьми, когда вокруг полно хорошеньких женщин.
— О нет! Такая, как Токива, одна в Киото. Ты, видно, плохо понимаешь, что чувствует мужчина за сорок, победивший всех и вся, когда он смотрит на свою прекрасную пленницу.
Такова была основная тема пересудов в столице — разговоров простонародья, придворных и их дам, даже богословов при храмах и монахинь в монастырском уединении. Да и в Рокухаре шептались о том, в каких отношениях находился Киёмори с Токивой.

Некоторые пристройки к особняку Киёмори состояли исключительно из огороженных садов.
— Красный Нос, какой прекрасный вид! Эта клумба из роз мне особенно нравится.
— Я на это рассчитывал. Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь сад на берегу этой реки может сравниться с вашим.
— И ты чрезвычайно горд, а, Бамбоку? — подтрунивал Киёмори.
— Только потому, что планировка и разбивка сада производились мною.
Киёмори рассмеялся:
— Ладно, Нос, теперь настал твой день просить вознаграждение.
— Если бы сад вам не понравился, то каким черным мог бы стать для меня этот день!
— Ох, Нос, твое хвастовство помогает мне забыть свои неприятности.
Киёмори принимал купца в одной из комнат с окном во дворик, усаженный розами, который потому и назывался «розовым» двориком.
Бамбоку обладает сверхъестественным чутьем в предупреждении желаний сановников, думал Киёмори. Предприимчивый парень. Сначала он утомлял Киёмори, но Токико была очень высокого мнения о его способностях и убедила своего мужа не пренебрегать им. В конце концов Киёмори стал ценить Бамбоку выше, чем сама Токико. Красный Нос все больше забавлял хозяина Рокухары своим шутовством, характером, замешанном на хитрости и проницательности, которых недоставало самому Киёмори. Эти свойства характера Бамбоку продемонстрировал в избытке во время деликатных переговоров между главой дома Хэйкэ и частью заговорщиков во дворце.
Бамбоку — занятный парень, решил Киёмори и стал вызывать его под разными предлогами к себе. Когда военачальник находился в дурном настроении или нуждался в компании, чтобы избавиться от скуки, он посылал гонцов за Носом, как большинство людей посылает за душистыми букетами цветов, повышающих тонус. Это был как раз такой случай. Бамбоку явился навеселе, и краснота его носа распространилась на все лицо.
— У вас неприятности? В самом деле? И вы хотите их забыть?
— Что ты там лопочешь?
— Господин, мне трудно поверить, что у вас бывают неприятности.
— Болван! Разве я не человек?
— Позвольте, разве не вы говорили мне, что являетесь дитем Неба и Земли?
— Это всего лишь образное выражение.
— Я действительно был глуп, полагая, что у вас нет неприятностей. Теперь я понимаю, что вас беспокоит.
— Ты понимаешь?
— Все очень естественно. Ведь сейчас весна. Разве это не достаточная причина для беспокойства, господин?
— В чем-то ты прав, — ответил Киёмори, криво улыбаясь.
— По правде говоря, господин, я в вас разочарован. Я ошибался в отношении вас.
— В отношении чего?
— Вам недостает смелости, — шутливо продолжал Нос. — Что за спектакль, в самом деле! Откуда такая меланхолия? Не могу поверить, что это вы — герой из героев! Не могу поверить, что этот герой — мужчина! Считаете ли вы себя мужчиной, вы — бесхребетное создание?
Под влиянием сакэ Бамбоку нередко позволял себе такие вольности. Только Нос мог говорить с Киёмори в подобном тоне. Его насмешки забавляли военачальника, который все больше и больше доверял купцу.
Нос первым догадался о причине частых визитов Киёмори к Токиве, ставшей теперь известной всем, и вскоре стал сопровождать в таких визитах военачальника, когда тот этого желал. Мимо Носа не проходили и досужие разговоры, которые он старательно передавал господину. «Бедная Токива! Она отдалась хозяину Рокухары ради своих детей! Он безумно влюблен в нее. Как она, должно быть, мучается в объятиях этого распутника!..» Такая шла молва, к которой каждый присочинял собственные вымыслы. Однако Нос проводил различие между тем, что думали люди, и действительностью. В молве была всего лишь частица правды, в остальном же — просто домыслы.
— Эти сплетни несносны и назойливы, а вы так деликатны к ней!
— Перестань издеваться надо мной, Красный Нос. Сам понимаешь, мое положение не из легких.
— Все еще колеблетесь? Разве вы не решились прошлой ночью?
— Решился? На что?
— Вы начинаете петлять, как только мы доходим до существа дела. Что мешает вам прямо сказать, стала она или нет вашей возлюбленной?
Глава 30.
Цветение сакуры
Токива неподвижно сидела у окна, глядя на подернутую дымкой в весенней ночи луну. Она гадала о том, что стало с Имавакой. Привык ли теперь к чужим людям Отовака? Хорошо ли Усиваке, вырванному из ее рук и переданному в храм у горы Курама? Ей говорили, что ребенок без матери растет и развивается лучше.
Если бы это оказалось правдой, молилась она. Но ей были ненавистны подобные заверения. Они предназначались для того, чтобы утешить ее. Однако для чего ей жить, когда у нее отняли детей? Более всего невыносимо то, что после того, как ее разлучили с Усивакой, груди вновь наполнились молоком и стали ныть. От них по всему телу распространялась лихорадка, заставляя Токиву чувствовать себя больной уже много дней. Тюремщик вызвал врача, чтобы Киёмори не подумал, что об узнице не заботятся. Вокруг Токивы вертелись служанки, но она отказывалась от их услуг, испытывая стыд и страх. Ясно, что было у них на уме. Ведь одна из пожилых женщин, присматривавших за Токивой, как-то шепнула ей на ухо:
— Госпожа, люди уважают вас за такое поведение. Добродетель состоит не только в том, чтобы беречь свое целомудрие. Люди ценят в вас благородную мать, которая пожертвовала собой ради детей.
Вскоре после этого в спальню Токивы пришла жена тюремщика, чтобы поделиться секретом:
— В столице полно женщин, которые добиваются внимания Киёмори. Кажется, вы не представляете, как вам повезло. Вы родились под счастливой звездой. Кончайте грустить и позаботьтесь о своей красоте. Ведь вы еще молоды. Перед вами, как женщиной, открывается блестящее будущее. Если вы понравитесь господину, то будете иметь все, что пожелаете.
Покрывшись краской стыда, Токива безмолвно слушала незваную гостью, зарыв лицо в складки своего кимоно.

Токива чувствовала, что кто-то стоит за ее спиной, но страх не позволял ей повернуться и взглянуть на посетителя.
— Токива, чем ты занята?
Говорил Киёмори. Токива дала понять, что узнала его, но не шелохнулась, а только ответила:
— Я смотрю, как цветет сакура.
Комната, где они находились, была освещена мерцающим лунным светом. Киёмори наконец сел, но не проронил больше ни слова. Токива продолжала сидеть у окна. К счастью для нее, фитиль светильника выгорел, и не было необходимости прятать заплаканное лицо.
Киёмори стал посещать Токиву только после того, как она узнала о судьбе своих детей. Женщина вполне могла запретить ему эти посещения, однако она воздерживалась от всего, что могло обидеть Киёмори, потому что была благодарна главе дома Хэйкэ за великодушие. С течением времени она перестала испытывать к нему неприязнь и внутренне ужасалась своей отходчивости.
— Ветер разбросал твои бумаги.
Киёмори нагнулся и взял упавший листок бумаги. При лунном свете он бросил мимолетный взгляд на него и собрался было возвратить на столик для письма. В это время Токива заметила происходящее.
— Отдайте! Это… — испуганно воскликнула она и метнулась к Киёмори, просительно протянув руку.
— Ты боишься, что я прочту это?
— Нет, в общем, нет.
— Это не ты писала? Кто тебе прислал письмо? Очевидно, мужчина?
Токива не решилась солгать, что стихи на листке ее: почерк был явно мужским.
— Да, это письмо, как вы сказали. Неизвестный монах вручил его Ёмоги на улице, попросив передать мне.
— Кто такая Ёмоги?
— Она была няней моих детей. Я рассталась с ней в Ямато, где мы скрывались, но она каким-то образом узнала, где мы находимся. Няня сказала, что встретила монаха по пути ко мне. Он и дал ей послание.
— В таком случае ты знаешь этого монаха, иначе как бы он узнал, что девушка — твоя служанка?
— Я его почти не знаю. Это монах, живший после Хогэнской смуты в развалинах Дворца Ручья под ивой и попрошайничавший.
— Как его зовут?
— Кажется, Монгаку…
Киёмори внимательно осмотрел письмо. Верно, на нем едва заметно нацарапано: Монгаку. Само письмо было написано крупным почерком, твердой рукой.
Монгаку. Прошло много времени с тех пор, как Киёмори видел его в последний раз — Морито из императорской стражи. Он узнал о нем случайно. О Монгаку рассказал ему однажды Синдзэй, в особняке которого монах устроил переполох. Это был тот самый странствующий Монгаку — бродивший по улицам столицы, ночевавший под открытым небом, не имевший ни дома, ни семьи. Киёмори с глубокой скорбью вспоминал о своем друге молодости. Воспоминания о Монгаку были, естественно, связаны с именем Кэса-Годзэн и трагедией, из-за которой гвардеец ради любви к женщине отказался от блестящего будущего. За это его сочли глупцом, но Киёмори вдруг осознал, что он сам мало чем отличается от Монгаку. Какая разница между глупостью двадцатилетнего парня и сорокалетнего мужчины? Какая глупость хуже? Кто больше достоин порицания? Он поступил справедливо, пощадив детей Токивы, но можно ли оправдать его посещения этой женщины?
Несомненно, Киёмори был неуклюжим и робким. Таким, каким его охарактеризовал Нос. Ему не хватало целеустремленности и страстности Монгаку. В отношениях с Токивой это обнаружилось более чем очевидно. Он желал овладеть ею и в то же время выглядеть благородным.
— Монгаку, как он сейчас называет себя, служил одно время в императорской страже. Мы были соучениками в военной академии… Для чего, ты думаешь, он прислал это письмо? Что он пытается сказать тебе? «Бесконечный путь в тумане по пустыне…»
— Не знаю, я никогда не видела Монгаку.
— Хм-м… Кажется, я догадываюсь, что он имеет в виду.
— Что именно?
— Вот что: Гэндзи разгромлены. Сторонники Ёситомо рассеяны во враждебном окружении. Но этому придет конец. Гэндзи в конце концов возьмут верх. Он хочет подбодрить тебя.
— Какие страшные вещи вы говорите!
— Это неудивительно. Многие думают как Монгаку. Он считает меня преемником Синдзэя и весьма низкого мнения обо мне.
— Нет, господин, вы ошибаетесь. По-моему, в его стихах другой смысл.
— Какой же?
— «Пустыня в тумане» — мое сердце. Он имеет в виду, что сердце женщины полно печали. Он призывает меня не унывать.
— Что ж, можно и так понять его стихи.
— Я признательна ему за стихи. Я перечитывала их много раз. Пришла к выводу о необходимости продолжать жить на этом свете и следовать путем через «пустыню в тумане».
— У тебя возникали мысли покончить с собой?
— Да, когда в одиночестве становится невыносимо. В это время даже шелест цветущих деревьев кажется приглашением к самоубийству.
— Оттого, что ты тоскуешь по детям?
— Это естественное предположение с вашей стороны, со стороны их спасителя. Я же смирилась с их утратой.
— Ты не можешь перенести гибель Ёситомо?
— С вашей стороны жестоко напоминать мне об этом! — воскликнула Токива, глядя на Киёмори глазами, полными слез.
— Токива!..
Киёмори заключил женщину в объятия. Сегодня вечером, как никогда раньше, он чувствовал ее тело податливым и отзывчивым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64