— Старый, это Цунэмори тебе рассказал?
— Да.
— Возможно, у Цунэмори была такая мать, но не у меня. Я не хочу видеть ее. С какой стати мне ее видеть? Скажи ему об этом.
— Вы не хотите встречаться с ней?
— Старый, зачем мне этого хотеть? Ты ведь все понимаешь лучше, чем кто-либо еще. Зачем ворошить пепел прошлого?
— Я рассказал вам все это, зная о прошлом.
— Тогда почему ты пришел ко мне? Ты растревожил меня в первую ночь паломничества.
— Я опасался этого. Но ваш брат считает, что миновать это место и не встретиться со стареющей матерью в память покойного отца было невозможно. Мне показалось, он говорил весьма искренне.
— Что? Ты смеешь настаивать на встрече? Я уже сказал тебе, пустоголовому, что такой матери у меня нет! Кем бы ни была та женщина, пусть Цунэмори встречается с ней, если считает это необходимым. Я же устал и хочу спать. Где мне лечь?
Служка, дремавший позади Киёмори, пробудился и удивленно заморгал ресницами, услышав голос своего хозяина. Вскочив, он провел Господина Харимы в опочивальню, освещая помещение светильником. Все слуги уже давно спали. Примерно в то время, когда Киёмори должен был уснуть, из его комнаты украдкой выбрался человек. Мокуносукэ, еще не спавший, следил за тем, как он крадется по коридору, натыкается на ставень и затем отпирает дверь. Насторожившись, Мокуносукэ окликнул незнакомца. Это был Киёмори, который вздрогнул, развернулся и стал всматриваться в том направлении, откуда прозвучал голос. В темноте он усмехнулся:
— Это ты, Старый?
— Господин, что побудило вас выходить в сад в такую холодную ночь?
— Никак не могу уснуть в первую ночь в незнакомом месте. Сказать по правде, Старый, я передумал. Где она находится?
— О чем вы, господин?
— О покоях госпожи. О ней говорил Цунэмори.
— Вы решили встретиться с ней?
— М-да. — Киёмори неловко почесал макушку. — Когда я подумал обо всем этом, то пришел к выводу, что ей должно быть лет шестьдесят. Мне уже идет сорок третий год. Смешно позволять прошлому брать над собой власть настолько, что это создает помехи для встречи с женщиной, с которой находишься под одной крышей. Я думаю, что буду сожалеть, если уеду отсюда не повидавшись с ней.
— О, это звучит весьма разумно.
— Старый, ты полагаешь, я поступаю правильно?
— Я с самого начала надеялся, что вы поступите таким образом. Ваш отец тоже хотел бы этого.
— Верно. Он не был таким упрямым, как я. Перед самой смертью отца Цунэмори привел ее к его постели, и я слышал, что отец сказал ей, женщине, которая так часто изменяла ему.
— Я знаю об этом.
— Старый, я плакал, когда слышал их разговор. Плакал, узнав о большой любви отца к той, которая причинила ему столько боли.
— В представлении вашего отца она заслуживала жалости. Он, должно быть, придерживался такого мнения много лет, до их окончательной разлуки.
— Я вряд ли смогу быть достойным его. Но что бы ни было, нельзя отрицать — именно она родила меня. По крайней мере, я могу последовать примеру Цунэмори и встретиться с ней в этот раз. Проводи меня к ней, Старый.
Этой ночью Киёмори встретился с матерью, у нее уже находился Цунэмори.
Она оказалась не такой, какой Киёмори ожидал ее увидеть.
Мать не выглядела ни печальной, ни одинокой. Наоборот, похоже, она была довольна жизнью, которую ведет. Убранство комнаты свидетельствовало о склонности матери жить в комфорте.
— Господин Харимы, — обратилась она к Киёмори, — Цунэмори так щепетилен в вопросах нравственности, что прибыл в Эгути перепуганным и растерянным. Но вы-то в своей молодости знали, как можно развлечься в домах на Шестой улице, поэтому могли заглядывать туда иногда. Когда будете приезжать в Эгути, останавливайтесь у меня и позвольте моим девушкам развлекать вас. Здесь имеются девушки весьма изысканные. Если бы вы не ехали к гробнице Кумано, я бы прислала их к вам, чтобы вы убедились в этом сами.
Да, перед ним была она — его мать. Именно мать добилась от Цунэмори, чтобы Киёмори сделал остановку в Эгути и она могла встретиться с ним. Мать говорила спокойно, без эмоций и без всяких признаков смущения. К своему удивлению, Киёмори обнаружил, что она гордится своим заведением.
Он с волнением смотрел на свою мать. Невозможно было поверить, что она приближается к шестидесяти годам. Эта женщина сохраняла необыкновенную грациозность. Киёмори понял, что именно секрет ее обаяния привлек к ней однажды императора, а потом заставил Тадамори прощать жене измены и капризы. Киёмори прислушивался к ее милому щебету:
— Как хорошо, что вы решили побывать у нас! Жаль, что вы приняли обет воздержания. Но вам нужно провести в Эгути две-три ночи на обратном пути и удостоить нас своим присутствием. Зимой в Эгути скучно, нас посещает мало выдающихся гостей.
В свободной, непринужденной беседе она, казалось, забыла, что является матерью четырех взрослых сыновей. В ней отсутствовала материнская нежность, побуждающая радоваться тому, что сыновья стали мужчинами. Казалось, она забыла даже Тадамори. Казалось, стерла воспоминания о прошлом так же легко и небрежно, как удаляла косметику со своего лица, которой все еще пользовалась.
Самая счастливая женщина, подумал Киёмори. Он начал чувствовать себя свободнее. Едва ли он имел право сердиться на нее: эта женщина рождена быть девой веселья. Природа сделала ее такой, какова она есть. Вины самой матери в этом не было. Киёмори испытывал радость и облегчение от того, что решил встретиться с ней, потому что больше не чувствовал к ней неприязни. Она не заслуживала упреков, потому что не имела иного предназначения, кроме как стать девой веселья. Киёмори следил за выражением лица и движениями матери — в них отражалась жизнь, к которой она привыкла и которой наслаждалась. Выходило, что он многие годы напрасно изводил себя, желая, чтобы она была другой.
— Матушка! То есть уважаемая хозяйка, не найдется ли здесь немного сакэ для оживления разговора? Мне вовсе не обязательно воздерживаться от него. Так есть ли немного или много сакэ?
Она мило улыбнулась.
— Сакэ? Его не так трудно достать. Эй! — позвала она служанку и хлопнула в ладоши. Показалась девушка, и мать шепотом отдала ей указания. Вскоре появились три девы веселья со светильниками в руках. В комнате стало светлее. Были поданы сакэ и еда.
— Уважаемая хозяйка, это все развлечения, которые вы предлагаете?
— Имеется много других развлечений.
— Раз мы здесь, то не мешало бы с ними познакомиться. Цунэмори!
— Да?
— Ты уже ездил сюда развлекаться?
— Я? Никогда.
Настроение Цунэмори, казалось, испортилось. Он чувствовал себя одиноким и лишним, когда наблюдал за общением Киёмори с матерью.
— Это ведь увеселительное заведение. Госпожа — наша хозяйка. Прочь унылое настроение!
Киёмори вновь наполнил свою чашечку сакэ и предложил брату последовать его примеру.
— Давай, ты тоже должен выпить.
— Я буду пить на обратном пути из Кумано.
— Ты боишься выпить с братом, нарушившим обет воздержания? — рассмеялся Киёмори. — Не робей, Цунэмори, беспокоиться не о чем. Я выпью в память о нашем отце, прежде чем мы продолжим путь в Кумано.
— Но почему?
— Ты не понимаешь почему? Неужели ты не понял, что на смертном одре он желал нам счастья? Именно поэтому я пью сейчас — его душа не должна быть потревожена. Уверен, что божество гробницы Кумано сочтет это как выполнение сыновнего долга и не станет проклинать тебя, Цунэмори. Давай пить и веселиться.
Едва Киёмори кончил говорить, как комната стала заполняться девами веселья в разноцветных кимоно. Их оказалось более десяти, одна прекраснее другой. Киёмори коснулся губами большой чаши и передал ее одной из дев веселья. Затем грациозные создания попробовали сакэ из чаши по очереди.
— Господин Харимы в прекрасном настроении, — щебетали девушки.
Последовал взрыв веселого смеха и оживления. Киёмори, раскрасневшийся от сакэ, все больше терял голову от аромата косметики и искусно уложенных причесок девушек.
— Барабаны! Бейте в барабаны! Танцуйте! — крикнул Киёмори хриплым голосом.
— Господин Харимы приказывает нам танцевать. Давайте петь и танцевать!
Послышались возбужденные голоса, легкий шелест длинных рукавов и подолов, свидетельствующий о подготовке девушек к танцам. Были удалены ширмы, отодвинуты раздвижные двери, и две комнаты превратились в одно просторное помещение. Принесли кото, на подставках установили большие барабаны, извлекли флейты из шелковых футляров.
Дева веселья с высокой прической и изящным позолоченным мечом на боку плавно скользила из помещения для женщин по проходу, ведущему к месту веселья. Она держала в руке веер, который парил и вращался над ней в согласии с ритмом популярной мелодии. Ее гибкие ножки, покачивающиеся бедра, округлости плеч сливались с музыкой воедино. Киёмори отодвинул чашу и стал глядеть на двигающуюся фигуру девы веселья, не воспринимая красоты танца. Его глаза пытливо всматривались в лицо девушки, покрытое толстым слоем пудры и укрытое газовой накидкой, расшитой золотистыми нитями. Внезапно его охватило беспокойство, он стал нервно ерзать на своем месте. Глаза девы веселья ни на мгновение не отвлекались от танца, между тем каждая черточка лица Киёмори выражала нетерпение. Весьма утомительный танец! Прочь барабаны и флейты! Поскорее кончилось бы все это, чтобы он смог поговорить с девой веселья наедине!
Танец подошел к концу. Внезапно умолкла музыка. Когда дева веселья низко склонилась в почтительном приветствии сановному гостю, другие девушки окружили Киёмори, чтобы вновь наполнить сакэ его чашечку.
— Не мешайте! Прочь с моего пути! Приведите ко мне эту деву веселья! — выпалил Киёмори, нетерпеливо расталкивая девушек и размахивая чашечкой. Но дева уже покинула комнату быстрой семенящей походкой и, пройдя через проход, скрылась в помещении для женщин.
Киёмори настаивал на том, чтобы ее привели к нему, и послал за ней девушку. Однако дева веселья не появлялась.
— Не знаю, куда она скрылась, но найти ее не удалось, — сказала одна из женщин.
Киёмори был взбешен. Редко он напивался до такой степени и вел себя так грубо.
— Она считает себя девой веселья? Ее раньше звали Рурико, это племянница сановника Накамикадо! Уверен, что это Рурико! Эй, хозяйка, почему ее скрывают от меня?
Киёмори отшвырнул чашечку и повернулся в ярости к хозяйке дома. Но та сама изрядно выпила и вальяжно развалилась на циновке. Вспышка гнева Киёмори, казалось, только позабавила ее. Мать сотрясали приступы смеха.
— Так, Господин Харимы не забыл ее? Все еще помнит? Вы так любили эту женщину, что никогда ее не забудете?
— Ты злая женщина!
— Почему? Что заставляет вас так думать?
— Пусть бесстыдство остается на твоей совести. Но зачем тащить в свое грязное болото невинную юную Рурико!
— У нее не было отца, я воспитывала ее. Я научила ее танцевать, играть на разных музыкальных инструментах. Я сделала ее женщиной, способной самостоятельно жить. Что в этом плохого?
Ошеломленный, Киёмори покачал головой:
— Все так. Если бы Рурико получила правильное воспитание, она бы стала хорошей женой для достойного мужчины. Но ты растлила ее, сделала шлюхой.
— Господин Харимы, вы напоминаете мне своего покойного отца. Кто-то хочет стать шлюхой, другая — еще кем-то, разве это имеет значение? Если Господин Харимы так негодует сейчас, то почему он не добивался любви Рурико более настойчиво, когда она и я жили у Накамикадо? Не следует ли вам винить самого себя за робость? Впрочем, еще не поздно. Загляните к нам по возвращении из Кумано. Я поговорю с Рурико и буду ждать вашего приезда.
Вскоре Киёмори и хозяйка дома снова смеялись, плакали пьяными слезами, обменивались чашами сакэ и шутками, которые приводили в замешательство окружающих. Наконец Киёмори задремал, и хозяйка дома заснула, положив голову на его плечо.
Цунэмори и Мокуносукэ уложили Киёмори в постель. Проснувшись на следующее утро в своей комнате, он почувствовал себя так, как будто ничего не случилось.
— Вы проснулись, господин? Я приготовила вам воду.
Этими словами приветствовала Киёмори в начале дня девушка-служанка. Возле окна на подставке стоял таз с водой. Умывшись и пригладив волосы, Киёмори выглянул из окна. Для декабря день был очень солнечным и теплым. Скользнул взглядом по реке. До него донеслись плеск воды от весел лодки и пение. Звуки исходили от гребцов, нетерпеливо ожидавших его прибытия, чтобы продолжить плавание. Киёмори попытался вернуть состояние, соответствующее выполнению религиозного долга, и глубоко вдохнул порцию свежего утреннего воздуха. В конце концов, он совершает паломничество к гробнице Кумано, и в это время следовало быть более серьезным…
Когда Киёмори спешил покончить с завтраком, стали подходить для приветствия сопровождавшие его в паломничестве лица. Пришел и Сигэмори, обратившийся с приветствием к отцу в довольно церемонной манере. Ему показалось, что отец смущен. Другие же старались поднять настроение Киёмори обсуждением перспектив паломничества.
Киёмори казалось, что над ним подсмеиваются, хотя внешне все были безразличны к тому, что с ним случилось прошлой ночью. Но к его самобичеванию примешивалось нечто глубоко волнительное.
Неподалеку их ожидали три больших гребных судна. Небольшие шлюпки перевозили паломников по малой воде группами в пять-шесть человек на эти суда, пришвартованные в дельте реки. На берегу сгрудилась необычно оживленная толпа зевак.
— Ладно, Цунэмори, я оставляю поместье Рокухара на твою ответственность, — сказал Киёмори, готовясь взойти на борт одного из судов.
Цунэмори, собравшийся немедленно возвратиться в столицу, пожелал брату счастливой дороги.
Киёмори стоял на палубе корабля в мерцании света, отражавшегося от водной поверхности. Когда судно отчалило, перед ним поплыла береговая линия. Киёмори мог видеть толпы людей у края воды. Там была и его мать, стоявшая в группе оживленно беседующих женщин. Некоторые из них надели шляпы с широкими полями, другие завернулись в накидки, а третьи демонстрировали виртуозно уложенные прически. Они помахивали Киёмори на прощание веерами, но он искал и не мог найти среди них одну женщину. Раздосадованный, он спрашивал себя: не привиделся ли ему прошлой ночью сон?
Морское путешествие заняло несколько дней. Группа паломников сошла на берег в заливе Вака. Остаток пути предстояло преодолеть верхом на лошадях. В полдень 13 декабря сделали первую остановку. Паломники разместились на постоялом дворе города Кирибэ. Именно здесь их догнал наконец гонец. Он день и ночь мчался верхом из Киото.
— Что? Мятеж в столице? Кто зачинщики?
Ужасная весть заставила побледнеть паломников. Беспомощность приводила их в отчаяние. Их отделяло от места мятежа большое расстояние. В этот критический момент у них не было оружия! Киёмори внутренне застонал, спрашивая себя, не был ли мятеж карой божества гробницы Кумано.
Глава 21.
Купец Красный Нос
Утро выдалось морозным. На рынке у ворот Пятой улицы уже толпилось много народа. Шум и гомон доносились через дорогу из многочисленных лавок Красного Носа и даже из жилых построек, примыкавших к ним. Поднявшись очень рано, купец сейчас подсчитывал доходы от очередной торговой сделки. Подобно лошади, он выдыхал клубы пара своим носом, покрасневшим больше, чем обычно. Вместо того чтобы погреться у огня, он направился прямо к кварталу, где в арендованных помещениях жили служащие его лавок.
— Эй-эй! Вы все еще пакуете товар? Вы тратите слишком много времени на это. Поспешите, действуйте побыстрее!
Нос направился к другому ряду лавок и обратился с наставлениями к девушкам:
— Не забывайте, что сейчас идет последний месяц года! Помните, сегодня уже третье декабря. Если вы хотите приобрести к Новому году приличные наряды, то позаботьтесь, чтобы были проданы большие партии товаров.
Затем Нос отправился в свои покои и стал кричать с веранды, выходящей во внутренний дворик:
— Умэно! Умэно! Принеси мой завтрак!
Отстегнув сандалии, он вошел в дом.
Жена старательно расставляла перед своим предприимчивым супругом блюда из риса, сушеной рыбы и соленых огурцов.
— Как теперь пойдут твои дела? Ведь этим утром уже появились сосульки.
— Ничего особенного, — ответил Нос, с шумом остужая горячий рис. — Хотя и декабрь, каждая душа поднимается еще с ночи — телеги и быки уже за работой, наши служащие — тоже. Ленятся лишь те, кто не знает, что такое быть голодным. Сика на месте? Скажи, чтобы пришел сюда!
За Сикой, управляющим, послали служанку. После очередного визита Цунэмунэ Нос поделился тайной с Сикой и приказал ему следить за каждым покупателем, посещающим лавки.
— Сика, ты не заметил подозрительных людишек?
— Приняты все необходимые меры предосторожности. Я вывесил табличку с объявлением, что лавки закрыты до конца года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64