Возможно, глухой заглянул в этот лоскут бумаги, когда убирал шатер, пока Малик разговаривал с прибывшим? Нет, это невозможно: туленгут так же безграмотен, как и глух!..Вдруг Малик вздрогнул. Из шатра вышел сам султан. В лунной полутьме казалась еще выше и мощнее его крупная фигура. Наметанным взглядом убийца определил, что при султане нет оружия. Может быть, нож в сапоге, но вряд ли успеет тот пустить его в ход.— Я прогуляюсь на воздухе! — бросил султан на ходу, не поворачивая головы.— Я с вами, мой султан… — сказал Малик и сделал знак Нуржану. — А ты здесь присмотри, Нуреке!..Малик не увидел, как усмехнулся султан Аблай. Он бросил на землю свою шашку и прислонил к юрте лук, потому что, по древнему закону, нельзя было идти ночью рядом с ханом человеку с оружием. Аблай уже негласно считался ханом…Они шли в призрачном лунном свете — впереди Аблай и чуть поотстав от него Малик. Вот он ускорил шаг, и снова напрягалась рука с холодным ножом. Но резко повернулся к нему Аблай.— Что это там, мой Малик?..Рука султана показывала во тьму.— Это… это белый верблюд… — Голос телохранителя задрожал. — Ак-бура!..— Почему же он оказался здесь?..— Не знаю, мой султан. С вечера лежал далеко за шатрами!..— Ну-ка, ну-ка, моя судьба!..Султан Аблай подошел к белому верблюду. Верблюд начал медленно подниматься на ноги, и во тьме увидел Аблай, как встала дыбом длинная белая шерсть. Это было до того страшно, что даже сам Аблай сделал шаг назад. И вдруг взметнулись к небу гигантские копыта, обрушились куда-то за спину Аблая. В то же мгновение страшный крик боли и отчаяния прорезал тишину ночи. Закричали, засуетились часовые, зажглись факелы в разных концах огромного лагеря.— Ойбаяй, вы живы, султан?!Подбежавший первым Нуржан широко открытыми глазами смотрел, как дикий белый верблюд рвет зубами и втаптывает в землю чье-то растерзанное тело. Он было рванулся спасать несчастного, но Аблай остановил его знаком:— Не нужно, Нуржан, все равно этот человек мертв!Что-то сверкнуло при свете факела. Нуржан наклонился и взял из руки растоптанного Малика прямой хивинский кинжал. Верблюд, все еще рыча и всхрапывая, поднялся и пошел во тьму. Зубы мертвого Малика были оскалены в страшной улыбке.— Он… он хотел заколоть вас, мой султан!.. — сказал Нуржан и оглянулся на уже собравшихся людей. — Ак-бура спас вашу жизнь. Это посланец божий!..Аблай молча повернулся и пошел назад в свою юрту. Так рассказывает об этом случае легенда. Не говорится в ней лишь о том, что спасенный таким чудесным образом султан зло усмехнулся во тьме ночи. Никто не увидел этой усмешки. А султан шел и думал о подброшенном ему со стрелой письме, где в уголке крошечными арабскими буквами было приписано имя того, кто должен был сегодня ночью лишить его жизни.А потом к мертвому телу своего одноплеменника пришел глухонемой раб и унес его останки. Он тут же похоронил их по древним законам своего народа. И никто так и не узнал в лагере Аблая, что жалкий глухонемой раб знал грамоту и хорошо умел стрелять из кривого башкирского лука. * * * К утру в белую юрту привели глухонемого раба погибшего Малика-убийцы и оставили наедине с Аблаем. Султан внимательно посмотрел в непроницаемое лицо раба, потом взял мелок и написал на вощеной дощечке:«Это ты вчера прострелил мою шапку, человек?»Глухонемой спокойно взял из руки султана мелок и написал:«Да».«Благодарю тебя за меткий выстрел».«Благодари свою звезду, султан!»«Откуда прибыли вы с хозяином?»«Из Коканда».«Кто посылал?»«Бии Ерден и Нарбота…»«По каким делам?»«В Коканде тебя боятся, султан!»Аблай кивнул головой, снял с верхней стойки юрты свой парадный, расшитый золотом кафтан и шапку на куньем меху, надел их на раба. А едва взошло солнце пятеро джигитов поскакали на запад. Они должны были через верных купцов в Коканде выкупить из неволи детей глухонемого.А в народе все шире распространялись легенды о том, что сама судьба в образе белого верблюда покровительствует султану Аблаю, и это верный знак, что только ему следует стать ханом трех жузов. И до наших дней сохранились эти легенды о чудесном Ак-буре.Еще солнце не показалось над горами, как из зева ущелья раздался глухой несмолкаемый гул. Казалось, мощная река бушует и рвется из берегов. Одновременно ертоулы донесли, что подошли передовые части другого китайского генерала — Чжао Хоя.— В основном это конница, мой султан… — рассказывал начальник ертоулов Турсунбай-батыр. — И кони у них уже не мелкие, как прежде, а наши — степные. По всему видать, что они их награбили в Кашгарии и в кочевьях Большого жуза…— Все же пеших у шуршутов больше!.. — задумчиво сказал Аблай. — Как ты думаешь, станут они сегодня наступать на нас?Нет, мой султан. Те, что пришли сегодня ночью, устали. Ну, а вчерашние еще больше устали. Как-никак, а тысяч семь мертвых тел собрали ночью их повозки… А сейчас они разжигают большие костры и варят двойную порцию риса, а не проса. Значит, предстоит «Праздник прибытия». За оружие взялись лишь те, кто идет в заграждение.— Эй, созвать всех военачальников! — коротко приказал Аблай.Нарочные взлетели на оседланных коней и поскакали во все стороны — туда, где в степи были разбросаны шатры главных батыров. Султан Аблай сидел в одиночестве на подушках в своей главной юрте. Сегодня утром предстояло ему решить, что делать дальше. Ну, и когда он решит, то уж белый верблюд ляжет головой в нужную сторону…А решать нужно незамедлительно. Вот уже несколько дней мелит эта проклятая мясорубка в ущелье. И пусть потери шуршутов вдесятеро больше, для них это незаметно. Еще и обрадуются их поставщики пищи, что меньше придется кормить. А вот страна казахов, не восстановившая и половины своего населения после «времен великого бедствия», дорожит пока что каждым джигитом. Это лишь вторая китайская армия подошла с той стороны, и уже не поможет никакая засада. Предположим, что даже разобьет он армии Фу Де и Чжао Хоя, но тут же появится третья армия, за ней четвертая, пятая… нет, не под силу сейчас противостоять во весь рост тысячеглавому дракону. Пусть потерпят остающиеся в его пасти казахские племена и роды. Они должны пригнуться к самой земле, забиться в щели гор и расщелины. А мы, показав дракону, что с нами шутки плохи, уведем свое войско в целости и сохранности обратно в степь. Коль решатся шуршуты за нами в погоню, то им несдобровать в степи. Тут наша конница разгуляется в полную силу, не то что в этих горах. Но, судя по всему, не решатся уже они на это, и мы разойдемся, как раньше.А войско надо сохранить во что бы то ни стало. Ведь не случайно именно сейчас послали кокандские правители к нему Малика-убийцу. Расчет у них самый простой: в то время как шуршуты перемелют казахское войско, наемный убийца уберет его, будущего хана. Кто тогда будет в состоянии противостоять кокандским лашкарам? Словно, освежеванного вола, разделят они страну казахов. Для себя, конечно, кокандские властители уготовили самую большую часть. Недаром их отряды появились уже в виду приаральских кочевий. Они не думают о шуршутском драконе, надеясь на милость божью. А между тем только казахское ополчение стоит сейчас между этим драконом и Кокандским ханством. И хивинские прислужники Надир-шаха забывают о том же ненасытном драконе. Не проходит дня, чтобы они не тревожили казахские рубежи. Нет, не помощники это в войне с шуршутами. И даже если бы вдруг произошло чудо и примкнули бы они к его войску, все равно не остановить им огнедышащего дракона, который рано или поздно все равно полезет в степи и долины, открывшиеся его глазу. А пока…Сегодня вечером мы собираем свои юрты! — тихо сказал Аблай когда один за другим вошли военачальники и уселись полумесяцем на бархатные подушки. * * * Наступила тишина. Все сидели потрясенные неожиданным решением.— Но ведь это бегство! — вскричал старый Кабанбай-батыр.— Нет, это отступление! — твердо ответил Аблай.— Наши джигиты, которые дерутся вот уже столько дней с шуршутами, не захотят уступить!— Тогда через двадцать дней останемся в живых лишь мы с вами… — тихо ответил Аблай. — Сегодня наши подборщики трупов захоронили семьсот тел. У двухсот двадцати четырех джигитов за вчерашний день отрублены руки и ноги, рассечены головы. Посчитайте, на сколько дней нас хватит! * * * Джаныбек-батыр бросил перед собой плеть в знак начала разговора:— Аблай рассуждает здраво. Только в какую сторону нам двигаться?— До Тургая — прыснул известный Канай-шутник. — Оттуда уже недалеко и до Оренбурга!Даже теперь, когда приходится рубиться вплотную с шуршутами, многим не хватает дальновидности. Канай-шутник вслух высказал то, что на уме у многих врагов Аблая. Уже столько лет, днем и ночью, обвиняют они его в том, что пошел на сближение с Россией. Что бы там ни ждало впереди, судьба джунгар перед глазами. К сожалению, новая царица никак не может справиться с неурядицами в своей империи. А то бы и он иначе разговаривал сейчас с шуршутами…— Дальше Голубого моря не отступим! — твердо сказал Аблай. — Оставим в качестве щита одного из батыров с отрядом и двинемся.Присутствующие переглянулись и опустили глаза. Еще не было такого случая, чтобы столь важные решения не принимались большинством совета. Каждый бий и батыр обычно в знак своего согласия с вождем бросал перед собой плеть рукояткой от себя. Но Аблай на этот раз не стал их спрашивать. Так имел право поступать лишь избранный всеми тремя жузами хан.— Я прикрою вас, султан и батыры!Это в наступившей тишине сказал Баян-батыр.Аблай встал со своей подушки:— Что же, остается только посмотреть, каковы предзнаменования у Ак-буры!И все присутствующие направились вслед за султаном Аблаем на край степи, где лежал белый верблюд. При виде приближающейся толпы верблюд встал на ноги. Аблай остановился в десяти шагах. Ак-бура медленно повернулся и улегся хвостом к султану Аблаю и головой в сторону Голубого моря… * * * Весь день продолжались стычки в ущелье, и Аблай, стоя на холме со своими батырами, спокойно наблюдал за ними. А вечером, как и в предыдущие дни, зажглись большие костры по всей степи. Но если бы кто-нибудь в полночь проехал здесь, то увидел, что в предгорьях не осталось ни одной юрты и только одинокие подростки-туленгуты подбрасывают в костры сухой бурьян…Основное казахское войско прошло на рысях уже верст пятнадцать в сторону Балхаша. Едущие в походном строю джигиты ополчения удивленно переглядывались.— Кажется, мы убегаем!— Да, судя по быстроте… А говорят, за спиной у шуршутов наши восстали. Из Большого жуза…— Как же восстали они без султанов?— Как будто мало били мы джунгар без всяких султанов!— Знает ли Аблай, что в Синьцзяне поднялись уйгуры и казахи?— А откуда ты знаешь?— Говорят…— Ох, а что сказать своим?.. Уж лучше погибнуть в бою!— Успеешь еще, вояка…— Да, большого ума для такого решения не требуется. Не нужно быть султаном, чтобы дать приказ бежать!Едущий рядом Татикара-жырау вгляделся в угрюмое лицо сказавшего последнюю фразу джигита.— Ладно, не горюй, — сказал жырау. — Умный волк всегда побежит перед десятью собаками. А повернется к ним клыками тогда, когда собаки растянуться в линию!..На ночном привале, когда немного уже оставалось времени и до рассвета, к Аблаю подъехали оба певца — Татикара и Котеш.— Разреши, султан, повеселить джигитов песнями! — сказал Татикара-жырау как старший.— Пойте, жырау!..И едва успели воины стреножить коней, как сначала в голове войска, а затем и в хвосте забились, обгоняя друг друга, две лучшие домбры своего времени. И резкие, сильные голоса взметнулись над степью. Оставив свои костры, поспешили джигиты на эти голоса.Красные озорные огоньки искрились в глазах Татикара-жырау:
О, берегитесь, джигиты! Вспомните того толстого шуршута, Как трясся у него живот, когда бежал от нашего Жабая! И хоть подобно ангелу смерти Азраилу мчался Жабай, Через мгновение исчез за горизонтом вояка-шуршут! Никто из живущих в разные времена людей Не видел еще подобной быстроты. Как лучший в табуне аргамак, бежал важный шуршут, И ветер свистел от мелькающих пяток… Так что уж если догонят нас шуршуты, то и не пытайтесь бежать, Ибо кто же сравнится в беге с шуршутами?! Тысячеголосый хохот гремел над степью…
Джигиты спали, положив под голову седла, как спали в этой самой степи их деды и прадеды еще два, и три, и четыре тысячелетия тому назад. И так же, как и теперь, приползал сюда из своих далеких речных долин ненасытный тысячеглавый шуршутский дракон, желая поглотить их, высосать кровь и выплюнуть кости, чтобы и воспоминаний не осталось о древнем народе, живущем в этой степи. Но всякий раз, обломав зубы, уползал он обратно через каменную пустыню. Об этом пели сегодня казахские жырау, и грядущая победа над этим кровожадным драконом снилась джигитам. Они кричали во сне и хватались за шашки.На рассвете небо заволокло тяжелыми тучами, и пошел холодный дождь. Вымокшие до нитки люди молча ехали через потемневшую скользкую степь. А когда доехали до небольшой в обычную пору речушки, то увидели, что черная вода в ней бурлит и клокочет, а другой берег просматривается где-то у горизонта.Сумрачно смотрели джигиты, как пенистые холодные валы выбрасывали на песчаный берег глыбы камней величиной с верблюда и целые деревья, подхваченные глинистым потоком где-то в горах и принесенные сюда вместе с корнями. Корни топорщились в воде страшно, как драконьи перепончатые лапы. Пока они смотрели в этот бушующий поток, прискакала тысяча джигитов батыра Баяна. Они, как и условлено было, атаковали передовую линию шуршутов и навели среди них порядочную панику. Однако китайская кавалерия Чжао Хоя устремилась в погоню за ними, и таким образом китайские военачальники узнали об отступлении казахского ополчения. Само собой разумеется, они уже прошли роковое ущелье и движутся сюда. Здесь, прижатое к реке, ополчение могло погибнуть все до единого человека…А речной грохот все усиливался, и вода прибывала. Кони и верблюды пятились от реки, тревожно поводя ушами. И тогда опять выехал вперед Татикара-жырау, тронул струны, и высокий пронзительный голос его прорвался сквозь шум и грохот:
Мягкая бахрома и длинный корень у камыша… Река перед нами, а за нами дракон!.. Неужто только саблей горазды махать наши батыры? Где ты, Джаныбек-Шакчак-улы, с тяжелой пикой? А куда задевался Бакей — гордость родов сагир и дулат? Где же они: Дербисал и Мандай из кипчаков? Ой, не видать мне Сары и Баяна из уаков! Воды испугавшись, втянули головы в плечи! В лесу самое высокое дерево — сосна… Где же эта сосна нашего войска — Богембай? А грозный батыр Жабай из рода еменалы-керей Только и умеет, что ворочать своей пикой!..
И снова громовой хохот потряс сырую, холодную степь. А батыры, даже те из них, кто не умел плавать, немедленно выехали вперед. Тяжелые брызги поднялись выше прибрежных деревьев. Это вместе со своим конем, не сняв даже доспехов, первым рухнул в реку Баян-батыр. С того дня, как от его собственной руки пал его брат Ноян, батыр ежечасно искал смерти.Лишь несколько джигитов вместе с лошадьми унесены были течением. Войско быстро привело себя в порядок, обсушилось у костров и к тому времени, когда на другом берегу показались шуршутские ертоулы из недавно покоренных кашгарцев, оно уже двинулось дальше. На берегу реки, которая названа была Куркреук — Грохочущей, осталась лишь тысяча всадников Баян-батыра. Султан Аблай приказал стоять здесь и не тревожить шуршутов. * * * Целую неделю прождали джигиты из отряда Баян-батыра китайские армии. Но их все не было. Отправленные на тот берег ертоулы донесли, что в ущелье оставлен лишь заслон, а основное войско захватчиков двинулось обратно в глубь «Новой Земли» — Синьцзяня. Вскоре стало уже точно известно, что едва армия Чжао Хоя двинулась в казахскую степь, как во вновь завоеванных китайцами землях вспыхнуло восстание искони проживающих там уйгур и казахов. Уже успевшие по традиции поссориться друг с другом китайские генералы устремились туда каждый со своей армией. Это и спасло Казахскую степь от неминуемого нашествия, которое было бы намного страшнее джунгарского. Но ничто не спасло восставших. Казахское ополчение по неясным для них причинам отошло к Балхашу…В этот же день тысячный отряд Баян-батыра переправился обратно через успевшую обмелеть речку и к ночи уже оказался возле ущелья Алтын-Эмель. Посланные вперед ертоулы доложили, что оставленный китайцами заслон составляет не менее десяти тысяч человек пехоты и двух тысяч всадников. Укрывшись в густых зарослях джиды, всадники Баян-батыра выспались и отдохнули. Едва пала ночь, как они выступили в поход.В ущелье каждые двадцать шагов горели костры и стояли часовые. И казахские джигиты не пошли через ущелье. Ночью они вместе с лошадьми переплыли Или и по одним им известным тропам почти над головой у китайских охранников перешли на ту сторону гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35