Хану Абулхаиру, кроме того, разрешалось днем и ночью въезжать в любую российскую крепость, а его самого и личную охрану впредь предписывалось на правах генерала обеспечивать «казенным хлебом». В степи властители поступали так со своими туленгутами, и хан вместо радости ощутил вдруг ледяной комок в горле.Между калмыцкими и казахскими кочевьями проведена была очередная твердая граница по Жаику. Ни одной, ни другой стороне не разрешалось отныне переправляться на противоположную сторону реки. О плененных калмыках, проданных на хивинских и бухарских базарах, уже поздно было говорить, и губернатор лишь обещал похлопотать о них.Таким образом, оказался довольным один лишь Джаныбек-батыр. После торжественного чтения указа царицы о присвоении ему высшего воинского звания первого тархана Киргиз-кайсацкой орды с последующей передачей этого звания по наследству, снова ударили пушки, ибо тархан империи был равнозначен генерал-фельдмаршалу. И сразу на разные голоса заговорили собравшиеся:— Будь вечно счастлив, Джаныбек!— О, как возвысил ты славу рода шакчак!— Скакун твойдоскакал первым, Джаныбек, поэтому не забудь о нас, маленьких!— Раз добился своего, Джаныбек, устрой же пир на все три жуза!И седобородый Джаныбек-батыр, самый храбрый из тогдашних батыров, близко стоящих к хану Младшего жуза, много раз видевший смерть лицом к лицу, заплакал, как ребенок. Даже генерал Неплюев опешил от такого непосредственного проявления чувств. «Боже мой, они же просты и доверчивы, как дети, — подумал он. — Да, неплохой народ пришел в подданство к нашей государыне!»Губернатор оглянулся. Только теперь он увидел, сколько вокруг озлобленных, рассерженных людей, ненавидевших удачливого Джаныбека.Все же у Неплюева были веселые глаза. «Как и все дети, они еще завидуют друг другу до смерти. Такими людьми управлять — одно удовольствие. Захочешь наказать человека — награди его при всех!» * * * Перед отъездом гостей губернатор позвал к себе толмача Кудабая.— Знаешь ли ты, милейший, о том, что Абулхаир давно уже ходатайствует о восстановлении древнего города Жамкента в низовье Сырдарьи. Или, как у вас говорят, Сейхундарьи…— Да, слышал не раз, ваше превосходительство!— Для чего это он хлопочет, не знаешь?— Может быть, ему хочется быть поближе к джунгарам, ваше превосходительство!..При этих словах лукавый толмач посмотрел невинными глазами на губернатора. Тот все чаще беседовал с ним в последнее время, и Кудабай начал постепенно привыкать к его грозному виду и громовому голосу.— Что же, это и нам не помешает… — Генерал Неплюев покачался некоторое время с носков на пятки. — Чтобы восстановить разрушенный город, а вернее — построить на его месте новый, следует направить туда топографов и прочих. Вот и поедет от нас в ставку твоего хана прапорщик Илья Муравьев. Помимо своих ученых дел, он будет тебе прямым начальником. Понял?— Рад стараться, ваше превосходительство!..— Ладно, старайся… Но пока прапорщик приедет, глаз не спускай с хана. Чуть что — ко мне! * * * И вдруг Кудабай осмелился высказать свою заветную мысль:— А может быть, ваше превосходительство, не надо прапорщика… Я ведь тоже обучен всяким наукам. Да и подозрений ко мне меньше…Неплюев внимательно посмотрел на способного толмача:— Ладно, ты служи, за нами не пропадет. Богат будешь и в чинах, коль так же предан нам останешься. Пока тебе прапорщик не помеха. Ступай!..А через полчаса тот же Кудабай получил от хана Абулхаира обещанные ему соболью шапку и расшитый золотом кафтан. При этом Абулхаир узнал от своего толмача, что не мешает присматривать за едущим к ним русским прапорщиком.В тот же вечер оренбургский губернатор Неплюев писал в Петербург, в Коллегию иностранных дел: «Хотя Абулхаир отдал в аманаты родного сына и посему не сможет открыто выступить против России, верить ему нельзя, ибо двуличен он и надменен».Да, ни одна серьезная деловая просьба хана Абулхаира не была удовлетворена. Хоть и был обещан ему «казенный харч» и право посещения всех крепостей и воинских команд Российской империи, внутри у него все горело от обиды, и ехал он по своей земле, словно пробирался на ощупь во тьме подземелья… * * * А в это время хан Абильмамбет, считающий, что Россия во всем отдает предпочтение хану Младшего жуза Абулхаиру и хочет сделать его главным ханом казахов, послал в аманаты джунгарскому контайчи своего сына-наследника Абильфаиза. До него уже дошли сведения, что подвластный ему жуз представлял на совещании у губернатора Неплюева Джаныбек-батыр, которому присвоено звание тархана. Это, а также заверения Галден-Церена в том, что казахам будут возвращены Туркестан с прилегающими к нему тридцатью двумя городами, ускорило его решение отдаться под покровительство контайчи. Немалую роль сыграло и то, что у джунгар в это время находился в плену молодой султан Аблай. Так или иначе, а этим решением хан Среднего жуза помогал злейшему врагу в деле полного закабаления казахских земель.Убедившись в серьезности действия хана Абильмамбета, Галден-Церен уже в 1745 году начал строить военную дорогу через степные солончаки и приготовил на самой границе с подвластными России казахскими землями двадцатитысячное отборное войско. Все чаще джунгарские авангарды нападали на приграничные казахские кочевья, разоряя их и уводя пленных.Новая волна казахских беженцев прокатилась через степь. Но, согласно договоренности, казахским аулам запрещено было перекочевывать на западный берег Жаика. Тех, кто по древней степной привычке не обращал внимания на установленные границы, нарушал этот запрет и переправлялся через Жаик, судили по указу сената от 5 марта 1744 года, в котором предписывалось таковых нарушителей «схватить и отправить из Оренбурга в Роговик или же в Сибирь, на Нерчинские рудники и заводы». Мало того, в письме от 11 мая 1747 года Коллегия иностранных дел предписала выжечь все травы на правобережье Жаика до самого Каспийского моря. Незадолго до этого — 20 сентября 1743 года сенат издал указ о передаче охраны пограничной линии Яицкому казачьему войску. По существу, яицкие казачьи старшины становились в этих краях полными хозяевами. Была передана в руки Сибирского казачьего войска и вся пограничная «горькая» линия по рекам Тоболу, Иртышу, Ишиму. Положение казахских племен и родов вблизи этой линии сразу ухудшилось. Началась первая стадия осуществления царской колонизаторской политики, от которой прежде всего страдали неимущие слои кочевого населения. Все сильнее становится гнет царизма и в русских переселенческих районах. Несладко приходилось и казачьей голытьбе. Приближалась великая пугачевщина, в которой впервые в истории побратались и выступили плечом к плечу против своего исконного врага — царизма — русский народ и народы окраин.Правда, генерал Неплюев сознавал, что наиболее правильный путь дальнейшей колонизации края — это мирные переговоры и расширение торговли. Он даже писал в своем рапорте в Коллегию иностранных дел о том, что «надо изыскивать возможности подчинения этого народа не только путем насилия и угроз, но и путем благодеяний через расширение торговых отношений». Но наряду с этим тот же Неплюев не преминул попросить войскового начальника на Уильской дороге генерал-лейтенанта Штокмана выделить для насильственного подчинения казахского населения, если таковое окажет сопротивление, две тысячи казаков и пять тысяч солдат из Орской крепости. В дополнение, если в этом возникает необходимость, предлагалось выделить еще десять тысяч вооруженных людей из числа подвластных России «инородцев», как-то: калмыки, башкиры, крещенные татары, черемисы и прочие.Куда было отступать казахским родам и племенам, если с другой стороны стоял наготове со своей конницей кровавый контайчи? Ханы и султаны быстро нашли свой путь, приспособившись если не к одной, то к другой стороне, а несчастный народ заметался, как зверь в капкане, неистово и слепо дергаясь в разные стороны и с каждым движением теряя кровь и силы. Снова появились сотни больших и малых отрядов, которыми чаще всего руководили неродовитые батыры, а то и просто табунщики. Эти отряды нападали на царские воинские команды, обозы, караваны и на богатые байские табуны и кочевья. Их называли в различных документах разбойниками, но первая, еще не организованная стадия народного сопротивления всегда и везде принимала такие формы. В движение Степана Разина тоже вливались когда-то такие крестьянские ватаги.Отряды, которыми руководили батыры Баян, Малайсары, Елчибек и другие, продолжали наносить непрерывные удары по захватившим их земли джунгарским нойонам. В степи разгорался пожар народной войны…А хан Абулхаир чем дальше, тем все больше отдалялся от дел. Так и не добившись у оренбургского губернатора ни регулярных войск в свое подчинение, ни права на самостоятельные действия на юге против Надир-шаха, ни пастбищных угодий за Жаиком, ни даже возвращения своего сына из аманатов, он быстро терял в степи свой авторитет. Это, пожалуй, было не так его собственным просчетом, как просчетом самого губернатора, ибо хан Абулхаир, заслуженный степной вождь и военачальник, олицетворял политику присоединения к России.Теперь постаревший хан Младшего жуза метался по степи, не зная, что предпринять. Он докатился до того, что принялся подталкивать некоторые казахские роды к уходу на земли среднеазиатских ханств. При этом он надеялся, что, увидев, такое непослушание новых подданных, губернатор снова призовет его и даст ему войска для возвращения беглецов. Когда и это не помогло, потому что в любом случае казахские аулы чувствовали себя в большей безопасности на подвластной России территории, хан Младшего жуза начал исподтишка, а затем открыто выступать против российских властей.По наущению хана Абулхаира в середине зимы 1746-1747 годов два отряда казахских джигитов перешли по льду через Жаик и в урочище Кзыл-жар разгромили калмыцкие кочевья и поселок русских рыбаков, угнав много скота и свыше шестисот пленных, среди которых были и русские. Вслед за этим большой казахский отряд дошел уже до Волги, разгромив по дороге ряд мирных поселений. Но на обратном пути лихие джигиты наткнулись на засаду и еле спаслись, потеряв немало убитых и пленных, которых судили потом по законам военного времени. Петляющий по бескрайней степи хан Абулхаир подумывал уже о новых больших походах на российские укрепления, которые сам разрешил когда-то строить. Вокруг него начали объединяться другие обиженные родовые вожди, примыкать летучие отряды батыров…И все же хан Абулхаир прекрасно понимал, что невозможно осилить такую великую державу, как Россия. Все эти действия предпринимались в надежде повысить себе цену в торге с губернатором. Именно поэтому, да еще оглядываясь на своего сына Кожахмета, остающегося в аманатах, он приказал разыскать и немедленно отпустить всех русских пленных. «Поняв тщету своих действий против русских, Абулхаир сделался еще смирнее, чем прежде», — писал генерал Неплюев в Коллегию иностранных дел. Царские власти опять поняли превратно хана Абулхаира.Совсем по-другому складывались в это время дела Среднего жуза. Тамошние вожди поняли, что нельзя безоговорочно доверяться джунгарскому контайчи, желающему навечно поработить казахские земли. Единственной силой, способной противостоять джунгарским завоевателям, была Россия. И теперь, когда стало ясно, что Абулхаир не получит полной русской поддержки в своих династических устремлениях, Абильмамбет и все султаны Среднего жуза начали быстро склоняться в сторону России. Губернатор Неплюев, в свою очередь, тактично напомнил вождям Среднего жуза о их клятве на верность царице и не преминул намекнуть самому строптивому из них — султану Бараку — о том, что он недоволен старым Абулхаиром. Неплюеву уже было известно о вспыхнувшей между ханом Абулхаиром и Барак-султаном прямой ссоре. Совсем недавно джигиты Абулхаира дочиста ограбили большой караван, направленный к Барак-султану из Хивы его сыном. Зная крутой нрав Барак-султана, оставалось лишь ждать развития событий.Вскоре хан Среднего жуза Абильмамбет добился возвращения всех аманатов от контайчи и тут же разорвал с ними всякие отношения. В свою очередь, Галден-Церен отозвал всех своих послов из Среднего жуза, что означало объявление войны. Хан Абильмамбет и султаны окончательно решили перейти в подданство России, и тогда все неродовитые батыры Младшего жуза, такие, как Тайман, Алтай и многие другие, оставили Абулхаира и примкнули к ним. Этих людей мало интересовали ханские и султанские свары между собой, и они с самого начала знали, что главный враг — джунгарский контайчи и стоящие за ним шуршуты. Устоять против этого врага можно было только опираясь на Россию. Хоть по всему становилось видно, что нелегким будет царское ярмо, все же оно было лучше гибели под джунгарскими шашками. У некоторых появились уже друзья среди русских переселенцев, в степи объявились первые дезертиры из царских солдат, и с ними быстро находили общий язык простые табунщики и вольные джигиты.Немалое значение имела торговля. Казахам теперь частично разрешалось ездить на все российские ярмарки, сбывать шерсть, кошмы и закупать хлеб, мануфактуру, домашнюю утварь, лопаты, топоры, ножи, посуду — все это лучшего качества и по куда более низким ценам, чем на базарах Хивы и Бухары. К тому же благодаря присутствию русских гарнизонов стала безопасной дорога на эти ярмарки. Появились первые казахские купцы и даже промышленники. Многие бедные джигиты нашли себе постоянную работу на рудниках, соляных промыслах и на строительстве дорог и мостов…Увидев такой поворот событий, считающий себя в степи первым, кто поклялся в верности царице, хан Абулхаир решил в обход самого губернатора обратиться со своими претензиями непосредственно в Петербург. Для этого он поначалу написал хорошо известному ему Тевкелеву письмо, в котором жаловался на Неплюева и просил совета. Письмо, как обычно, составил и привез в Оренбург толмач Кудабай. Сразу же по приезде, едва отряхнув дорожную пыль, он отправился к губернатору.— Так что ты там привез, голубчик? — спросил генерал Неплюев.— Письмо нашего хана Абулхаира генералу Тевкелеву в Петербург, ваше превосходительство!…— Гм.. гм…— Должен отправить его с первой оказией!— Ты, наверное, знаешь, про что там написано?..Нет, оренбургский губернатор генерал Неплюев был неплохим воякой и человеком, не лишенным чести. Вряд ли бы он пошел на то, чтобы прочитать чужое письмо где-нибудь в исконных российских пределах. Правила дворянской чести были внушены ему с малолетства. Но здесь, на пограничной линии, могли ли они распространяться на переписку какого-то кайсацкого хана!Ну, а Кудабай был лишен всяких подобных «предрассудков» и подробно, слово в слово, передал губернатору содержание письма. Память у него была отменная.— Не забудь только, отправь его с первой оказией, как и приказано тебе почтенным Абулхаиром! — сказал Неплюев, улыбнувшись наивности старого хана.Кудабай вскочил, чтобы идти выполнять указание, но Неплюев остановил его кивком головы.— Что еще изволите приказать, ваше превосходительство? — спросил толмач.— Ты, голубчик, видимо, и сам понимаешь, что мы не можем больше опираться на нашего славного хана Абулхаира…Кудабай, имевший кое-какие виды на своего хана, помрачнел:— Ну, а если он раскается и станет, как прежде, служить верой и правдой государыне?..— Это уже не имеет значения. Как и всегда бывает, появились более молодые и способные деятели из киргиз-кайсаков…«Хан Нуралы — сын Абулхаира!» — сказал про себя толмач. Да, он-то правильно повел себя с самого начала. Коль такого матерого волка, как хан Абулхаир, слопали, в один присест, то что для этих людей он, беззащитный маленький зайчик…— А как думают отстранить нашего хана? — набрался смелости и спросил Кудабай. — Наверное, императрица издаст указ.— Не думаю… — сухо ответил губернатор и посмотрел на толмача в упор своим страшным взглядом. — Властям нет дела до этого Абулхаира. Он сам породил ненависть среди некоторых султанов и пусть держит сейчас ответ. Мы не станем вмешиваться в эти распри! * * * «Кто же должен осуществить этот… этот уход хана из жизни? — лихорадочно думал толмач. — Чего от меня хочет губернатор?»— Среди враждебных Абулхаиру султанов особенно не любит его Барак-султан… — заговорил Кудабай, холодея от ужаса. — Хан Абильмамбет тоже не любит его, но не… не сможет…— А Барак-султан?— О, конечно, сможет! — воскликнул толмач. — Султан Барак давно уже обвиняет Абулхаира в том, что тот продается белой царице…Поняв, что сказал лишнее, закрыл свой рот ладонью, но Неплюев поощрительно махнул рукой:— Ничего, ничего, говори… Самый подходящий человек этот Барак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35