– Разрешите распорядиться.
– Пожалуйста.
– Товарищ Столетов, – обратилась она к старому солдату, – скомандуйте людям, чтобы взяли топоры и в рощу. Командуйте.
– Вы ехали напрямую или через Дорогобуж? – поинтересовался Железнов.
– Через Дорогобуж. И так расстроилась, что попадись мне там хоть один каратель, самочинно расстреляла бы. Город уничтожен на нет. Кругом стон и плач людей по расстрелянным. Семьдесят инвалидов, под предлогом эвакуации их в Смоленск, вывезли за город в противотанковый ров – мы мимо него проезжали – и там расстреляли.
– Вы сами справитесь? – спросил ее Яков Иванович, хотя прекрасно знал, что справится…
– Конечно. Поезжайте, – махнула она рукой. Фома Сергеевич подставил ладонь, и на нее легла ее рука.
– Всего тебе хорошего, Ирина! – сказал Хватов.
Генерал Хейндрице бросил на Ужу последний свой резерв, но и это его не спасло. К утру второго сентября советские войска дорогобужской группировки форсировали Ужу и на ее западном берегу завязали бои. Хейндрице ничего не оставалось делать, как, вопреки указанию Клюге, отдать приказ отходить на Устром. Для прикрытия отхода бросили штрафные части. Но и они не сдержали натиска советских воинов.
За одни сутки войска Шанемана были выбиты из опорных пунктов, и части дивизии Железнова вышли к Днепру и Устрому. Здесь они на время остановились и стали закрепляться, чтобы собраться с силами и двинуться на Смоленск.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
14 сентября на девяностокилометровом пространстве от Велижа до Копыревщины перешел в наступление Калининский фронт, а на другой день – 15 сентября – возобновил наступление и Западный. Генерал Соколовский основные усилия войск направил на Смоленск.
Дивизия Железнова по-прежнему наступала на правом крыле фронта, как раз по тем местам, где в августе сорок первого года он вместе с полковником Лелюковым возводил переправы на Днепре.
Войска, наступавшие вдоль Московско-Минской автострады, на другой день ворвались в Ярцево и вышли к Вопи.
18 сентября во второй половине ночи Железнов повел наступление в обход опорных пунктов Милеево и Клемятино, прорвал оборону и заставил врага бросить эти пункты и откатиться за Днепр. В эту же ночь к Днепру вышли и соседи.
И вот, ударив бешеным огнем артиллерии и «катюш», он двинул вперед на резиновых лодках и плотиках первые батальоны всех трех полков. Поначалу гитлеровцы огрызались. Но тут батареи подполковника Антипова прямой наводкой подавили огневые точки врага.
И поутру Днепр и Вопь уже были за спиной сражавшихся дивизий.
Недалеко от реки командиры переписывали и формировали по группам пленных, среди которых попался и Шенк.
– Фамилия, имя, звание, часть, – спросил его уполномоченный.
– Курт Шехман, – со страха соврал Шенк, – капитан, офицер штаба 9-го корпуса.
– 9-й корпус? – удивился уполномоченный. – А чего здесь делал в 337-й дивизии? Документы!
– Никаких документов нет.
– Нет? Глазков! А ну-ка выверни его карманы.
Документов действительно не было. Зато Шенка выдал именной портсигар.
– «Шенк», – прочитал старший лейтенант. – А мы вас, Шенк, разыскиваем. А где другой бандит, капитан Бишлер?
– Капитан Бишлер? Он там, – Шенк показал в сторону Днепра.
– Вот еще, – солдат протянул бумажник, изъятый из заднего кармана брюк.
– Деньги? – уполномоченный вернул их Шенку. – А вот книжечку возьмем. – И он отдал ее переводчику. Тот пролистал страницы и на одной остановился. Там были записаны приметы Веры Железновой.
– Кто это Вера Железнова? – спросил переводчик.
– Это ваша разведчица. Ее разыскивает наша контрразведка. Тому, кто ее найдет, обещано десять тысяч марок.
Это сообщение взволновало Якова Ивановича, но, прочтя список примет дочери, он несколько успокоился: почти ни одна примета не сходилась с истинными приметами Веры.
– Евгений Юрьевич, дайте мне эту анкету на память. Вернется дочь, и мы тогда сверим с вами эти сведения с натурой.
* * *
Когда ночью Хейндрице доложили, что русские форсировали Днепр и Вопь и что части прикрытия отходят, он возвел глаза к потолку и изрек: «Майн гот!», затем ругнул генералов за их нестойкость и, считая, что под Смоленском оставаться опасно, в первую очередь позаботился сменить КП и только потом, сославшись на Гитлера, отдал приказ войскам – восстановить оборону на Вопи и Днепре и – ни шагу назад!
В этот же день мимо Гантмана прошло несколько армейских автоколонн. Первыми – грузовики с имуществом штаба и автобус, где были и добрые знакомые Гантмана – снабженцы армии, которые никак не могли миновать его заведения. Да и Гантман всегда был рад их посещению: во-первых, он кое-что у них «выторговывал», а во-вторых, от них узнавал все фронтовые и даже политические новости. Таких гостей всегда обслуживал сам и привлекая только одну из более хорошеньких официанток. На этот раз жребий пал на Веру. Вера не подвела своего шефа. Как только могла, была внимательна, приветлива и любезна. Зато она узнала, что войска Хейндрице откатываются к Смоленску и что его штаб передислоцируется в Толочин. И еще то, что заведение Гантмана будет от них недалеко. И, конечно, все это ночью же передала «Гиганту».
Стала сматывать свое учреждение и администрация Кудюмова. Михаил Макарович задержался, обдумывая, где лучше всего обосноваться.
Надо было сделать так, чтобы агентура охватила все главные направления.
«Но прежде чем тронуться на новое место, надо убрать Груббе, который уж очень ретиво занялся розыском Веры Железновой, – рассуждал про себя Михаил Макарович. – Но как? Сейчас самый подходящий момент шлепнуть». Около дома остановилась автомашина, и в ставню окна постучали. «Клим!» Михаил Макарович, не одеваясь, открыл дверь. Клим был не один – с ним приехал для инструктажа дед Гриша.
– Где вы теперь? – Михаил Макарович спросил деда Гришу, ставя на стол хлеб, сало и огурцы.
– Мы-то? Нас Клим временно разместил в поселке станции Васьково, – повествовал дед Гриша. – А дальше, как ты прикажешь.
– Дальше? Надо, старина, подумать. Останься, Григорий Иванович, до завтра. У меня есть одно к тебе поручение. – И рассказал, в чем суть дела.
– А что ж? Можно, – согласился дед Гриша. – У меня с местными партизанами знакомство крепкое… Только вот где я их найду?
– Я тебе скажу, – обрадовался Михаил Макарович. – Теперь они все там же в лесу, что за Хмостью. А рябенькая связная Маринка, так она уборщицей на вокзале.
– Раз Маринка здесь, то я найду партизан. Но тогда, Петр Кузьмич, мне одного дня мало.
– Да оставайся на столько, сколько тебе надо. Но учти, что майор Дитц, а с ним, надо полагать, и капитан Груббе завтра смотаются. Поэтому надо поторопиться.
– А знаешь что, Петр Кузьмич, – вмешался в разговор Клим, – одевай фрицевскую форму, и едем к партизанам. У меня пропуск на машину «проходной», у тебя – на заготовку скота, с ними нас никто не задержит.
– А дед Гриша?
– И дед Гриша. На, читай, – Клим протянул пропуск Михаилу Макаровичу. – В переводе значит: «С ним следуют рабочие». Одевайся – и поехали.
* * *
Груббе, осуществляя контроль за выездом учреждения майора Дитца, покидал гарнизон последним. За ним из сарая наблюдали партизаны.
– Смотрите и запоминайте этот пикапчик, – наставлял двух парней старый партизан. – Там, на шоссе, указка на объезд. Как только он свернет на объездную дорогу, я выеду со своим возом на середину, стану поперек и буду возиться с колесом. Стало быть, застопорю движение. В это время вы этого фашиста и шофера – по балде, а машину в сторону – под откос.
– А как же вы? Вас же схватят.
– За меня не бойтесь. Не впервой. Если что, то лошадь брошу и – в кусты. А там ищи, свищи. Ну, с богом! Летите. Я сейчас же иду к подводе и выезжаю на дорогу.
Груббе занимался погрузкой еще с полчаса и, набив пикапчик награбленным до отказа и ни с кем не прощаясь, двинул по старой Смоленской дороге.
На спуске к мосту указка с надписью «Объезд» заставила шофера притормозить машину и свернуть, как указывала стрелка, вправо на проселок, шедший среди кустов ольшаника. Миновав с трудом подводу, у которой с колесом возился бородач, Груббе проехал с полкилометра и все же вынужден был остановиться, поскольку идущая впереди девушка с испугу уронила корзинку и начала собирать рассыпанные грибы.
– Далеко ли до моста?
– До мостика, господин офицер, недалеко, вон за теми кустиками, – показала Маринка, – сворот влево, и там сразу же речка.
– Спасибо, – поблагодарил Груббе.
Это были его последние слова – из кустов протрещала короткая автоматная очередь.
* * *
Дед Гриша от партизан возвратился загуменьем.
– Ну как? – Михаил Макарович по-дружески обхватил его за плечи.
– Все как надо.
– А как партизаны?
– Партизаны все целы. Только вот фон Груббе машиной задок телеги разворотил… Но это, Петр Кузьмич, дело плевое. Хорошо, что сам бородач жив. Пожалуй, нам тоже пора сматываться.
– Завтра на рассвете двинемся. А сейчас обедать.
За обедом Михаил Макарович заметил, что кто-то заглянул в окно. Прижавшись к стенке, подошел к окну и пальцем поманил деда Гришу.
– Видишь человека в кепочке? Да вон, у колодца, дорогу переходит. Это мой «хвост». Надо убрать. А теперь давай обедать.
Обедали «по-барски», в офицерском зале. Неожиданно забарабанили в дверь. Зная повадки карателей, Михаил Макарович сам встретил гостей.
Ни с кем не здороваясь, офицер, сопровождаемый солдатами и Рудчуком, осмотрел все комнаты и наконец сунул Михаилу Макаровичу бумагу: «К 10.00 20 сентября очистить помещение. Невыполнение – расстрел».
– Запишите, – приказал офицер солдату: – Здесь лазарет дивизии.
Уходя, Рудчук шепнул:
– Машина вам будет вовремя.
За ночь собрались и в предрассветные сумерки выехали, а к десяти уже были в лесу у станции Макеевка, севернее Орши.
– Готовьте завтрак, – распорядился Михаил Макарович. – А я пойду в село, что за железной дорогой. Мне кажется, там более подходящее для нас место.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Если теперь до фон Клюге и Хейндрице и не докатывался гул канонады, то неудачи на фронте их трясли еще сильнее, и они по-прежнему не спали ночами. Брошенные в бой на ельнинском и ярцевском направлениях последние резервы не остановили советских войск. Последний перед Смоленском рубеж на Хмости войска Западного фронта прорвали и вплотную подошли к Смоленску. Не давая гитлеровцам передыха ни днем ни ночью, теснили их на четырехсоткилометровом пространстве – от Велижа до Трубцевска – шестнадцать армий Калининского, Западного и Брянского фронтов, нанося главные удары на Смоленск и в направлении Гомеля.
Воины дивизии Железнова, как и воины других дивизий, знали, что еще одно усилие, и древний Смоленск будет освобожден, а это значит, противник лишится главной крепости, закрывающей путь к освобождению Белоруссии. А местность перед Смоленском для наступления тяжелая – овраг на овраге. Овраги глубокие, крутые, заросшие кустарником, а по их дну – полные осенними водами ручьи.
И все же железновцы, превозмогая усталость, шаг за шагом, за двое суток преодолели эти овраги, вышибли противника с трех промежуточных позиций и на рассвете 25 сентября с ходу форсировали речку Волочейку и выбили гитлеровцев из Корохоткино.
Несмотря на стрельбу, жители вылезали из подвалов, руин и погребов, бросались к нашим бойцам и, рыдая от радости, обнимали и целовали.
– Стойте! Стойте! – размахивая букетиком астр, закричала бежавшая навстречу бойцам пожилая женщина.
– В чем дело, мамаша? – остановил ее Сеня Бесфамильный.
– Туда идти нельзя, там мины. Идите за мной. Я проведу.
Сене цветы явно мешали, и он готов был их бросить. Но чувствуя, что этим обидит смолевчанку, не выпускал их из рук.
И только когда обошли минные заграждения и расстались с этой женщиной, он вручил цветы старушке, встретившей их с чугунком горячей картошки.
На склоне длиннющего и глубокого оврага, по дну которого тек в Днепр разлившийся ручей, генерал Железнов остановил на ночь полки и приказал организовать оборону так, чтобы все люди как следует поели и хорошо поспали. Кому он не отдал такого приказа – так это Соколову, Валентиновой, Васильеву и Сергиевскому, которым в эту ночь надо было основательно потрудиться. Васильеву и Валентиновой к утру надо было полностью обеспечить боеприпасами завтрашний бой, медслужбе Соколова обработать всех раненых и эвакуировать их в госпитали, а Сергиевскому – переписать всех раненых и составить приказ о награждении их орденами и медалями.
Не успели заглохнуть за окном шаги уходящих, как в дверь постучала Тося и вручила комдиву пачку телеграмм.
– А это товарищ Валентиновой, – как бы не зная, что о телеграммой делать, держала ее в руках и глядела на Хватова: – Не скажете, где ее найти?..
– А что такое? – всполошился Фома Сергеевич.
– Да вот госпиталь сообщает, что ее сынок Ваня выздоровел. Просят за ним приехать.
– Выздоровел? – Фома Сергеевич взял телеграмму и позвонил дежурному автороты. Тот ответил, что майор Валентинова уехала в хозяйство Тарасова. Оставив телеграмму у себя, Хватов проводил Тосю до крыльца и там на пороге замер, глядя через мрак ночи на дорогу. По ней все шли освобожденные горожане, которых фашисты собирались угнать в рабство. А за дорогой, за обгоревшими садами и торчащими трубами пепелищ, все еще полыхал пламенем Смоленск, возвышавшийся своими вековыми стенами и башнями кремля над кручами Днепра.
Фашистские варвары, отступая, взорвали все мосты. Во многих зданиях заложили фугасы и «сюрпризы» с часовыми и химическими взрывателями. За пять дней саперы извлекли из подвалов зданий Смоленска 182 авиабомбы и 19 тонн взрывчатки, а на аэродроме – 315 авиабомб по четверти тонны каждая.
Опершись плечом о косяк, Хватов с крыльца всматривался в людской поток, боясь, как бы не пропустить Валентинову.
И вот послышался знакомый звук сигнала, а вскоре засверкали узенькие глазки фар «газика». Фома Сергеевич выбежал на дорогу.
– Стой! – поднял он руку. – Ирина Сергеевна, телеграмма.
– Телеграмма? – Она круто завернула машину к крыльцу. Фома Сергеевич помог ей вылезть и повел в дом. – Телеграмму давай, – не терпелось ей. И как только вошла в избу, выхватила у Хватова бланк и здесь же у порога, не обращая ни на кого внимания, впилась глазами в неровный почерк Тоси.
* * *
На этот раз Ирина Сергеевна взяла с собой шофера. Мчались так, будто опаздывали на поезд. В одиннадцатом часу уже сидели у дежурного отделения по эвакуации. В ожидании сына при каждом открытии ведущей в палаты двери, она вскакивала, и каждый раз дежурная медсестра усаживала ее:
– Не волнуйтесь. Это не так скоро. Сидите. Он вас не минует. Его приведут сюда!
Она взяла газету. «Войска Западного фронта, продолжая развивать наступление, успешно форсировали реку Днепр и после упорных боев 25 сентября штурмом овладели областным центром – городом Смоленск».
– Пишут, Рославль тоже взяли, – Ирина Сергеевна положила на стол газету. – Теперь Хейндрице капут!
– А кто такой Хейндрице? – поинтересовалась подсевшая женщина.
Ирина Сергеевна ответить не успела – открылась дверь, и вошли врач и мальчик в очках. Это был Ваня.
– Мама, милая моя мама! Смотри – я вижу. Все, все вижу. Вижу тебя, товарища доктора, сестру, вот эту комнату, – и повернул ее к окну. – Вижу улицу и вон ту машину. Я уже знаю ее марку – «газик» она. А ты плачешь? Не надо. Я вижу по-настоящему. А очки? Очки еще мне нужны. Они мне помогают.
Ирина Сергеевна с Ваней подошла к врачу, поблагодарила его за исцеление сына. Просила передать свою благодарность майору Никольскому и всему персоналу глазного отделения.
В машине Ирина Сергеевна прикрыла Ваню одеялом и прижала к себе.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Гитлер, все еще веря в свое всемогущество, строго приказал генерал-фельдмаршалу фон Клюге «железной рукой» навести порядок в войсках, остановить их на рубеже «Восточного вала», особенно в междуречье Западной Двины и Днепра, во что бы то ни стало удержать «Смоленские ворота», чтобы весной сорок четвертого снова начать наступление на восток.
Фон Клюге передал командующим армий приказ фюрера и потребовал от них употребить в армии самые жесточайшие меры, вплоть до расстрела, упомянул, что если на «Восточном вале» не удержатся, то могут не удержаться и на своем посту.
Но ничто не могло спасти гитлеровцев. Они были обречены. Войска армии генерала Поленова, в том числе дивизия Железнова, сбили противника и не дали ему залечь ни за насыпью железной дороги, ни в кюветах шоссе.
Железнов облюбовал для своего НП развалины водокачки. Под покровом утренних сумерек перебрался в ее цокольное помещение и при свете коптилок раскрыл карту.
Зуммер отвлек его. Звонил Кочетов.
– Подошел к проволоке немецкого лагеря заключенных. Слышится стрельба и вопли людей. Атакую.
Железнов ответил:
– Утверждаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Пожалуйста.
– Товарищ Столетов, – обратилась она к старому солдату, – скомандуйте людям, чтобы взяли топоры и в рощу. Командуйте.
– Вы ехали напрямую или через Дорогобуж? – поинтересовался Железнов.
– Через Дорогобуж. И так расстроилась, что попадись мне там хоть один каратель, самочинно расстреляла бы. Город уничтожен на нет. Кругом стон и плач людей по расстрелянным. Семьдесят инвалидов, под предлогом эвакуации их в Смоленск, вывезли за город в противотанковый ров – мы мимо него проезжали – и там расстреляли.
– Вы сами справитесь? – спросил ее Яков Иванович, хотя прекрасно знал, что справится…
– Конечно. Поезжайте, – махнула она рукой. Фома Сергеевич подставил ладонь, и на нее легла ее рука.
– Всего тебе хорошего, Ирина! – сказал Хватов.
Генерал Хейндрице бросил на Ужу последний свой резерв, но и это его не спасло. К утру второго сентября советские войска дорогобужской группировки форсировали Ужу и на ее западном берегу завязали бои. Хейндрице ничего не оставалось делать, как, вопреки указанию Клюге, отдать приказ отходить на Устром. Для прикрытия отхода бросили штрафные части. Но и они не сдержали натиска советских воинов.
За одни сутки войска Шанемана были выбиты из опорных пунктов, и части дивизии Железнова вышли к Днепру и Устрому. Здесь они на время остановились и стали закрепляться, чтобы собраться с силами и двинуться на Смоленск.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
14 сентября на девяностокилометровом пространстве от Велижа до Копыревщины перешел в наступление Калининский фронт, а на другой день – 15 сентября – возобновил наступление и Западный. Генерал Соколовский основные усилия войск направил на Смоленск.
Дивизия Железнова по-прежнему наступала на правом крыле фронта, как раз по тем местам, где в августе сорок первого года он вместе с полковником Лелюковым возводил переправы на Днепре.
Войска, наступавшие вдоль Московско-Минской автострады, на другой день ворвались в Ярцево и вышли к Вопи.
18 сентября во второй половине ночи Железнов повел наступление в обход опорных пунктов Милеево и Клемятино, прорвал оборону и заставил врага бросить эти пункты и откатиться за Днепр. В эту же ночь к Днепру вышли и соседи.
И вот, ударив бешеным огнем артиллерии и «катюш», он двинул вперед на резиновых лодках и плотиках первые батальоны всех трех полков. Поначалу гитлеровцы огрызались. Но тут батареи подполковника Антипова прямой наводкой подавили огневые точки врага.
И поутру Днепр и Вопь уже были за спиной сражавшихся дивизий.
Недалеко от реки командиры переписывали и формировали по группам пленных, среди которых попался и Шенк.
– Фамилия, имя, звание, часть, – спросил его уполномоченный.
– Курт Шехман, – со страха соврал Шенк, – капитан, офицер штаба 9-го корпуса.
– 9-й корпус? – удивился уполномоченный. – А чего здесь делал в 337-й дивизии? Документы!
– Никаких документов нет.
– Нет? Глазков! А ну-ка выверни его карманы.
Документов действительно не было. Зато Шенка выдал именной портсигар.
– «Шенк», – прочитал старший лейтенант. – А мы вас, Шенк, разыскиваем. А где другой бандит, капитан Бишлер?
– Капитан Бишлер? Он там, – Шенк показал в сторону Днепра.
– Вот еще, – солдат протянул бумажник, изъятый из заднего кармана брюк.
– Деньги? – уполномоченный вернул их Шенку. – А вот книжечку возьмем. – И он отдал ее переводчику. Тот пролистал страницы и на одной остановился. Там были записаны приметы Веры Железновой.
– Кто это Вера Железнова? – спросил переводчик.
– Это ваша разведчица. Ее разыскивает наша контрразведка. Тому, кто ее найдет, обещано десять тысяч марок.
Это сообщение взволновало Якова Ивановича, но, прочтя список примет дочери, он несколько успокоился: почти ни одна примета не сходилась с истинными приметами Веры.
– Евгений Юрьевич, дайте мне эту анкету на память. Вернется дочь, и мы тогда сверим с вами эти сведения с натурой.
* * *
Когда ночью Хейндрице доложили, что русские форсировали Днепр и Вопь и что части прикрытия отходят, он возвел глаза к потолку и изрек: «Майн гот!», затем ругнул генералов за их нестойкость и, считая, что под Смоленском оставаться опасно, в первую очередь позаботился сменить КП и только потом, сославшись на Гитлера, отдал приказ войскам – восстановить оборону на Вопи и Днепре и – ни шагу назад!
В этот же день мимо Гантмана прошло несколько армейских автоколонн. Первыми – грузовики с имуществом штаба и автобус, где были и добрые знакомые Гантмана – снабженцы армии, которые никак не могли миновать его заведения. Да и Гантман всегда был рад их посещению: во-первых, он кое-что у них «выторговывал», а во-вторых, от них узнавал все фронтовые и даже политические новости. Таких гостей всегда обслуживал сам и привлекая только одну из более хорошеньких официанток. На этот раз жребий пал на Веру. Вера не подвела своего шефа. Как только могла, была внимательна, приветлива и любезна. Зато она узнала, что войска Хейндрице откатываются к Смоленску и что его штаб передислоцируется в Толочин. И еще то, что заведение Гантмана будет от них недалеко. И, конечно, все это ночью же передала «Гиганту».
Стала сматывать свое учреждение и администрация Кудюмова. Михаил Макарович задержался, обдумывая, где лучше всего обосноваться.
Надо было сделать так, чтобы агентура охватила все главные направления.
«Но прежде чем тронуться на новое место, надо убрать Груббе, который уж очень ретиво занялся розыском Веры Железновой, – рассуждал про себя Михаил Макарович. – Но как? Сейчас самый подходящий момент шлепнуть». Около дома остановилась автомашина, и в ставню окна постучали. «Клим!» Михаил Макарович, не одеваясь, открыл дверь. Клим был не один – с ним приехал для инструктажа дед Гриша.
– Где вы теперь? – Михаил Макарович спросил деда Гришу, ставя на стол хлеб, сало и огурцы.
– Мы-то? Нас Клим временно разместил в поселке станции Васьково, – повествовал дед Гриша. – А дальше, как ты прикажешь.
– Дальше? Надо, старина, подумать. Останься, Григорий Иванович, до завтра. У меня есть одно к тебе поручение. – И рассказал, в чем суть дела.
– А что ж? Можно, – согласился дед Гриша. – У меня с местными партизанами знакомство крепкое… Только вот где я их найду?
– Я тебе скажу, – обрадовался Михаил Макарович. – Теперь они все там же в лесу, что за Хмостью. А рябенькая связная Маринка, так она уборщицей на вокзале.
– Раз Маринка здесь, то я найду партизан. Но тогда, Петр Кузьмич, мне одного дня мало.
– Да оставайся на столько, сколько тебе надо. Но учти, что майор Дитц, а с ним, надо полагать, и капитан Груббе завтра смотаются. Поэтому надо поторопиться.
– А знаешь что, Петр Кузьмич, – вмешался в разговор Клим, – одевай фрицевскую форму, и едем к партизанам. У меня пропуск на машину «проходной», у тебя – на заготовку скота, с ними нас никто не задержит.
– А дед Гриша?
– И дед Гриша. На, читай, – Клим протянул пропуск Михаилу Макаровичу. – В переводе значит: «С ним следуют рабочие». Одевайся – и поехали.
* * *
Груббе, осуществляя контроль за выездом учреждения майора Дитца, покидал гарнизон последним. За ним из сарая наблюдали партизаны.
– Смотрите и запоминайте этот пикапчик, – наставлял двух парней старый партизан. – Там, на шоссе, указка на объезд. Как только он свернет на объездную дорогу, я выеду со своим возом на середину, стану поперек и буду возиться с колесом. Стало быть, застопорю движение. В это время вы этого фашиста и шофера – по балде, а машину в сторону – под откос.
– А как же вы? Вас же схватят.
– За меня не бойтесь. Не впервой. Если что, то лошадь брошу и – в кусты. А там ищи, свищи. Ну, с богом! Летите. Я сейчас же иду к подводе и выезжаю на дорогу.
Груббе занимался погрузкой еще с полчаса и, набив пикапчик награбленным до отказа и ни с кем не прощаясь, двинул по старой Смоленской дороге.
На спуске к мосту указка с надписью «Объезд» заставила шофера притормозить машину и свернуть, как указывала стрелка, вправо на проселок, шедший среди кустов ольшаника. Миновав с трудом подводу, у которой с колесом возился бородач, Груббе проехал с полкилометра и все же вынужден был остановиться, поскольку идущая впереди девушка с испугу уронила корзинку и начала собирать рассыпанные грибы.
– Далеко ли до моста?
– До мостика, господин офицер, недалеко, вон за теми кустиками, – показала Маринка, – сворот влево, и там сразу же речка.
– Спасибо, – поблагодарил Груббе.
Это были его последние слова – из кустов протрещала короткая автоматная очередь.
* * *
Дед Гриша от партизан возвратился загуменьем.
– Ну как? – Михаил Макарович по-дружески обхватил его за плечи.
– Все как надо.
– А как партизаны?
– Партизаны все целы. Только вот фон Груббе машиной задок телеги разворотил… Но это, Петр Кузьмич, дело плевое. Хорошо, что сам бородач жив. Пожалуй, нам тоже пора сматываться.
– Завтра на рассвете двинемся. А сейчас обедать.
За обедом Михаил Макарович заметил, что кто-то заглянул в окно. Прижавшись к стенке, подошел к окну и пальцем поманил деда Гришу.
– Видишь человека в кепочке? Да вон, у колодца, дорогу переходит. Это мой «хвост». Надо убрать. А теперь давай обедать.
Обедали «по-барски», в офицерском зале. Неожиданно забарабанили в дверь. Зная повадки карателей, Михаил Макарович сам встретил гостей.
Ни с кем не здороваясь, офицер, сопровождаемый солдатами и Рудчуком, осмотрел все комнаты и наконец сунул Михаилу Макаровичу бумагу: «К 10.00 20 сентября очистить помещение. Невыполнение – расстрел».
– Запишите, – приказал офицер солдату: – Здесь лазарет дивизии.
Уходя, Рудчук шепнул:
– Машина вам будет вовремя.
За ночь собрались и в предрассветные сумерки выехали, а к десяти уже были в лесу у станции Макеевка, севернее Орши.
– Готовьте завтрак, – распорядился Михаил Макарович. – А я пойду в село, что за железной дорогой. Мне кажется, там более подходящее для нас место.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Если теперь до фон Клюге и Хейндрице и не докатывался гул канонады, то неудачи на фронте их трясли еще сильнее, и они по-прежнему не спали ночами. Брошенные в бой на ельнинском и ярцевском направлениях последние резервы не остановили советских войск. Последний перед Смоленском рубеж на Хмости войска Западного фронта прорвали и вплотную подошли к Смоленску. Не давая гитлеровцам передыха ни днем ни ночью, теснили их на четырехсоткилометровом пространстве – от Велижа до Трубцевска – шестнадцать армий Калининского, Западного и Брянского фронтов, нанося главные удары на Смоленск и в направлении Гомеля.
Воины дивизии Железнова, как и воины других дивизий, знали, что еще одно усилие, и древний Смоленск будет освобожден, а это значит, противник лишится главной крепости, закрывающей путь к освобождению Белоруссии. А местность перед Смоленском для наступления тяжелая – овраг на овраге. Овраги глубокие, крутые, заросшие кустарником, а по их дну – полные осенними водами ручьи.
И все же железновцы, превозмогая усталость, шаг за шагом, за двое суток преодолели эти овраги, вышибли противника с трех промежуточных позиций и на рассвете 25 сентября с ходу форсировали речку Волочейку и выбили гитлеровцев из Корохоткино.
Несмотря на стрельбу, жители вылезали из подвалов, руин и погребов, бросались к нашим бойцам и, рыдая от радости, обнимали и целовали.
– Стойте! Стойте! – размахивая букетиком астр, закричала бежавшая навстречу бойцам пожилая женщина.
– В чем дело, мамаша? – остановил ее Сеня Бесфамильный.
– Туда идти нельзя, там мины. Идите за мной. Я проведу.
Сене цветы явно мешали, и он готов был их бросить. Но чувствуя, что этим обидит смолевчанку, не выпускал их из рук.
И только когда обошли минные заграждения и расстались с этой женщиной, он вручил цветы старушке, встретившей их с чугунком горячей картошки.
На склоне длиннющего и глубокого оврага, по дну которого тек в Днепр разлившийся ручей, генерал Железнов остановил на ночь полки и приказал организовать оборону так, чтобы все люди как следует поели и хорошо поспали. Кому он не отдал такого приказа – так это Соколову, Валентиновой, Васильеву и Сергиевскому, которым в эту ночь надо было основательно потрудиться. Васильеву и Валентиновой к утру надо было полностью обеспечить боеприпасами завтрашний бой, медслужбе Соколова обработать всех раненых и эвакуировать их в госпитали, а Сергиевскому – переписать всех раненых и составить приказ о награждении их орденами и медалями.
Не успели заглохнуть за окном шаги уходящих, как в дверь постучала Тося и вручила комдиву пачку телеграмм.
– А это товарищ Валентиновой, – как бы не зная, что о телеграммой делать, держала ее в руках и глядела на Хватова: – Не скажете, где ее найти?..
– А что такое? – всполошился Фома Сергеевич.
– Да вот госпиталь сообщает, что ее сынок Ваня выздоровел. Просят за ним приехать.
– Выздоровел? – Фома Сергеевич взял телеграмму и позвонил дежурному автороты. Тот ответил, что майор Валентинова уехала в хозяйство Тарасова. Оставив телеграмму у себя, Хватов проводил Тосю до крыльца и там на пороге замер, глядя через мрак ночи на дорогу. По ней все шли освобожденные горожане, которых фашисты собирались угнать в рабство. А за дорогой, за обгоревшими садами и торчащими трубами пепелищ, все еще полыхал пламенем Смоленск, возвышавшийся своими вековыми стенами и башнями кремля над кручами Днепра.
Фашистские варвары, отступая, взорвали все мосты. Во многих зданиях заложили фугасы и «сюрпризы» с часовыми и химическими взрывателями. За пять дней саперы извлекли из подвалов зданий Смоленска 182 авиабомбы и 19 тонн взрывчатки, а на аэродроме – 315 авиабомб по четверти тонны каждая.
Опершись плечом о косяк, Хватов с крыльца всматривался в людской поток, боясь, как бы не пропустить Валентинову.
И вот послышался знакомый звук сигнала, а вскоре засверкали узенькие глазки фар «газика». Фома Сергеевич выбежал на дорогу.
– Стой! – поднял он руку. – Ирина Сергеевна, телеграмма.
– Телеграмма? – Она круто завернула машину к крыльцу. Фома Сергеевич помог ей вылезть и повел в дом. – Телеграмму давай, – не терпелось ей. И как только вошла в избу, выхватила у Хватова бланк и здесь же у порога, не обращая ни на кого внимания, впилась глазами в неровный почерк Тоси.
* * *
На этот раз Ирина Сергеевна взяла с собой шофера. Мчались так, будто опаздывали на поезд. В одиннадцатом часу уже сидели у дежурного отделения по эвакуации. В ожидании сына при каждом открытии ведущей в палаты двери, она вскакивала, и каждый раз дежурная медсестра усаживала ее:
– Не волнуйтесь. Это не так скоро. Сидите. Он вас не минует. Его приведут сюда!
Она взяла газету. «Войска Западного фронта, продолжая развивать наступление, успешно форсировали реку Днепр и после упорных боев 25 сентября штурмом овладели областным центром – городом Смоленск».
– Пишут, Рославль тоже взяли, – Ирина Сергеевна положила на стол газету. – Теперь Хейндрице капут!
– А кто такой Хейндрице? – поинтересовалась подсевшая женщина.
Ирина Сергеевна ответить не успела – открылась дверь, и вошли врач и мальчик в очках. Это был Ваня.
– Мама, милая моя мама! Смотри – я вижу. Все, все вижу. Вижу тебя, товарища доктора, сестру, вот эту комнату, – и повернул ее к окну. – Вижу улицу и вон ту машину. Я уже знаю ее марку – «газик» она. А ты плачешь? Не надо. Я вижу по-настоящему. А очки? Очки еще мне нужны. Они мне помогают.
Ирина Сергеевна с Ваней подошла к врачу, поблагодарила его за исцеление сына. Просила передать свою благодарность майору Никольскому и всему персоналу глазного отделения.
В машине Ирина Сергеевна прикрыла Ваню одеялом и прижала к себе.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Гитлер, все еще веря в свое всемогущество, строго приказал генерал-фельдмаршалу фон Клюге «железной рукой» навести порядок в войсках, остановить их на рубеже «Восточного вала», особенно в междуречье Западной Двины и Днепра, во что бы то ни стало удержать «Смоленские ворота», чтобы весной сорок четвертого снова начать наступление на восток.
Фон Клюге передал командующим армий приказ фюрера и потребовал от них употребить в армии самые жесточайшие меры, вплоть до расстрела, упомянул, что если на «Восточном вале» не удержатся, то могут не удержаться и на своем посту.
Но ничто не могло спасти гитлеровцев. Они были обречены. Войска армии генерала Поленова, в том числе дивизия Железнова, сбили противника и не дали ему залечь ни за насыпью железной дороги, ни в кюветах шоссе.
Железнов облюбовал для своего НП развалины водокачки. Под покровом утренних сумерек перебрался в ее цокольное помещение и при свете коптилок раскрыл карту.
Зуммер отвлек его. Звонил Кочетов.
– Подошел к проволоке немецкого лагеря заключенных. Слышится стрельба и вопли людей. Атакую.
Железнов ответил:
– Утверждаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48