А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


В Ивановском, из первой же полуразрушенной избы, выскочили ребята навстречу бойцам в белых халатах.
– Назад! Прибьют! – кричала ребятам женщина, но, услышав родную речь, бросилась к первому воину, обняла и поцеловала, да так, как целуют родного.
– Дорогие мои! Избавители вы наши! Бейте их, проклятых извергов, – причитала она и, скользя руками по белому халату Подопригоры, в изнеможении опустилась на колени. Подопригора и подоспевший Сеня подняли ее, отвели к избе и посадили на завалинку.
– Дети! – как бы спохватившись, вскрикнула женщина. – Принесите горячей картошки.
– Что вы, спасибо, не надо, – поблагодарил Подопригора и крикнул в сторону своих бойцов: – Даешь на Савенки!
Как только полк Карпова взял Тесово, генерал Железнов пустил сильный отряд лыжников, во главе с командиром полка Дьяченко, который обошел Ивановское и, не встречая большого сопротивления, устремился на Усадище, к самой железной дороге Ржев – Вязьма.
Командир 9-го армейского корпуса, видя, что с потерей Усадища прорвавшейся группой красных захватываются единственные пути отхода из-под Ржева войск армии генерала Моделя на Вязьму, бросил против полка Дьяченко на Усадище все, что только было под его руками. И здесь оседлал и железную дорогу и шоссе.
Ночью 7 марта к Железнову в просторную землянку, которую, видимо, занимал большой немецкий командир, дивизионные разведчики доставили взятого ими в Ивановском подозрительного парня: в плечах – косая сажень, тепло одетого – в валенках, полупальто и в заячьей ушанке.
– Мы хотели его сдать капитану Свиридову, – докладывал Груздев, – а он требует: «Я посланец „Дяди Вани“, и ведите меня к самому главному».
– Я самый главный, товарищ партизан, – Железнов протянул парню руку. – Как тебя звать?
– Меня? Митя, а по-партизански Крошка. – «Крошка» вызвало у всех улыбку.
– Здравствуй, Митя. А чем ты можешь удостоверить, что ты посланец «Дяди Вани»?
Парень снял бушлат, распорол в нем шов подкладки и оттуда вынул маленькую бумажку с печатью, которая говорила, что Дмитрий Васин партизан партизанского отряда «Народный мститель». Тем временем Яков Иванович скомандовал, чтобы принесли чего-нибудь посытнее поесть и горячего чая и пригласили бы сюда комиссара Хватова.
– Ну садись, Митя, и рассказывай.
– Как только наша разведка узнала, что вы заняли Тесово, «Дядя Ваня» вызвал меня – я здешний – и послал к вам, чтобы я лесом провел вашу часть через железную дорогу, а там лесными дорогами на Попляски. А если надо, могу на Торбеево или через Вазузу. На Холм «Дядя Ваня» сказал не вести. Холм и оба Высоких сильно укреплены. А там – командир, мол, сам знает, что надо делать и куда ему дальше идти.
Вскоре принесенная Коротковым чистая карта-километровка ожила массой пометок – опорных пунктов, гарнизонов, штабов и складов противника, состояния дорог и мостов, заграждений и не только врага, но и тех, какие установили партизаны.
Наверное, этому не было бы и конца, но тут принесли котелок с чаем, хлеб, сало, свиную тушенку и фляжку фронтовой.
– Товарищи, – обратился комдив к офицерам, – пока Митя поест, можете покурить, – и он тряхнул фляжкой. – Ну как, партизан? – Крошка, уплетая бутерброд с тушенкой, молча кивнул головой. Яков Иванович налил в кружки – ему и себе немножко – и чокнулся. – За ваши и наши боевые успехи!
Хотя Яков Иванович и говорил Крошке не разговаривать, а есть, все же желание познать все-все о жизни партизан и о их боевых делах брало верх, и он, позабыв свое предупреждение, снова спросил:
– Неужели и ребята партизанят?
– Еще как! – прожевывая, ответил Митя. – Мы их редко используем, больше всего для разведки, и то по связи. А так их Иван Антонович домой отправляет. Отведем, а через день-два, особенно летом, глядишь, они снова у нас. На зиму оставили только тех, кому некуда вертаться.
Дальше Яков Иванович не слышал, что пояснял Митя, и глядел мимо него далеким взором. Ему казалось, что, может быть, вот так же партизанит и Юра. – Ему ведь тоже некуда «вертаться».
– А нет ли у вас беловолосого паренька, так лет четырнадцати? Глаза у него разные. Юрой его зовут.
Крошка по тону голоса понял, что этот паренек близок сердцу комдива.
– Юрой зовут? Юра у нас есть. Рыженький и фамилия Рыжиков. Мы его Рыжиком так и зовем. А какие глаза? – пробовал припомнить Митя, но так и не припомнил. – Не знаю. Не всматривался. Он вместе с дедушкой Иваном Фомичом партизанит. Они нас по части разведки здорово выручают. Фомич в отряд на своей кобыле приехал и вот на ней иногда в самое логово карателей въезжает…
Если до этого Якову Ивановичу казалось, что Рыжик есть именно Юра, то «дедушка Фомич» на нет погасил его радостное предположение.
– Сына я ищу, – горестно промолвил он. – В сорок первом в боях на Истре пропал. С того времени ни слуху ни духу… А вы кушайте. Подчищайте все. Ведь назад дорога тяжелая.
В землянку, клубясь по полу, ворвался морозный воздух, а вместе с ним вошел и Хватов. Он отряхнул заиндевелый тулуп и сказал:
– Товарищи! Полагаю, что партизана Дмитрия Васина-Крошку за переход через фронт врага и доставку весьма ценных сведений следует наградить медалью «За отвагу».
– Правильно. Достоин, – в один голос поддержали все.
– Тогда, Павел Калинович, пишите приказ, а вы, – Железнов повернулся к Короткову, – сейчас звоните капитану Сергиевскому, чтобы утром сюда доставили медаль.
Крошка встал и вытянулся во весь свой богатырский рост. Комдив посадил его на место.
– Товарищи, – обратился он к своим помощникам, – приступимте к делу. Давайте сообща подумаем, как мы теперь будем наступать и кто пойдет с товарищем Крошкой. – И тут, как бы спохватившись, спросил его: – А вы после куда?
– Я-то? Не беспокойтесь. Как только ваших выведу за Вазузу или за Торбеево, сразу же направлюсь в Поповский лес. Если там наших не будет, то подамся на Ложкино.
– А то оставайтесь у нас. Дело для вас найдется.
– Нельзя. Я должен ваш ответ доставить «Дяде Ване» и рассказать, где вы пойдете. Мы вам поможем.
– Спасибо, Митя. – И Железнов скомандовал своим соратникам. – Ну, что ж, товарищи, за дело!
Теперь вокруг карты тесным кольцом склонились все присутствующие.
– Наша задача, – пояснил комдив, – содействовать войскам, направленным на захват Вязьмы. Следовательно? – остановил свой взгляд на Доброве. – Я решил сформировать подвижной отряд из лыжников полка Кожуры и вместе с партизаном Крошкой направить его в обход Усадища – на Попляски, Торбеево. И когда этот отряд в тылу врага овладеет Поплясками, с фронта ударить на Усадище и Александрино. Здесь оставить для уничтожения противника полк Дьяченки, а основными силами двинуться на Торбеево, Щеколдино.
– Вязьму мы, конечно, не возьмем, – рассуждал Железнов, – но зато основательно поможем в этом деле дивизиям полковника Петерса и полковника Яблокова. Вы что-то хотели сказать? – комдив обратился к Доброву.
– Так точно, товарищ генерал, – выпрямился Добров. – Прошу командование лыжным отрядом поручить мне… Что вы задумались? Не доверяете?
– Что вы, Иван Кузьмич? – на этот раз, чтобы придать своим словам больше теплоты, Яков Иванович назвал его по имени и отчеству. – Вы меня обижаете. Я просто думаю, что это вам не по годам. Ведь вы же постарше меня годков на пять.
– На войне, товарищ генерал, сила не в годах, а в солдатском духе! И потом я на коне.
– Ну, что ж, согласен. Теперь садись сюда за главного, – Железнов хлопнул по табуретке, – и формируй отряд…
На другой день во второй половине дня перед отправлением отряда в рейд на полянке в леске построили головную роту развернутым строем, и перед ней Железнов вручил Крошке боевую медаль.
Растроганный Митя громко поблагодарил:
– Служу Советскому Союзу! – и встал на правый фланг роты.
– Ну, Иван Кузьмич, дорогой мой, все! Теперь командуй – «по коням»!
Железнов и Хватов стояли на этой поляне до тех пор, пока последнее орудие не скрылось в заиндевелой поросли молодняка.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Как только сгустились сумерки, Крошка вывел лесом разведку почти к самому полотну железной дороги. Оставив ее в лесной заросли, вместе с Груздевым прошел к мосту, возвышавшемуся над неширокой речушкой. Там они залезли на ель, чтобы поразглядеть, нет ли за насыпью засады. К удивлению Мити, на полотне за рельсами, плотно прижавшись к земле, лежали за пулеметом два солдата, а за насыпью трое прыгали, отчаянно размахивая руками.
– Видал? – с досадой прошептал Крошка, спустившись с дерева.
– Видал, – ответил Груздев, от которого ничто не ускользнуло. – Давай думать. – И они отошли подальше от дороги. – Значит, так, – рассуждал Груздев, – поначалу надо запустить саперов. Пусть, если мост заминирован, обезвредят мины. А потом…
– А потом, – перебил его Митя. – Я с двумя-тремя твоими ребятами подползу к пулемету, вскочу и… Сам понимаешь, я уже не раз так делал. Получается. А ты тех троих таким же манером. Но надо так, чтобы никто не пикнул и не стрельнул.
– Говоришь, получается, – усмехнулся Груздев. – Если получается, то так и будем делать. Только все это надо согласовать с командиром.
Добров утвердил действия разведки и в сумерки подтянул отряд поближе к железной дороге. А сам с опергруппой обосновался у той самой ели, с которой вели наблюдение Груздев и Крошка. С наступлением темноты саперы проползли к мосту и разминировали его. Гитлеровцы настолько замерзли, что теперь за насыпью прыгали не три, а четыре, а у пулемета лежал только один солдат, изредка запуская ракеты.
Как только ракета потухла, разведчики двинулись: группа Груздева на мост, а Крошка – на насыпь…
Через полчаса отряд полковника Доброва уже шел вдоль заснеженной дороги, заворачивая на Попляски.
Справа слышался бой.
– Что это? – спросил Груздев Крошку.
– Там Королево. Видимо, наши партизаны вам помогают.
Вскоре разведчики увидели немецкую колонну, двигавшуюся в сторону Королево. Добров, не дав этой колонне развернуться для обороны, ударил ее с ходу и погнал на Попляски, о чем по радио сообщил комдиву. Генерал Железнов, получив это сообщение, тут же отдал приказ на наступление.
* * *
Поднятый стрельбой генерал фон Мерцель, как ошалелый, вскочил с постели и, еле успев натянуть сапоги, подбежал к окну, рванул маскировку. Но, кроме вспышек выстрелов справа, ничего не было видно.
– Окселенц, оденьтесь, – сзади адъютант держал китель. – Наши отходят. Красные ворвались с севера.
– С севера? – переспросил генерал, всовывая руки в китель. – Не может быть.
Вместо ответа адъютант поторопил шефа, подавая ему шапку и пальто.
Тут распахнулась дверь, адъютант вскинул парабеллум, но, услышав знакомый голос, опустил.
– Машина подана, – с порога торопливо доложил шофер. – Господин генерал, скорее! Русские на окраине!
В это время влетел в избу полковник, начальник штаба, и, еле переводя дух, сообщил:
– Русские прорвали оборону у Александрино и Усадища… Разрешите следовать с вами. Мою машину подбили.
Мерцель напустил на себя спокойствие и, как бы не слыша, что сказал начштаба, скомандовал:
– Карту!
Адъютант развернул планшет и осветил его фонариком.
– Передайте полкам отходить за Вазузу, на Высокое и Холм. КП четыре километра юго-западнее Холма, – не торопясь, вышел и сел в «Мерседес».
Как хотелось сейчас полковнику, чтобы машину вместе с фон Мерцелем разнесло в куски.
8 марта советские войска овладели Сычевкой, а 10-го – городом Белый.
И отсюда, двигаясь друг другу навстречу, шли наперерез отходящим с Бельско – Ржевско – Сычевской дуги войскам армии генерала Моделя. А отходило ни мало ни много, как три армейских корпуса и большое количество всяких частей усиления, страшась, что не успеют пройти здесь восьмидесятикилометровую линию раньше чем на нее выйдут войска Западного и Калининского фронтов. Они шли напропалую, натыкаясь на партизан, и волей-неволей ввязывались в бой.
Все это вызвало тревогу и страх не только у генерала Моделя, но и у самого фельдмаршала фон Клюге. А когда 12 марта пала Вязьма и дивизия генерала Стученко западнее захватила Лукьяново, а генерала Железнова – прижала части фон Мерцеля за Торбеевым к Вазузе, фон Клюге стало просто нехорошо. И выручало его лишь немецкое спокойствие.
– Так, пожалуй, через недели две и Смоленск возьмут? – пробурчал он. И приказал войска 9-го армейского корпуса посадить на рубеже Белый, Дорогобуж, Спас-Деменск, а в его тылу, на реках Вопец, Днепр, Осьма, день и ночь строить оборону, привлекая на это дело без жалости и пощады население.
Несмотря на тяжесть наступления – в пургу, мороз и по бездорожью, и упорное сопротивление врага – советские войска с боями прошли 150 километров, а местами больше и 23 марта остановились перед заранее подготовленным рубежом противника.
Так был ликвидирован ржевско-вяземский плацдарм – последний оплот и надежда Гитлера ударить на Москву. Был сорван и план гитлеровского командования нанесения флангового сокрушающего удара по советским войскам на курском направлении.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Отступающие войска противника из-под Ржева и Белого отходили очень плотно, и им не хватало ни дорог, ни лесных просек и троп и даже колонных путей, пробитых саперами напрямик через поля, рощи, замерзшие реки и болота.
Вместе с ними, а больше всего впереди них, отходили охранные части СС, штурмовые отряды, ортскомендатуры, полиция и разные группы предателей, сформированные в отряды карателей.
На своем пути они все сжигали, а людей расстреливали.
Народные мстители, отходя в глубь Смоленщины, устраивали засады на путях движения врага, нападали на его гарнизоны.
Так действовал и отряд «Дяди Вани». Как только начали наступать советские войска, подрывники отряда спустили под откос эшелон на самой важной трассе Ржев – Вязьма. На другую ночь заминировали основную дорогу, связывающую штаб армии Моделя с Московско-Минской автострадой. А когда войска Западного фронта подошли к железной дороге Ржев – Вязьма и завязали бои за Сычевку и Ново-Дугино, отряд «Дяди Вани» ночью напал на Королево и разгромил там часть, отходящую под напором дивизии Железнова на запад, чем заставил колонну, двигавшуюся из-под Ново-Дугино, остановиться и принять бой. А ночью, когда стрельба затихла, Иван Антонович отвел отряд в глубь леса и повел его на юг. Два часа партизаны шли спокойно. К утру с востока стал нарастать гул артиллерийской канонады, а вскоре донеслась и пулеметная трескотня.
– Что бы это значило? – глядя на комиссара, спросил Иван Антонович.
– Похоже, идет бой за Торбеево.
Иван Антонович остановил отряд.
– Давай прислушаемся и решим, куда курс держать. – Прислушался и больше прежнего удивился: со стороны большака Холм – Издешково один за другим донеслись глухие взрывы.
– А это еще что? – удивился и комиссар. Да не только он, все партизаны повернули головы на запад.
– Стреляют, – вслух рассуждал Иван Антонович. – Значит, там враг. Отсюда, Николай Сергеевич, единственное решение – надо сворачивать вправо и двигать лесом на Вазузу. А с Вазузы – прямиком – на Поповское.
Так и решили. Но тут произошло неожиданное. Не успели свернуть, как кто-то крикнул:
– Немцы!
Раздался выстрел, другой, за ним заговорили автоматы. Отряд шарахнулся в лес, и в мгновение ока просека опустела, лишь на повороте между соснами застряла подвода: лошадь распряглась и удрала в чащобу. А у сосен, спрятавшись за сани, кто-то отстреливался. Потом стрельба прекратилась.
Иван Антонович прибежал к саням. Возле них лежал старик.
– Иван Фомич, как же ты, браток, застрял? – Иван Антонович подхватил старика под мышки и помог ему встать. Но тот не встал. А опустившись снова на колени, бормотал:
– Рыжика, Юрочку, сволочи подстрелили. Лежит и не движется… Ох, горе мое, горе…
Тут комиссар вытащил из-под стонущего Юры еще горячий автомат, взял паренька на руки и понес.
Иван Антонович знал одно надежное место, куда, как он полагал, никто из карателей весной не рискнет пойти. Это был дом его друга лесника в дремучих лесах и топких болотах Устрома. Туда вместе с другими ранеными он и отправил Юру.
Его везла неизменная Сонька, а сопровождал, ставший действительно родным дедушкой, Иван Фомич.
В глухом лесу обоз остановился на обед. Солнце грело по-весеннему. С ветки на ветку перепрыгивала белка.
– Иван Фомич, смотри! – Юра поднял руку, показывая на зверька, и первый раз после ранения радостно улыбнулся.
– Весна, – ответил Иван Фомич, – вот и резвится.
– Дедушка, а мы в отряд вернемся?
– Конечно, вернемся.
– Знаешь что, дедушка, – Юра осмотрелся, – я из банки, что из-под тушенки, бомбу сделал.
– Бомбу? – Зная упорство Рыжика, Гребенюк всполошился. – А где она?
– Не скажу. Отберешь.
– Скажи, не отберу.
– Честное слово?
Глаза Юры скользнули по Фомичу, как бы спрашивая: говорить или не говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48