– Вы трое – обратно на улицы, ищите дальше. А мне тут позвонить надо.
Ребята имели представление, что это значит, – и быстро-быстро вышли из кабинета.
– Ты думаешь, он будет звонить, ну… – начал Персик, -…Моло…
– Вслух не говори, – одернул его Младший.
– А если он… это, – вставил Ящик, – то ведь не про нас же? Младший посмотрел на него ошеломленно:
– С чего тебе такое в голову пришло? – Голос его слегка подсел. – Не мы же его выпустили. Мы не виноваты. Мы же делаем, что он хочет, да? Скажите сами, ребята, делаем?
– Ну конечно, – ответил Ящик.
13
В аэропорту Ноксвиль Рита Рей пошла за сигаретами и, проходя мимо газетного киоска, глянула на стенд. Глаз зацепился за какую-то статью, Рита Рей вчиталась и завопила:
– Ах ты мерзавец!
Согнутые над журналами тела дернулись вверх, лица обернулись на крик. Студентка в футболке университета Теннесси уронила лэптоп – он зловеще дзинькнул, упав на пол. Долговязая женщина впереди Риты Рей тоже вскрикнула, обернулась и сбила стенд с жевательной резинкой. Все внимание обратилось на мужчину позади Риты Рей – не иначе как он ее ущипнул – при такой-то одежде: короткая шелковая юбочка, прозрачная кофта и каблуки в четыре дюйма. Подозрительный тип – лысеющий, в гавайке, из-под которой выпирало круглое пузцо, и шортах цвета хаки, – средних лет мужик, явно любитель поиграть в покер, посмотреть футбол, подымить сигарой, – конечно же, подобный тип мог ущипнуть в толпе такую эффектную женщину, как Рита Рей, если думал, что его не поймают.
– Извинитесь немедленно! – потребовала долговязая леди, буравя его взглядом.
– Стыдно вам должно быть, – поддержала ее молодая мать.
Одной рукой она катила коляску, где вопил младенец, другой пыталась ухватить семилетнего ребенка, в восторге кинувшегося к рассыпанной жвачке.
Обеспокоенный продавец за прилавком спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Охрану вызвать?
Студентка, стоя на коленях и собирая обломки лэптопа, посмотрела на предполагаемого хулигана весьма недружелюбно:
– Довольны, да? Целый семестр работы псу под хвост.
Подозреваемый воздел руки к небу:
– Я же ничего не делал!
Рита Рей, не замечая суматохи, все еще таращась на заголовок, произнесла одно только слово:
– Вранье!
Схватив с прилавка газету, она сжала ее побелевшими пальцами, развернулась и решительным шагом ушла, не заплатив. Взгляд ее не отрывался от той статьи, что ее зацепила:
Руководитель секты вознесся – говорят его ученики.
Последователи преподобного Шикльтона Дуна, харизматического лидера секты Дети Света из Гатлинбурга, утверждают, что преподобный вознесся (был мгновенно транспортирован на небо) в девять часов вечера в понедельник. Хористка мисс Джинджер Родджерс, как утверждается, была тому свидетельницей.
– Вознесся на небо на крыльях ангелов, – заявил преподобный Крили Пэтч, принявший на себя сан священника в отсутствие преп. Дуна. – Он исчез в мгновение ока, точно так, как пророчествовал нам, оставив всю одежду и мирское имущество свое.
Прихожане секты «Светляки», или «Фонарики», как их часто называют, верят, что библейское Вознесение достойных смертных будет предшествовать началу конца света, Временам Скорбей, за которыми – явление Антихриста и Армагеддон, последняя битва между добром и злом.
Преподобный Дун, которого наиболее восторженные ученики называли Князем Света и вторым Мессией, утверждал, что возглавит Вознесение, которое начнется в Гатлинбурге, и начнется с аномалий погоды, волнений на Ближнем Востоке и явления падающей звезды. Ожидая призыва с небес, Дети Света облачились в балахоны и, светя в небо фонарями, поднялись на крышу своей церкви, Храма Света (бывший оружейный склад Национальной гвардии), расположенный за известным в Гатлинбурге Музеем Библии Живой.
– Вознесение началось, – утверждает преп. Пэтч. – Преподобный Дун открыл нам путь, и было это предупреждением и обещанием. Оставляя эту землю, он возложил мантию пастыря на мои плечи, подвиг меня спасать души для исхода из сей грешной юдо…
– Ха! – Рита Рей швырнула газету на пол. Каблуки высекали искры из камней по дороге к выдаче багажа, лицо Риты Рей стало каменным. – Ах ты червяк, – сказала она. – Можно дурачить всех лохов некоторое время. Можно дурачить некоторых лохов все время. Но никогда, никогда такой номер не пройдет у тебя с Ритой Рей Дивер!
Мори Финкель поднял палец, показывая официантке, что готов выпить второй «Манхэттен».
Он сидел на третьей от входа банкетке, как всегда, по вторникам и четвергам в баре в Цинциннати, «Уютный уголок Коры». Одет он был в безупречный темно-синий блейзер, накрахмаленную бело-синюю рубашку с запонками, в темно-красный галстук в горошек, серые слаксы, туфли «Коул Хаан» и светло-голубые носки. Тщедушный, семидесяти девяти лет от роду, лысый, но с седыми клочками над ушами и с аккуратно подстриженными усами, Мори был здесь постоянным клиентом. Он неспешно пил свой «Манхэттен», здоровался с другими завсегдатаями, давал дружески-покровительственные советы официанткам и вел игривые беседы с одинокими стареющими женщинами, которые обосновались в «Уголке» ради нескольких часов общения каждую неделю. Обитатели «Уголка Коры» – это и была вся общественная жизнь для Мори.
Официантка передала заказ бармену, который тут же прекратил протирать стаканы и деловито стал наливать «Манхэттен» для Мори. В «Уголке» все любили старика – дружелюбного коротышку, щедрого на чаевые. Уже одиннадцать лет как уйдя на покой из торговли мебелью, Мори так и остался похож на персонажа старых рекламных роликов. Все, кому больше тридцати, помнили этот густой баритон и улыбку: «Эй, люди! Это я, ваш дядя Мори из «Мебельного базара M и Н»! Приходите – и увидите меня. Приводите с собой мужей, детей, потому что сегодня и только сегодня мы продадим вам любую мебель – кровать, шкаф, столик, диван, кресло-качалку – да, сэр, все вместе и каждый предмет в отдельности – за один пенни. Вы не ослышались: все что захотите – за один цент! – Камера медленно наезжала и давала крупным планом улыбающееся лицо. Проходили секунды – и Мори подмигивал: – Да ладно, я просто пошутил. А что, вы думали, старый Мори совсем спятил? – Он снова подмигивал и улыбался во весь рот. – Но зато приму я вас как родных, это я обещаю».
Мори улыбнулся официантке, погладил ее по руке, когда она поставила на стол «Манхэттен», вспомнил свою жену Розу, когда ей было тридцать один год, до той роковой ночи двадцать лет назад.
Роза была миловидной женщиной, и Мори нежно ее любил, даже когда она начала оставаться дома во время его посещений «Уголка». Ну и ладно, Мори никогда не был особо требовательным.
А в тот последний вечер Роза принесла Мори его третий вечерний «Манхэттен» и пошла спать – такая у нее в последние годы возникла привычка. Он оставался смотреть позднюю передачу внизу, в гостиной, с выключенным светом, и звук приглушал, чтобы жене не мешать. Сам он оставался клевать носом в кресле «Лей-зи-бой», потом просыпался где-то около половины третьего, когда голова падала на грудь, выключал телевизор и брел наверх по темной лестнице, посвечивая себе фонариком. Осторожно раздевался, молча, чтобы не разбудить Розу, ложился рядом, нежно целовал ее в лоб и засыпал довольный.
Или не слишком довольный. Оборот магазина стал хилым, прибыль – вообще анемичной. И уже не первый год. Бизнес едва был способен прокормить одного человека, не говоря уже о двух, у одного из которых жена была. Сетевые магазины давили конкуренцией, заставляя продавать чуть ли не себе в убыток. Долги вздымались, как чудища из болота неудач бизнеса. Мори и его партнер Ник Анархос вели бесконечные споры о том, что делать. Ник, молодой и нетерпеливый, говорил:
– Вполне может случиться пожар – я знаю одного парня…
Но Мори слишком любил свои рекламные ролики, чтобы дать им уйти с дымом.
– Остынь, Ник, – говорил он. – Все еще переменится, как всегда бывает, сам увидишь.
Но фея мебельного бизнеса надолго повернулась к «Мебельному базарчику M и Н» задней частью своего холодного кринолина.
Так что в тот вечер Мори выключил телевизор и сидел в темноте, думая, как же двум партнерам выбраться из тесной дыры. Потом он задремал. Где-то около часа ночи его разбудил тонкий звон разбитого стекла, громкий стук и чье-то придушенное восклицание.
– Что такое? – Мори нашарил подлокотник кресла, чтобы сесть, взял с телевизорного столика фонарь и осветил комнату. – Гевалт!
На ковре лежал человек – видны были только ноги, а тело рухнуло под кресло Розы.
Мори схватил кочергу – тяжелую, бронзовую – от камина и на цыпочках подобрался к этим неподвижным ногам. Он увидел разбитое окно рядом с дверью и распростертого человека – мужчина, одет весь в черное, если не считать туфель кордовской кожи. Человек лежал неподвижно головой к тяжелому никелированному столику, у ног валялась опрокинутая оттоманка. Мори посветил на голову человека, увидел черную бандану, завязанную поперек лица, кровавый порез на лбу и кровь на уголке кофейного столика.
Не надо было быть вундеркиндом, чтобы разобраться, что случилось. Взломщик – сволочь такая, в мой дом залез! – разбил стекло, сунул руку и открыл засов, вошел, споткнулся в темноте об оттоманку, стукнулся головой об угол стола, и… Мори пощупал ему шею сбоку – пульса не было. Около руки грабителя лежал пистолет – автоматический, с толстым цилиндром на конце. Глушитель. Мори такие в кино видел. Он попытался нащупать пульс на руке, но тоже ничего. Так этому типу и надо.
Наверху скрипнула кровать и послышался перепуганный голос Розы:
– Ник, у тебя все? Ты его… да?
Ник?
Мори стащил платок с мертвого лица и убедился: да, это его партнер, Ник Анархос.
Мори медленно двигался, но соображал для своих лет быстро – сложить два и два было достаточно просто. Ники Роза, а Мори с пулей в черепе. Он увидел эту картинку прямо по сценарию:
– Взломщик, очевидно, вошел через переднюю дверь, мэм, не зная, что ваш муж здесь спит в кресле. Он проснулся, грабитель его застрелил и сбежал, вас не тронув.
Ник – сволочь, двойной предатель! – бросил бы пистолет в реку Огайо с Подвесного моста, получил бы страховку на пережившего, которую Мори с Ником друг на друга оформили, и достались бы ему и «Базарчик», и Роза.
Снова голос сверху:
– Ник, все в порядке? – Пауза. – Я не хочу его видеть. Я здесь подожду, в кровати.
В полуоглушенном состоянии Мори вынул из кармана халата платок с монограммой, обернул им руку, поднял пистолет, посмотрел, разбираясь, как он должен действовать – курок взведен, готов к стрельбе, – и пошел наверх по лестнице, зажимая пистолет рукой в платке. У него в ушах продолжало звенеть: «Ник, у тебя все?», когда он всаживал в Розу три пули. Потом он уронил пистолет, упал на колени, пополз в туалет, и его вырвало в унитаз. Потом он долгую минуту сидел на корточках и всхлипывал, пока наконец «Ник, у тебя все?» не заглушило упреки совести. Ник и Роза шпокались. И они это давно задумали. Как давно?
Мори глубоко вздохнул, овладел собой. Спустившись вниз, он снова завязал Нику лицо бандитским платком и вставил ему в руку пистолет. Положил палец Ника на спусковой крючок, поднял его руку своей, обернутой платком, и нажал на спуск, послав пулю в стену над спинкой кресла-качалки.
Потом Мори переоделся, быстро, но тщательно вымывшись, и вызвал полицию.
Измененный сценарий прозвучал так:
– Наверное, он убил бедняжку Розу, а потом увидел меня в качалке. Я проснулся, прыгнул к нему – он выстрелил, зацепился за оттоманку и головой об стол. Я его не трогал, он лежит, где лежал. Он страховку хотел получить, наверное, – убил бедняжку Розу, чтобы получить весь бизнес. Подумать только, Ник! Мой партнер, мой друг все эти годы…
Магазин он продал – даже близко не получил, сколько хотел, но это уже не надо было делить с партнером, и ему дали приличный залог на пять лет, чтобы и дальше крутились по телевизору его ролики.
Посиживая после этого в «Уголке», Мори все думал про пистолет Ника, как он удобно ощущался в руке, как легко было разобраться с неверной женой, какое праведное было чувство, когда это кончилось. Немного времени прошло, и в центре адаптации пожилых граждан на лекции «Концы с концами сходятся: новая карьера для людей на заслуженном отдыхе» у него произошел примечательный разговор с одним восьмидесятилетним стариком. Тот рассказал, как друга его сына выбросил из бизнеса партнер-обманщик. Мори ощутил, как растет в нем гнев, ниточка протянулась от пистолета Ника к этой лекции – и к возможности. Он потихоньку навел справки, установил связь – и выполнил свой первый контракт. Эффективно и быстро.
Так началась одиночная война Мори Финкеля против обманщиков.
Мори глотнул «Манхэттена», улыбнулся, купаясь в сиянии одинокой, но теплой славы супергероя, улучшающего мир для тех, кто этого достоин. И разумеется…
– Мистер Финкель? Мори? – Это был бармен. – Вас к телефону. Что-то там насчет поломанной мебели вроде бы. Спросили мистера Молота.
– Вы мое имя не называли?
– Нет, сэр. Эта починка мебели дает вам немного лишних денег сверх социального страхования? Наличные, без имен, и не надо впутывать сюда Дядю Сэма?
– Правильно поняли. Спасибо.
Мори взял трубку, посмотрел задумчиво вслед бармену, возвращающемуся за стойку.
– Молот слушает. У вас проблема?
– Это говорит Т., – сказали на том конце провода. – Проблема носит имя Ши…
– Мы говорим о мебели или вы ошиблись номером?
– Да, конечно, мебель. Мебель. У меня тут сломанный стул, который продал мне мой, гм, партнер. А говорил, что стул целый.
Мори сжал трубку покрепче:
– Нечестный партнер?
– Вот именно. Я хочу только исправить… вот этот стул.
– Может быть, я смогу помочь.
Мори глянул на бармена, расправляющего на полу дорожку.
– А о каких условиях мы здесь говорим – ну, в смысле гонорара?
– За починку стула? То же, что в прошлый раз, если мне не придется искать…
– Я уверен, что вы сможете починить его прямо здесь, в Гатлинбурге. Так что… пятнадцать, гм… долларов?
– Пятнадцать? Вы меня разыгрываете. Гонорар – все те же двадцать плюс расходы.
Т. вздохнул:
– Я этого опасался… но ладно. Я вам передам все подробности, фотографию стула по почте до востребования. Оплата по доставке – живым или мертвым.
– Я ремонтирую мебель, – напомнил Мори собеседнику. – Я не выращиваю деревья. И работаю только с мертвым деревом. Вы меня понимаете?
– Понимаю.
– Тогда жду от вас почты.
Мори повесил трубку.
14
Джинджер поставила чашку перед Крили Пэтчем.
– Вы так любите, сэр? Сливки и сахар?
– Да, спасибо. Закройте дверь, пожалуйста.
Пэтч сидел за большим столом недавно отбывшего Князя Света и сейчас жестом пригласил Джинджер сесть возле двери в готическое кресло с высокой спинкой. Он наклонился вперед, поставив локти на стол, и показал волосатой рукой на газеты:
– Посмотрите эти статьи?
Джинджер убрала ноксвильские и эшвильские газеты, достала снизу таблоид.
– Уау!
Шевеля губами, она прочла про себя:
* * *
Вознесен!
Преподобный Шикльтон Дун из церкви Детей Света в Гатлин-бурге, известный среди своих учеников как Князь Света, был «в мгновение ока вознесен на крыльях ангелов на небо» в ночь на понедельник, и, как сообщил его преемник, преп. Крили Пэтч: «Именно так, как Князь пророчествовал».
Хормейстр Джинджер Родджерс была свидетельницей исчезновения преп. Дуна во вспышке света – одежда осталась на земле.
«Я думаю, на небесах тепло, – сказала мисс Родджерс, бывшая болельщица и королева красоты. – Вот секунду назад он был здесь, а потом – Пуф! – и его не стало». Мисс Родджерс выразила уверенность, что это «не было обыкновенное похищение инопланетянами. В прошлом году похитили двух хористок с парковки возле супермаркета, а сейчас было совсем не так. Ни инопланетян, ни НЛО, а просто – Пуф!»
Преп. Крули Пэтч, выдающийся библиолог, указал, что Вознесение подтвердило сущность преп. Дуна как второго Мессии, «хотя преподобный Дун был в отличие от Иисуса низкого роста и темноволосый. Он был первым, кто Вознесся, – сказал преп. Пэтч, – но другие последуют за ним, Вознесутся на небо с крыши нашей церкви, с Храма Света. И я избран мостить следующей волне путь на небо».
Согласно книге Откровения, а также пророкам Эдварду Кейсу и Нострадамусу…
Джинджер сморщила нос.
– Я им не говорила, что я хормейстер, дьякон… то есть простите, преподобный Пэтч, клянусь вам. И про королеву красоты тоже не говорила.
Пэтч отмахнулся от этих слов и отпил кофе.
– Это не могло быть похищение, я бы знала тогда.
– Конечно, Джинджер.
Она повернула таблоид статьей к нему:
– Посмотрите вот на эту картинку. Это мое выпускное платье, а не риза Вознесения, а поместили меня на крыше Маяка, а не на скамейках школьного стадиона. Тут показано, что преподобный Дун пролетел мимо меня вверх, как ракета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ребята имели представление, что это значит, – и быстро-быстро вышли из кабинета.
– Ты думаешь, он будет звонить, ну… – начал Персик, -…Моло…
– Вслух не говори, – одернул его Младший.
– А если он… это, – вставил Ящик, – то ведь не про нас же? Младший посмотрел на него ошеломленно:
– С чего тебе такое в голову пришло? – Голос его слегка подсел. – Не мы же его выпустили. Мы не виноваты. Мы же делаем, что он хочет, да? Скажите сами, ребята, делаем?
– Ну конечно, – ответил Ящик.
13
В аэропорту Ноксвиль Рита Рей пошла за сигаретами и, проходя мимо газетного киоска, глянула на стенд. Глаз зацепился за какую-то статью, Рита Рей вчиталась и завопила:
– Ах ты мерзавец!
Согнутые над журналами тела дернулись вверх, лица обернулись на крик. Студентка в футболке университета Теннесси уронила лэптоп – он зловеще дзинькнул, упав на пол. Долговязая женщина впереди Риты Рей тоже вскрикнула, обернулась и сбила стенд с жевательной резинкой. Все внимание обратилось на мужчину позади Риты Рей – не иначе как он ее ущипнул – при такой-то одежде: короткая шелковая юбочка, прозрачная кофта и каблуки в четыре дюйма. Подозрительный тип – лысеющий, в гавайке, из-под которой выпирало круглое пузцо, и шортах цвета хаки, – средних лет мужик, явно любитель поиграть в покер, посмотреть футбол, подымить сигарой, – конечно же, подобный тип мог ущипнуть в толпе такую эффектную женщину, как Рита Рей, если думал, что его не поймают.
– Извинитесь немедленно! – потребовала долговязая леди, буравя его взглядом.
– Стыдно вам должно быть, – поддержала ее молодая мать.
Одной рукой она катила коляску, где вопил младенец, другой пыталась ухватить семилетнего ребенка, в восторге кинувшегося к рассыпанной жвачке.
Обеспокоенный продавец за прилавком спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Охрану вызвать?
Студентка, стоя на коленях и собирая обломки лэптопа, посмотрела на предполагаемого хулигана весьма недружелюбно:
– Довольны, да? Целый семестр работы псу под хвост.
Подозреваемый воздел руки к небу:
– Я же ничего не делал!
Рита Рей, не замечая суматохи, все еще таращась на заголовок, произнесла одно только слово:
– Вранье!
Схватив с прилавка газету, она сжала ее побелевшими пальцами, развернулась и решительным шагом ушла, не заплатив. Взгляд ее не отрывался от той статьи, что ее зацепила:
Руководитель секты вознесся – говорят его ученики.
Последователи преподобного Шикльтона Дуна, харизматического лидера секты Дети Света из Гатлинбурга, утверждают, что преподобный вознесся (был мгновенно транспортирован на небо) в девять часов вечера в понедельник. Хористка мисс Джинджер Родджерс, как утверждается, была тому свидетельницей.
– Вознесся на небо на крыльях ангелов, – заявил преподобный Крили Пэтч, принявший на себя сан священника в отсутствие преп. Дуна. – Он исчез в мгновение ока, точно так, как пророчествовал нам, оставив всю одежду и мирское имущество свое.
Прихожане секты «Светляки», или «Фонарики», как их часто называют, верят, что библейское Вознесение достойных смертных будет предшествовать началу конца света, Временам Скорбей, за которыми – явление Антихриста и Армагеддон, последняя битва между добром и злом.
Преподобный Дун, которого наиболее восторженные ученики называли Князем Света и вторым Мессией, утверждал, что возглавит Вознесение, которое начнется в Гатлинбурге, и начнется с аномалий погоды, волнений на Ближнем Востоке и явления падающей звезды. Ожидая призыва с небес, Дети Света облачились в балахоны и, светя в небо фонарями, поднялись на крышу своей церкви, Храма Света (бывший оружейный склад Национальной гвардии), расположенный за известным в Гатлинбурге Музеем Библии Живой.
– Вознесение началось, – утверждает преп. Пэтч. – Преподобный Дун открыл нам путь, и было это предупреждением и обещанием. Оставляя эту землю, он возложил мантию пастыря на мои плечи, подвиг меня спасать души для исхода из сей грешной юдо…
– Ха! – Рита Рей швырнула газету на пол. Каблуки высекали искры из камней по дороге к выдаче багажа, лицо Риты Рей стало каменным. – Ах ты червяк, – сказала она. – Можно дурачить всех лохов некоторое время. Можно дурачить некоторых лохов все время. Но никогда, никогда такой номер не пройдет у тебя с Ритой Рей Дивер!
Мори Финкель поднял палец, показывая официантке, что готов выпить второй «Манхэттен».
Он сидел на третьей от входа банкетке, как всегда, по вторникам и четвергам в баре в Цинциннати, «Уютный уголок Коры». Одет он был в безупречный темно-синий блейзер, накрахмаленную бело-синюю рубашку с запонками, в темно-красный галстук в горошек, серые слаксы, туфли «Коул Хаан» и светло-голубые носки. Тщедушный, семидесяти девяти лет от роду, лысый, но с седыми клочками над ушами и с аккуратно подстриженными усами, Мори был здесь постоянным клиентом. Он неспешно пил свой «Манхэттен», здоровался с другими завсегдатаями, давал дружески-покровительственные советы официанткам и вел игривые беседы с одинокими стареющими женщинами, которые обосновались в «Уголке» ради нескольких часов общения каждую неделю. Обитатели «Уголка Коры» – это и была вся общественная жизнь для Мори.
Официантка передала заказ бармену, который тут же прекратил протирать стаканы и деловито стал наливать «Манхэттен» для Мори. В «Уголке» все любили старика – дружелюбного коротышку, щедрого на чаевые. Уже одиннадцать лет как уйдя на покой из торговли мебелью, Мори так и остался похож на персонажа старых рекламных роликов. Все, кому больше тридцати, помнили этот густой баритон и улыбку: «Эй, люди! Это я, ваш дядя Мори из «Мебельного базара M и Н»! Приходите – и увидите меня. Приводите с собой мужей, детей, потому что сегодня и только сегодня мы продадим вам любую мебель – кровать, шкаф, столик, диван, кресло-качалку – да, сэр, все вместе и каждый предмет в отдельности – за один пенни. Вы не ослышались: все что захотите – за один цент! – Камера медленно наезжала и давала крупным планом улыбающееся лицо. Проходили секунды – и Мори подмигивал: – Да ладно, я просто пошутил. А что, вы думали, старый Мори совсем спятил? – Он снова подмигивал и улыбался во весь рот. – Но зато приму я вас как родных, это я обещаю».
Мори улыбнулся официантке, погладил ее по руке, когда она поставила на стол «Манхэттен», вспомнил свою жену Розу, когда ей было тридцать один год, до той роковой ночи двадцать лет назад.
Роза была миловидной женщиной, и Мори нежно ее любил, даже когда она начала оставаться дома во время его посещений «Уголка». Ну и ладно, Мори никогда не был особо требовательным.
А в тот последний вечер Роза принесла Мори его третий вечерний «Манхэттен» и пошла спать – такая у нее в последние годы возникла привычка. Он оставался смотреть позднюю передачу внизу, в гостиной, с выключенным светом, и звук приглушал, чтобы жене не мешать. Сам он оставался клевать носом в кресле «Лей-зи-бой», потом просыпался где-то около половины третьего, когда голова падала на грудь, выключал телевизор и брел наверх по темной лестнице, посвечивая себе фонариком. Осторожно раздевался, молча, чтобы не разбудить Розу, ложился рядом, нежно целовал ее в лоб и засыпал довольный.
Или не слишком довольный. Оборот магазина стал хилым, прибыль – вообще анемичной. И уже не первый год. Бизнес едва был способен прокормить одного человека, не говоря уже о двух, у одного из которых жена была. Сетевые магазины давили конкуренцией, заставляя продавать чуть ли не себе в убыток. Долги вздымались, как чудища из болота неудач бизнеса. Мори и его партнер Ник Анархос вели бесконечные споры о том, что делать. Ник, молодой и нетерпеливый, говорил:
– Вполне может случиться пожар – я знаю одного парня…
Но Мори слишком любил свои рекламные ролики, чтобы дать им уйти с дымом.
– Остынь, Ник, – говорил он. – Все еще переменится, как всегда бывает, сам увидишь.
Но фея мебельного бизнеса надолго повернулась к «Мебельному базарчику M и Н» задней частью своего холодного кринолина.
Так что в тот вечер Мори выключил телевизор и сидел в темноте, думая, как же двум партнерам выбраться из тесной дыры. Потом он задремал. Где-то около часа ночи его разбудил тонкий звон разбитого стекла, громкий стук и чье-то придушенное восклицание.
– Что такое? – Мори нашарил подлокотник кресла, чтобы сесть, взял с телевизорного столика фонарь и осветил комнату. – Гевалт!
На ковре лежал человек – видны были только ноги, а тело рухнуло под кресло Розы.
Мори схватил кочергу – тяжелую, бронзовую – от камина и на цыпочках подобрался к этим неподвижным ногам. Он увидел разбитое окно рядом с дверью и распростертого человека – мужчина, одет весь в черное, если не считать туфель кордовской кожи. Человек лежал неподвижно головой к тяжелому никелированному столику, у ног валялась опрокинутая оттоманка. Мори посветил на голову человека, увидел черную бандану, завязанную поперек лица, кровавый порез на лбу и кровь на уголке кофейного столика.
Не надо было быть вундеркиндом, чтобы разобраться, что случилось. Взломщик – сволочь такая, в мой дом залез! – разбил стекло, сунул руку и открыл засов, вошел, споткнулся в темноте об оттоманку, стукнулся головой об угол стола, и… Мори пощупал ему шею сбоку – пульса не было. Около руки грабителя лежал пистолет – автоматический, с толстым цилиндром на конце. Глушитель. Мори такие в кино видел. Он попытался нащупать пульс на руке, но тоже ничего. Так этому типу и надо.
Наверху скрипнула кровать и послышался перепуганный голос Розы:
– Ник, у тебя все? Ты его… да?
Ник?
Мори стащил платок с мертвого лица и убедился: да, это его партнер, Ник Анархос.
Мори медленно двигался, но соображал для своих лет быстро – сложить два и два было достаточно просто. Ники Роза, а Мори с пулей в черепе. Он увидел эту картинку прямо по сценарию:
– Взломщик, очевидно, вошел через переднюю дверь, мэм, не зная, что ваш муж здесь спит в кресле. Он проснулся, грабитель его застрелил и сбежал, вас не тронув.
Ник – сволочь, двойной предатель! – бросил бы пистолет в реку Огайо с Подвесного моста, получил бы страховку на пережившего, которую Мори с Ником друг на друга оформили, и достались бы ему и «Базарчик», и Роза.
Снова голос сверху:
– Ник, все в порядке? – Пауза. – Я не хочу его видеть. Я здесь подожду, в кровати.
В полуоглушенном состоянии Мори вынул из кармана халата платок с монограммой, обернул им руку, поднял пистолет, посмотрел, разбираясь, как он должен действовать – курок взведен, готов к стрельбе, – и пошел наверх по лестнице, зажимая пистолет рукой в платке. У него в ушах продолжало звенеть: «Ник, у тебя все?», когда он всаживал в Розу три пули. Потом он уронил пистолет, упал на колени, пополз в туалет, и его вырвало в унитаз. Потом он долгую минуту сидел на корточках и всхлипывал, пока наконец «Ник, у тебя все?» не заглушило упреки совести. Ник и Роза шпокались. И они это давно задумали. Как давно?
Мори глубоко вздохнул, овладел собой. Спустившись вниз, он снова завязал Нику лицо бандитским платком и вставил ему в руку пистолет. Положил палец Ника на спусковой крючок, поднял его руку своей, обернутой платком, и нажал на спуск, послав пулю в стену над спинкой кресла-качалки.
Потом Мори переоделся, быстро, но тщательно вымывшись, и вызвал полицию.
Измененный сценарий прозвучал так:
– Наверное, он убил бедняжку Розу, а потом увидел меня в качалке. Я проснулся, прыгнул к нему – он выстрелил, зацепился за оттоманку и головой об стол. Я его не трогал, он лежит, где лежал. Он страховку хотел получить, наверное, – убил бедняжку Розу, чтобы получить весь бизнес. Подумать только, Ник! Мой партнер, мой друг все эти годы…
Магазин он продал – даже близко не получил, сколько хотел, но это уже не надо было делить с партнером, и ему дали приличный залог на пять лет, чтобы и дальше крутились по телевизору его ролики.
Посиживая после этого в «Уголке», Мори все думал про пистолет Ника, как он удобно ощущался в руке, как легко было разобраться с неверной женой, какое праведное было чувство, когда это кончилось. Немного времени прошло, и в центре адаптации пожилых граждан на лекции «Концы с концами сходятся: новая карьера для людей на заслуженном отдыхе» у него произошел примечательный разговор с одним восьмидесятилетним стариком. Тот рассказал, как друга его сына выбросил из бизнеса партнер-обманщик. Мори ощутил, как растет в нем гнев, ниточка протянулась от пистолета Ника к этой лекции – и к возможности. Он потихоньку навел справки, установил связь – и выполнил свой первый контракт. Эффективно и быстро.
Так началась одиночная война Мори Финкеля против обманщиков.
Мори глотнул «Манхэттена», улыбнулся, купаясь в сиянии одинокой, но теплой славы супергероя, улучшающего мир для тех, кто этого достоин. И разумеется…
– Мистер Финкель? Мори? – Это был бармен. – Вас к телефону. Что-то там насчет поломанной мебели вроде бы. Спросили мистера Молота.
– Вы мое имя не называли?
– Нет, сэр. Эта починка мебели дает вам немного лишних денег сверх социального страхования? Наличные, без имен, и не надо впутывать сюда Дядю Сэма?
– Правильно поняли. Спасибо.
Мори взял трубку, посмотрел задумчиво вслед бармену, возвращающемуся за стойку.
– Молот слушает. У вас проблема?
– Это говорит Т., – сказали на том конце провода. – Проблема носит имя Ши…
– Мы говорим о мебели или вы ошиблись номером?
– Да, конечно, мебель. Мебель. У меня тут сломанный стул, который продал мне мой, гм, партнер. А говорил, что стул целый.
Мори сжал трубку покрепче:
– Нечестный партнер?
– Вот именно. Я хочу только исправить… вот этот стул.
– Может быть, я смогу помочь.
Мори глянул на бармена, расправляющего на полу дорожку.
– А о каких условиях мы здесь говорим – ну, в смысле гонорара?
– За починку стула? То же, что в прошлый раз, если мне не придется искать…
– Я уверен, что вы сможете починить его прямо здесь, в Гатлинбурге. Так что… пятнадцать, гм… долларов?
– Пятнадцать? Вы меня разыгрываете. Гонорар – все те же двадцать плюс расходы.
Т. вздохнул:
– Я этого опасался… но ладно. Я вам передам все подробности, фотографию стула по почте до востребования. Оплата по доставке – живым или мертвым.
– Я ремонтирую мебель, – напомнил Мори собеседнику. – Я не выращиваю деревья. И работаю только с мертвым деревом. Вы меня понимаете?
– Понимаю.
– Тогда жду от вас почты.
Мори повесил трубку.
14
Джинджер поставила чашку перед Крили Пэтчем.
– Вы так любите, сэр? Сливки и сахар?
– Да, спасибо. Закройте дверь, пожалуйста.
Пэтч сидел за большим столом недавно отбывшего Князя Света и сейчас жестом пригласил Джинджер сесть возле двери в готическое кресло с высокой спинкой. Он наклонился вперед, поставив локти на стол, и показал волосатой рукой на газеты:
– Посмотрите эти статьи?
Джинджер убрала ноксвильские и эшвильские газеты, достала снизу таблоид.
– Уау!
Шевеля губами, она прочла про себя:
* * *
Вознесен!
Преподобный Шикльтон Дун из церкви Детей Света в Гатлин-бурге, известный среди своих учеников как Князь Света, был «в мгновение ока вознесен на крыльях ангелов на небо» в ночь на понедельник, и, как сообщил его преемник, преп. Крили Пэтч: «Именно так, как Князь пророчествовал».
Хормейстр Джинджер Родджерс была свидетельницей исчезновения преп. Дуна во вспышке света – одежда осталась на земле.
«Я думаю, на небесах тепло, – сказала мисс Родджерс, бывшая болельщица и королева красоты. – Вот секунду назад он был здесь, а потом – Пуф! – и его не стало». Мисс Родджерс выразила уверенность, что это «не было обыкновенное похищение инопланетянами. В прошлом году похитили двух хористок с парковки возле супермаркета, а сейчас было совсем не так. Ни инопланетян, ни НЛО, а просто – Пуф!»
Преп. Крули Пэтч, выдающийся библиолог, указал, что Вознесение подтвердило сущность преп. Дуна как второго Мессии, «хотя преподобный Дун был в отличие от Иисуса низкого роста и темноволосый. Он был первым, кто Вознесся, – сказал преп. Пэтч, – но другие последуют за ним, Вознесутся на небо с крыши нашей церкви, с Храма Света. И я избран мостить следующей волне путь на небо».
Согласно книге Откровения, а также пророкам Эдварду Кейсу и Нострадамусу…
Джинджер сморщила нос.
– Я им не говорила, что я хормейстер, дьякон… то есть простите, преподобный Пэтч, клянусь вам. И про королеву красоты тоже не говорила.
Пэтч отмахнулся от этих слов и отпил кофе.
– Это не могло быть похищение, я бы знала тогда.
– Конечно, Джинджер.
Она повернула таблоид статьей к нему:
– Посмотрите вот на эту картинку. Это мое выпускное платье, а не риза Вознесения, а поместили меня на крыше Маяка, а не на скамейках школьного стадиона. Тут показано, что преподобный Дун пролетел мимо меня вверх, как ракета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42