Где же теперь моя мумия? Наверняка бросили они ее где-то на парковой скамейке, туристов пугать.
Разъяренный Мори схватил этот порнографический мяч за… кажется, за лодыжку и швырнул через крышу своей машины на ту сторону улицы. Мяч отскочил от загорелой спины какой-то толстухи в ядовито-красном топе, ее муж тут же автоматически дал подзатыльник старшему из их четырех детей и строго приказал никогда больше так маме не делать. Пластиковый мяч выкатился на дорогу под колеса голубого фургона с надписью «Музей Библии Живой. Ты ее прочел? Теперь проживи ее!»
Фургон взвизгнул тормозами – поздно. Шар с грохотом лопнул под колесами.
Мори не стал обращать внимания на уличную суматоху и скользнул за руль своего «линкольна», все еще дымясь. Проверив обойму висящего под мышкой кольта, он вернулся к «Пончо Пирату». Как он и боялся, все трое уже смылись. Не будет сегодня триумфальной поездки к Тадеушу Трауту, не будет выплаты, а завтра не будет «Манхэттена» у «Коры».
Мори сел у бара – приглушить гнев стаканчиком. Или двумя-тремя.
Джимми увидел это – что бы оно ни было – уголком глаза: розовое и толстое, оно летело прямо под правое переднее колесо. Он изо всех сил ударил по тормозам – фургон юзом пронесло еще шесть футов.
БАХ!
Он вылетел из машины и упал на четвереньки – посмотреть на останки сбитого им несчастного создания.
При виде расплющенной массы пластика лицо его расплылось в улыбке. Чего ему только не хватало – так это дорожной аварии и еще одного любопытного копа вроде того, что проводил его и освобожденного предка до этого чертова музея. Потерев счастливый пенни, висящий на шее, Джимми влез обратно в машину.
С тротуара послышалась сердитая ругань – там поджарый мужик рядом с корпулентной бабой тряс за шкирку какого-то подростка, который, без сомнения, и бросил эту штуку под колеса Джимми.
– Так тебе и надо! – крикнул Джимми подростку.
Его взгляд упал на часы приборной доски. Начальник будет дымиться на тему, сколько времени Джимми ездил.
Он запетлял в потоке и подъехал к стоянке музея, забитой машинами и тремя большими автобусами – туры «Джорджия грейсленд». Припарковав машину между первым и вторым автобусом, поближе к служебному входу музея, он включил сигнализацию и бросился в лавку, держа в руках коробки сувениров.
Супервизор суетился за прилавком, принимая деньги и пакуя покупки.
– Чего так долго? – спросил он, не поднимая глаз. – Помоги Салли ящики распаковать.
– Да, сэр.
– А когда кончишь, съездишь на наш склад в городе – здесь, в Гатлинбурге. Знаешь его?
– Да, сэр.
– У нас запретные плоды кончаются. Того и гляди, туристы останутся без них. Там тебе кладовщик с полдюжины контейнеров приготовил.
– Да, сэр.
– Это займет не больше…
У супервизора на поясе затрещала рация. Он схватил ее, поднес к уху…
– О черт! Джимми!
– Да, сэр?
– Мальчишки из группы «Агнцы Божий» кидают монетки в муравьеда. Дуй к Ноеву Ковчегу, пронто! Мне только еще не хватало, чтобы какому-нибудь пацану пипку откусили.
– Мне сперва надо поставить фургон…
У супервизора зазвонил мобильник.
– Ага… понял, дорогая. Уже еду.
Он сунул телефон в чехол, бросил на Джимми озабоченный взгляд, чуть окрашенный гневом.
– Этот гаденыш бросил в унитаз шутиху. Моя машина все еще в магазине. Дай ключи от фургона, я плоды прихвачу на обратном пути. Кончатся – значит, так тому и быть.
Он протянул ладонь.
– Я там оставил пращу, – сказал Джимми. – Давайте я ее заберу сперва…
– Потом. К Ковчегу давай, быстрее. Ключи, мистер! У меня дома наводнение, а завтра мы в отпуск едем. Потом свою пращу возьмешь.
Джимми отдал ключи, бросил тревожный взгляд на фургон и пошел к Ноеву Ковчегу – спасать муравьеда от Агнцев Божиих.
По дороге он безмолвно вознес благодарственную молитву, что догадался укрыть мумию ребристым картоном и брезентом. Осталась только одна проблема: надо было дождаться, чтобы вернулся супервизор с фургоном. Дай бог теперь добраться с предком домой до темноты, не говоря уже о том, чтобы предать его земле.
Работники проката автомобилей в аэропорту отказались дать Шики «колеса» без водительских прав или кредитной карты, так что в Ноксвиль пришлось ехать на такси. За пять сотен из пяти тысяч долларов казино он на мрачной окраинной стоянке купил разваливающийся на ходу «шевроле» – зато без всяких вопросов.
Пробежав пальцами по «желтым страницам», он поехал в лавку маскарадных костюмов.
– Небольшая шуточка – хочу приятелей разыграть в офисе, – объяснил он. – Нет, не клоун, – отклонил он первое предложение.
– Костюм курицы – всегда смешно получается. Посмотрите, какие ноги.
– Да нет, пожалуй.
– Вот этот всем нравится. Смотрите, как это, когда сюда зубы вставить.
– Ага, страшно. И пелерина отличная. Но Дракула тоже не пойдет.
Не Кларк Гейбл, не Билл Клинтон, не Гуфи, не Билли Грэм.
– Никаких знаменитостей. Без масок. Просто хочу выглядеть иначе, понимаете?
Наконец он выбрал фермера-амиша. Светлая борода, обрамляющая подбородок, очки с янтарным оттенком в металлической оправе, костюм из мусорки для использованной одежды: поношенный и обвислый, черные габардиновые брюки с застежкой на пуговицах, подтяжки, без пояса, выцветшая синяя рабочая блуза, черные ботинки на шнурках до лодыжек и сверху – круглая соломенная шляпа. Шики добавил еще пару рубашек и комбинезонов, заключив, что хотя комбинезоны не входят в этот набор, кто в Гатлинбурге может увидеть разницу? И в довершение всего – светлый парик «Датч-бой».
– Настоящие волосы, – сказал продавец. – Год тут пыль собирал, пока грамотный покупатель не нашелся.
Покидая Ноксвиль, Джимми остановился в магазине реквизита фокусников и пополнил свой мешок с трюками, который ему всегда так верно служил. Человеку с его головой пара новых трюков может пригодиться. По дороге в Гатлинбург Шики репетировал голос на пол-октавы выше своего обычного и немецкий акцент, который он использовал в своем старом представлении «Изумительный Шварц». С амишами бы этот номер не прошел, но Шики не ожидал встретить в Восточном Теннесси уж слишком много амишей.
Первая остановка у него была на городском водопое – у «Пончо Пирата»: узнать, кто что знает о некоей мумии.
44
Хорейс Дакхауз, один в пустом музее, сидел, откинув голову и уставясь в потолок, и повторял шепотом:
– Мария, Мария…
Был это сон? Невероятно смелая школьная учительница с высокой белокурой прической вошла к нему в кабинет без доклада и… набросилась на него, как дикая кошка с течкой.
Он вызвал смутные воспоминания о сексе с женой Рут… когда же это было? Восемь лет тому назад? Но «отношения» – слова «секс» они вообще не говорили – с Рут всегда были покрыты темнотой и стыдом. Тайно, молча, редко.
Дакхауз перевернул фотографию Рут в рамке лицом вниз.
– Я знаю, что я не кинозвезда, – сказал он потолку, – но…
«Властность», – так сказала Мария. Да, это оно и есть: биологический императив, самок влечет к доминантным самцам. В конце концов, заключил он, в моих руках жизнь шести моих служащих, а также ответственность за третью по величине коллекцию крючков для пуговиц к югу от Огайо и к востоку от Миссисипи.
Спорить могу, что она – коллекционер. А я даже не знаю ее фамилии. Вернется она? Она поражена – или это была всего лишь погоня за знаменитостью?
Он резко подскочил от стука в окно кабинета, чуть не свалился со стула. Кто-то там был снаружи, что-то говорил, хотя слов было не слышно через тяжелое стекло на проволочном каркасе. Кто-то из этих чертовых демонстрантов? Нет, мужчина в пиджаке и галстуке, аккуратно причесанный. На сумасшедшего не похож.
Дакхауз поднялся, кивнул, показал, что окно не открывается, а надо подойти к входной двери. Сам он побежал туда изнутри и выглянул через стеклянную панель. Человек в костюме был один. Дакхауз отпер дверь, приоткрыл на шесть дюймов, поставил ногу, чтобы дверь не открылась сильнее.
– Да? В чем дело?
– Я нашел в коробке мумию, – сказал человек. – И подумал, не из вашего ли она музея.
Мори вошел к «Пончо» и сел за два табурета от странного вида фермера – со старомодной подстриженной бородой, темными очками в металлической оправе и в круглой соломенной остроконечной шляпе. Белокурые волосы, стриженные в кружок, висели где-то на два дюйма ниже плеч. Решив, что из-за дорого ему обошедшейся глупой шутки негодников не даст испортить себе настроения, Мори кивнул и сказал:
– Ну и жара стоит, правда?
Может быть, разговор отвлечет мысли от невыполненного контракта.
– О я, горячей, чем мы знайт, друг, – ответил фермер с акцентом, который Мори не опознал. Голландский, что ли?
– Вижу, вас далеко занесло от родины. Голландия?
– Индиана, – ответил фермер. – Я амиш.
– Правда? И что же привело вас в Гатлинбург? Вряд ли желание покататься на фуникулере?
Несмотря на подавленное настроение, Мори сам усмехнулся своей шутке.
– Жена и дети. Мы приехали смотреть горы Грейт-Смоки. Сказано было так: «Жена унд киндер. Мы приезжаль смотрейт горы Грайт-Шмоки».
– Вы водите? Я думал, вам машины запрещены.
– Мы… у нас водитель. Небольшой школьный автобус. Отпуск, понимаете?
Мори представил себе автобус, тормозящий движение на однополосной дороге в национальном парке, и в нем девятнадцать хнычущих детишек, которых бы медведям скормить. Упоминание о жене вызвало мысль о Розе, предательнице. Он нахмурился, быстро прогнал эту мысль и протянул руку:
– Меня называют Мори. А вас?
– Энос Шварц.
Они пожали друг другу руки, и Мори заметил, что для человека, гоняющего мулов или полющего кукурузу или чего там они делают, у фермера на удивление мягкие ладони.
Амиш обратился к бармену
– Я буду пиво.
– Вам разрешается пить? В барах? – спросил Мори.
– Ну конечно. Мы в отпуске молимся больше, уравновешивая наши проступки.
– Это разумно. И рыбу тоже ловите? Здесь есть отличная форель , как мне говорили.
Бармен в широкой футболке с поперечными полосами, красной бандане на голове с изображением зеленого попугая подвинул фермеру холодное пиво.
– Траут? – сказал он, дернул себя слегка за толстую золотую серьгу и оглянулся в обе стороны. – Если вы про мистера Траута, то советую поосторожнее.
Фермер неловко поерзал на табурете:
– Мистер Траут?
– Шишка местная. – Бармен рукой подманил к себе Мори фермера поближе. – Это его Музей Библии Живой – вон та пирамида, видите, на целый квартал? И «Фабрика помадки мистера Т.», и фабрика пищевых продуктов – много еще чего. А еще он дает ссуды – без залога, под высокий процент. – Он снова оглянулся по сторонам. – Вон тот мужик тут вчера был, с раздавленной рукой, весь в бинтах, жутко больно. Мой приятель говорит, что он запоздал с выплатой и мистер Траут велел своим людям прижать ему руку к цементному полу, а сам сбросил на нее шар для боулинга. Гадом буду.
Фермер чуть не поперхнулся глотком пива.
– Суровый клиент, этот Траут, должен я вам сказать, – заметил Мори.
Бармен еще понизил голос:
– Ходят слухи, что он, ну, знаете… – он изобразил пальцами пистолет, -…заказывает людей. У него киллер, который для развлечения отстреливает от них куски и только потом делает этот… куп де грасс.
Фермер-амиш опрокинул бутылку. Она прокатилась три фута по стойке, извергая пену. Бармен ее поймал, поднес к свету, увидел, что там пива не больше чем на два дюйма. Вытерев пену со стойки тряпкой, он сунул бутылку под стойку.
– Я вам другую сейчас дам, сэр, – сказал он. – Извините, надо было мне держать язык за зубами про такое. Вы же, квакеры, это… как его… пацифисты? Ни телевизора, ни кино, и про такое даже и не слышали, наверное. – Он улыбнулся фермеру успокоительной улыбкой. – Да вы не волнуйтесь, в Гатлинбурге безопасно, как нигде.
Фермер присосался к пиву долгим глотком, явно никак не успокоенный.
– Приятный городок, – подтвердил Мори. Он наклонил голову набок и спросил у бармена: – Вот этот Музей Библии Живой, что вы говорили, – он напротив той церкви с ангелом-дирижаблем, где заправляет – как его зовут-то… Дун?
Вторая бутылка фермера зазвенела о стойку. Он чуть не опрокинул и эту. Видно, не привык к алкоголю этот человек.
– Извиняйт, – пробормотал он.
Вошел новый посетитель – ухоженный молодой человек лет тридцати с черными волосами до плеч и золотистым загаром – и сел с другой стороны от фермера-амиша. К нему повернулись все головы, так как одет он был только в просторную розовую блузу с фиолетовой отделкой по краю, килт той же ткани и сандалии с перекрещенными ремешками на икрах. Бармену он сказал:
– Пива, Карлос. Ох, как оно мне нужно.
Мори приподнял бровь. Это был тот же фейгеле, которого он видел, когда встретил этих чертовых мальчишек. И одет в тот же бабский наряд. Мори с отвращением выдохнул – не при виде молодого парня в юбке, а при мысли об этих троих негодниках. «А я еще им пиво ставил, разговор завязывал. Ну и дурак же я».
– Держи, Джимми. – Бармен поставил перед ним бутылку. Бармен и этот фейгеле – друзья, отметил про себя Мори.
Если не считать серьги в ухе, обтягивающей футболки и прически «Кармен Миранда», бармен вполне натурал с виду, но… Он оглядел заведение, думая, не превращается ли «Пончо» в определенные часы в гей-бар. Этот амиш, конечно, разницы не заметит. И даже на краткий миг Мори подумал, что эти вот трое негодников – ведь все-таки здесь он их впервые увидел, – может, тоже малость того. Этот здоровый, голем, весь такой накачанный, в обтягивающей рубашке-сеточке, а жирный – что-то в нем от куклы есть. А тощий весь в коже. И обнимаются все время.
Нет. Мори заключил, что эти несомненно неотесанные мальчишки совсем не подходят в геи по параметрам, а этот молодой в юбке, если посмотреть на прочих посетителей «Пончо», как раз четвертый лишний, так сказать.
– Дун? – говорил бармен. – Говорят, что этот Дун вознесся – ну, в смысле, Бог его взял к себе, оставил душу, а остаток бросил обратно на землю высушенный. Вроде как мумию. Он в этом музее в Пиджин-Фордже.
– Это не Дун, – возразил фейгеле.
– Да? – спросил Мори.
– Да? – спросил фермер.
– И он уже не в музее.
– Не в музее, – вздохнул Мори.
– Не музее? – спросил фермер.
– Это мумия индейца, – сказал фейгеле. – Древнее захоронение.
– Джимми сам индеец, – вставил бармен.
Индеец-фейгеле, заметил про себя Мори. Как из Гринвич-Вилледж.
– А где эта мумия, кто бы он ни был? – спросил амиш.
– Если подумать, – обратился Мори к Джимми, индейцу-фейгеле, – так откуда вы знаете, что он уже не в музее? Он у этих ребят? Такой один большой, мускулистый, другой с маленькой головой и третий такой жирный?
– Безбожники? – спросил Джимми.
– Они безбожники? Вы их знаете? Они ваши приятели?
– Кто? – спросил фермер. – Кто?
– Они не мои приятели, и не знаю, как он мог бы у них оказаться, – ответил Джимми. – Они напали на Джинджер, и я ее спас. Больше я про них ничего не знаю.
– Джинджер? Джинджер Родджерс? – спросил Мори. – Вы знаете Джинджер Родджерс?
– Джинджер Родджерс? Из «светляков»? – спросил фермер.
– Ага, Джинджер Родджерс, – кивнул Джимми. – Вы ее тоже знаете?
– Джинджер Родджерс – подружка Джимми, – пояснил бармен.
– Мы просто друзья, – сказал Джимми.
«Вот в это я могу поверить», – подумал Мори. А индейцу-фейгеле он сказал:
– Позвольте старому человеку дать вам совет. Если вы думаете ввести в свою жизнь женщину… будьте осторожны. Она вас предаст. Отдайте женщине свое сердце, и рано или поздно она из него сделает гамбургер. Думаю, так оно было еще в пещерные дни. Мужчина добывает, женщина режет и жарит. Такова их природа.
– Поддерживаю тостом, – сказал фермер-амиш.
– Спасибо за совет, сэр, – ответил Джимми. – Я его запомню.
– Погодите-ка, – попросил фермер-амиш. – Вы минуту назад говорили про Дуна. Про эту мумию. Он где?
Джимми пожал плечами и влил в себя треть бутылки.
– Он появляется и исчезает, – сказал он голосом человека, только что потерявшего лучшего друга. – Пуф! – Он сделал еще один глоток. – Мой босс бросил фургон и уехал на три дня в горы. Ящик пуст. – Он допил остаток и уставился на пустую бутылку. – И я понятия не имею, где он. Ну никак.
Мешугене индейцы, подумал Мори. Ужас что алкоголь с ними делает.
45
Нежные воспоминания Хорейса Дакхауза о прошлой ночи были прерваны шагами, донесшимися из лаборатории. Он быстро запихнул свежекупленную коробку (дюжина профилактических средств с резервуарами на конце) в самую глубину ящика стола и посмотрел на часы. 8.20. Двери не откроются до десяти, сотрудники никогда раньше девяти не приходят, значит, это Платон Скоупс – явно снова сердитый, если судить по темпу шагов.
Главный научный сотрудник ворвался в кабинет, не здороваясь:
– Мой слон! Кто-то украл моего слона. Это вот тот уборщик с хитрой рожей, он здесь ночью убирал. Притаскивает с собой детишек, и один из этих мелких мерзавцев…
– Тпру-у-у! Что за слон?
Скоупс заходил из угла в угол, совершенно выведенный из себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Разъяренный Мори схватил этот порнографический мяч за… кажется, за лодыжку и швырнул через крышу своей машины на ту сторону улицы. Мяч отскочил от загорелой спины какой-то толстухи в ядовито-красном топе, ее муж тут же автоматически дал подзатыльник старшему из их четырех детей и строго приказал никогда больше так маме не делать. Пластиковый мяч выкатился на дорогу под колеса голубого фургона с надписью «Музей Библии Живой. Ты ее прочел? Теперь проживи ее!»
Фургон взвизгнул тормозами – поздно. Шар с грохотом лопнул под колесами.
Мори не стал обращать внимания на уличную суматоху и скользнул за руль своего «линкольна», все еще дымясь. Проверив обойму висящего под мышкой кольта, он вернулся к «Пончо Пирату». Как он и боялся, все трое уже смылись. Не будет сегодня триумфальной поездки к Тадеушу Трауту, не будет выплаты, а завтра не будет «Манхэттена» у «Коры».
Мори сел у бара – приглушить гнев стаканчиком. Или двумя-тремя.
Джимми увидел это – что бы оно ни было – уголком глаза: розовое и толстое, оно летело прямо под правое переднее колесо. Он изо всех сил ударил по тормозам – фургон юзом пронесло еще шесть футов.
БАХ!
Он вылетел из машины и упал на четвереньки – посмотреть на останки сбитого им несчастного создания.
При виде расплющенной массы пластика лицо его расплылось в улыбке. Чего ему только не хватало – так это дорожной аварии и еще одного любопытного копа вроде того, что проводил его и освобожденного предка до этого чертова музея. Потерев счастливый пенни, висящий на шее, Джимми влез обратно в машину.
С тротуара послышалась сердитая ругань – там поджарый мужик рядом с корпулентной бабой тряс за шкирку какого-то подростка, который, без сомнения, и бросил эту штуку под колеса Джимми.
– Так тебе и надо! – крикнул Джимми подростку.
Его взгляд упал на часы приборной доски. Начальник будет дымиться на тему, сколько времени Джимми ездил.
Он запетлял в потоке и подъехал к стоянке музея, забитой машинами и тремя большими автобусами – туры «Джорджия грейсленд». Припарковав машину между первым и вторым автобусом, поближе к служебному входу музея, он включил сигнализацию и бросился в лавку, держа в руках коробки сувениров.
Супервизор суетился за прилавком, принимая деньги и пакуя покупки.
– Чего так долго? – спросил он, не поднимая глаз. – Помоги Салли ящики распаковать.
– Да, сэр.
– А когда кончишь, съездишь на наш склад в городе – здесь, в Гатлинбурге. Знаешь его?
– Да, сэр.
– У нас запретные плоды кончаются. Того и гляди, туристы останутся без них. Там тебе кладовщик с полдюжины контейнеров приготовил.
– Да, сэр.
– Это займет не больше…
У супервизора на поясе затрещала рация. Он схватил ее, поднес к уху…
– О черт! Джимми!
– Да, сэр?
– Мальчишки из группы «Агнцы Божий» кидают монетки в муравьеда. Дуй к Ноеву Ковчегу, пронто! Мне только еще не хватало, чтобы какому-нибудь пацану пипку откусили.
– Мне сперва надо поставить фургон…
У супервизора зазвонил мобильник.
– Ага… понял, дорогая. Уже еду.
Он сунул телефон в чехол, бросил на Джимми озабоченный взгляд, чуть окрашенный гневом.
– Этот гаденыш бросил в унитаз шутиху. Моя машина все еще в магазине. Дай ключи от фургона, я плоды прихвачу на обратном пути. Кончатся – значит, так тому и быть.
Он протянул ладонь.
– Я там оставил пращу, – сказал Джимми. – Давайте я ее заберу сперва…
– Потом. К Ковчегу давай, быстрее. Ключи, мистер! У меня дома наводнение, а завтра мы в отпуск едем. Потом свою пращу возьмешь.
Джимми отдал ключи, бросил тревожный взгляд на фургон и пошел к Ноеву Ковчегу – спасать муравьеда от Агнцев Божиих.
По дороге он безмолвно вознес благодарственную молитву, что догадался укрыть мумию ребристым картоном и брезентом. Осталась только одна проблема: надо было дождаться, чтобы вернулся супервизор с фургоном. Дай бог теперь добраться с предком домой до темноты, не говоря уже о том, чтобы предать его земле.
Работники проката автомобилей в аэропорту отказались дать Шики «колеса» без водительских прав или кредитной карты, так что в Ноксвиль пришлось ехать на такси. За пять сотен из пяти тысяч долларов казино он на мрачной окраинной стоянке купил разваливающийся на ходу «шевроле» – зато без всяких вопросов.
Пробежав пальцами по «желтым страницам», он поехал в лавку маскарадных костюмов.
– Небольшая шуточка – хочу приятелей разыграть в офисе, – объяснил он. – Нет, не клоун, – отклонил он первое предложение.
– Костюм курицы – всегда смешно получается. Посмотрите, какие ноги.
– Да нет, пожалуй.
– Вот этот всем нравится. Смотрите, как это, когда сюда зубы вставить.
– Ага, страшно. И пелерина отличная. Но Дракула тоже не пойдет.
Не Кларк Гейбл, не Билл Клинтон, не Гуфи, не Билли Грэм.
– Никаких знаменитостей. Без масок. Просто хочу выглядеть иначе, понимаете?
Наконец он выбрал фермера-амиша. Светлая борода, обрамляющая подбородок, очки с янтарным оттенком в металлической оправе, костюм из мусорки для использованной одежды: поношенный и обвислый, черные габардиновые брюки с застежкой на пуговицах, подтяжки, без пояса, выцветшая синяя рабочая блуза, черные ботинки на шнурках до лодыжек и сверху – круглая соломенная шляпа. Шики добавил еще пару рубашек и комбинезонов, заключив, что хотя комбинезоны не входят в этот набор, кто в Гатлинбурге может увидеть разницу? И в довершение всего – светлый парик «Датч-бой».
– Настоящие волосы, – сказал продавец. – Год тут пыль собирал, пока грамотный покупатель не нашелся.
Покидая Ноксвиль, Джимми остановился в магазине реквизита фокусников и пополнил свой мешок с трюками, который ему всегда так верно служил. Человеку с его головой пара новых трюков может пригодиться. По дороге в Гатлинбург Шики репетировал голос на пол-октавы выше своего обычного и немецкий акцент, который он использовал в своем старом представлении «Изумительный Шварц». С амишами бы этот номер не прошел, но Шики не ожидал встретить в Восточном Теннесси уж слишком много амишей.
Первая остановка у него была на городском водопое – у «Пончо Пирата»: узнать, кто что знает о некоей мумии.
44
Хорейс Дакхауз, один в пустом музее, сидел, откинув голову и уставясь в потолок, и повторял шепотом:
– Мария, Мария…
Был это сон? Невероятно смелая школьная учительница с высокой белокурой прической вошла к нему в кабинет без доклада и… набросилась на него, как дикая кошка с течкой.
Он вызвал смутные воспоминания о сексе с женой Рут… когда же это было? Восемь лет тому назад? Но «отношения» – слова «секс» они вообще не говорили – с Рут всегда были покрыты темнотой и стыдом. Тайно, молча, редко.
Дакхауз перевернул фотографию Рут в рамке лицом вниз.
– Я знаю, что я не кинозвезда, – сказал он потолку, – но…
«Властность», – так сказала Мария. Да, это оно и есть: биологический императив, самок влечет к доминантным самцам. В конце концов, заключил он, в моих руках жизнь шести моих служащих, а также ответственность за третью по величине коллекцию крючков для пуговиц к югу от Огайо и к востоку от Миссисипи.
Спорить могу, что она – коллекционер. А я даже не знаю ее фамилии. Вернется она? Она поражена – или это была всего лишь погоня за знаменитостью?
Он резко подскочил от стука в окно кабинета, чуть не свалился со стула. Кто-то там был снаружи, что-то говорил, хотя слов было не слышно через тяжелое стекло на проволочном каркасе. Кто-то из этих чертовых демонстрантов? Нет, мужчина в пиджаке и галстуке, аккуратно причесанный. На сумасшедшего не похож.
Дакхауз поднялся, кивнул, показал, что окно не открывается, а надо подойти к входной двери. Сам он побежал туда изнутри и выглянул через стеклянную панель. Человек в костюме был один. Дакхауз отпер дверь, приоткрыл на шесть дюймов, поставил ногу, чтобы дверь не открылась сильнее.
– Да? В чем дело?
– Я нашел в коробке мумию, – сказал человек. – И подумал, не из вашего ли она музея.
Мори вошел к «Пончо» и сел за два табурета от странного вида фермера – со старомодной подстриженной бородой, темными очками в металлической оправе и в круглой соломенной остроконечной шляпе. Белокурые волосы, стриженные в кружок, висели где-то на два дюйма ниже плеч. Решив, что из-за дорого ему обошедшейся глупой шутки негодников не даст испортить себе настроения, Мори кивнул и сказал:
– Ну и жара стоит, правда?
Может быть, разговор отвлечет мысли от невыполненного контракта.
– О я, горячей, чем мы знайт, друг, – ответил фермер с акцентом, который Мори не опознал. Голландский, что ли?
– Вижу, вас далеко занесло от родины. Голландия?
– Индиана, – ответил фермер. – Я амиш.
– Правда? И что же привело вас в Гатлинбург? Вряд ли желание покататься на фуникулере?
Несмотря на подавленное настроение, Мори сам усмехнулся своей шутке.
– Жена и дети. Мы приехали смотреть горы Грейт-Смоки. Сказано было так: «Жена унд киндер. Мы приезжаль смотрейт горы Грайт-Шмоки».
– Вы водите? Я думал, вам машины запрещены.
– Мы… у нас водитель. Небольшой школьный автобус. Отпуск, понимаете?
Мори представил себе автобус, тормозящий движение на однополосной дороге в национальном парке, и в нем девятнадцать хнычущих детишек, которых бы медведям скормить. Упоминание о жене вызвало мысль о Розе, предательнице. Он нахмурился, быстро прогнал эту мысль и протянул руку:
– Меня называют Мори. А вас?
– Энос Шварц.
Они пожали друг другу руки, и Мори заметил, что для человека, гоняющего мулов или полющего кукурузу или чего там они делают, у фермера на удивление мягкие ладони.
Амиш обратился к бармену
– Я буду пиво.
– Вам разрешается пить? В барах? – спросил Мори.
– Ну конечно. Мы в отпуске молимся больше, уравновешивая наши проступки.
– Это разумно. И рыбу тоже ловите? Здесь есть отличная форель , как мне говорили.
Бармен в широкой футболке с поперечными полосами, красной бандане на голове с изображением зеленого попугая подвинул фермеру холодное пиво.
– Траут? – сказал он, дернул себя слегка за толстую золотую серьгу и оглянулся в обе стороны. – Если вы про мистера Траута, то советую поосторожнее.
Фермер неловко поерзал на табурете:
– Мистер Траут?
– Шишка местная. – Бармен рукой подманил к себе Мори фермера поближе. – Это его Музей Библии Живой – вон та пирамида, видите, на целый квартал? И «Фабрика помадки мистера Т.», и фабрика пищевых продуктов – много еще чего. А еще он дает ссуды – без залога, под высокий процент. – Он снова оглянулся по сторонам. – Вон тот мужик тут вчера был, с раздавленной рукой, весь в бинтах, жутко больно. Мой приятель говорит, что он запоздал с выплатой и мистер Траут велел своим людям прижать ему руку к цементному полу, а сам сбросил на нее шар для боулинга. Гадом буду.
Фермер чуть не поперхнулся глотком пива.
– Суровый клиент, этот Траут, должен я вам сказать, – заметил Мори.
Бармен еще понизил голос:
– Ходят слухи, что он, ну, знаете… – он изобразил пальцами пистолет, -…заказывает людей. У него киллер, который для развлечения отстреливает от них куски и только потом делает этот… куп де грасс.
Фермер-амиш опрокинул бутылку. Она прокатилась три фута по стойке, извергая пену. Бармен ее поймал, поднес к свету, увидел, что там пива не больше чем на два дюйма. Вытерев пену со стойки тряпкой, он сунул бутылку под стойку.
– Я вам другую сейчас дам, сэр, – сказал он. – Извините, надо было мне держать язык за зубами про такое. Вы же, квакеры, это… как его… пацифисты? Ни телевизора, ни кино, и про такое даже и не слышали, наверное. – Он улыбнулся фермеру успокоительной улыбкой. – Да вы не волнуйтесь, в Гатлинбурге безопасно, как нигде.
Фермер присосался к пиву долгим глотком, явно никак не успокоенный.
– Приятный городок, – подтвердил Мори. Он наклонил голову набок и спросил у бармена: – Вот этот Музей Библии Живой, что вы говорили, – он напротив той церкви с ангелом-дирижаблем, где заправляет – как его зовут-то… Дун?
Вторая бутылка фермера зазвенела о стойку. Он чуть не опрокинул и эту. Видно, не привык к алкоголю этот человек.
– Извиняйт, – пробормотал он.
Вошел новый посетитель – ухоженный молодой человек лет тридцати с черными волосами до плеч и золотистым загаром – и сел с другой стороны от фермера-амиша. К нему повернулись все головы, так как одет он был только в просторную розовую блузу с фиолетовой отделкой по краю, килт той же ткани и сандалии с перекрещенными ремешками на икрах. Бармену он сказал:
– Пива, Карлос. Ох, как оно мне нужно.
Мори приподнял бровь. Это был тот же фейгеле, которого он видел, когда встретил этих чертовых мальчишек. И одет в тот же бабский наряд. Мори с отвращением выдохнул – не при виде молодого парня в юбке, а при мысли об этих троих негодниках. «А я еще им пиво ставил, разговор завязывал. Ну и дурак же я».
– Держи, Джимми. – Бармен поставил перед ним бутылку. Бармен и этот фейгеле – друзья, отметил про себя Мори.
Если не считать серьги в ухе, обтягивающей футболки и прически «Кармен Миранда», бармен вполне натурал с виду, но… Он оглядел заведение, думая, не превращается ли «Пончо» в определенные часы в гей-бар. Этот амиш, конечно, разницы не заметит. И даже на краткий миг Мори подумал, что эти вот трое негодников – ведь все-таки здесь он их впервые увидел, – может, тоже малость того. Этот здоровый, голем, весь такой накачанный, в обтягивающей рубашке-сеточке, а жирный – что-то в нем от куклы есть. А тощий весь в коже. И обнимаются все время.
Нет. Мори заключил, что эти несомненно неотесанные мальчишки совсем не подходят в геи по параметрам, а этот молодой в юбке, если посмотреть на прочих посетителей «Пончо», как раз четвертый лишний, так сказать.
– Дун? – говорил бармен. – Говорят, что этот Дун вознесся – ну, в смысле, Бог его взял к себе, оставил душу, а остаток бросил обратно на землю высушенный. Вроде как мумию. Он в этом музее в Пиджин-Фордже.
– Это не Дун, – возразил фейгеле.
– Да? – спросил Мори.
– Да? – спросил фермер.
– И он уже не в музее.
– Не в музее, – вздохнул Мори.
– Не музее? – спросил фермер.
– Это мумия индейца, – сказал фейгеле. – Древнее захоронение.
– Джимми сам индеец, – вставил бармен.
Индеец-фейгеле, заметил про себя Мори. Как из Гринвич-Вилледж.
– А где эта мумия, кто бы он ни был? – спросил амиш.
– Если подумать, – обратился Мори к Джимми, индейцу-фейгеле, – так откуда вы знаете, что он уже не в музее? Он у этих ребят? Такой один большой, мускулистый, другой с маленькой головой и третий такой жирный?
– Безбожники? – спросил Джимми.
– Они безбожники? Вы их знаете? Они ваши приятели?
– Кто? – спросил фермер. – Кто?
– Они не мои приятели, и не знаю, как он мог бы у них оказаться, – ответил Джимми. – Они напали на Джинджер, и я ее спас. Больше я про них ничего не знаю.
– Джинджер? Джинджер Родджерс? – спросил Мори. – Вы знаете Джинджер Родджерс?
– Джинджер Родджерс? Из «светляков»? – спросил фермер.
– Ага, Джинджер Родджерс, – кивнул Джимми. – Вы ее тоже знаете?
– Джинджер Родджерс – подружка Джимми, – пояснил бармен.
– Мы просто друзья, – сказал Джимми.
«Вот в это я могу поверить», – подумал Мори. А индейцу-фейгеле он сказал:
– Позвольте старому человеку дать вам совет. Если вы думаете ввести в свою жизнь женщину… будьте осторожны. Она вас предаст. Отдайте женщине свое сердце, и рано или поздно она из него сделает гамбургер. Думаю, так оно было еще в пещерные дни. Мужчина добывает, женщина режет и жарит. Такова их природа.
– Поддерживаю тостом, – сказал фермер-амиш.
– Спасибо за совет, сэр, – ответил Джимми. – Я его запомню.
– Погодите-ка, – попросил фермер-амиш. – Вы минуту назад говорили про Дуна. Про эту мумию. Он где?
Джимми пожал плечами и влил в себя треть бутылки.
– Он появляется и исчезает, – сказал он голосом человека, только что потерявшего лучшего друга. – Пуф! – Он сделал еще один глоток. – Мой босс бросил фургон и уехал на три дня в горы. Ящик пуст. – Он допил остаток и уставился на пустую бутылку. – И я понятия не имею, где он. Ну никак.
Мешугене индейцы, подумал Мори. Ужас что алкоголь с ними делает.
45
Нежные воспоминания Хорейса Дакхауза о прошлой ночи были прерваны шагами, донесшимися из лаборатории. Он быстро запихнул свежекупленную коробку (дюжина профилактических средств с резервуарами на конце) в самую глубину ящика стола и посмотрел на часы. 8.20. Двери не откроются до десяти, сотрудники никогда раньше девяти не приходят, значит, это Платон Скоупс – явно снова сердитый, если судить по темпу шагов.
Главный научный сотрудник ворвался в кабинет, не здороваясь:
– Мой слон! Кто-то украл моего слона. Это вот тот уборщик с хитрой рожей, он здесь ночью убирал. Притаскивает с собой детишек, и один из этих мелких мерзавцев…
– Тпру-у-у! Что за слон?
Скоупс заходил из угла в угол, совершенно выведенный из себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42