Я должна перестать думать о нем, иначе я действительно сойду с ума!»
Когда Марина вновь посмотрела на перекресток Москворецкой набережной и Китайского проезда, напомнившего ей Синдбада мужчины там уже не было.
К принадлежащему Шанхайской группировке особняку Богдан подошел со служебного входа. Вытащив из кармана сотовый телефон, он набрал номер и, сказав пару слов на путунхуа, дал отбой. Через минуту дверь отворилась, и миловидная китаянка с вежливым поклоном предложила Богдану последовать за собой.
«Глупости, это не может быть он», — уговаривала себя Марина.
«А если это все-таки он?» — вкрадчиво вопрошал внутренний голос.
Вдруг это действительно был он? Что, если она упускает свой последний шанс?
Со стремительно бьющимся сердцем Червячук быстрым шагом двинулась вслед за похожим на Синдбада мужчиной.
Оказавшись на углу Китайского проезда, Марина увидела, как он свернул у небольшого двухэтажного особняка и снова исчез.
«Пурпурный дракон» — ускорив шаг, прочитала Червячук украшающую фасад особняка вывеску. Над дверью висели расписанные иероглифами большие красные фонари. Китайский ресторан.
Обогнув особняк, Марина снова заметила этого человека. Стоя на крыльце перед дверью, он говорил по сотовому телефону. Потом он сунул телефон в карман, дверь распахнулась, и свет упал на его лицо. Это действительно был Синдбад.
На мгновение Марина застыла, все еще не веря своим глазам, не в силах сдвинуться с места. Когда она пришла в себя и рванулась к Богдану, дверь уже захлопнулась за его спиной.
— Нет, только не это! — простонала Червячук.
Взбежав на крыльцо, она внимательно оглядела дверь. Ни звонка, ни таблички, ни глазка — ничего. Марина подергала ручку. Заперто.
«Так вот почему он звонил по телефону, — сообразила она. — Он просил, чтобы ему открыли. Любопытное местечко».
Разумом Червячук понимала, что лучше подождать Синдбада на улице, чем вламываться за ним неизсестно куда, но нетерпение, подстегиваемое профессиональным азартом сыщика, подталкивало ее к действиям. Прежде всего она милиционер, и она не должна забывать о том, что Богдан — преступник и убийца. А что, если он выйдет через другой вход и снова исчезнет?
«Интересно, чем Богдан может здесь заниматься? — подумала Марина. — Рядом находится китайский ресторан. Не исключено, что в этой части особняка располагается нечто вроде подпольного массажного салона, а точнее — китайский бордель. Именно поэтому дверь заперта, около нее нет звонка, а чтобы попасть внутрь, надо предварительно позвонить по телефону. Очень даже логично».
Представив, как Синдбада раздевают миниатюрные и соблазнительные массажистки, как они прикасаются к его коже, тоненькими птичьими голосами отпуская ему комплименты, Марина яростно стиснула зубы. Богдан преспокойно наслаждался жизнью все эти пятнадцать лет, пока ее душа разрывалась от боли, пока она медленно и мучительно умирала. Возможно, за все эти годы он вообще ни разу не вспомнил о ней, или, еще хуже, смеясь, рассказывал друзьям, как глупая студентка юридического факультета, как ненормальная, гонялась за ним и вешалась ему на шею.
Записанное на автоответчик сообщение, ласковые интонации, звучавшие в его голосе, были лишь уловкой, очередным трюком. Богдан убил коммерсанта, но на прокурора надавили, и он был отпущен за недостаточностью улик. Вовсе не факт, что Красномырдикова зарубила Лада Воронец. Это вполне мог быть и Синдбад. До каких пор все будет сходить ему с рук?
Червячук сунула руку в сумочку и нащупала в ней пистолет, с которым она в последние дни не расставалась. Там же лежала и универсальная отмычка. Марина знала, как ей пользоваться.
Два относительно несложных замка открылись на удивление легко. Стараясь двигаться бесшумно, Червячук пересекла небольшой холл и, завернув за угол, оказалась в коридоре.
Из-за ближайшей двери доносились звуки разговора. Марина сразу же узнала голос Богдана, что-то произносящий с непривычными, режущими слух интонациями. Он беседовал с мужчиной. Значит, это все-таки не был сеанс эротического массажа. Неожиданно Червячук поняла, что Синдбад говорит по-китайски. Она понятия не имела, что Богдан владеет китайским языком. Сколько же еще она о нем не знает!
По телу Марины пробежал холодок. Вздрогнув от мучительно-тревожного предчувствия, она провела рукой по лицу и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
«Что я здесь делаю? — подумала Марина. — Что я скажу Синдбаду, оказавшись с ним лицом к лицу? Что он арестован? Но у меня нет ордера на его арест, и никто никогда мне не выпишет такой ордер. Что мне надо с ним поговорить? Но это просто смешно. Так чего же я хочу на самом деле? Убить его? Чтобы он убил меня? Это уже полный бред. Нет, все совсем не так. Все, что мне нужно — это посмотреть ему в глаза и задать один-единственный вопрос: „Почему?“ Я ждала ответа на этот вопрос целых пятнадцать лет, и наконец я его получу».
Теперь Марину била нервная дрожь. К глазам подступили слезы.
Так нельзя. Она должна быть сильной и уверенной в себе. Он не увидит ее слез. Червячук до крови закусила нижнюю губу, пытаясь взять себя в руки. Она не может появиться перед Синдбадом в таком состоянии.
Неожиданно Марина поняла, что жалеет, что у нее нет с собой зеркала и расчески. Надо бы привести в порядок волосы, подкрасить губы. Она же выглядит совершенной лахудрой. Второй раз за этот день Червячук пожалела о свой утраченной красоте. Если он увидит ее такой, то подумает, что правильно сделал, бросив ее. Какому нормальному мужчине пришло бы в голову жениться на подобном страшилище?
«Господи, о чем я думаю! — мысленно одернула себя Марина. — Это же полный маразм! Какая еще женитьба? Какая разница, буду я причесанной или растрепанной, бледной или накрашенной? Он все для себя решил пятнадцать лет назад. Мне надо просто открыть дверь и войти внутрь. Я слишком долго ждала этого момента, чтобы теперь отступить».
Взяв пистолет наизготовку, Марина толчком распахнула дверь и влетела в комнату.
В низком кожаном кресле, закинув ноги на инкрустированный перламутром овальный столик, сидел молодой китаец в дорогом темно-сером костюме. В его галстуке сверкала крупная золотая булавка с выгравированным на ней драконом. Напротив него, прислонившись к стене, стоял Синдбад.
Сделав несколько стремительных шагов, Марина застыла с пистолетом в руке, не сразу сообразив, в кого целиться — в Богдана или в китайца.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросил Пасюк.
На мгновение Червячук растерялась. Поглощенная своими переживаниями, она совсем позабыла о том, что Синдбад в комнате не один. Не будет же она выяснять отношения в присутствии этого китаезы. Надо увести Богдана куда-либо, где им никто не помешает.
— Ты арестован. Ты пойдешь со мной.
Марина нацелила пистолет в грудь Богдана. Пытаясь замаскировать свою растерянность, она постаралась, чтобы ее голос звучал нарочито грубо.
— Немедленно убирайся отсюда, — яростно рявкнул Синдбад.
— Ты что, приказываешь мне?
Рука Сы плавно поднялась вверх, прикоснувшись к галстучной булавке. Встроенный в булавку радиопередатчик исправно сработал, посылая сигнал тревоги.
— Не двигаться! — перевела на него пистолет Марина.
В коридоре послышался топот ног. В кабинет вбежали трое китайцев. Ни у кого из них не было ни огнестрельного, ни холодного оружия. На территории России Триады предпочитали вести себя осторожно. «Китайская культурная ассоциация» не нуждалась в обрезах и автоматах. Да и вообще, зачем профессионалу пистолеты, кастеты и ножи? Убить человека можно даже зубочисткой, если, конечно, знать, как это делать.
Легким движением бровей Сы дал знак своим людям не предпринимать никаких действий без его сигнала.
— У вас есть ордер на арест? — поинтересовался китаец.
— Мне не нужен ордер, — отрезала Марина. — Пока я лишь задерживаю этого человека для дачи показаний.
Богдан быстро заговорил на путунхуа.
— По-русски. Только по-русски, — приказала ему Марина.
— Я всего лишь пытаюсь объяснить, что это наше личное дело. Прекрати дурить и немедленно убери пистолет.
— Буши, — отрывисто и властно произнес китаец.
— Что это значит? — нервно спросила Червячук, с ужасом понимая, что все идет совсем не так, как она ожидала.
— Я сказал — нет, — с расстановкой произнес по-русски Сы. Акцент в его голосе был почти незаметен. — Это уже не личное дело.
— Я — майор милиции. Этот человек задержан по подозрению в убийстве. — Марина указала пистолетом на Синдбада. — Богдан Пасюк, положите руки на затылок и медленно двигайтесь к выходу из комнаты.
Богдан не тронулся с места. Его лицо, как и лицо сидящего в кресле китайца, стало спокойным и бесстрастным. Синдбад смотрел ей прямо в глаза, и Марине показалось, что в его взгляде отражалась то ли жалость, то ли презрение. Нет, это было что-то другое. Богдан выглядел, как человек, который сделал все, что мог, и с сознанием исполненного долга отступил в сторону, умывая руки. Наверное, именно такое выражение лица было у Понтия Пилата, когда он приговаривал Христа к распятию на кресте.
Охваченная неожиданным прозрением, Червячук, как завороженная, вглядывалась в лицо человека, которого она любила, читая на этом лице свой смертный приговор.
Сидящий в кресле тип с золотой булавкой явно принадлежит к верхушке китайской мафии. Будучи профессионалом, Марина была слишком хорошо осведомлена о том, что представляют собой Триады. Доведенная до крайних пределов конспирация и железная дисциплина в сочетании с холодной и утонченной восточной жестокостью. Член Триады скорее умрет, чем выдаст свою организацию. Член Триады без малейших колебаний убьет любого, кто прямо или косвенно может угрожать безопасности мафиозной группировки.
Именно блестящей организованностью, конспирацией и жестокостью китайской мафии объяснялся тот факт, что несмотря на то, что Триады на территории России проворачивали грандиозные операции в разных областях преступной деятельности, в поле зрения милиции попадали лишь мелкие поставщики наркотиков и прочая шушера, категорически отрицающая всякую связь с мафией, и ни разу не назвавшая ни одного имени.
Китайцы выходили на прямой контакт с членами русской мафии лишь в исключительно редких случаях, предпочитая действовать через посредников. Богдан был связан с генералом Красномырдиковым. Он занимался крупными поставками оружия за рубеж. Все более чем очевидно.
«Как же я могла быть такой идиоткой! — с ужасом подумала Марина. — Я с пистолетом в руках ворвалась на встречу представителя синяевской группировки с китайской мафиозной шишкой. Я попыталась арестовать Богдана прямо во время переговоров, поставив переговоры под угрозу срыва. И, в довершение всего, теперь я знаю в лицо крупного босса Триады. Это означает, что я стала опасной, а характерная особенность Триад заключается именно в том, что китайцы ювелирно и заблаговременно устраняют любую потенциальную опасность. В любом случае, живой я отсюда уже не выйду. Богдан сделал попытку меня спасти, но мафиози ответил „буши“ — нет. „Нет“ означает смерть».
Пауза затягивалась до бесконечности. Трое убийц за ее спиной застыли в алертной неподвижности. Казалось, они даже не дышали. На губах босса Триады играла чуть заметная усмешка.
Марина подумала, что китаец наслаждается ощущением власти над ее жизнью и смертью. Одно легкое движение бровей — и трое его подручных уничтожат ее, и никакой пистолет ее не спасет. Возможно, она убьет одного, от силы двух, но потом неизбежно настанет ее черед.
Китайцы не станут рисковать, нападая первыми. Они ждут ее действий. Они надеются обойтись без стрельбы. Ее постараются убить так, чтобы ее смерть удалось выдать за несчастный случай. Никто из присутствующих не вооружен. Они прекрасно понимают, что пока они не двинутся, Марина не станет стрелять, она же сотрудник милиции, а не бандит. Конечно, можно попробовать уйти, держа китайцев на прицеле, но кто-то наверняка подстерегает ее в коридоре. Уйти не удастся, с стрелять в безоружных людей она не имеет морального права. Выхода нет.
Червячук перевела взгляд с китайца на Богдана. Больше он ничего не мог для нее сделать. Он пытался ее спасти, предупредив по телефону, но одержимая любовью и ненавистью Марина ни на что не обращала внимания, как заворожено летящий в огонь мотылек.
Сколько ей еще осталось жить? Одна секунда? Две? Целая минута? Много это или мало? За оставшуюся минуту надо успеть сделать то, чего она так и не сумела сделать за всю свою пустую и бессмысленную жизнь. Что именно? Задать Синдбаду смешной и нелепый вопрос «почему»? Но ответ больше не имел значения, потому что она уже знала его. В преддверии смерти чувства Марины предельно обострились.
Возбужденный смертельной опасностью организм выбрасывал в кровь предельное количество гормонов, второй раз в жизни вводя Марину в глубокое измененное состояние сознания. Захватывающий ее эйфорический транс был почти таким же мощным и интенсивным, как тот, что она испытала пятнадцать лет назад на берегу молочно-белой реки, подглядывая в бинокль за загорающим на скале Синдбадом.
Жизнь промелькнула перед глазами Марины, тонкой светящейся нитью, скатывающейся в уносящийся вдаль невесомый клубок, и в неожиданном порыве озарения она получила ответы на все свои вопросы.
Теперь Марина поняла, где она допустила ошибку, свою главную и роковую ошибку.
Жизнь подарила ей прекраснейшие мгновения счастья, о которых большинство женщин может только мечтать. Жизнь подарила ей безграничную красоту любви, а Марина своими руками уничтожила эту любовь, превратив ее в ненависть к нему, к себе, к мужчинам, ко всему миру.
Вместо того, чтобы просто существовать, наслаждаясь дарованной ей жизнью, Марина хотела управлять ею, управлять Синдбадом, их будущим, их отношениями, их судьбами. Это она, а не он, решила, что они предназначены друг для друга. Это она буквально силой втянула Богдана в любовную связь. Это она мысленно планировала их будущее — как они поженятся, где будут жить, сколько у них будет детей.
Она не задумывалась о том, что у Синдбада могли быть свои планы, в которые она не входила. Марина вела себя так, словно он был ее собственностью, кладом, который она нашла в горах и собиралась использовать по своему усмотрению. Интуитивно боясь разрушить созданные ею воздушные замки, Марина выжидала, до поры до времени не заговаривая о браке, боясь спугнуть Богдана своей настойчивостью, боясь разрушить прозой жизни волшебную сказку любви.
Синдбад не мог или не хотел остаться с ней, поэтому он просто исчез, избавляя их обоих от мучительных объяснений, от боли, от взаимных упреков, от разочарований. Вот и весь ответ на вопрос «почему?», который она задавала себе на протяжении пятнадцати лет, и ответить на который она подсознательно боялась.
Да, ей не нашлось места в его жизни, но стоило ли из-за этого мстить себе самой, мстить своему телу, уродуя его? Стоило ли превращать свою жизнь в затянувшийся кошмар? Стоило ли ненавидеть мир за то, что он не такой, каким его хотела видеть Марина? Стоило ли видеть вокруг только предательство и грязь? Стоило ли вопреки всем доводам рассудка с паранойяльной одержимостью гоняться с пистолетом в руке за единственным мужчиной, которого она любила? Стоило ли убивать во сне и его, и себя? Ответ был очевиден. Нет, не стоило. К сожалению, она получила ответ слишком поздно. Теперь уже ничего не имело значения.
Накопленные за долгие годы ненависть и боль растаяли и исчезли, не оставив следа, как снежинки в пламени свечи. Теперь душу Марины, как и пятнадцать лет назад, заполняла только любовь, безграничная, светлая и чистая, как играющий на гранях алмаза солнечный луч.
Слезы текли по ее лицу, но Червячук не замечала и не чувствовала их.
— Прости, — прошептала она и, направив пистолет в сердце, нажала на курок.
Денис и Катя вздрогнули от отчетливо прогремевшего за стеной звука выстрела. Сидящие в ресторане люди ненадолго повернули головы, прислушиваясь, и тут же вернулись к еде и прерванным разговорам, так, словно ничего не произошло.
— Еще чья-то жизнь оборвалась, — тихо сказала Катя.
— Откуда ты знаешь? — спросил Денис. — Может, это был случайный выстрел.
— Я не знаю, — пожала плечами девушка. — Просто я так чувствую.
— Странно, кажется, я тоже это чувствую, — немного помолчав, — сказал журналист. — Как будто что-то уходит, теряется безвозвратно. Словно с цветка осыпаются лепестки.
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Когда Марина вновь посмотрела на перекресток Москворецкой набережной и Китайского проезда, напомнившего ей Синдбада мужчины там уже не было.
К принадлежащему Шанхайской группировке особняку Богдан подошел со служебного входа. Вытащив из кармана сотовый телефон, он набрал номер и, сказав пару слов на путунхуа, дал отбой. Через минуту дверь отворилась, и миловидная китаянка с вежливым поклоном предложила Богдану последовать за собой.
«Глупости, это не может быть он», — уговаривала себя Марина.
«А если это все-таки он?» — вкрадчиво вопрошал внутренний голос.
Вдруг это действительно был он? Что, если она упускает свой последний шанс?
Со стремительно бьющимся сердцем Червячук быстрым шагом двинулась вслед за похожим на Синдбада мужчиной.
Оказавшись на углу Китайского проезда, Марина увидела, как он свернул у небольшого двухэтажного особняка и снова исчез.
«Пурпурный дракон» — ускорив шаг, прочитала Червячук украшающую фасад особняка вывеску. Над дверью висели расписанные иероглифами большие красные фонари. Китайский ресторан.
Обогнув особняк, Марина снова заметила этого человека. Стоя на крыльце перед дверью, он говорил по сотовому телефону. Потом он сунул телефон в карман, дверь распахнулась, и свет упал на его лицо. Это действительно был Синдбад.
На мгновение Марина застыла, все еще не веря своим глазам, не в силах сдвинуться с места. Когда она пришла в себя и рванулась к Богдану, дверь уже захлопнулась за его спиной.
— Нет, только не это! — простонала Червячук.
Взбежав на крыльцо, она внимательно оглядела дверь. Ни звонка, ни таблички, ни глазка — ничего. Марина подергала ручку. Заперто.
«Так вот почему он звонил по телефону, — сообразила она. — Он просил, чтобы ему открыли. Любопытное местечко».
Разумом Червячук понимала, что лучше подождать Синдбада на улице, чем вламываться за ним неизсестно куда, но нетерпение, подстегиваемое профессиональным азартом сыщика, подталкивало ее к действиям. Прежде всего она милиционер, и она не должна забывать о том, что Богдан — преступник и убийца. А что, если он выйдет через другой вход и снова исчезнет?
«Интересно, чем Богдан может здесь заниматься? — подумала Марина. — Рядом находится китайский ресторан. Не исключено, что в этой части особняка располагается нечто вроде подпольного массажного салона, а точнее — китайский бордель. Именно поэтому дверь заперта, около нее нет звонка, а чтобы попасть внутрь, надо предварительно позвонить по телефону. Очень даже логично».
Представив, как Синдбада раздевают миниатюрные и соблазнительные массажистки, как они прикасаются к его коже, тоненькими птичьими голосами отпуская ему комплименты, Марина яростно стиснула зубы. Богдан преспокойно наслаждался жизнью все эти пятнадцать лет, пока ее душа разрывалась от боли, пока она медленно и мучительно умирала. Возможно, за все эти годы он вообще ни разу не вспомнил о ней, или, еще хуже, смеясь, рассказывал друзьям, как глупая студентка юридического факультета, как ненормальная, гонялась за ним и вешалась ему на шею.
Записанное на автоответчик сообщение, ласковые интонации, звучавшие в его голосе, были лишь уловкой, очередным трюком. Богдан убил коммерсанта, но на прокурора надавили, и он был отпущен за недостаточностью улик. Вовсе не факт, что Красномырдикова зарубила Лада Воронец. Это вполне мог быть и Синдбад. До каких пор все будет сходить ему с рук?
Червячук сунула руку в сумочку и нащупала в ней пистолет, с которым она в последние дни не расставалась. Там же лежала и универсальная отмычка. Марина знала, как ей пользоваться.
Два относительно несложных замка открылись на удивление легко. Стараясь двигаться бесшумно, Червячук пересекла небольшой холл и, завернув за угол, оказалась в коридоре.
Из-за ближайшей двери доносились звуки разговора. Марина сразу же узнала голос Богдана, что-то произносящий с непривычными, режущими слух интонациями. Он беседовал с мужчиной. Значит, это все-таки не был сеанс эротического массажа. Неожиданно Червячук поняла, что Синдбад говорит по-китайски. Она понятия не имела, что Богдан владеет китайским языком. Сколько же еще она о нем не знает!
По телу Марины пробежал холодок. Вздрогнув от мучительно-тревожного предчувствия, она провела рукой по лицу и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
«Что я здесь делаю? — подумала Марина. — Что я скажу Синдбаду, оказавшись с ним лицом к лицу? Что он арестован? Но у меня нет ордера на его арест, и никто никогда мне не выпишет такой ордер. Что мне надо с ним поговорить? Но это просто смешно. Так чего же я хочу на самом деле? Убить его? Чтобы он убил меня? Это уже полный бред. Нет, все совсем не так. Все, что мне нужно — это посмотреть ему в глаза и задать один-единственный вопрос: „Почему?“ Я ждала ответа на этот вопрос целых пятнадцать лет, и наконец я его получу».
Теперь Марину била нервная дрожь. К глазам подступили слезы.
Так нельзя. Она должна быть сильной и уверенной в себе. Он не увидит ее слез. Червячук до крови закусила нижнюю губу, пытаясь взять себя в руки. Она не может появиться перед Синдбадом в таком состоянии.
Неожиданно Марина поняла, что жалеет, что у нее нет с собой зеркала и расчески. Надо бы привести в порядок волосы, подкрасить губы. Она же выглядит совершенной лахудрой. Второй раз за этот день Червячук пожалела о свой утраченной красоте. Если он увидит ее такой, то подумает, что правильно сделал, бросив ее. Какому нормальному мужчине пришло бы в голову жениться на подобном страшилище?
«Господи, о чем я думаю! — мысленно одернула себя Марина. — Это же полный маразм! Какая еще женитьба? Какая разница, буду я причесанной или растрепанной, бледной или накрашенной? Он все для себя решил пятнадцать лет назад. Мне надо просто открыть дверь и войти внутрь. Я слишком долго ждала этого момента, чтобы теперь отступить».
Взяв пистолет наизготовку, Марина толчком распахнула дверь и влетела в комнату.
В низком кожаном кресле, закинув ноги на инкрустированный перламутром овальный столик, сидел молодой китаец в дорогом темно-сером костюме. В его галстуке сверкала крупная золотая булавка с выгравированным на ней драконом. Напротив него, прислонившись к стене, стоял Синдбад.
Сделав несколько стремительных шагов, Марина застыла с пистолетом в руке, не сразу сообразив, в кого целиться — в Богдана или в китайца.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросил Пасюк.
На мгновение Червячук растерялась. Поглощенная своими переживаниями, она совсем позабыла о том, что Синдбад в комнате не один. Не будет же она выяснять отношения в присутствии этого китаезы. Надо увести Богдана куда-либо, где им никто не помешает.
— Ты арестован. Ты пойдешь со мной.
Марина нацелила пистолет в грудь Богдана. Пытаясь замаскировать свою растерянность, она постаралась, чтобы ее голос звучал нарочито грубо.
— Немедленно убирайся отсюда, — яростно рявкнул Синдбад.
— Ты что, приказываешь мне?
Рука Сы плавно поднялась вверх, прикоснувшись к галстучной булавке. Встроенный в булавку радиопередатчик исправно сработал, посылая сигнал тревоги.
— Не двигаться! — перевела на него пистолет Марина.
В коридоре послышался топот ног. В кабинет вбежали трое китайцев. Ни у кого из них не было ни огнестрельного, ни холодного оружия. На территории России Триады предпочитали вести себя осторожно. «Китайская культурная ассоциация» не нуждалась в обрезах и автоматах. Да и вообще, зачем профессионалу пистолеты, кастеты и ножи? Убить человека можно даже зубочисткой, если, конечно, знать, как это делать.
Легким движением бровей Сы дал знак своим людям не предпринимать никаких действий без его сигнала.
— У вас есть ордер на арест? — поинтересовался китаец.
— Мне не нужен ордер, — отрезала Марина. — Пока я лишь задерживаю этого человека для дачи показаний.
Богдан быстро заговорил на путунхуа.
— По-русски. Только по-русски, — приказала ему Марина.
— Я всего лишь пытаюсь объяснить, что это наше личное дело. Прекрати дурить и немедленно убери пистолет.
— Буши, — отрывисто и властно произнес китаец.
— Что это значит? — нервно спросила Червячук, с ужасом понимая, что все идет совсем не так, как она ожидала.
— Я сказал — нет, — с расстановкой произнес по-русски Сы. Акцент в его голосе был почти незаметен. — Это уже не личное дело.
— Я — майор милиции. Этот человек задержан по подозрению в убийстве. — Марина указала пистолетом на Синдбада. — Богдан Пасюк, положите руки на затылок и медленно двигайтесь к выходу из комнаты.
Богдан не тронулся с места. Его лицо, как и лицо сидящего в кресле китайца, стало спокойным и бесстрастным. Синдбад смотрел ей прямо в глаза, и Марине показалось, что в его взгляде отражалась то ли жалость, то ли презрение. Нет, это было что-то другое. Богдан выглядел, как человек, который сделал все, что мог, и с сознанием исполненного долга отступил в сторону, умывая руки. Наверное, именно такое выражение лица было у Понтия Пилата, когда он приговаривал Христа к распятию на кресте.
Охваченная неожиданным прозрением, Червячук, как завороженная, вглядывалась в лицо человека, которого она любила, читая на этом лице свой смертный приговор.
Сидящий в кресле тип с золотой булавкой явно принадлежит к верхушке китайской мафии. Будучи профессионалом, Марина была слишком хорошо осведомлена о том, что представляют собой Триады. Доведенная до крайних пределов конспирация и железная дисциплина в сочетании с холодной и утонченной восточной жестокостью. Член Триады скорее умрет, чем выдаст свою организацию. Член Триады без малейших колебаний убьет любого, кто прямо или косвенно может угрожать безопасности мафиозной группировки.
Именно блестящей организованностью, конспирацией и жестокостью китайской мафии объяснялся тот факт, что несмотря на то, что Триады на территории России проворачивали грандиозные операции в разных областях преступной деятельности, в поле зрения милиции попадали лишь мелкие поставщики наркотиков и прочая шушера, категорически отрицающая всякую связь с мафией, и ни разу не назвавшая ни одного имени.
Китайцы выходили на прямой контакт с членами русской мафии лишь в исключительно редких случаях, предпочитая действовать через посредников. Богдан был связан с генералом Красномырдиковым. Он занимался крупными поставками оружия за рубеж. Все более чем очевидно.
«Как же я могла быть такой идиоткой! — с ужасом подумала Марина. — Я с пистолетом в руках ворвалась на встречу представителя синяевской группировки с китайской мафиозной шишкой. Я попыталась арестовать Богдана прямо во время переговоров, поставив переговоры под угрозу срыва. И, в довершение всего, теперь я знаю в лицо крупного босса Триады. Это означает, что я стала опасной, а характерная особенность Триад заключается именно в том, что китайцы ювелирно и заблаговременно устраняют любую потенциальную опасность. В любом случае, живой я отсюда уже не выйду. Богдан сделал попытку меня спасти, но мафиози ответил „буши“ — нет. „Нет“ означает смерть».
Пауза затягивалась до бесконечности. Трое убийц за ее спиной застыли в алертной неподвижности. Казалось, они даже не дышали. На губах босса Триады играла чуть заметная усмешка.
Марина подумала, что китаец наслаждается ощущением власти над ее жизнью и смертью. Одно легкое движение бровей — и трое его подручных уничтожат ее, и никакой пистолет ее не спасет. Возможно, она убьет одного, от силы двух, но потом неизбежно настанет ее черед.
Китайцы не станут рисковать, нападая первыми. Они ждут ее действий. Они надеются обойтись без стрельбы. Ее постараются убить так, чтобы ее смерть удалось выдать за несчастный случай. Никто из присутствующих не вооружен. Они прекрасно понимают, что пока они не двинутся, Марина не станет стрелять, она же сотрудник милиции, а не бандит. Конечно, можно попробовать уйти, держа китайцев на прицеле, но кто-то наверняка подстерегает ее в коридоре. Уйти не удастся, с стрелять в безоружных людей она не имеет морального права. Выхода нет.
Червячук перевела взгляд с китайца на Богдана. Больше он ничего не мог для нее сделать. Он пытался ее спасти, предупредив по телефону, но одержимая любовью и ненавистью Марина ни на что не обращала внимания, как заворожено летящий в огонь мотылек.
Сколько ей еще осталось жить? Одна секунда? Две? Целая минута? Много это или мало? За оставшуюся минуту надо успеть сделать то, чего она так и не сумела сделать за всю свою пустую и бессмысленную жизнь. Что именно? Задать Синдбаду смешной и нелепый вопрос «почему»? Но ответ больше не имел значения, потому что она уже знала его. В преддверии смерти чувства Марины предельно обострились.
Возбужденный смертельной опасностью организм выбрасывал в кровь предельное количество гормонов, второй раз в жизни вводя Марину в глубокое измененное состояние сознания. Захватывающий ее эйфорический транс был почти таким же мощным и интенсивным, как тот, что она испытала пятнадцать лет назад на берегу молочно-белой реки, подглядывая в бинокль за загорающим на скале Синдбадом.
Жизнь промелькнула перед глазами Марины, тонкой светящейся нитью, скатывающейся в уносящийся вдаль невесомый клубок, и в неожиданном порыве озарения она получила ответы на все свои вопросы.
Теперь Марина поняла, где она допустила ошибку, свою главную и роковую ошибку.
Жизнь подарила ей прекраснейшие мгновения счастья, о которых большинство женщин может только мечтать. Жизнь подарила ей безграничную красоту любви, а Марина своими руками уничтожила эту любовь, превратив ее в ненависть к нему, к себе, к мужчинам, ко всему миру.
Вместо того, чтобы просто существовать, наслаждаясь дарованной ей жизнью, Марина хотела управлять ею, управлять Синдбадом, их будущим, их отношениями, их судьбами. Это она, а не он, решила, что они предназначены друг для друга. Это она буквально силой втянула Богдана в любовную связь. Это она мысленно планировала их будущее — как они поженятся, где будут жить, сколько у них будет детей.
Она не задумывалась о том, что у Синдбада могли быть свои планы, в которые она не входила. Марина вела себя так, словно он был ее собственностью, кладом, который она нашла в горах и собиралась использовать по своему усмотрению. Интуитивно боясь разрушить созданные ею воздушные замки, Марина выжидала, до поры до времени не заговаривая о браке, боясь спугнуть Богдана своей настойчивостью, боясь разрушить прозой жизни волшебную сказку любви.
Синдбад не мог или не хотел остаться с ней, поэтому он просто исчез, избавляя их обоих от мучительных объяснений, от боли, от взаимных упреков, от разочарований. Вот и весь ответ на вопрос «почему?», который она задавала себе на протяжении пятнадцати лет, и ответить на который она подсознательно боялась.
Да, ей не нашлось места в его жизни, но стоило ли из-за этого мстить себе самой, мстить своему телу, уродуя его? Стоило ли превращать свою жизнь в затянувшийся кошмар? Стоило ли ненавидеть мир за то, что он не такой, каким его хотела видеть Марина? Стоило ли видеть вокруг только предательство и грязь? Стоило ли вопреки всем доводам рассудка с паранойяльной одержимостью гоняться с пистолетом в руке за единственным мужчиной, которого она любила? Стоило ли убивать во сне и его, и себя? Ответ был очевиден. Нет, не стоило. К сожалению, она получила ответ слишком поздно. Теперь уже ничего не имело значения.
Накопленные за долгие годы ненависть и боль растаяли и исчезли, не оставив следа, как снежинки в пламени свечи. Теперь душу Марины, как и пятнадцать лет назад, заполняла только любовь, безграничная, светлая и чистая, как играющий на гранях алмаза солнечный луч.
Слезы текли по ее лицу, но Червячук не замечала и не чувствовала их.
— Прости, — прошептала она и, направив пистолет в сердце, нажала на курок.
Денис и Катя вздрогнули от отчетливо прогремевшего за стеной звука выстрела. Сидящие в ресторане люди ненадолго повернули головы, прислушиваясь, и тут же вернулись к еде и прерванным разговорам, так, словно ничего не произошло.
— Еще чья-то жизнь оборвалась, — тихо сказала Катя.
— Откуда ты знаешь? — спросил Денис. — Может, это был случайный выстрел.
— Я не знаю, — пожала плечами девушка. — Просто я так чувствую.
— Странно, кажется, я тоже это чувствую, — немного помолчав, — сказал журналист. — Как будто что-то уходит, теряется безвозвратно. Словно с цветка осыпаются лепестки.
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34