И что тогда? Времени на глубокое исследование этого вопроса у Психоза попросту не оставалось, так что он отложил его на потом.
Нескончаемая погоня за неопределенно-абстрактным миражом универсальной власти отчасти была связана с тем, что, обладая сильной личностью с выраженными задатками лидера, Психоз был просто не способен с бараньей покорностью следовать за каким-либо реально существующим кумиром. Ему требовалось нечто большее. Книги Марио Пьюзо зажгли в душе Синяевского авторитета фанатический огонь религиозного подвижника. Этот огонь когда-то питал и согревал изнутри щуплого плохо одетого подростка. Этот огонь превратил его в сильного и опасного мужчину. Огонь горел ровно и сильно. Он не собирался угасать…
Следование четко не определенному абстрактному идеалу имеет несомненное преимущество перед поклонением кумирам-однодневкам. Обкуренный певец рано или поздно загнется от передозировки, и его место займет новый торчок с татуировками вместо колечек в ноздрях. Абстрактные идеалы не умирают никогда. Их невозможно развенчать или опровергнуть — для этого они слишком неопределенны и бестелесны. Развенчивать их — все равно что разгонять вилкой густой английский туман. Иногда они видоизменяются, обретая новые формы, а иногда уходят глубоко в подсознание, трансформируясь в некую «внутреннюю силу», помимо воли направляющую человека по его извилистому и скользкому пути.
«О, как же порочен этот мир, ввергающий человечество во грех» — цитировал про себя Психоз.
Какая-то часть его сознания зацепилась за слово «порочен». Психоз любил импровизировать и пробовать себя в новых сферах деятельности. Он занимался практически всеми видами преступного бизнеса. Пожалуй, единственной областью, которую он пока не охватил, был Интернет.
В последнее время передовые ребята из русской мафии, образования которых уже хватало на то, чтобы не путать Интернет с отказом интердевочки вступить в интимную связь, начали заколачивать крутые бабки на «гасилках» — порнухе, включающей акты убийства, в том числе детей и даже младенцев. С помощью Интернета видеокассеты за бешенные деньги продавались за границей шизанутым богачам-импотентам и прочим любителям «черной клубнички». Все было обставлено так хитро, что выйти на продавцов не было никакой возможности.
Психозу не нравилось, когда конкуренты хоть в чем-то его опережали. Это было неправильно. Если мир нуждается в крутой порнухе, он, Психоз, эту порнуху миру обеспечит, причем по сходной цене, более низкой, чем у конкурентов.
Сам Психоз относился к порнухе спокойно. Ему, как и любому нормальному мужчине, нравилось смотреть на гладких, грудастых телок, прикидывающихся перед камерой, что им нравится то, что они делают. Проглядев десяток-другой кассет, Психоз к порнофильмам охладел. Действительно, чего ради пускать слюну, глядя, как девки фальшиво корячатся на экране, если он может устроить такое же порно у себя на дому с живыми и горячими элитными путанками.
Порнуху с участием детей, как, впрочем, насильников и растлителей малолетних, Психоз не переносил. К «гасилкам» душа у него тоже как-то не лежала — он их в жизни достаточно насмотрелся. Но терять инициативу нельзя. Если братва из других группировок полезла в Интернет, Синяевцам просто необходимо заявить о себе. Нужно только придумать что-то новенькое. «Гасилки» и секс с малолетками он снимать принципиально не будет — не псих же он в конце концов. Обычной порнухой уже никого не удивишь. Садизм и мазохизм давно всем надоели, не говоря уже о копрофилии. Что, в таком случае, остается?
Через открытое окно донесся исполненный глубокой тоски проникновенный собачий вой. Психоз встрепенулся, встал с антикварного кресла и, опершись о подоконник, выглянул наружу. Сложив губы трубочкой, он задрал голову к темному безлунному небу и тоже завыл. Незнакомый пес вдалеке ответил ему. Психоз понизил тембр голоса, стараясь выть с собакой в унисон. Это ему удалось. К их дуэту присоединился пес с соседнего участка. Там, в слегка покосившемся двухэтажном деревянном домике доживал свой век хозяин пса — бездарный, но в свое время обласканный советской властью поэт Лизоженов.
В безмятежные застойные времена коллеги по Союзу писателей называли Фридриха Лизоженова не иначе, как Лизожоповым. Поэт злился и строчил на обидчиков длинные нудные анонимки. Но все это было давно, задолго до перестройки, а сейчас никому не нужный и всеми позабытый Лизоженов напивался с утра пораньше, садился в саду в плетеное кресло-качалку, укрывал ноги траченным молью клетчатым пледом и, плача то ли от пьяного умиления, то ли от жалости к самому себе, читал свои стихи растущим на участке грушам, яблонькам и березкам.
В стихах говорилась о бодро колосящихся посевах на целине, о бравых ребятах-стахановцах и о выполнении пятилетнего плана в три года.
Березки чахли и засыхали, яблони переставали плодоносить, а грушевые деревья принципиально отказывались даже цвести.
Лизоженов объяснял это общим ухудшением экологической ситуации в регионе, но у соседей-садоводов на этот счет было другое мнение. Их плодовые деревья, не приобщенные к высокой Лизожоповской поэзии, продолжали радовать хозяев сочными спелыми плодами, точно так же, как десять и двадцать лет назад.
Сын Лизоженова Максим подвизался в шоу-бизнесе, попутно приторговывая героином и кокаином, как оптом, так и в розницу. Максим ходил под Психозом.
Вдохновенно воющее трио разбередило душу остальных Перелыгинских псов, томящихся в заключении за заборами старых деревянных дач и роскошных особняков. Некоторые тоже завыли, остальные, не разобравшись в ситуации, истерически залаяли.
— Ну вот, теперь воет, — тяжело вздохнул Крот.
Начальник охраны недовольно покосился на него. Отставной подполковник КГБ, он был помешан на субординации, порядке и дисциплине. Обсуждать пристрастия VIPа телохранителям не подобало.
— Пусть лучше воет, чем играет на скрипке, — задумчиво продолжал охранник. — Душевнее как-то получается.
— Еще одно слово — и ты уволен, — скрипнул зубами отставной комитетчик, прекрасно зная, что уволить Крота он не сможет. Высокий и сильный, но малость придурковатый Крот когда-то учился с Психозом в одном классе.
— Ладно, молчу, молчу, — вздохнул охранник. — А может, и мы с ним повоем? Делать-то все равно нечего.
Рука экс-кагэбэшника обхватила рукоятку «макарова».
— Сейчас я тебе повою.
— Да ладно, не кипятись. Я ведь только предложил, — пожал плечами Крот.
Прислушиваясь к постепенно затихающему где-то на окраине Перелыгино собачьему лаю, Психоз с довольным видом щелкнул пальцами. Теперь он знал, что делать. Синяевская группировка займет достойное место в сфере преступлений, совершаемых с помощью Интернета. Криминальный авторитет подошел к телефону, снял трубку и набрал номер Максима Лизоженова.
Четырехуровневый особняк с мезонином, бассейном, кегельбаном, тренажерным залом и сауной в подвальном этаже жители поселка Рузаевка, уровень дохода которых безнадежно и, похоже, навсегда, завяз в промежутке между прожиточным минимумом и минимальной зарплатой, с ласковой завистью называли «Генеральским Красномырдником».
Зависть была вызвана тем, что их пожизненных доходов не хватило бы даже на оплату облицованного грубо отесанным красным гранитом забора особняка, а с лаской потому, что рузаевцы гордились своим недавно ушедшим в отставку и в политику героем чеченской войны — отставным генерал-лейтенантом Романом Анатольевичем Красномырдиковым.
Бравый пятидесятилетний генерал с мужественным, хотя и несколько грубоватым лицом, с по-военному коротким «ежиком» над высоким благородным лбом, выйдя в отставку, в рекордно короткий срок возглавил одну из политических фракций и прочно занял место в кресле депутата Государственной Думы.
Средства массовой информации рассуждали о шансах Красномырдикова победить на ближайших президентских выборах, а уставший от бредово-пьяных выкрутасов и насквозь фальшивых обещаний Ельцина народ с замиранием сердца слушал зажигательные, но в то же время вроде бы разумные и продуманные речи отставного генерала, и в очередной раз наивно верил в то, что нашелся наконец человек, способный обеспечить порядок в стране, порядок, при котором выражение «малоимущий пенсионер отравился ветчиной» вновь обретет былой смысл.
* * *
Мобильник генерала запищал.
— Красномырдиков на связи, — по-военному четко отрапортовал отставной генерал.
— Ублюдок, — женским голосом произнесла трубка.
Роман Анатольевич обреченно вздохнул.
— Никак не можешь успокоиться?
— Нам двоим нет места на этой земле! — с напыщенной торжественностью проинформировала генерала трубка. — Или ты, или я.
— Тогда лучше я, — рассудительно заметил генерал.
— Ты не понял. Я не сдамся.
— Опять шлея под хвост попала?
Трубка разразилась презрительным хохотом.
— Ошибаешься, дорогой. На этот раз все более, чем серьезно.
— Ты звонишь среди ночи только для того, чтобы сообщить мне об этом?
— Ты опять не понял. Я заказала тебя. Тебя уже убивают.
— Заказала? — забеспокоился Красномырдиков. — Как это, на хрен, заказала? Кому?
— Всем! — гордо сообщила женщина. — Всем честным людям России. И знаешь, что с тобой сделают? Тебя изваляют в канцелярских кнопках, кастрируют, пинцетом выщиплют волосы на интимных местах, надуют через вставленную в задний проход соломинку, натрут на мелкой терке, натянут глаз на задницу и заставят моргать, оскальпируют отбойным молотком, отгрызут тебе ногти до локтей и колен, подвергнут поверхностному обгрызу, тебя обольют кислотой, привяжут к муравейнику, вставят в анус ершик для очистки пробирок и будут крутить с помощью дрели…
— Ты пьяна? — не выдержав, перебил генерал.
В ответ раздался гомерический смех.
— Тебе известно, что мысль материальна и при случае может убивать? Святая месть осуществится!
— Может, лучше пойдешь и проспишься? — предложил Роман Анатольевич. — Увидишь во сне, что я подвергаюсь поверхностному обгрызу. Надеюсь, это сделает тебя счастливой. Спокойной ночи.
— Подожди!!! — взвыла женщина.
— Ну что еще? — недовольно поморщился генерал.
— Подключись к серверу «страшная месть . ру».
В трубке раздалось мерзкое хихиканье, сменившееся короткими гудками.
— «Страшна яместь . ру», — недоуменно повторил Роман Анатольевич. — Это еще что за хренатень?
Сунув мобильник в карман, он подошел к компьютеру, включил его и, раздраженно стуча пальцами по клавиатуре, загрузил нужную электронную страницу.
— Ё-моё! — сдавленным голосом прохрипел Красномырдиков, с ужасом вчитываясь в ярко-синие строчки текста на светящемся белом экране.
«СТРИПТИЗЕРШИ ЧУЮТ ДОЛЛАРЫ ЗАДНИЦАМИ» — заглавными буквами набрал на компьютере Денис Зыков.
Откинувшись на спинку вращающегося кресла, молодой выпускник факультета журналистики с отвращением посмотрел на дело своих рук. Разве об этом он мечтал, поступая в университет?
Денис с детства презирал «желтую прессу», беззастенчивых и наглых папарацци, гоняющихся за сенсациями, как моряк за пьяной шлюхой, и более продажных, чем тайский бордель.
«Я никогда не буду таким», — с гордостью думал Денис.
Такой, как он, не станет заискивать перед блядоватыми актрисульками в надежде разжиться интервью об их очередном бойфренде, сексуальных предпочтениях или планах на будущее. Никаких досужих сплетен, никакого тошнотворного копания в чужом грязном белье. Это не для него.
Денис Зыков непременно сделается одной из ключевых фигур российской журналистики. Он будет видным политическим обозревателем, а то и ведущим серьезной, но необычайно популярной телепрограммы, и знаменитостям придется занимать к нему очередь и сражаться друг с другом за право дать ему интервью. Когда именно это случится, Денис не знал, но не сомневался, что так оно и будет.
Поскольку на данный момент знаменитости даже не подозревали о его существовании, а просторный рабочий кабинет с видом на Кремль и набережную Москва-реки существовал только в его воображении, Денис зарабатывал себе на хлеб, пописывая похабные статейки в «Мега-СПИД-Экспресс».
Зыков тяжело вздохнул и снова склонился над клавиатурой компьютера.
На хрен сдался России этот День национального суверенитета, то бишь День независимости? — написал он. — От кого это мы вдруг стали независимыми? От колониального гнета или от самих себя?
Новые времена требуют новых праздников. В соответствии с веяниями времени владельцы казино «Господи, помилуй!» составили перечень возможных новорусских праздников и даже начали планомерно внедрять их в жизнь.
Искупавшись в шампанском в День Нового Русского и от души постреляв в тире казино в День Бандитских Группировок, обозреватель «М-С-Э» стал свидетелем уникальных достижений отечественных стриптизерш.
До вчерашнего дня единственной дамой, способной попой угадывать номиналы купюр, заткнутых поклонниками сзади под резиночку мини-трусиков, считалась японская стриптизерша Пизидочи Никомуси из Осакского стрипбара «Мудохоси-дохреноси».
Гордость российского стриптиза — золотые девочки Мадонна-плюс и Маша-булочка не только угадывали своими попками достоинства купюр, но и отличали фальшивые доллары от настоящих.
Мастерство есть мастерство. Как говорится, его не пропьешь…
Денис немного подумал, и наконец поставил под статьей свой литературный псевдоним: Жора Турецкий .
Затем он снова перечитал заметку и покачал головой.
— Нет, — твердо сказал Зыков. — Больше так жить нельзя.
Телефонный звонок, раздавшийся по закону подлости в самый неподходящий момент, выдернул Максима Лизоженова из объятий несовершеннолетней Сусанны Потебенько, путанки из Запорожья, неожиданно вообразившей себя певицей, а его, то есть Максима, — трамплином, с которого она совершит головокружительный прыжок к славе, деньгам и успеху.
Услышав голос синяевского авторитета, Лизоженов вспотел от страха. Психоз не имел обыкновения беспокоить его по ночам.
«Мало ли что могло ему понадобиться», — мысленно успокаивал себя Максим.
«А что, если он узнал?» — гнусно нашептывал ему на ухо внутренний голос.
«Заткнись! — грубо приказал внутреннему голосу Лизоженов. — Ничего конкретного ведь не было сказано. Просто Психоз приказал немедленно явиться к нему в особняк. Это ничего не значит. Может, ему нужны билеты на концерт!»
— Ты куда? — подозрительно поинтересовалась Сусанна.
— Дела, — коротко пояснил Максим.
— В юбке? — спросила девушка.
— Что «в юбке»? — не понял Лизоженов.
— Они в юбке, твои дела? — уточнила Потебенько, цепко хватая Максима за обмякший член. — Балдырка звонила?
— Чего? — опешил тот. — Какая еще балдырка?
— Ну-у… балдырка. Женщина, значит. У тебя что, есть другая? Тоже в артистки метит, бикса бановая?
— Какая, к чертовой матери, другая женщина, — разозлился Лизоженов, осторожно высвобождая свое мужское достоинство из острых перламутрово-красных коготков. — Это начальство. По работе. И что еще за бикса? На каком языке ты, мать твою, объясняешься?
Сусанна разочаровано посмотрела на Максима. Такого вопиющего невежества от деятеля шоу-бизнеса она не ожидала.
— Бановая бикса — это вокзальная проститутка, — пояснила девушка. — А чего это вдруг ты понадобился начальству посреди ночи?
— Вот это уже не твое дело! — натягивая брюки, отрезал Лизоженов. — И вообще, будешь возникать — не поведу на прослушивание.
Психоз внимательно и нарочито медленно оглядел Максима с головы до ног. Сын поэта явно нервничал. Интересно, с чего бы? Кажется, он догадывается, с чего. Нервничает — значит совесть нечиста.
— Ширинку застегни, — посоветовал синяевский авторитет.
Лизоженов вздрогнул и схватился за молнию, лихорадочно дергая ее вверх.
— С бабой был? — поинтересовался Психоз.
— Ага, — кивнул Максим. — С балдыркой.
Психоз удивленно вскинул брови.
— С каких это пор ты на блатном жаргоне заговорил?
— Учиться никогда не поздно, — пожал плечами Лизоженов. — Феня нынче в моде. Молодежь больше не хочет в космонавты. Согласно последнему опросу в московских школах, 48 % подростков мечтают стать бандитами, и лишь 26 % подумывают о карьере бизнесмена. Надо приспосабливаться к требованиям времени. У меня тут даже идейка насчет шлягера возникла в духе Шуфутинского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Нескончаемая погоня за неопределенно-абстрактным миражом универсальной власти отчасти была связана с тем, что, обладая сильной личностью с выраженными задатками лидера, Психоз был просто не способен с бараньей покорностью следовать за каким-либо реально существующим кумиром. Ему требовалось нечто большее. Книги Марио Пьюзо зажгли в душе Синяевского авторитета фанатический огонь религиозного подвижника. Этот огонь когда-то питал и согревал изнутри щуплого плохо одетого подростка. Этот огонь превратил его в сильного и опасного мужчину. Огонь горел ровно и сильно. Он не собирался угасать…
Следование четко не определенному абстрактному идеалу имеет несомненное преимущество перед поклонением кумирам-однодневкам. Обкуренный певец рано или поздно загнется от передозировки, и его место займет новый торчок с татуировками вместо колечек в ноздрях. Абстрактные идеалы не умирают никогда. Их невозможно развенчать или опровергнуть — для этого они слишком неопределенны и бестелесны. Развенчивать их — все равно что разгонять вилкой густой английский туман. Иногда они видоизменяются, обретая новые формы, а иногда уходят глубоко в подсознание, трансформируясь в некую «внутреннюю силу», помимо воли направляющую человека по его извилистому и скользкому пути.
«О, как же порочен этот мир, ввергающий человечество во грех» — цитировал про себя Психоз.
Какая-то часть его сознания зацепилась за слово «порочен». Психоз любил импровизировать и пробовать себя в новых сферах деятельности. Он занимался практически всеми видами преступного бизнеса. Пожалуй, единственной областью, которую он пока не охватил, был Интернет.
В последнее время передовые ребята из русской мафии, образования которых уже хватало на то, чтобы не путать Интернет с отказом интердевочки вступить в интимную связь, начали заколачивать крутые бабки на «гасилках» — порнухе, включающей акты убийства, в том числе детей и даже младенцев. С помощью Интернета видеокассеты за бешенные деньги продавались за границей шизанутым богачам-импотентам и прочим любителям «черной клубнички». Все было обставлено так хитро, что выйти на продавцов не было никакой возможности.
Психозу не нравилось, когда конкуренты хоть в чем-то его опережали. Это было неправильно. Если мир нуждается в крутой порнухе, он, Психоз, эту порнуху миру обеспечит, причем по сходной цене, более низкой, чем у конкурентов.
Сам Психоз относился к порнухе спокойно. Ему, как и любому нормальному мужчине, нравилось смотреть на гладких, грудастых телок, прикидывающихся перед камерой, что им нравится то, что они делают. Проглядев десяток-другой кассет, Психоз к порнофильмам охладел. Действительно, чего ради пускать слюну, глядя, как девки фальшиво корячатся на экране, если он может устроить такое же порно у себя на дому с живыми и горячими элитными путанками.
Порнуху с участием детей, как, впрочем, насильников и растлителей малолетних, Психоз не переносил. К «гасилкам» душа у него тоже как-то не лежала — он их в жизни достаточно насмотрелся. Но терять инициативу нельзя. Если братва из других группировок полезла в Интернет, Синяевцам просто необходимо заявить о себе. Нужно только придумать что-то новенькое. «Гасилки» и секс с малолетками он снимать принципиально не будет — не псих же он в конце концов. Обычной порнухой уже никого не удивишь. Садизм и мазохизм давно всем надоели, не говоря уже о копрофилии. Что, в таком случае, остается?
Через открытое окно донесся исполненный глубокой тоски проникновенный собачий вой. Психоз встрепенулся, встал с антикварного кресла и, опершись о подоконник, выглянул наружу. Сложив губы трубочкой, он задрал голову к темному безлунному небу и тоже завыл. Незнакомый пес вдалеке ответил ему. Психоз понизил тембр голоса, стараясь выть с собакой в унисон. Это ему удалось. К их дуэту присоединился пес с соседнего участка. Там, в слегка покосившемся двухэтажном деревянном домике доживал свой век хозяин пса — бездарный, но в свое время обласканный советской властью поэт Лизоженов.
В безмятежные застойные времена коллеги по Союзу писателей называли Фридриха Лизоженова не иначе, как Лизожоповым. Поэт злился и строчил на обидчиков длинные нудные анонимки. Но все это было давно, задолго до перестройки, а сейчас никому не нужный и всеми позабытый Лизоженов напивался с утра пораньше, садился в саду в плетеное кресло-качалку, укрывал ноги траченным молью клетчатым пледом и, плача то ли от пьяного умиления, то ли от жалости к самому себе, читал свои стихи растущим на участке грушам, яблонькам и березкам.
В стихах говорилась о бодро колосящихся посевах на целине, о бравых ребятах-стахановцах и о выполнении пятилетнего плана в три года.
Березки чахли и засыхали, яблони переставали плодоносить, а грушевые деревья принципиально отказывались даже цвести.
Лизоженов объяснял это общим ухудшением экологической ситуации в регионе, но у соседей-садоводов на этот счет было другое мнение. Их плодовые деревья, не приобщенные к высокой Лизожоповской поэзии, продолжали радовать хозяев сочными спелыми плодами, точно так же, как десять и двадцать лет назад.
Сын Лизоженова Максим подвизался в шоу-бизнесе, попутно приторговывая героином и кокаином, как оптом, так и в розницу. Максим ходил под Психозом.
Вдохновенно воющее трио разбередило душу остальных Перелыгинских псов, томящихся в заключении за заборами старых деревянных дач и роскошных особняков. Некоторые тоже завыли, остальные, не разобравшись в ситуации, истерически залаяли.
— Ну вот, теперь воет, — тяжело вздохнул Крот.
Начальник охраны недовольно покосился на него. Отставной подполковник КГБ, он был помешан на субординации, порядке и дисциплине. Обсуждать пристрастия VIPа телохранителям не подобало.
— Пусть лучше воет, чем играет на скрипке, — задумчиво продолжал охранник. — Душевнее как-то получается.
— Еще одно слово — и ты уволен, — скрипнул зубами отставной комитетчик, прекрасно зная, что уволить Крота он не сможет. Высокий и сильный, но малость придурковатый Крот когда-то учился с Психозом в одном классе.
— Ладно, молчу, молчу, — вздохнул охранник. — А может, и мы с ним повоем? Делать-то все равно нечего.
Рука экс-кагэбэшника обхватила рукоятку «макарова».
— Сейчас я тебе повою.
— Да ладно, не кипятись. Я ведь только предложил, — пожал плечами Крот.
Прислушиваясь к постепенно затихающему где-то на окраине Перелыгино собачьему лаю, Психоз с довольным видом щелкнул пальцами. Теперь он знал, что делать. Синяевская группировка займет достойное место в сфере преступлений, совершаемых с помощью Интернета. Криминальный авторитет подошел к телефону, снял трубку и набрал номер Максима Лизоженова.
Четырехуровневый особняк с мезонином, бассейном, кегельбаном, тренажерным залом и сауной в подвальном этаже жители поселка Рузаевка, уровень дохода которых безнадежно и, похоже, навсегда, завяз в промежутке между прожиточным минимумом и минимальной зарплатой, с ласковой завистью называли «Генеральским Красномырдником».
Зависть была вызвана тем, что их пожизненных доходов не хватило бы даже на оплату облицованного грубо отесанным красным гранитом забора особняка, а с лаской потому, что рузаевцы гордились своим недавно ушедшим в отставку и в политику героем чеченской войны — отставным генерал-лейтенантом Романом Анатольевичем Красномырдиковым.
Бравый пятидесятилетний генерал с мужественным, хотя и несколько грубоватым лицом, с по-военному коротким «ежиком» над высоким благородным лбом, выйдя в отставку, в рекордно короткий срок возглавил одну из политических фракций и прочно занял место в кресле депутата Государственной Думы.
Средства массовой информации рассуждали о шансах Красномырдикова победить на ближайших президентских выборах, а уставший от бредово-пьяных выкрутасов и насквозь фальшивых обещаний Ельцина народ с замиранием сердца слушал зажигательные, но в то же время вроде бы разумные и продуманные речи отставного генерала, и в очередной раз наивно верил в то, что нашелся наконец человек, способный обеспечить порядок в стране, порядок, при котором выражение «малоимущий пенсионер отравился ветчиной» вновь обретет былой смысл.
* * *
Мобильник генерала запищал.
— Красномырдиков на связи, — по-военному четко отрапортовал отставной генерал.
— Ублюдок, — женским голосом произнесла трубка.
Роман Анатольевич обреченно вздохнул.
— Никак не можешь успокоиться?
— Нам двоим нет места на этой земле! — с напыщенной торжественностью проинформировала генерала трубка. — Или ты, или я.
— Тогда лучше я, — рассудительно заметил генерал.
— Ты не понял. Я не сдамся.
— Опять шлея под хвост попала?
Трубка разразилась презрительным хохотом.
— Ошибаешься, дорогой. На этот раз все более, чем серьезно.
— Ты звонишь среди ночи только для того, чтобы сообщить мне об этом?
— Ты опять не понял. Я заказала тебя. Тебя уже убивают.
— Заказала? — забеспокоился Красномырдиков. — Как это, на хрен, заказала? Кому?
— Всем! — гордо сообщила женщина. — Всем честным людям России. И знаешь, что с тобой сделают? Тебя изваляют в канцелярских кнопках, кастрируют, пинцетом выщиплют волосы на интимных местах, надуют через вставленную в задний проход соломинку, натрут на мелкой терке, натянут глаз на задницу и заставят моргать, оскальпируют отбойным молотком, отгрызут тебе ногти до локтей и колен, подвергнут поверхностному обгрызу, тебя обольют кислотой, привяжут к муравейнику, вставят в анус ершик для очистки пробирок и будут крутить с помощью дрели…
— Ты пьяна? — не выдержав, перебил генерал.
В ответ раздался гомерический смех.
— Тебе известно, что мысль материальна и при случае может убивать? Святая месть осуществится!
— Может, лучше пойдешь и проспишься? — предложил Роман Анатольевич. — Увидишь во сне, что я подвергаюсь поверхностному обгрызу. Надеюсь, это сделает тебя счастливой. Спокойной ночи.
— Подожди!!! — взвыла женщина.
— Ну что еще? — недовольно поморщился генерал.
— Подключись к серверу «страшная месть . ру».
В трубке раздалось мерзкое хихиканье, сменившееся короткими гудками.
— «Страшна яместь . ру», — недоуменно повторил Роман Анатольевич. — Это еще что за хренатень?
Сунув мобильник в карман, он подошел к компьютеру, включил его и, раздраженно стуча пальцами по клавиатуре, загрузил нужную электронную страницу.
— Ё-моё! — сдавленным голосом прохрипел Красномырдиков, с ужасом вчитываясь в ярко-синие строчки текста на светящемся белом экране.
«СТРИПТИЗЕРШИ ЧУЮТ ДОЛЛАРЫ ЗАДНИЦАМИ» — заглавными буквами набрал на компьютере Денис Зыков.
Откинувшись на спинку вращающегося кресла, молодой выпускник факультета журналистики с отвращением посмотрел на дело своих рук. Разве об этом он мечтал, поступая в университет?
Денис с детства презирал «желтую прессу», беззастенчивых и наглых папарацци, гоняющихся за сенсациями, как моряк за пьяной шлюхой, и более продажных, чем тайский бордель.
«Я никогда не буду таким», — с гордостью думал Денис.
Такой, как он, не станет заискивать перед блядоватыми актрисульками в надежде разжиться интервью об их очередном бойфренде, сексуальных предпочтениях или планах на будущее. Никаких досужих сплетен, никакого тошнотворного копания в чужом грязном белье. Это не для него.
Денис Зыков непременно сделается одной из ключевых фигур российской журналистики. Он будет видным политическим обозревателем, а то и ведущим серьезной, но необычайно популярной телепрограммы, и знаменитостям придется занимать к нему очередь и сражаться друг с другом за право дать ему интервью. Когда именно это случится, Денис не знал, но не сомневался, что так оно и будет.
Поскольку на данный момент знаменитости даже не подозревали о его существовании, а просторный рабочий кабинет с видом на Кремль и набережную Москва-реки существовал только в его воображении, Денис зарабатывал себе на хлеб, пописывая похабные статейки в «Мега-СПИД-Экспресс».
Зыков тяжело вздохнул и снова склонился над клавиатурой компьютера.
На хрен сдался России этот День национального суверенитета, то бишь День независимости? — написал он. — От кого это мы вдруг стали независимыми? От колониального гнета или от самих себя?
Новые времена требуют новых праздников. В соответствии с веяниями времени владельцы казино «Господи, помилуй!» составили перечень возможных новорусских праздников и даже начали планомерно внедрять их в жизнь.
Искупавшись в шампанском в День Нового Русского и от души постреляв в тире казино в День Бандитских Группировок, обозреватель «М-С-Э» стал свидетелем уникальных достижений отечественных стриптизерш.
До вчерашнего дня единственной дамой, способной попой угадывать номиналы купюр, заткнутых поклонниками сзади под резиночку мини-трусиков, считалась японская стриптизерша Пизидочи Никомуси из Осакского стрипбара «Мудохоси-дохреноси».
Гордость российского стриптиза — золотые девочки Мадонна-плюс и Маша-булочка не только угадывали своими попками достоинства купюр, но и отличали фальшивые доллары от настоящих.
Мастерство есть мастерство. Как говорится, его не пропьешь…
Денис немного подумал, и наконец поставил под статьей свой литературный псевдоним: Жора Турецкий .
Затем он снова перечитал заметку и покачал головой.
— Нет, — твердо сказал Зыков. — Больше так жить нельзя.
Телефонный звонок, раздавшийся по закону подлости в самый неподходящий момент, выдернул Максима Лизоженова из объятий несовершеннолетней Сусанны Потебенько, путанки из Запорожья, неожиданно вообразившей себя певицей, а его, то есть Максима, — трамплином, с которого она совершит головокружительный прыжок к славе, деньгам и успеху.
Услышав голос синяевского авторитета, Лизоженов вспотел от страха. Психоз не имел обыкновения беспокоить его по ночам.
«Мало ли что могло ему понадобиться», — мысленно успокаивал себя Максим.
«А что, если он узнал?» — гнусно нашептывал ему на ухо внутренний голос.
«Заткнись! — грубо приказал внутреннему голосу Лизоженов. — Ничего конкретного ведь не было сказано. Просто Психоз приказал немедленно явиться к нему в особняк. Это ничего не значит. Может, ему нужны билеты на концерт!»
— Ты куда? — подозрительно поинтересовалась Сусанна.
— Дела, — коротко пояснил Максим.
— В юбке? — спросила девушка.
— Что «в юбке»? — не понял Лизоженов.
— Они в юбке, твои дела? — уточнила Потебенько, цепко хватая Максима за обмякший член. — Балдырка звонила?
— Чего? — опешил тот. — Какая еще балдырка?
— Ну-у… балдырка. Женщина, значит. У тебя что, есть другая? Тоже в артистки метит, бикса бановая?
— Какая, к чертовой матери, другая женщина, — разозлился Лизоженов, осторожно высвобождая свое мужское достоинство из острых перламутрово-красных коготков. — Это начальство. По работе. И что еще за бикса? На каком языке ты, мать твою, объясняешься?
Сусанна разочаровано посмотрела на Максима. Такого вопиющего невежества от деятеля шоу-бизнеса она не ожидала.
— Бановая бикса — это вокзальная проститутка, — пояснила девушка. — А чего это вдруг ты понадобился начальству посреди ночи?
— Вот это уже не твое дело! — натягивая брюки, отрезал Лизоженов. — И вообще, будешь возникать — не поведу на прослушивание.
Психоз внимательно и нарочито медленно оглядел Максима с головы до ног. Сын поэта явно нервничал. Интересно, с чего бы? Кажется, он догадывается, с чего. Нервничает — значит совесть нечиста.
— Ширинку застегни, — посоветовал синяевский авторитет.
Лизоженов вздрогнул и схватился за молнию, лихорадочно дергая ее вверх.
— С бабой был? — поинтересовался Психоз.
— Ага, — кивнул Максим. — С балдыркой.
Психоз удивленно вскинул брови.
— С каких это пор ты на блатном жаргоне заговорил?
— Учиться никогда не поздно, — пожал плечами Лизоженов. — Феня нынче в моде. Молодежь больше не хочет в космонавты. Согласно последнему опросу в московских школах, 48 % подростков мечтают стать бандитами, и лишь 26 % подумывают о карьере бизнесмена. Надо приспосабливаться к требованиям времени. У меня тут даже идейка насчет шлягера возникла в духе Шуфутинского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34