Я думаю, мне это удастся. Если, конечно,…
– Если Корнинг, главный резидент Лилистар в Тиуане, не доберется до вашего рига первым. Слушайте, я отдам приказ Секретной службе его нейтрализовать. Пока лилистарцы будут его вызволять, пройдет достаточно времени. Мы можем сослаться на их деятельность по отношению к вашей жене, на то, что они сознательно сделали се наркоманкой. Это будет хорошим предлогом. Вы согласны? Да? Нет?
– Это подойдет. – Он снова почувствовал себя совершенно измотанным, даже больше, чем прежде. “Этот день никогда не кончится”, – подумал он; прежняя тяжелая ноша снова пригибала его к земле.
– Я, кажется, вас не слишком воодушевил, – сказал Молинари.
– Напротив. Просто я смертельно устал. – А ведь еще надо ехать обратно в Тиуану, чтобы доставить в ТМК Дег Дал Ила из его комнаты в гостинице “Цезарь”; впереди еще столько дел.
– Кто-нибудь доставит, – проницательно сказал Молинари, – этого рига из гостиницы в ТМК вместо вас. Дайте мне адрес, и я прослежу, чтобы все было в порядке. Вам не нужно больше ничего делать – напейтесь или подыщите себе новую подружку. Или примите еще порцию Джи-Джи 180 и сделайте еще один визит в будущее. Найдите способ развлечься. Как себя чувствует ваша наркомания? Покончили с ней, как я вам советовал?
– Да.
Молинари поднял свои густые брови.
– Черт побери. Любопытно; я думал, что это невозможно. Вам помог ваш контакт с ригами?
– Нет, я получил антидот из будущего.
– Как идет война? Я в отличие от вас не перемещаюсь во времени по вертикали, я двигаюсь только вбок, по параллельным мирам.
– События развиваются не лучшим образом.
– Оккупация?
– Большая часть территории Земли.
– А что со мной?
– Похоже, вам удалось ускользнуть в Ватин-35. Вы продержались довольно долго в надежде на помощь армии ригов.
– Я полагаю, на это у меня были причины, – решил Молинари. – Как ваша жена, Катерине?
– Антидот…
– Я имею в виду ваши отношения с ней.
– Мы разводимся. Это решено.
– Хорошо, – деловито кивнул Молинари. – Напишите для меня адрес, а в обмен я напишу вам одно имя и адрес. – Он взял ручку и бумагу и быстро написал что-то. – Родственница Мэри. Двоюродная сестра. Играет на второстепенных ролях в телесериалах. Девятнадцать лет. Не слишком молода?
– Противозаконно.
– Об этом можете не беспокоиться. – Он перекинул Эрику записку. Она осталась лежать на столе, – В чем дело? – закричал на него Молинари, – Пристрастие к этому наркотику настолько затуманило ваши мозги, что вы не способны уразуметь, что у вас только одна жизнь, и она движется только вперед, а не вбок и не назад? Вы ждете, что вернется прошлый год или чего-то в этом роде?
Эрик дотянулся до записки.
– Вы совершенно правы, Я уже давно жду прошлое года. Но, кажется, он уже не вернется.
– Не забудьте сказать, что это я вас послал, – Молинари и широко улыбнулся, наблюдая, как Эрик складывает записку в бумажник.
Была ночь, Эрик шел по темной боковой улочке, держа руки в карманах и раздумывай, не сбился ли он с дороги. Он не был в Пасадене, Калифорния, уже много лет.
Перед ним темным пятном на фоне ночного неба показалось жилое здание, окна горели в темноте, как глаза какого-то животного. “Глаза, – подумал Эрик, – это зеркало души, но дом есть дом. Что скрывается за ними? Пухленькая – а может и не пухленькая – черноволосая девушка, чьи претензии ограничиваются ролью в двух-трехминутных сюжетах коммерческой рекламы или в чем-то наподобие этого, о чем упомянул Молинари, Которая нужна, чтобы помочь подняться на ноги после болезни, пародия на супружество, взаимопомощь и защиту”. Он вспомнил о Филис Акерман и их недавней беседе по дороге в Вашин-35. “Если я действительно хочу просто заново воспроизвести очередной слепок образца супружества, запечатленного в моем подсознании, мне нужно обратиться к ней; Филис достаточно похожа на Кэти, чтобы мне понравиться. И это мы оба понимаем. И достаточно непохожа, чтобы казаться – просто казаться – чем-то новым. – Внезапно его захватила одна мысль. – Эта девущка из Пасадены; я не сам ее выбрал. Это сделал Молинари. Поэтому есть шанс избавиться от старого клише. И я получу что-то по настоящему новое, а не кажущееся таким”.
Отыскав вход в здание, он вытащил сложенную записку, прочитал еще раз имя, нашел нужную ему кнопку среди множества расположенных на большой медной плите и позвонил с решительностью, заимствованной им у Молинари.
Минуту спустя из громкоговорители раздался приглушенный голос, и на крошечном экране, вделанном в стену над рядом кнопок, появилось изображение девушки.
– Да? Кто это? – На таком смехотворно мелком экране разобрать черты лица было невозможно – оно ему ничего не говорило. Но голос был грудной и мягкий, и хотя в нем присутствовало беспокойство, вполне естественное для одинокой девушки при таких обстоятельствах, в нем чувствовалась теплота.
– Джино Молинари попросил меня заглянуть к вам, – сказал Эрик.
– О! – голос прозвучал взволнованно. – Заглянуть ко мне? Вы уверены, что не ошиблись? Мы встречались только один раз и то случайно.
– Можно мне зайти на минуту, мисс Гарабальди? – спросил Эрик.
– Гарабальди это мое старое имя, – сказала девушка. – Мое имя, под которым я выступаю в телевизионных программах – Гарри. Патриция Гарри.
– Впустите меня, – сказал Эрик, – Прошу вас.
Дверь загудела; он толкнул ее и очутился в фойе. Когда Эрик поднялся на лифте на пятнадцатый этаж и был у ее двери, готовый постучать, он обнаружил, что дверь приоткрыта.
Патриция Гарри, в цветастом переднике и с заплетенными в две косы темными волосами, встретила его улыбкой. У нее было тонкое лицо, сужающееся к подбородку, безупречной формы и темные настолько, что казались черными, губы. У нее были правильные черты лица, очерченные с такой точностью” что могли служить образцом симметрии и соразмерности. Он понял, почему она попала на телевидение; лицо, наподобие этого, освещенное пусть даже имитацией восхищения пивным праздником на Калифорнийском побережье, способно было пробрать любого зрителя. Она не была просто красива – она была уникальна. Когда Эрик смотрел на псе, у него появилась уверенность, что ее ждет впереди головокружительная карьера, если не помещает война.
– Привет, – весело сказала она, – кто вы?
– Эрик Свитсент. Я из медицинского персонала Секретаря. “Или был в нем, – подумал он, – до сегодняшнего дня”. Можем мы выпить кофе и немкою поговорить? Для меня это очень важно.
– Какой странный визит, – сказала Патриция Гарри. – Но почему бы и нет? – Она круто развернулась, при этом ее длинная мексиканская юбка всколыхнулась, и пошла через прихожую на кухню; Эрик последовал за ней. – Вода уже почти закипела. Зачем Молинари просил вас зайти? Какая-нибудь особенная причина? Возможно ли, чтобы подобная девушка не сознавала, насколько важную причину для визита составляет она сама?
– Видите ли, я живу здесь, в Калифорнии, В Сан-Диего. – Он подумал: “И полагаю, что работаю теперь тоже здесь, в Тиуане. Опять”. Я хирург по пересадке искусственных органов, мисс Гарри. Или Пэт. Можно называть вас Пэт? – Он сел за стол, облокотившись локтями сцепленных рук на его грубую неровную поверхность.
– Если вы хирург по пересадке, – сказала Патриция Гарри, доставая из буфета чашки, – то почему вы не на военном спутнике или не в госпитале?
Он почувствовал, что земля уходит у негр из под ног.
– Я не знаю.
– Сейчас, знаете, идет война, – Стоя к нему спиной, она добавила: – Парня, с которым я была, искалечило, когда риги разбомбили его крейсер. Он сейчас в госпитале на базе.
– Я ничего не могу сказать, кроме того, что вы указали, возможно, на самое слабое звено в моей жизни. На то, почему она не имеет того смысла который ей следовало бы иметь.
– И кого же вы в этом вините? Всех, кроме себя?
– Временами мне кажется, – сказал Эрик, – что поддержание жизни Джино Молинари тоже вносит определенный вклад в наши военные усилия. – Но, в конце концов, он начал этим заниматься совсем недавно и только благодаря усилиям Вирджила Акермана, а отнюдь не своим.
– Мне просто любопытно, – сказала Патриция. – Мне казалось естественным, что хороший хирург должен стремиться на фронт, где для него есть настоящая работа. – Она разлила кофе в две пластиковые чашки.
– Да, вам должно так казаться, – сказал он, чувствуя, насколько безнадежной была его попытка. Ей девятнадцать лет, почти в два раза меньше, чем ему, а она лучше понимает, что правильно и что следует делать. Обладая таким свойством, она сама устроит свою жизнь и карьеру, она не нуждается в посторонней помощи. – Вы хотите, чтобы я ушел? – спросил он. – Если да, то просто скажите прямо, и я уйду,
– Вы только пришли; конечно я не хочу, чтобы вы уходили. Мистер Молинари не прислал бы вас ко мне, если бы у него не было для этого веских оснований. – Она критически его осмотрела, усаживаясь напротив, – Я двоюродная сестра Мэри Райнеке, вам это известно?
– Да, – он кивнул. – “И у тебя тоже сильный характер”, – подумал он, – Пэт, – обратился он к ней, – поверьте, что я сделал сегодня нечто такое, что имеет значение для всех нас, хотя ото и не связано с медициной. Можете вы этому поверить? Если да, мы можем продолжить.
– Я поверю всему, что вы скажете, – с беспечностью девятнадцатилетней девушки ответила она.
– Вы видели сегодня вечером по телевизору обращение Молинари?
– Я посмотрела его немного. Очень интересно. Он выглядел настолько больше…
“Больше. Да, – подумал он, – это подходящее слово”.
– Приятно видеть его снова в прежней форме. Но я должна признаться – вся эта декламация, вы понимаете, что я имею в виду, эта его напыщенная манера, горящие глаза – это для меня скучно. Я включила вместо этого проигрыватель. – Она оперлась подбородком на ладонь. – Знаете что? Это надоело мне до смерти.
В гостиной зазвонил видеофон.
– Извините. – Пэт Гарри встала и выпорхнула из кухни. Он молча сидел, не думая почти ни о чем, кроме висящего на нем старого груза усталости, когда она внезапно появилась вновь.
– Вас, Доктора Эрика Свитсента, это ведь вы?
– Кто это? – Он пытался подняться, чувствуя, как сердце сдавливает свинцовая тяжесть.
– Белый дом.
Он подошел к видеофону.
– Алло, это доктор Свитсент.
– Минуту, – Экран опустел. Затем на нем появился Джино Молинари.
– Так, доктор. Они добрались до вашего рига.
– Боже, – вырвалось у него.
– Все что мы увидели, когда вошли, это был ваш хваленый риг. Мертвый. Кто-то из них, должно быть, видел, как вы входили. Плохо, что вы не отвезли его прямо в ТМК. Вместо этой гостиницы.
– Теперь я это понимаю.
– Послушайте, – отрывисто сказал Молинари. – Я звоню вам, потому что знаю, вам будет интересно это узнать. Но не слишком вините себя. Эти ребята с Лилистар профессионалы. Это могло случиться с каждым. – Он наклонился ближе к экрану и с ударением произнес: – Это не настолько важно; есть и другие возможности вступить в контакт с ригами, три или четыре – мы как раз решаем, как лучше ими воспользоваться.
– Это можно говорить по видеофону? Молинари сказал:
– Френекси и его компания только что отбыли на Лилистар, убрались так быстро, как только сумели. Поверьте моему слову, Свитсент, они знают. Так что наша задача действовать быстро. Мы рассчитываем вступить в связь с правительством ригов в течение двух часов; при необходимости будем вести переговоры по открытому радиоканалу, пусть подслушивают. – Он взглянул на часы. – Я должен кончать разговор. Вы остаетесь на своей должности. – Экран погас. В лихорадочной спешке Молинари перешел к выполнению следующей задачи. Он не мог позволить себе сидеть и сплетничать. Вдруг экран снова загорелся; перед Эриком опять был Молинари, – Запомните, доктор, вы выполнили то, что от вас требовалось; вы вынудили их выполнить мое завещание, эти десять страниц, которые они перекладывали с места на место, пока вы не приехали. Если бы не вы, меня бы здесь сейчас не было; я уже говорил вам это и не хочу, чтобы вы об этом забывали – у меня нет времени, чтобы повторять это снова и снова, – Он коротко усмехнулся, и изображение на экране снова погасло. На этот раз он больше не зажегся.
“Но провал есть провал, – сказал себе Эрик. Он вернулся на кухню и снова сел перед своей чашкой. Никто не произнес ни слова, – Из-за того, что я все испортил, – подумал Эрик, – лилистарцы получили дополнительное время, чтобы окружить нас и обрушиться на Землю со всеми своими силами. Миллионы человеческих жизней и, возможно, годы оккупации – вот цена, которую все мы заплатим. И все потому, что ему показалось хорошей идеей отвезти сегодня Дег Дал Ила в гостиницу “Цезарь” вместо того, чтобы сразу привезти его в ТМК. – Потом ему пришло в голову, что в ТМК у них тоже есть, по крайней мере, один агент; они могли добраться до него и здесь. “И что теперь?” – спрашивал он себя.
– Наверное, ты права, Пэт, – сказал он. – Наверное, мне следовало стать военным хирургом и работать на базе, в прифронтовом госпитале.
– Конечно, а почему нет? – ответила она.
– Совсем скоро, хотя ты этого еще не знаешь, фронт будет здесь, на Земле.
Она побледнела, но попыталась улыбнуться.
– Почему?
– Политики, Превратности войны. Ненадежные союзники. Сегодняшний союзник завтра оказывается врагом. И наоборот. – Он допил кофе и встал. – Удачи тебе, Пэт, в твоей телевизионной карьере и в твоей яркой, только начинающейся жизни. Надеюсь, что война не затронет тебя слишком сильно. “Война, которую я помог принести сюда”, – добавил он про себя. – Пока.
Она осталась молча сидеть за кухонным столом, отхлебывая свой кофе, пока он выходил через прихожую к двери, открывал се и захлопывал за собой, Они даже не кивнула на прощанье; она была слишком испугана, ошеломлена тем, что он ей сообщил.
“Спасибо, Джино, – сказал он про себя, спускаясь на первый этаж, – Это была хорошая мысль; не твоя вина, что из этого ничего не вышло. Ничего, кроме более глубокого осознания того, как мало полезного я сделал и как много вредного”.
Он шел пешком по темным улицам Пасадены, пока не заметил такси; он остановил его, сел и только после этого задумался, куда же ему ехать.
– Вы хотите сказать, что не знаете, где живете, сэр? – спросил автомат.
– Вези меня в Тиуану, – неожиданно сказал он.
– Слушаюсь, сэр, – сказал автомат и развернулся на юг.
Глава 14
Он бесцельно бродил, шаркая по тротуару, мимо маленьких, похожих на киоски, магазинчиков, расцвеченных неоновыми огнями, прислушиваясь к крикам уличных торговцев и наслаждаясь видом беспрестанно снующих машин самых разнообразных типов, от новейших автоматических такси до древних колесных автомобилей, сделанных когда-то в США и теперь на склоне лет оказавшихся здесь.
– Интересуетесь девочками, мистер? – мальчишка не старше одиннадцати схватил Эрика за рукав, пытаясь остановить. – Моя сестра, ей только исполнилось семь лет, и она еще ни разу не была с мужчиной, не сойти мне с места, если вы будете не первым.
– Сколько? – спросил Эрик.
– Десять долларов плюс стоимость комнаты, без комнаты плохо. Улица делает любовь чем-то грязным; после этого теряешь к себе всякое уважение.
– В этом есть доля правды, – согласился Эрик. Но не остановился.
С приближением ночи роботы-торговцы с их неуклюжими громадными лотками, тележками и корзинами постепенно покидали улицы Тиуаны; дневной люд и пожилые американские туристы уступали место другим. Спешащий куда-то мужчина грубо оттолкнул Эрика; девушка в свитере и тесной, готовой разойтись по швам юбке протиснулась мимо него, на мгновение их тела соприкоснулись,… “Как будто, – подумал он, – мы уже давно знаем друг друга”, И этот неожиданный обмен теплотой двух сомкнувшихся тел явился выражением глубочайшего и полного взаимопонимания между нами. Девушка прошла мимо и скрылась из глаз. Группа развязных молодых мексиканцев в меховых куртках с открытым воротом шла прямо на него, их приоткрытые рты создавали впечатление, что они задыхаются. Он осторожно уступил им дорогу.
“В, городе, где вес позволено, – подумал Эрик, – и где все можно достать, чувствуешь себя снова ребенком, оказавшимся среди своих кубиков и игрушек, в центре вселенной, в которой любая вещь находится в пределах досягаемости вытянутой руки. Входная плата высока: она состоит я отказе от взрослости.” И все-таки ему нравилось здесь. Шум и суета вокруг были отголосками реальной жизни. Некоторые считают все здесь отвратительным; он – нет. Эти люди не правы. Беспокойные, блуждающие по городу стаи мужчин в поисках Бог знает чего не догадывались и не знали, что их стремление является выражением первородного зова самой протоплазмы. Это беспрестанное беспокойство когда-то вывело жизнь из моря на сушу; теперь, будучи уже земными существами, они продолжают скитаться но улицам, и он бродил вместе с ними с одной улицы на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Если Корнинг, главный резидент Лилистар в Тиуане, не доберется до вашего рига первым. Слушайте, я отдам приказ Секретной службе его нейтрализовать. Пока лилистарцы будут его вызволять, пройдет достаточно времени. Мы можем сослаться на их деятельность по отношению к вашей жене, на то, что они сознательно сделали се наркоманкой. Это будет хорошим предлогом. Вы согласны? Да? Нет?
– Это подойдет. – Он снова почувствовал себя совершенно измотанным, даже больше, чем прежде. “Этот день никогда не кончится”, – подумал он; прежняя тяжелая ноша снова пригибала его к земле.
– Я, кажется, вас не слишком воодушевил, – сказал Молинари.
– Напротив. Просто я смертельно устал. – А ведь еще надо ехать обратно в Тиуану, чтобы доставить в ТМК Дег Дал Ила из его комнаты в гостинице “Цезарь”; впереди еще столько дел.
– Кто-нибудь доставит, – проницательно сказал Молинари, – этого рига из гостиницы в ТМК вместо вас. Дайте мне адрес, и я прослежу, чтобы все было в порядке. Вам не нужно больше ничего делать – напейтесь или подыщите себе новую подружку. Или примите еще порцию Джи-Джи 180 и сделайте еще один визит в будущее. Найдите способ развлечься. Как себя чувствует ваша наркомания? Покончили с ней, как я вам советовал?
– Да.
Молинари поднял свои густые брови.
– Черт побери. Любопытно; я думал, что это невозможно. Вам помог ваш контакт с ригами?
– Нет, я получил антидот из будущего.
– Как идет война? Я в отличие от вас не перемещаюсь во времени по вертикали, я двигаюсь только вбок, по параллельным мирам.
– События развиваются не лучшим образом.
– Оккупация?
– Большая часть территории Земли.
– А что со мной?
– Похоже, вам удалось ускользнуть в Ватин-35. Вы продержались довольно долго в надежде на помощь армии ригов.
– Я полагаю, на это у меня были причины, – решил Молинари. – Как ваша жена, Катерине?
– Антидот…
– Я имею в виду ваши отношения с ней.
– Мы разводимся. Это решено.
– Хорошо, – деловито кивнул Молинари. – Напишите для меня адрес, а в обмен я напишу вам одно имя и адрес. – Он взял ручку и бумагу и быстро написал что-то. – Родственница Мэри. Двоюродная сестра. Играет на второстепенных ролях в телесериалах. Девятнадцать лет. Не слишком молода?
– Противозаконно.
– Об этом можете не беспокоиться. – Он перекинул Эрику записку. Она осталась лежать на столе, – В чем дело? – закричал на него Молинари, – Пристрастие к этому наркотику настолько затуманило ваши мозги, что вы не способны уразуметь, что у вас только одна жизнь, и она движется только вперед, а не вбок и не назад? Вы ждете, что вернется прошлый год или чего-то в этом роде?
Эрик дотянулся до записки.
– Вы совершенно правы, Я уже давно жду прошлое года. Но, кажется, он уже не вернется.
– Не забудьте сказать, что это я вас послал, – Молинари и широко улыбнулся, наблюдая, как Эрик складывает записку в бумажник.
Была ночь, Эрик шел по темной боковой улочке, держа руки в карманах и раздумывай, не сбился ли он с дороги. Он не был в Пасадене, Калифорния, уже много лет.
Перед ним темным пятном на фоне ночного неба показалось жилое здание, окна горели в темноте, как глаза какого-то животного. “Глаза, – подумал Эрик, – это зеркало души, но дом есть дом. Что скрывается за ними? Пухленькая – а может и не пухленькая – черноволосая девушка, чьи претензии ограничиваются ролью в двух-трехминутных сюжетах коммерческой рекламы или в чем-то наподобие этого, о чем упомянул Молинари, Которая нужна, чтобы помочь подняться на ноги после болезни, пародия на супружество, взаимопомощь и защиту”. Он вспомнил о Филис Акерман и их недавней беседе по дороге в Вашин-35. “Если я действительно хочу просто заново воспроизвести очередной слепок образца супружества, запечатленного в моем подсознании, мне нужно обратиться к ней; Филис достаточно похожа на Кэти, чтобы мне понравиться. И это мы оба понимаем. И достаточно непохожа, чтобы казаться – просто казаться – чем-то новым. – Внезапно его захватила одна мысль. – Эта девущка из Пасадены; я не сам ее выбрал. Это сделал Молинари. Поэтому есть шанс избавиться от старого клише. И я получу что-то по настоящему новое, а не кажущееся таким”.
Отыскав вход в здание, он вытащил сложенную записку, прочитал еще раз имя, нашел нужную ему кнопку среди множества расположенных на большой медной плите и позвонил с решительностью, заимствованной им у Молинари.
Минуту спустя из громкоговорители раздался приглушенный голос, и на крошечном экране, вделанном в стену над рядом кнопок, появилось изображение девушки.
– Да? Кто это? – На таком смехотворно мелком экране разобрать черты лица было невозможно – оно ему ничего не говорило. Но голос был грудной и мягкий, и хотя в нем присутствовало беспокойство, вполне естественное для одинокой девушки при таких обстоятельствах, в нем чувствовалась теплота.
– Джино Молинари попросил меня заглянуть к вам, – сказал Эрик.
– О! – голос прозвучал взволнованно. – Заглянуть ко мне? Вы уверены, что не ошиблись? Мы встречались только один раз и то случайно.
– Можно мне зайти на минуту, мисс Гарабальди? – спросил Эрик.
– Гарабальди это мое старое имя, – сказала девушка. – Мое имя, под которым я выступаю в телевизионных программах – Гарри. Патриция Гарри.
– Впустите меня, – сказал Эрик, – Прошу вас.
Дверь загудела; он толкнул ее и очутился в фойе. Когда Эрик поднялся на лифте на пятнадцатый этаж и был у ее двери, готовый постучать, он обнаружил, что дверь приоткрыта.
Патриция Гарри, в цветастом переднике и с заплетенными в две косы темными волосами, встретила его улыбкой. У нее было тонкое лицо, сужающееся к подбородку, безупречной формы и темные настолько, что казались черными, губы. У нее были правильные черты лица, очерченные с такой точностью” что могли служить образцом симметрии и соразмерности. Он понял, почему она попала на телевидение; лицо, наподобие этого, освещенное пусть даже имитацией восхищения пивным праздником на Калифорнийском побережье, способно было пробрать любого зрителя. Она не была просто красива – она была уникальна. Когда Эрик смотрел на псе, у него появилась уверенность, что ее ждет впереди головокружительная карьера, если не помещает война.
– Привет, – весело сказала она, – кто вы?
– Эрик Свитсент. Я из медицинского персонала Секретаря. “Или был в нем, – подумал он, – до сегодняшнего дня”. Можем мы выпить кофе и немкою поговорить? Для меня это очень важно.
– Какой странный визит, – сказала Патриция Гарри. – Но почему бы и нет? – Она круто развернулась, при этом ее длинная мексиканская юбка всколыхнулась, и пошла через прихожую на кухню; Эрик последовал за ней. – Вода уже почти закипела. Зачем Молинари просил вас зайти? Какая-нибудь особенная причина? Возможно ли, чтобы подобная девушка не сознавала, насколько важную причину для визита составляет она сама?
– Видите ли, я живу здесь, в Калифорнии, В Сан-Диего. – Он подумал: “И полагаю, что работаю теперь тоже здесь, в Тиуане. Опять”. Я хирург по пересадке искусственных органов, мисс Гарри. Или Пэт. Можно называть вас Пэт? – Он сел за стол, облокотившись локтями сцепленных рук на его грубую неровную поверхность.
– Если вы хирург по пересадке, – сказала Патриция Гарри, доставая из буфета чашки, – то почему вы не на военном спутнике или не в госпитале?
Он почувствовал, что земля уходит у негр из под ног.
– Я не знаю.
– Сейчас, знаете, идет война, – Стоя к нему спиной, она добавила: – Парня, с которым я была, искалечило, когда риги разбомбили его крейсер. Он сейчас в госпитале на базе.
– Я ничего не могу сказать, кроме того, что вы указали, возможно, на самое слабое звено в моей жизни. На то, почему она не имеет того смысла который ей следовало бы иметь.
– И кого же вы в этом вините? Всех, кроме себя?
– Временами мне кажется, – сказал Эрик, – что поддержание жизни Джино Молинари тоже вносит определенный вклад в наши военные усилия. – Но, в конце концов, он начал этим заниматься совсем недавно и только благодаря усилиям Вирджила Акермана, а отнюдь не своим.
– Мне просто любопытно, – сказала Патриция. – Мне казалось естественным, что хороший хирург должен стремиться на фронт, где для него есть настоящая работа. – Она разлила кофе в две пластиковые чашки.
– Да, вам должно так казаться, – сказал он, чувствуя, насколько безнадежной была его попытка. Ей девятнадцать лет, почти в два раза меньше, чем ему, а она лучше понимает, что правильно и что следует делать. Обладая таким свойством, она сама устроит свою жизнь и карьеру, она не нуждается в посторонней помощи. – Вы хотите, чтобы я ушел? – спросил он. – Если да, то просто скажите прямо, и я уйду,
– Вы только пришли; конечно я не хочу, чтобы вы уходили. Мистер Молинари не прислал бы вас ко мне, если бы у него не было для этого веских оснований. – Она критически его осмотрела, усаживаясь напротив, – Я двоюродная сестра Мэри Райнеке, вам это известно?
– Да, – он кивнул. – “И у тебя тоже сильный характер”, – подумал он, – Пэт, – обратился он к ней, – поверьте, что я сделал сегодня нечто такое, что имеет значение для всех нас, хотя ото и не связано с медициной. Можете вы этому поверить? Если да, мы можем продолжить.
– Я поверю всему, что вы скажете, – с беспечностью девятнадцатилетней девушки ответила она.
– Вы видели сегодня вечером по телевизору обращение Молинари?
– Я посмотрела его немного. Очень интересно. Он выглядел настолько больше…
“Больше. Да, – подумал он, – это подходящее слово”.
– Приятно видеть его снова в прежней форме. Но я должна признаться – вся эта декламация, вы понимаете, что я имею в виду, эта его напыщенная манера, горящие глаза – это для меня скучно. Я включила вместо этого проигрыватель. – Она оперлась подбородком на ладонь. – Знаете что? Это надоело мне до смерти.
В гостиной зазвонил видеофон.
– Извините. – Пэт Гарри встала и выпорхнула из кухни. Он молча сидел, не думая почти ни о чем, кроме висящего на нем старого груза усталости, когда она внезапно появилась вновь.
– Вас, Доктора Эрика Свитсента, это ведь вы?
– Кто это? – Он пытался подняться, чувствуя, как сердце сдавливает свинцовая тяжесть.
– Белый дом.
Он подошел к видеофону.
– Алло, это доктор Свитсент.
– Минуту, – Экран опустел. Затем на нем появился Джино Молинари.
– Так, доктор. Они добрались до вашего рига.
– Боже, – вырвалось у него.
– Все что мы увидели, когда вошли, это был ваш хваленый риг. Мертвый. Кто-то из них, должно быть, видел, как вы входили. Плохо, что вы не отвезли его прямо в ТМК. Вместо этой гостиницы.
– Теперь я это понимаю.
– Послушайте, – отрывисто сказал Молинари. – Я звоню вам, потому что знаю, вам будет интересно это узнать. Но не слишком вините себя. Эти ребята с Лилистар профессионалы. Это могло случиться с каждым. – Он наклонился ближе к экрану и с ударением произнес: – Это не настолько важно; есть и другие возможности вступить в контакт с ригами, три или четыре – мы как раз решаем, как лучше ими воспользоваться.
– Это можно говорить по видеофону? Молинари сказал:
– Френекси и его компания только что отбыли на Лилистар, убрались так быстро, как только сумели. Поверьте моему слову, Свитсент, они знают. Так что наша задача действовать быстро. Мы рассчитываем вступить в связь с правительством ригов в течение двух часов; при необходимости будем вести переговоры по открытому радиоканалу, пусть подслушивают. – Он взглянул на часы. – Я должен кончать разговор. Вы остаетесь на своей должности. – Экран погас. В лихорадочной спешке Молинари перешел к выполнению следующей задачи. Он не мог позволить себе сидеть и сплетничать. Вдруг экран снова загорелся; перед Эриком опять был Молинари, – Запомните, доктор, вы выполнили то, что от вас требовалось; вы вынудили их выполнить мое завещание, эти десять страниц, которые они перекладывали с места на место, пока вы не приехали. Если бы не вы, меня бы здесь сейчас не было; я уже говорил вам это и не хочу, чтобы вы об этом забывали – у меня нет времени, чтобы повторять это снова и снова, – Он коротко усмехнулся, и изображение на экране снова погасло. На этот раз он больше не зажегся.
“Но провал есть провал, – сказал себе Эрик. Он вернулся на кухню и снова сел перед своей чашкой. Никто не произнес ни слова, – Из-за того, что я все испортил, – подумал Эрик, – лилистарцы получили дополнительное время, чтобы окружить нас и обрушиться на Землю со всеми своими силами. Миллионы человеческих жизней и, возможно, годы оккупации – вот цена, которую все мы заплатим. И все потому, что ему показалось хорошей идеей отвезти сегодня Дег Дал Ила в гостиницу “Цезарь” вместо того, чтобы сразу привезти его в ТМК. – Потом ему пришло в голову, что в ТМК у них тоже есть, по крайней мере, один агент; они могли добраться до него и здесь. “И что теперь?” – спрашивал он себя.
– Наверное, ты права, Пэт, – сказал он. – Наверное, мне следовало стать военным хирургом и работать на базе, в прифронтовом госпитале.
– Конечно, а почему нет? – ответила она.
– Совсем скоро, хотя ты этого еще не знаешь, фронт будет здесь, на Земле.
Она побледнела, но попыталась улыбнуться.
– Почему?
– Политики, Превратности войны. Ненадежные союзники. Сегодняшний союзник завтра оказывается врагом. И наоборот. – Он допил кофе и встал. – Удачи тебе, Пэт, в твоей телевизионной карьере и в твоей яркой, только начинающейся жизни. Надеюсь, что война не затронет тебя слишком сильно. “Война, которую я помог принести сюда”, – добавил он про себя. – Пока.
Она осталась молча сидеть за кухонным столом, отхлебывая свой кофе, пока он выходил через прихожую к двери, открывал се и захлопывал за собой, Они даже не кивнула на прощанье; она была слишком испугана, ошеломлена тем, что он ей сообщил.
“Спасибо, Джино, – сказал он про себя, спускаясь на первый этаж, – Это была хорошая мысль; не твоя вина, что из этого ничего не вышло. Ничего, кроме более глубокого осознания того, как мало полезного я сделал и как много вредного”.
Он шел пешком по темным улицам Пасадены, пока не заметил такси; он остановил его, сел и только после этого задумался, куда же ему ехать.
– Вы хотите сказать, что не знаете, где живете, сэр? – спросил автомат.
– Вези меня в Тиуану, – неожиданно сказал он.
– Слушаюсь, сэр, – сказал автомат и развернулся на юг.
Глава 14
Он бесцельно бродил, шаркая по тротуару, мимо маленьких, похожих на киоски, магазинчиков, расцвеченных неоновыми огнями, прислушиваясь к крикам уличных торговцев и наслаждаясь видом беспрестанно снующих машин самых разнообразных типов, от новейших автоматических такси до древних колесных автомобилей, сделанных когда-то в США и теперь на склоне лет оказавшихся здесь.
– Интересуетесь девочками, мистер? – мальчишка не старше одиннадцати схватил Эрика за рукав, пытаясь остановить. – Моя сестра, ей только исполнилось семь лет, и она еще ни разу не была с мужчиной, не сойти мне с места, если вы будете не первым.
– Сколько? – спросил Эрик.
– Десять долларов плюс стоимость комнаты, без комнаты плохо. Улица делает любовь чем-то грязным; после этого теряешь к себе всякое уважение.
– В этом есть доля правды, – согласился Эрик. Но не остановился.
С приближением ночи роботы-торговцы с их неуклюжими громадными лотками, тележками и корзинами постепенно покидали улицы Тиуаны; дневной люд и пожилые американские туристы уступали место другим. Спешащий куда-то мужчина грубо оттолкнул Эрика; девушка в свитере и тесной, готовой разойтись по швам юбке протиснулась мимо него, на мгновение их тела соприкоснулись,… “Как будто, – подумал он, – мы уже давно знаем друг друга”, И этот неожиданный обмен теплотой двух сомкнувшихся тел явился выражением глубочайшего и полного взаимопонимания между нами. Девушка прошла мимо и скрылась из глаз. Группа развязных молодых мексиканцев в меховых куртках с открытым воротом шла прямо на него, их приоткрытые рты создавали впечатление, что они задыхаются. Он осторожно уступил им дорогу.
“В, городе, где вес позволено, – подумал Эрик, – и где все можно достать, чувствуешь себя снова ребенком, оказавшимся среди своих кубиков и игрушек, в центре вселенной, в которой любая вещь находится в пределах досягаемости вытянутой руки. Входная плата высока: она состоит я отказе от взрослости.” И все-таки ему нравилось здесь. Шум и суета вокруг были отголосками реальной жизни. Некоторые считают все здесь отвратительным; он – нет. Эти люди не правы. Беспокойные, блуждающие по городу стаи мужчин в поисках Бог знает чего не догадывались и не знали, что их стремление является выражением первородного зова самой протоплазмы. Это беспрестанное беспокойство когда-то вывело жизнь из моря на сушу; теперь, будучи уже земными существами, они продолжают скитаться но улицам, и он бродил вместе с ними с одной улицы на другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26