Но его никто не встречал, и Семен спокойно вышел на улицу. Сев в тачку, Семен доехал до своего "SAAB"-а и осмотрелся. Милиции не было видно нигде поблизости. И люди в штатском, которых теперь, после зоны, Семен научился узнавать за версту, тоже не маячили рядом с машиной. Милиционера, даже если он занят чтением книги, признать можно очень легко по тому, что он читает и как он это делает. Но все было тихо и мирно, никто и не думал Семена ловить. Светило солнце, чирикали птицы.
Семен сел за руль. У него был четкий план действий, потому что он хорошо сознавал тот факт, что если он не найдет в ближайшее убийцу Кирилла, то в тюрьму сядет сам, вместо этого подонка в зеленых очках. И прицепят ему еще и все остальные "висяки", включая и Василия, и Алика, и Бомбу.
Первым делом Семен позвонил Антону Сергеевичу и рассказал ему о том, что влип в неприятности и теперь не сможет приехать в офис, чтобы отвезти Антона Сергеевича домой. Антон Сергеевич долго молчал от неожиданности, потому что Семен всегда был образцом пунктуальности и исполнительности, потом сказал так:
- Ладно, доберусь на такси. Деньги за проезд вычту из твоей зарплаты. Может, расскажешь, что произошло?
- Потом, - ответил Семен, - вечером позвоню.
- Машина-то хоть цела? - сурово спросил Антон Сергеевич.
- Ни царапины, - ответил Семен.
- Ну, и на том спасибо, - вздохнул Антон Сергеевич, - смотри, до вечера не разбей и сам звони, если чем-то помочь нужно.
- Хорошо, позвоню, - ответил Семен и попрощался до вечера.
Семен ехал в дом престарелых, который находился в Коломягах. Ему не терпелось узнать, как случилось так, что Сергей Петрович Голубеев, который умер восемь месяцев назад, преспокойно бегает по метро и режет заточкой молодых педиков. Да, все было именно так, ведь Семен стопроцентно узнал мужика, который резанул Кирилла. Это был отец Инны - девушки, которую они всей толпой трахнули тогда.
Батя Инны постарел, но не узнать его Семен не мог. Все время на суде он сидел и пристально смотрел на них, сидящих на скамье подсудимых. А Семен глядел на него. Он запомнил каждую деталь его лица, изгиб бровей, глаза, посадку головы. Он не мог его ни с кем спутать. Это был абсолютно точно отец Инны, который давно умер, как сказали Семену по телефону, но почему-то здорово быстро бегал и ездил в метро.
Семен въехал в посёлок Коломяги - зелёный оазис посреди каменного и пыльного Питера - и, расспросив прохожих о том, где находится Дом престарелых, повернул в его сторону. Ехать пришлось недолго мимо впавших в зимнюю спячку деревянных домиков.
Дом престарелых находился в зеленой зоне среди застывших деревьев. Обычное серое панельное здание с огромными окнами и лоджиями. В парке висели качели, стояли резные фигурки, разве что не было карусели, тогда бы все это в полной мере напоминало детский сад. Семен не стал заезжать на территорию Дома, тем более что ворота были закрыты. Он вышел из машины и прошел в калитку. Маленький сухонький старичок в коротких штанах по щиколотку, из-под которых торчали серо-синие зимние кальсоны, в старом грязно-зеленом пальто и шапке-ушанке сразу же прицепился к Семену и засеменил рядом с ним:
- Вы кто? - сыпал он вопросы, как из ведра. - Вы к кому? Вы к Герцеговине Ивановне? Вы к Вере Павловне? Вы к Ольге Брониславовне? Вы к Павлу Степановичу? А Вы знаете, что сегодня неприемный день? Вам нельзя проходить внутрь - у нас карантин? Вы, что из управления? Я Вас не пушу! Где Ваши документы?
С этими словами старичок преградил Семену вход в здание, широко расставив руки и ноги в стороны. Он сделал скорбно-суровое лицо и был полон решимости не пускать молчаливого гостя внутрь Дома Престарелых. Семен сразу понял, что старичок работает тут охраной на общественных началах и скорее всего от нечего делать.
Семен остановился и вгляделся в старичка. По красным бегающим глазкам было понятно, что тот не дурак выпить и посплетничать.
- Я к товарищу Голубееву из тридцать второй палаты, - сказал Семен и протянул старику пять рублей.
- У нас не палаты, а комнаты, - строго ответил старик, не сводя глаз с пяти рублей. - А я на посту и взяток не беру.
- Это не взятка, - доброжелательно сказал Семен, - Это сувенир.
- Ну... - буркнул старик, - если сувенир... только... тогда возьму.
Он деловито сунул пять рублей в карман старого пальто и спросил:
- К кому, говоришь, приехал-то?
- К родственнику, Голубееву из тридцать второй, - ответил Семен, - к Сергею Петровичу.
Старик прищурился.
- Был тут у нас Голубеев, в тридцать второй как раз, только звали его, кажись, Юрий Петрович. Забыл, что ли, как родственника зовут?
- Не забыл, точно Сергей Петрович, а не Юрий... - Семен замешкался. А может, и правда, Танька чего напутала, когда диктовала, или же он плохо расслышал?
- Ну, в общем-то, теперь уже без разницы, что Юрий, что Сергей, скорбно сказал старик и перекрестился, - потому что как бы его ни звали при жизни, но оба они умерли.
- Кто оба? - совсем запутался Семен.
- Ну, этот Голубеев Юрий и Сергей, оба умерли, - ответил старик.
- У вас что тут два Голубеевых проживало? - спросил озадаченный Семен.
- Не-е, - ответил старичок, - один только в тридцать второй комнате.
- А что ж ты тогда сказал, что они оба умерли? - попытался все таки выяснить истину Семен.
- Кто оба? - удивленно спросил старичок.
- Ну, Юрий и Сергей, - растерялся Семен, - ты ж сам сказал! Голубеев Юрий и Сергей оба умерли! Твои слова!
- Какой Сергей? - недоуменно спросил старичок. - У нас был только Юрка. И помер тоже Юрка. Он мне, кстати, десятку должен был, - старичок хитро прищурился, - и не отдал. А ты говоришь, родственник ему?
Семен кивнул.
- Тогда гони червонец, - сурово потребовал старый рэкетир и протянул вперед сухую морщинистую руку.
- Он скоро сам тебе отдаст на том свете, - ответил Семен наглецу, - ни хрена ты не знаешь, придется к начальству идти.
Старичок было преградил дорогу, но увидев что Семен решительно двинулся вперед, отскочил и, тут же переменив выражение лица и смахнув невидимую слезу, попросил:
- Дай еще пятачок на помин души блаженного Юрия Петровича.
Семену понравился настырный старичок и он решил дать ему еще пять рублей и сунул было руку в карман, но тут из стеклянной двери Дома Престарелых выплыла дородная белохалатовая дама с каштановым шиньоном и, грозно посмотрев на старика, спросила:
- Вы опять тут у входа побираетесь, Досифей Лазаревич? Как Вам не стыдно?! Опять на водку клянчил? - обратилась она уже к Семену. Семен смущенно пожал плечами.
- Да нет же, Герцеговина Ивановна, - зашаркал ногами старичок, - вот товарищ интересуется Голубеевым, который помер, а я говорю, что он помер и все, мол, нет человека и мир праху его. Раз помер, то, значит, и интересоваться нечего. А он говорит, что родственник, а сам имя перепутал. Наверное, претендент на квартиру. Хочет квартиркой покойного овладеть, а сам даже забыл, как звали покойного. Много вас таких, неблагодарных, падких на чужое! Ух, ты!
И старик, погрозив Семену кулаком, спрятался за широкую спину Герцеговины Ивановны. Семен даже опешил от такого наглого предательства. Старик из-за спины начальства строил Семену страшные рожи.
- Так Вы, значит, к Голубееву? - спросила Герцеговина Ивановна.
- Да, - ответил Семен. - Впрочем, я ему не родственник, а по поручению его родственников из Сибири хотел передать ему посылочку. Я тут в городе проездом.
Герцеговина Ивановна посмотрела на Семена долгим взглядом и медленно произнесла:
- Юрий Петрович Голубеев умер больше, чем полгода назад. Очень жаль, что Ваши родственники из Сибири этого не знали.
- Он точно умер, Вы видели его труп? - спросил Семен.
- Молодой человек, - строго произнесла Герцеговина Ивановна, - у нас Дом Престарелых, и подобные шутки здесь неуместны. У нас человек либо живой и получает питание, либо мертвый и похоронен. Живых мы не хороним, а мертвых не кормим.
- Что ж теперь делать? - в задумчивости произнес Семен, думая уже совсем не о покойном старике.
- Мне посылочку! - закричал Досифей Лазаревич, подняв вверх ладонь, как в школе, - Я одинокий, и мне никто никогда не присылал посылочек!
- Замолчите сейчас же, - строго сказала Герцеговина Ивановна старику, и идите быстро в корпус!
Досифей Лазаревич покорно юркнул в стеклянную дверь и оттуда погрозил Семену кулаком. У Семена был такой растерянный вид, что Герцеговина Ивановна сжалилась над ним. К тому же Семен был симпатичным парнем на красивой импортной машине, которую Герцеговина Ивановна увидела в окно своего кабинета. А она была одинокой в личной жизни, хоть и заведовала Домом престарелых.
- Пройдемте в мой кабинет, - томно сказала она Семену. - По-моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом. Я поищу у себя в бумагах его адрес.
"Брат!!!" - осенило Семена! Конечно же, брат! Сергей Петрович и Юрий Петрович! Умер один, а другой жив! Жив и гадит где попало! Стоп! Ведь про родственника какого-то говорил еще тогда Семену этот "котик" по телефону, который живет теперь там, где жил раньше Голубеев. Семен в тот момент не придал этой фразе значения! Вот какой же он, Семен, дурак! Не понял все сразу. Какой из Голубеевых жил там в квартире, где теперь "котики" живут? Юрий или Сергей? Впрочем, какая разница. Убийца жив и здоров, а вычислить его можно. Может быть, у этой толстой старушки есть адрес.
Если бы Герцеговина Ивановна могла услышать, что в своих мыслях Семен назвал ее толстой, да еще и старушкой, то она бы немедленно выгнала его вон! Ей было всего-то чуть больше, на пару лет, чем сорок пять, а в сорок пять, как известно, баба ягодка опять. А в сорок семь баба - ягодка совсем! Герцеговина Ивановна красила волосы в каштан и носила шиньон. Она мазала губы и клеила ресницы. Мало того - она занималась шейпингом! Герцеговина Ивановна смотрела на стариков, которые ее окружали, и беспокоилась о том, что скоро, совсем скоро и она вот так же будет шаркать по коридору кожаными тапками, жевать пресную кашку одним зубом и каяться, что так и не узнала грешной хмельной любви. А ей так хотелось этой самой любви!
Всю жизнь она жила с мужем и только ему одному хранила верность. Ни с кем и никогда больше, кроме мужа, она ни только не совокуплялась, но даже и не целовалась. Целомудрие и непорочность она несла через всю свою жизнь, как флаг.
Через лет двадцать совместной жизни дошло до того, что Герцеговине Ивановне стало казаться, что, вступая в интимные отношения с собственным мужем, она уже грешит. Потому что пару раз во время близости с благоверным Герцеговина Ивановна представляла себе на месте мужа другого мужчину усатого Аркадия Соломоновича Зольцмана - тогдашнего главврача Дома Престарелых. Герцеговина Ивановна едва не падала в обморок от испуга, а самодовольный муж все приписывал своим половым возможностям. Такое перенапряжение было ваше всех разумных сил, и Герцеговина Ивановна стала отказывать мужу в близости, опасаясь повторения подобных миражей с Аркадием Соломоновичем в главной роли.
Муж с горя запил. Стал намного чаще ездить с друзьями в баню и на зимнюю рыбалку. И вот однажды весной хрупкий лед отломился от берега, и несчастного мужа Герцеговины Ивановны унесло в бескрайние просторы Финского залива. Его искали с вертолетами и аэропланами, но не нашли. То есть нашли, но не его. То есть его, но не живого. Мертвого. Герцеговина Ивановна была очень доброй женщиной, всем всегда сочувствовала и сопереживала. Особенно чужим людям. На своих любви не хватало. И поэтому, чувствуя за собой такую неисправимую вину перед мужем, она безутешно рыдала дни и ночи напролет.
На похоронах мужа Герцеговине Ивановне страшно захотелось, чтобы кто-нибудь ее искренне пожалел и утешил. Она плакала у всех мужчин на груди, прижимаясь пышным бюстом к их жирненьким пузикам. Но мужчины лишь вздыхали и неумеренно лакали халявную поминочную водку. И тогда Герцеговина Ивановна поняла, что с ровесниками у нее ничего никогда не будет! Все они грязные волосатые свиньи, у которых в уме только одно - нажраться водки и завалиться спать.
На счастье Герцеговины Ивановны, на похороны дяди приехал семнадцатилетний племянник ее мужа Арчибальд. Он был послушным мальчиком, слушался тетушку, помогал ей убирать со стола и мыть посуду. Родители Арчибальда на похороны приехать не смогли, зато, кроме них, приехало много других нахлебников. По причине "нехватки спальных мест" Арчибальда пришлось положить на супружеское ложе, еще не остывшее от тела покойного мужа. Герцеговина Ивановна говорила всем гостям:
- Пусть мальчик поспит, намаялся ведь, а я ведь до утра все равно не усну, все буду думать...
Все гости сочувственно кивали головами, никто и представить себе не мог, что замышляет в глубине подсознания почтенная матрона. Естественно, после выпитого зелья все гости уснули быстро и крепко. Герцеговина Ивановна пробралась в спальную комнату и прилегла рядом с племянником. Тело ее содрогалось от глухих рыданий так сильно, что бедный Арчибальд тут же проснулся. Он робко гладил любимую тетю по пухлому голенькому плечику и говорил тихо: "Не надо, не плачьте...", и тогда Герцеговина Ивановна в порыве отчаяния и горя бросилась в объятья к племяшу. На ней была черная шелковая полупрозрачная рубашка с кружевами и такие же черные чулки на вычурном поясе. Для вдовы наряд неподобающий, но в горе и не заметишь, что наденешь.
Мокрыми от слез губами Герцеговина Ивановна целовала испуганного Арчибальда, пока не почувствовала, что Арчибальд тоже испытывает к ней весьма не родственные чувства. А собственно говоря, что такого? Арчи был племянник ее мужа, то есть неродная кровь. И, значит, никакого инцеста не происходило вовсе, когда Герцеговина Ивановна схватила губами молодое естество смущенного племянника и стала его мять и покусывать.
Арчибальд задержался в гостях у Герцеговины Ивановны дольше всех родственников. Почти неделю они с тётушкой не вылезали из кровати, скорбя об ушедшем дядюшке и муже, и строили планы о том, как Арчибальд приедет поступать в Университет, как будет сдавать экзамены и жить у любимой тетушки. И потом, когда поступит, тоже будет жить у нее и с ней.
Вскоре Арчибальд уехал домой к себе в Мухосранск и там обо всем разболтал родителям. Разгневанная мамаша новоявленного Дон-Жуана позвонила Герцеговине Ивановне прямо на работу и громогласно и неоднократно назвала ее блядью, потаскухой, сучкой и даже еще хуже. Она сказала что Арчи никогда не приедет учиться в город, в котором старые скорбящие вдовы склоняют к сожительству своих родных племянников.
Герцеговина Ивановна срочно потребовала на АТС сменить номера своего рабочего и домашнего телефона и подумала, какая же дура эта мамаша Арчибальда. Вместо того, чтобы радоваться тому, что при поступлении Арчи в Университет:
1. мальчик будет пристроен в этом огромном городе,
2. будет всегда сыт за счет бесплатных для заведующей государственных престарельских харчей,
3. не будет шляться по грязным общагам с трихомонозно-трипперными шалавами, а получит бесплатный сексуальный ликбез от опытной чистенькой женщины
4. впоследствии, возможно, при хорошем отношении, получит прописку в Санкт-Петербурге,
так вот, вместо этого глупая мамаша звонит Герцеговине Ивановне на работу и обзывает ее грязными словами, вместо слов благодарности оскорбляет и грозится подать в суд.
Прошло немного времени, и Арчибальда забрали в армию. Перед самым уходом он написал Герцеговине Ивановне пылкое письмо, в котором плакался о том, что не сдержался и рассказал все маме. Он клялся, что много раз звонил, что любит безумно, приглашал приехать на присягу, но Герцеговине Ивановне Арчибальд был уже не интересен. Этот слюнтяй и сопливый маменькин сынок совершенно ее разочаровал.
Герцеговина Ивановна ждала нового молодого красивого рыцаря. Она готова была пожертвовать для него всем, даже деньгами. Но Герцеговину Ивановну окружали только немощные старики пенсионного возраста, которые писали в штаны и до смерти любили и одновременно боялись строгую, но справедливую и очень заботливую заведующую.
И вот неожиданно он появился на крыльце - высокий, красивый, на новой блестящей импортной машине "SAAB".
- Пройдемте в мой кабинет, - томно сказала Герцеговина Ивановна "принцу". - По- моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом, я поищу адрес.
И Она пошла по коридору Дома Престарелых, виляя бедрами и вызывая на себя огонь удивленных взглядов местных старушек. Раньше Герцеговина Ивановна так бедрами не виляла. А Он шел сзади, и Герцеговина Ивановна чувствовала, как Он дышит ей в спину. Заведующая точно знала, что никакого адреса брата Голубеева у нее нет, но пофлиртовать, позаигрывать с молоденьким мужчинкой ей так хотелось!
Они зашли в кабинет, Герцеговина Ивановна села за стол, а молодой человек остался стоять в дверях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Семен сел за руль. У него был четкий план действий, потому что он хорошо сознавал тот факт, что если он не найдет в ближайшее убийцу Кирилла, то в тюрьму сядет сам, вместо этого подонка в зеленых очках. И прицепят ему еще и все остальные "висяки", включая и Василия, и Алика, и Бомбу.
Первым делом Семен позвонил Антону Сергеевичу и рассказал ему о том, что влип в неприятности и теперь не сможет приехать в офис, чтобы отвезти Антона Сергеевича домой. Антон Сергеевич долго молчал от неожиданности, потому что Семен всегда был образцом пунктуальности и исполнительности, потом сказал так:
- Ладно, доберусь на такси. Деньги за проезд вычту из твоей зарплаты. Может, расскажешь, что произошло?
- Потом, - ответил Семен, - вечером позвоню.
- Машина-то хоть цела? - сурово спросил Антон Сергеевич.
- Ни царапины, - ответил Семен.
- Ну, и на том спасибо, - вздохнул Антон Сергеевич, - смотри, до вечера не разбей и сам звони, если чем-то помочь нужно.
- Хорошо, позвоню, - ответил Семен и попрощался до вечера.
Семен ехал в дом престарелых, который находился в Коломягах. Ему не терпелось узнать, как случилось так, что Сергей Петрович Голубеев, который умер восемь месяцев назад, преспокойно бегает по метро и режет заточкой молодых педиков. Да, все было именно так, ведь Семен стопроцентно узнал мужика, который резанул Кирилла. Это был отец Инны - девушки, которую они всей толпой трахнули тогда.
Батя Инны постарел, но не узнать его Семен не мог. Все время на суде он сидел и пристально смотрел на них, сидящих на скамье подсудимых. А Семен глядел на него. Он запомнил каждую деталь его лица, изгиб бровей, глаза, посадку головы. Он не мог его ни с кем спутать. Это был абсолютно точно отец Инны, который давно умер, как сказали Семену по телефону, но почему-то здорово быстро бегал и ездил в метро.
Семен въехал в посёлок Коломяги - зелёный оазис посреди каменного и пыльного Питера - и, расспросив прохожих о том, где находится Дом престарелых, повернул в его сторону. Ехать пришлось недолго мимо впавших в зимнюю спячку деревянных домиков.
Дом престарелых находился в зеленой зоне среди застывших деревьев. Обычное серое панельное здание с огромными окнами и лоджиями. В парке висели качели, стояли резные фигурки, разве что не было карусели, тогда бы все это в полной мере напоминало детский сад. Семен не стал заезжать на территорию Дома, тем более что ворота были закрыты. Он вышел из машины и прошел в калитку. Маленький сухонький старичок в коротких штанах по щиколотку, из-под которых торчали серо-синие зимние кальсоны, в старом грязно-зеленом пальто и шапке-ушанке сразу же прицепился к Семену и засеменил рядом с ним:
- Вы кто? - сыпал он вопросы, как из ведра. - Вы к кому? Вы к Герцеговине Ивановне? Вы к Вере Павловне? Вы к Ольге Брониславовне? Вы к Павлу Степановичу? А Вы знаете, что сегодня неприемный день? Вам нельзя проходить внутрь - у нас карантин? Вы, что из управления? Я Вас не пушу! Где Ваши документы?
С этими словами старичок преградил Семену вход в здание, широко расставив руки и ноги в стороны. Он сделал скорбно-суровое лицо и был полон решимости не пускать молчаливого гостя внутрь Дома Престарелых. Семен сразу понял, что старичок работает тут охраной на общественных началах и скорее всего от нечего делать.
Семен остановился и вгляделся в старичка. По красным бегающим глазкам было понятно, что тот не дурак выпить и посплетничать.
- Я к товарищу Голубееву из тридцать второй палаты, - сказал Семен и протянул старику пять рублей.
- У нас не палаты, а комнаты, - строго ответил старик, не сводя глаз с пяти рублей. - А я на посту и взяток не беру.
- Это не взятка, - доброжелательно сказал Семен, - Это сувенир.
- Ну... - буркнул старик, - если сувенир... только... тогда возьму.
Он деловито сунул пять рублей в карман старого пальто и спросил:
- К кому, говоришь, приехал-то?
- К родственнику, Голубееву из тридцать второй, - ответил Семен, - к Сергею Петровичу.
Старик прищурился.
- Был тут у нас Голубеев, в тридцать второй как раз, только звали его, кажись, Юрий Петрович. Забыл, что ли, как родственника зовут?
- Не забыл, точно Сергей Петрович, а не Юрий... - Семен замешкался. А может, и правда, Танька чего напутала, когда диктовала, или же он плохо расслышал?
- Ну, в общем-то, теперь уже без разницы, что Юрий, что Сергей, скорбно сказал старик и перекрестился, - потому что как бы его ни звали при жизни, но оба они умерли.
- Кто оба? - совсем запутался Семен.
- Ну, этот Голубеев Юрий и Сергей, оба умерли, - ответил старик.
- У вас что тут два Голубеевых проживало? - спросил озадаченный Семен.
- Не-е, - ответил старичок, - один только в тридцать второй комнате.
- А что ж ты тогда сказал, что они оба умерли? - попытался все таки выяснить истину Семен.
- Кто оба? - удивленно спросил старичок.
- Ну, Юрий и Сергей, - растерялся Семен, - ты ж сам сказал! Голубеев Юрий и Сергей оба умерли! Твои слова!
- Какой Сергей? - недоуменно спросил старичок. - У нас был только Юрка. И помер тоже Юрка. Он мне, кстати, десятку должен был, - старичок хитро прищурился, - и не отдал. А ты говоришь, родственник ему?
Семен кивнул.
- Тогда гони червонец, - сурово потребовал старый рэкетир и протянул вперед сухую морщинистую руку.
- Он скоро сам тебе отдаст на том свете, - ответил Семен наглецу, - ни хрена ты не знаешь, придется к начальству идти.
Старичок было преградил дорогу, но увидев что Семен решительно двинулся вперед, отскочил и, тут же переменив выражение лица и смахнув невидимую слезу, попросил:
- Дай еще пятачок на помин души блаженного Юрия Петровича.
Семену понравился настырный старичок и он решил дать ему еще пять рублей и сунул было руку в карман, но тут из стеклянной двери Дома Престарелых выплыла дородная белохалатовая дама с каштановым шиньоном и, грозно посмотрев на старика, спросила:
- Вы опять тут у входа побираетесь, Досифей Лазаревич? Как Вам не стыдно?! Опять на водку клянчил? - обратилась она уже к Семену. Семен смущенно пожал плечами.
- Да нет же, Герцеговина Ивановна, - зашаркал ногами старичок, - вот товарищ интересуется Голубеевым, который помер, а я говорю, что он помер и все, мол, нет человека и мир праху его. Раз помер, то, значит, и интересоваться нечего. А он говорит, что родственник, а сам имя перепутал. Наверное, претендент на квартиру. Хочет квартиркой покойного овладеть, а сам даже забыл, как звали покойного. Много вас таких, неблагодарных, падких на чужое! Ух, ты!
И старик, погрозив Семену кулаком, спрятался за широкую спину Герцеговины Ивановны. Семен даже опешил от такого наглого предательства. Старик из-за спины начальства строил Семену страшные рожи.
- Так Вы, значит, к Голубееву? - спросила Герцеговина Ивановна.
- Да, - ответил Семен. - Впрочем, я ему не родственник, а по поручению его родственников из Сибири хотел передать ему посылочку. Я тут в городе проездом.
Герцеговина Ивановна посмотрела на Семена долгим взглядом и медленно произнесла:
- Юрий Петрович Голубеев умер больше, чем полгода назад. Очень жаль, что Ваши родственники из Сибири этого не знали.
- Он точно умер, Вы видели его труп? - спросил Семен.
- Молодой человек, - строго произнесла Герцеговина Ивановна, - у нас Дом Престарелых, и подобные шутки здесь неуместны. У нас человек либо живой и получает питание, либо мертвый и похоронен. Живых мы не хороним, а мертвых не кормим.
- Что ж теперь делать? - в задумчивости произнес Семен, думая уже совсем не о покойном старике.
- Мне посылочку! - закричал Досифей Лазаревич, подняв вверх ладонь, как в школе, - Я одинокий, и мне никто никогда не присылал посылочек!
- Замолчите сейчас же, - строго сказала Герцеговина Ивановна старику, и идите быстро в корпус!
Досифей Лазаревич покорно юркнул в стеклянную дверь и оттуда погрозил Семену кулаком. У Семена был такой растерянный вид, что Герцеговина Ивановна сжалилась над ним. К тому же Семен был симпатичным парнем на красивой импортной машине, которую Герцеговина Ивановна увидела в окно своего кабинета. А она была одинокой в личной жизни, хоть и заведовала Домом престарелых.
- Пройдемте в мой кабинет, - томно сказала она Семену. - По-моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом. Я поищу у себя в бумагах его адрес.
"Брат!!!" - осенило Семена! Конечно же, брат! Сергей Петрович и Юрий Петрович! Умер один, а другой жив! Жив и гадит где попало! Стоп! Ведь про родственника какого-то говорил еще тогда Семену этот "котик" по телефону, который живет теперь там, где жил раньше Голубеев. Семен в тот момент не придал этой фразе значения! Вот какой же он, Семен, дурак! Не понял все сразу. Какой из Голубеевых жил там в квартире, где теперь "котики" живут? Юрий или Сергей? Впрочем, какая разница. Убийца жив и здоров, а вычислить его можно. Может быть, у этой толстой старушки есть адрес.
Если бы Герцеговина Ивановна могла услышать, что в своих мыслях Семен назвал ее толстой, да еще и старушкой, то она бы немедленно выгнала его вон! Ей было всего-то чуть больше, на пару лет, чем сорок пять, а в сорок пять, как известно, баба ягодка опять. А в сорок семь баба - ягодка совсем! Герцеговина Ивановна красила волосы в каштан и носила шиньон. Она мазала губы и клеила ресницы. Мало того - она занималась шейпингом! Герцеговина Ивановна смотрела на стариков, которые ее окружали, и беспокоилась о том, что скоро, совсем скоро и она вот так же будет шаркать по коридору кожаными тапками, жевать пресную кашку одним зубом и каяться, что так и не узнала грешной хмельной любви. А ей так хотелось этой самой любви!
Всю жизнь она жила с мужем и только ему одному хранила верность. Ни с кем и никогда больше, кроме мужа, она ни только не совокуплялась, но даже и не целовалась. Целомудрие и непорочность она несла через всю свою жизнь, как флаг.
Через лет двадцать совместной жизни дошло до того, что Герцеговине Ивановне стало казаться, что, вступая в интимные отношения с собственным мужем, она уже грешит. Потому что пару раз во время близости с благоверным Герцеговина Ивановна представляла себе на месте мужа другого мужчину усатого Аркадия Соломоновича Зольцмана - тогдашнего главврача Дома Престарелых. Герцеговина Ивановна едва не падала в обморок от испуга, а самодовольный муж все приписывал своим половым возможностям. Такое перенапряжение было ваше всех разумных сил, и Герцеговина Ивановна стала отказывать мужу в близости, опасаясь повторения подобных миражей с Аркадием Соломоновичем в главной роли.
Муж с горя запил. Стал намного чаще ездить с друзьями в баню и на зимнюю рыбалку. И вот однажды весной хрупкий лед отломился от берега, и несчастного мужа Герцеговины Ивановны унесло в бескрайние просторы Финского залива. Его искали с вертолетами и аэропланами, но не нашли. То есть нашли, но не его. То есть его, но не живого. Мертвого. Герцеговина Ивановна была очень доброй женщиной, всем всегда сочувствовала и сопереживала. Особенно чужим людям. На своих любви не хватало. И поэтому, чувствуя за собой такую неисправимую вину перед мужем, она безутешно рыдала дни и ночи напролет.
На похоронах мужа Герцеговине Ивановне страшно захотелось, чтобы кто-нибудь ее искренне пожалел и утешил. Она плакала у всех мужчин на груди, прижимаясь пышным бюстом к их жирненьким пузикам. Но мужчины лишь вздыхали и неумеренно лакали халявную поминочную водку. И тогда Герцеговина Ивановна поняла, что с ровесниками у нее ничего никогда не будет! Все они грязные волосатые свиньи, у которых в уме только одно - нажраться водки и завалиться спать.
На счастье Герцеговины Ивановны, на похороны дяди приехал семнадцатилетний племянник ее мужа Арчибальд. Он был послушным мальчиком, слушался тетушку, помогал ей убирать со стола и мыть посуду. Родители Арчибальда на похороны приехать не смогли, зато, кроме них, приехало много других нахлебников. По причине "нехватки спальных мест" Арчибальда пришлось положить на супружеское ложе, еще не остывшее от тела покойного мужа. Герцеговина Ивановна говорила всем гостям:
- Пусть мальчик поспит, намаялся ведь, а я ведь до утра все равно не усну, все буду думать...
Все гости сочувственно кивали головами, никто и представить себе не мог, что замышляет в глубине подсознания почтенная матрона. Естественно, после выпитого зелья все гости уснули быстро и крепко. Герцеговина Ивановна пробралась в спальную комнату и прилегла рядом с племянником. Тело ее содрогалось от глухих рыданий так сильно, что бедный Арчибальд тут же проснулся. Он робко гладил любимую тетю по пухлому голенькому плечику и говорил тихо: "Не надо, не плачьте...", и тогда Герцеговина Ивановна в порыве отчаяния и горя бросилась в объятья к племяшу. На ней была черная шелковая полупрозрачная рубашка с кружевами и такие же черные чулки на вычурном поясе. Для вдовы наряд неподобающий, но в горе и не заметишь, что наденешь.
Мокрыми от слез губами Герцеговина Ивановна целовала испуганного Арчибальда, пока не почувствовала, что Арчибальд тоже испытывает к ней весьма не родственные чувства. А собственно говоря, что такого? Арчи был племянник ее мужа, то есть неродная кровь. И, значит, никакого инцеста не происходило вовсе, когда Герцеговина Ивановна схватила губами молодое естество смущенного племянника и стала его мять и покусывать.
Арчибальд задержался в гостях у Герцеговины Ивановны дольше всех родственников. Почти неделю они с тётушкой не вылезали из кровати, скорбя об ушедшем дядюшке и муже, и строили планы о том, как Арчибальд приедет поступать в Университет, как будет сдавать экзамены и жить у любимой тетушки. И потом, когда поступит, тоже будет жить у нее и с ней.
Вскоре Арчибальд уехал домой к себе в Мухосранск и там обо всем разболтал родителям. Разгневанная мамаша новоявленного Дон-Жуана позвонила Герцеговине Ивановне прямо на работу и громогласно и неоднократно назвала ее блядью, потаскухой, сучкой и даже еще хуже. Она сказала что Арчи никогда не приедет учиться в город, в котором старые скорбящие вдовы склоняют к сожительству своих родных племянников.
Герцеговина Ивановна срочно потребовала на АТС сменить номера своего рабочего и домашнего телефона и подумала, какая же дура эта мамаша Арчибальда. Вместо того, чтобы радоваться тому, что при поступлении Арчи в Университет:
1. мальчик будет пристроен в этом огромном городе,
2. будет всегда сыт за счет бесплатных для заведующей государственных престарельских харчей,
3. не будет шляться по грязным общагам с трихомонозно-трипперными шалавами, а получит бесплатный сексуальный ликбез от опытной чистенькой женщины
4. впоследствии, возможно, при хорошем отношении, получит прописку в Санкт-Петербурге,
так вот, вместо этого глупая мамаша звонит Герцеговине Ивановне на работу и обзывает ее грязными словами, вместо слов благодарности оскорбляет и грозится подать в суд.
Прошло немного времени, и Арчибальда забрали в армию. Перед самым уходом он написал Герцеговине Ивановне пылкое письмо, в котором плакался о том, что не сдержался и рассказал все маме. Он клялся, что много раз звонил, что любит безумно, приглашал приехать на присягу, но Герцеговине Ивановне Арчибальд был уже не интересен. Этот слюнтяй и сопливый маменькин сынок совершенно ее разочаровал.
Герцеговина Ивановна ждала нового молодого красивого рыцаря. Она готова была пожертвовать для него всем, даже деньгами. Но Герцеговину Ивановну окружали только немощные старики пенсионного возраста, которые писали в штаны и до смерти любили и одновременно боялись строгую, но справедливую и очень заботливую заведующую.
И вот неожиданно он появился на крыльце - высокий, красивый, на новой блестящей импортной машине "SAAB".
- Пройдемте в мой кабинет, - томно сказала Герцеговина Ивановна "принцу". - По- моему, у Голубеева был брат, который его часто навещал. Живет он где-то за городом, я поищу адрес.
И Она пошла по коридору Дома Престарелых, виляя бедрами и вызывая на себя огонь удивленных взглядов местных старушек. Раньше Герцеговина Ивановна так бедрами не виляла. А Он шел сзади, и Герцеговина Ивановна чувствовала, как Он дышит ей в спину. Заведующая точно знала, что никакого адреса брата Голубеева у нее нет, но пофлиртовать, позаигрывать с молоденьким мужчинкой ей так хотелось!
Они зашли в кабинет, Герцеговина Ивановна села за стол, а молодой человек остался стоять в дверях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26