— Ну что, Воронов, тут решают вопрос, кого послать на отборочные игры, а кто еще немного подождет. Надо начинать готовиться к Кубку Кремля.
Вадим сначала ничего не понял. Ну да, конечно, решают такой вопрос, но при чем здесь он… С ним-то как будто все ясно. Ведь он же Вадим Воронов, самый интеллигентный игрок сезона…
— Вот я и смотрю, что-то ты подустал, Воронов, — глядя Вадиму прямо в глаза, сказал Адрианыч. — Форма-то уже не та. Сердчишко что-то сдает маленько.. Нет, совсем чуть-чуть, но надо отдохнуть, надо…
— Да ты чего, Павел Адрианыч? — Вадим опешил. — Какое сердчишко? Сам же проверял от и до, всего-то неделю назад.
— Так то неделю назад, — усмехнулся Челентаныч. — А теперь вот я, как спортивный врач, заявляю — чего-то ты подустал. Надо отдохнуть месячишко-другой. Да ты не расстраивайся. Ворон, ну пропустишь сезон…
— Что? Какой еще сезон…
Он, прищурив глаза, пошел на врача.
— Ну, не хочешь, можно и по-другому, — поспешно отступая назад, примирительно заговорил Павел Адрианыч. — У всех сейчас проблемы. У меня вот малый на геологическом учится, там сейчас набирают группу в Америку, поедут на стажировку от Фонда Сороса. Вот все думаю, как бы его туда включили. Кстати, у тебя ведь отец там декан.
— Не декан, а всего лишь замдекана по науке, — проворчал Вадим, но руки опустил.
Ему все стало ясно.
— А у тебя хорошая память, Адрианыч.
— Неплохая. Какого числа ты девчонку сбил? Да еще в нетрезвом состоянии. Я все знаю — с Проценко говорил. — Вадим поморщился. — Не нравится, когда все своими словами называют? Так я же ничего. Доказательств никаких, никто не видел, не знает. Кроме меня. В тюрьму не упекут да и из команды не выкинут, а так, уберут от греха подальше на вторые роли. Знаешь, как говорится, то ли он украл, то ли у него украли…
— Да брось ты, Адрианыч, — сказал Вадим. — Это раньше когда-то смотрели на это «облико морале», а сейчас знай мячи отбивай, а кто ты там, хоть дилер, хоть киллер, один хрен. Так что бывай. А Сорос пусть сам в Америку катается.
— Ну, Воронов, смотри, — проворчал Адрианыч.
Вадим уже повернулся и не видел косого и очень злого взгляда, которым проводил его спортивный врач. Разговору он не придал значения — пускай позлится. «Тоже мне шантажист-самоучка!» Вадим Воронов был уверен в себе. Он шел в гору, и это чувствовали все окружающие.
Но Челентаныч помимо прочего напомнил о Кристине. Да, смешная была девчонка, подумал Вадим.
У Ворона давно не было постоянной женщины, собственно говоря, никогда не было, если не считать полуплатонического романа в старших классах, когда они часами стояли в парадной, где она позволяла ему почти все, кроме… Потом она взяла и уехала в Америку, а Вадиму стало не до романов. Хлопотно это, куда как проще; нашел смазливую барышню, привел домой, когда нет родителей, и прощай, детка, прощай.

Ты просто влюбилась!

— Христя, да где ж ты так! Матка боска! — воскликнула бабушка, увидев через тонкую ночную рубашку огромный страшный синяк.
— Упала на лестнице, когда к Лиде шла.
— Чего ж не сказала, когда звонила?
— Ты бы волноваться стала.
— Одни расстройства с тобой, — вздохнула бабушка и добавила: — Малые детки спать не дают, большие детки — сам не уснешь.
Была суббота, и торопиться было некуда. Кристина присела на край старенькой тахты и огляделась. Ее крошечная комната всегда казалась ей очень милой — потому что это все-таки была ее нора, и Кристина устраивала ее по своему вкусу. Причудливо расписанные стены, полки, картины в рамочках, секретер с книгами, тахта без ножек, стоящая прямо на полу, — все это Кристине нравилось, как должна всякому существу нравиться СВОЯ берлога. Но после дома Вадима Воронова все вокруг показалось убогим, самопальным, дешевым. Как и ее хрущевка не могла идти ни в какое сравнение с домом в стиле модерн. Так и все, вся жизнь.
— Я тут нажарила картофельных оладий, поешь. Ты слышала, что в Москве делается? Ельцин грозится опять…
— Да Бог с ними, бабуля, нам-то какая разница. Кристина, как и многие молодые, считала политику грязной и недостойной игрой, следить за которой ей было совершенно неинтересно. Бабушка же, наоборот, с самого начала перестройки с неослабевающим напряжением следила за политическими перипетиями, передвижениями в правительстве, колебаниями рейтинга и всем прочим.
Кристина слушала ее вполуха, но думала совсем о другом. Она размышляла о себе и своей жизни. Неужели в ней так ничего и не будет, только телевизор, картофельные оладьи, убогая комнатушка, выходящая на пятый корпус, где в окне второго этажа в одной и той же позе сидит все та же старушка. Вчера на миг приоткрылась дверь в другую, совершенно иную жизнь, где, конечно, бывает всякое — и плохое и хорошее, но нет убожества.
И даже то, что произошло утром, больше не внушало отвращения и ужаса. И Вадим не казался чудовищем. Ведь он спас ее. А потом, когда они ехали по Московскому проспекту, он остановился у «Электросилы» и купил ей букет белых хризантем. Кристина оставалась в машине, и хотя цветов она давно не покупала, все же она прекрасно представляла, сколько они могут стоить. Ее месячной стипендии, в лучшем случае. С добавлением части бабушкиной пенсии.
Выходя из машины с роскошной белой пеной букета в руках, она почувствовала себя королевой. Однако стоило оказаться в знакомой парадной, и это чувство исчезло.
Стены, крашенные когда-то темно-зеленой казенной краской, давно побурели и облупились; местные дизайнеры всех мастей густо покрыли их разнообразными граффити: SEX PISTOLS, Эльцин — иуда, ГАЛКА Я ТЕБЯ НЕЗАБУДУ, Metallica, Серый и Гендос козлы. А вот и совсем нелепое: ЛЕСНАЯ БИЖА с пропущенной буквой р. Все заплевано, окурки на полу, неопрятные мусорные ведра между этажами…
Приподнятое настроение безвозвратно исчезло, появилось другое — досада на несовершенство бытия.
Так прошли суббота и воскресенье. Реальный Вадим Воронов в памяти все больше уступал место романтическому герою, который живет в другом, прекрасном мире и которого поэтому следует оценивать не нашими мерками.
Лидия, выслушав сбивчивый Кристинин рассказ, сказала:
— Обычный плейбой, сынок богатеньких родителей, не стоит с такими связываться.
— Но у него дедушка художник, это совсем не то, что ты думаешь!
— Ты его еще защищаешь! — воскликнула Лида. — Он тебя чуть не изнасиловал, да ты должна была не в машине с ним по городу кататься, а в милицию заявить. Вот потому-то у нас низкая раскрываемость преступлений, что никто в милицию идти не хочет!
В глубине души Лида всегда завидовала подруге. Они дружили с начальной школы, но Лиде все время казалось, что судьба, несправедливая к ней самой, непомерно ублажает Кристину. Почему, ну почему у одной красивая фигура и лицо, густые волосы, а другая рождается коротконогой и склонной к полноте, с неправильными чертами лица, с жидкими волосами? Почему одна постоянно считает в уме сумму калорий и уныло ест тертую свеклу, а другая отказывается от третьего пирожка с яблоками только потому, что нет денег! Одна вынуждена покупать дорогие кремы, чтобы хоть как-то улучшить пористую кожу, а другая моется самым дешевым мылом, зная о «Камей» только из рекламного ролика, и все равно на улице оборачиваются именно на нее?
Несправедливо! А действительно, разве это справедливо?
На самом деле Лидия вовсе не была крокодилом. Но когда хорошенькая пухленькая девчонка с маленьким носиком и румяными щечками хочет походить на стройную красавицу, рекламирующую шампунь Elseve, — диву с обозначившимися скулами и тонким римским носом, — ей не позавидуешь. Идеал был полной противоположностью тому, что Лидия видела в зеркале. И понятно, что Лидия не могла не восхищаться Кристиной, параметры которой куда ближе подходили к шампунной красотке. А чем больше восхищалась, тем больше завидовала. Вот и сейчас она много бы дала, чтобы самой пережить такое романтическое приключение.
— А может быть, это он тебя и сбил, а домой привез только потому, что милиции боялся! — продолжала Лида фантазировать на тему Кристининого приключения. — Я бы не удивилась, если бы он вообще тебя бросил на улице.
— Ну уж ты скажешь! — запротестовала Кристина.
— Конечно! — с жаром продолжала Лида. — Эти новые русские, они же все подлецы! Хозяева жизни! И тебя домой привез, только чтобы порисоваться.
— Но он тогда бы не ждал до утра, когда я приду в себя, — неуверенно пыталась оправдать Вадима Кристина. — И потом…
— Да ты просто в него влюбилась, так и скажи, — заключила Лида. — А может быть, ты не очень-то и сопротивлялась. Если бы я была на твоем месте, я бы…
Лида говорила с запалом. Приятно было представлять, что такое могло случиться с ней…
— И все-таки ты дурочка, — внезапно заключила она, делая в своих рассуждениях поворот на сто восемьдесят градусов. Последовательность не была главным ее достоинством. — И чего ты стала сопротивляться? Он ведь понравился тебе?
— Да, — кивнула Кристина.
— Видишь, ты просто зажатая. У тебя комплексы на сексуальной почве. Вот что значит бабушкино католическое воспитание. Надо шире на все смотреть. Эх ты, такого парня упустила.

Что женщина должна знать о сексе

С некоторых пор, подходя к своей пятиэтажке на проспекте Гагарина, Кристина оглядывала двор и прилегавший к нему кусок улицы — не стоит ли вишневая машина? За прошедшие дни Вадим в ее воображении превратился в прекрасного принца. И то, что приключилось с ней, неожиданно выросло в событие мировой важности. Как будто в тот момент, когда бегущую Кристину ударил невидимый автомобиль, вся жизнь ее сделала крутой поворот и она теперь неуверенно делает шаг за шагом по новому пути.
А внешне все оставалось прежним — уроки в Педагогическом университете, бабушка, громко возмущающаяся Жириновским и иже с ним, непременный вечерний звонок от мамы, столь же обязательный, как и формальный. Картошка, комнатка с репродукциями Дали, старушка из пятого корпуса, Лида, синий плащ.
И все-таки Кристина все время ждала Его. Всматривалась на улицах в каждую темно-красную машину, не Он ли за рулем. Вглядывалась во всех высоких широкоплечих молодых людей, ведь, как говорится, Петербург — город маленький, а на Невском, как заметил еще Гоголь, кого только не встретишь. И Кристина встречала маминых знакомых и бабушкиных подруг, своих приятелей по школе и даже по детскому саду, встретила первую любовь — Максима из параллельного класса. Она встречала всех, только не Его.
Прошло еще несколько дней, неделя, почти месяц, но Кристина не забывала Вадима. Наоборот, она думала о нем все время, неотступно. И самое удивительное, никак не могла вспомнить его лица. Например, лицо Лиды или того же Максима она совершенно отчетливо могла представить, стоило ей только закрыть глаза, но образ Вадима ускользал. Кристина даже начала сомневаться: а узнает ли она его, когда увидит? Если увидит…
Деревья окончательно облетели, и земля в парке Победы покрылась слоем почерневших листьев, дни упорно сокращались, и в пять уже становилось темно, отчего на улице казалось еще более промозгло и неуютно. Однажды выпал снег, но тут же растаял, превратившись в мокрую холодную кашу, которая проникала в каждую дыру видавших виды сапог, и оттого
Кристина хлюпала носом, а хронический тонзиллит, мучивший ее с детства, как и почти всякого ленинградского ребенка, снова дал о себе знать.
Но это было привычно. И можно было спокойно дне обращать внимания на обычную осеннюю погоду. Мучительно было другое — мысль о том, что Он потерян навек. И все из-за ее глупого страха.
«Наверно, права Лида — я зажатая и ханжа», — думала Кристина.
Лида уже давно хотела как следует просветить подругу в вопросах секса. Она вручила ей подшивку газеты «СпидИнфо» за последние три года, где красными крестиками были отмечены наиболее интересные статьи, дала книгу «Сексуальная гармония» и «Что женщина должна знать о сексе». Сама Лида довольно основательно все проштудировала и теоретически была подготовлена очень хорошо. По ее словам, теперь она была занята поисками подходящего партнера, у которого были бы правильные взгляды на природу сексуальных отношений. Пока, правда, такой не находился.
Несколько вечеров подряд Кристина читала книги и газеты, которые ей дала подруга. Она убедилась в том, что всю жизнь вела себя неправильно, что она всего лишь закомплексованная ханжа, которой внушили неправильные представления. Но отделаться от этих представлений оказалось очень трудно.
Сексуальный опыт Кристины был небогат — был шуточный роман с Максимом, который кончился тем, что она потеряла невинность в парке Победы на скамейке у пруда рядом с барельефом, на котором бронзовые пионеры встречаются с бронзовым же дедушкой Лениным. После того случая она не могла больше видеть Максима, а проходя мимо барельефа, всегда отворачивалась.
Но ей казалось, что с Вадимом будет иначе.
Кристина вышла из широких ворот института и оказалась у громадной колоннады Казанского собора. Сейчас втянуть голову в плечи, пробежать мокрым Невским до метро (жаль, вход на канале закрыт), потом семнадцать минут в переполненном вагоне…
И она добежала до станции «Гостиный двор» и вскочила в уже закрывающиеся двери, так что они прихватили кусок все того же многострадального плаща. «Следующая станция “Василеостровская”», — сказал диктор.
Когда Кристина сошла со ступеней на Седьмую линию, уже совсем стемнело. Она пошла по бульварчику, поросшему редкими мокрыми деревцами, и вышла на Большой. Сердце колотилось все сильнее и сильнее. Это уже совсем рядом. Где-то тут неподалеку — Он. Она не помнила номера дома и квартиры, но была уверена, что найдет их. И с каждым шагом росла неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что она непременно его увидит. Обязательно. Сердце стучало так сильно, что в ушах как будто бил колокольный звон; казалось, еще миг — и сердце выпрыгнет из груди, и она упадет на асфальт, и алая кровь хлынет безудержным потоком.
Кристина перебежала Большой, так что скрипнули тормозами какие-то машины и крикнули что-то прохожие, но сейчас это было не важно. Она бежала, не разбирая дороги, и вдруг увидела дом — выложенный cнаружи красным и желтым кирпичом, дом с эркерами. Булочная на углу. Тут.
А вот и парадная. Кристина попыталась вспомнить, какой это был этаж. Отошла на другую сторону узкой улочки. Окна были темны. Неужели его нет? Сердце упало. «Вот тебе и предчувствия», — с иронией сказал холодный разум. Но сердце продолжало биться. Кристина зашла в парадную. Поднялась на третий этаж и подошла к двери.
Та самая дверь, за которую она хваталась. Вот сюда она выбежала босая. Как давно это было. Она спустилась вниз на пролет и села на подоконник. Мыслей не было. Она сидела и смотрела, как по покрытому квадратными шашечками полу из-под ее сапог растекается грязная лужа.
Вадим захлопнул дверцу машины и легко взбежал на третий этаж. Тело немного ломило от усталости, но эта усталость после хорошей тренировки была приятной. Теперь горячая ванна, чашечка некрепкого кофе и теплая постель.
На подоконнике между вторым и третьим этажом Вадим заметил какую-то темную фигуру. Он хотел пройти мимо и уже почти прошел, как вдруг его тихо позвали:
— Вадим.
Он в первый миг не понял, что это говорится ему. Затем обернулся. На него смотрела девчонка. Та самая, которую он сбил на машине, та смешная, которая в одних трусиках бегала по лестнице.
— Ну привет. Какими судьбами…
— Я… пришла, — прошептала девчонка. Она смотрела на него в упор круглыми глазами, которые в полумраке казались почти черными, и в них застыло вопросительно-тревожное выражение.
«Чего же ей надо, — недоуменно подумал Вадим. — Неужели решила жаловаться? Поздно, милая. Поезд ушел».
— Зачем? — спросил он и улыбнулся.
— Я… — Кажется, она потерялась и не знала, что сказать. Она почти выдавливала из себя слова: — Я… думала о тебе. И вот… пришла.
Вот это да! Ну и дела!
Вадим ожидал чего угодно, но только не этого. Вот уж действительно, с этими женщинами не знаешь, на каком ты свете. То в окно готовы выпрыгнуть, только чтобы ни-ни, то сидят тут на лестнице, дожидаются.
Он снова взглянул на Кристину. И опять она напомнила ему Пеппи, только теперь это была особенная Пеппи, о которой еще не написали — Пеппи Влюбленная. Это выглядело так трогательно и одновременно так забавно, что он не мог не рассмеяться.
Кристина смотрела на него, не понимая, что значит этот смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51