Двое горилл деловито устремились наперерез.
— Э, вы что, мужики?.. — оправившись от неожиданности, крикнул Вадим и попытался загородить им дорогу. Это оказалось все равно что с голыми руками бросаться под танк. Но рядом, словно из воздуха, возник тот парень с заколкой на волосах. Он ловко сцапал бестолково метавшегося Антона и отшвырнул его за себя, и ближайший из стриженых верзил, то ли Митяй, то ли Жека, тут же растянулся на плитках, ни дать ни взять поскользнувшись. Второму пришлось отвлечься, потому что Вадим достал его кулаком. Вадим, правда, не успел понять, что больше пострадало от столкновения — шея громилы или его собственная рука. Господи, он-то воображал себя крепким и грозным, только что гадал про себя, почему это Антон его не боится… Уже понимая, что сейчас произойдет нечто непоправимое, он успел заметить, как, увлекаемый длинноволосым, исчез за дверью Антон… Удар в живот сперва показался не особенно сильным, но желудок и легкие мгновенно слиплись внутри, Вадима подняло в воздух и швырнуло плечами и затылком прямо в середину роскошного зеркала.
Импортное стекло, плод научных разработок и практических наблюдений, не посыпалось режущими осколками. Зеркало хрустнуло, продавилось и как будто скорчило рожу, покрывшись паутиной трещин. Съехав на пол, Вадим с трудом заставил себя двигаться («Только не падать, — билось в мозгу, — только не падать…») и попробовал приподняться на четвереньки. Не удалось: его безжалостно впечатали в пол и с таким знанием дела заломили правую руку, что из глаз брызнули слезы. Реальность, как то проклятое зеркало, дала здоровенную трещину. Столик, покинутый буквально три минуты назад, танцы, угощение, вино, красота Валерии, сердечные томления, только что составлявшие самую ткань его жизни, — все это разом выпало в другую галактику, сделалось далеким и совершенно неважным. В свихнувшемся Зазеркалье, где он вдруг оказался, имела значение только сопящая тяжесть, навалившаяся сбоку, да холодный пол под щекой, да дикая боль, от которой трещало что-то в плече…
Снаружи в курилку уже вбегали сотрудники местной охраны. Желудок Воронова, ушибленный жестоким ударом, выбрал именно этот момент, чтобы шумно и некрасиво перевернуться вверх дном. Наверное, поэтому охранники смотрели на Вадима безо всякого сочувствия. Кажется, им было уже ясно, с кого следует взыскивать за ущерб. Мордастый помогал отряхиваться поднявшемуся верзиле и громко жаловался на молодых отморозков, из-за которых приличному человеку хоть из дому не высовывайся…

Быть беде

Кристина открыла глаза и увидела над собой потолок своей комнатки. Вчера что-то случилось. Что-то ужасное — пронеслось в голове. Она сбросила с себя остатки сна и теперь отчетливо все вспомнила. Вадима, Валерию, Антона. Как бы ей хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы не было вчерашнего дня. Снова перенестись в прошлое утро и все изменить, отменить этот ужасный день рождения. «Это будет твой праздник», — вспомнила она слова Вадима. А теперь все разрушено, все сломалось, ничего уже не поправить.
Она снова вспомнила, как это было. Вадим, беспомощно сидящий на полу в мужском туалете, куда она не раздумывая бросилась, как только до нее дошло, что там происходит что-то чудовищное. Никогда еще она не видела его таким униженным. Он сидел на забрызганном кровью бывшем белоснежном кафеле пола в разорванном грязном костюме, по лицу текла кровь. За его спиной на огромной зеркальной стене выросло гигантское дерево-трещина.
От жалости к Вадиму у Кристины сдавило сердце:
— Вадим! — крикнула она.
Он не пошевелился.
Кристина забыла про ревность, которая переполняла ее еще несколько минут назад, сейчас все отошло на задний план. Оставалось только одно — Вадим. Нужно помочь Вадиму.
Кристина открутила несколько метров от рулона туалетной бумаги, смочила ее и бросилась к нему, все так же безучастно сидевшему на полу.
— Вадик, миленький, как же так, а… — Кристина стала обтирать ему лицо.
В этот момент в дверях появился Гриша Проценко и подошел к Кристине.
— Лучше под краном, — посоветовал он.
В туалете появился метрдотель в сопровождении нескольких официантов и еще пары дюжих парней в штатском, видимо местных вышибал, без которых в наше время не обходится ни рюмочная где-нибудь в трущобах на Обводном канале, ни шикарный ресторан.
— Так, — тоном директора школы, который распекает двоечника, сказал метрдотель. — Драка, дебош, разбитая зеркальная стена. А ведь люди приходят сюда отдыхать. Что же, дорогой мой, придется отвечать. Стоимость зеркала плюс штраф за нарушение общественного порядка.
— Зеркала я не бил. — Вадим поднял голову.
— Вот как? Кто же тогда это сделал? — Метрдотель указал на ветвистую трещину.
— Об этом я знаю не больше вашего.
— Однако, по моим сведениям, зеркало разбили вы.
— Зеркало разбили мной. — Вадим попытался ухмыльнуться, но разбитая щека сразу дала о себе знать, и ухмылка превратилась в гримасу боли.
— Короче, — метрдотель отбросил директорский тон и перешел на тон пахана из советского детектива, — или платишь, или… будет очень-очень плохо. Ты меня понял?
— А катись ты… — пробормотал Вадим.
Вышибалы двинулись в его сторону.
— Не трогайте его! — что было сил закричала Кристина. — Он не виноват!
Она бросилась было наперерез вышибалам, но Вадим грубо сказал:
— Да не вяжись ты! Пошла подальше! Дура!
Кристина замерла на месте.
— Пойдем, пойдем. — Гриша ласково взял ее за плечи и вывел из туалета.
Только тут Кристина разрыдалась.
Она не помнила, кто привел ее обратно, кажется это была Лидия. Антона за столиком уже не было, Гриша остался с Вадимом внизу. Официанты вокруг сновали, обслуживая посетителей с таким видом, как будто не произошло ровным счетом ничего.
Все молчали. Затем Лидия сказала:
— Зеркало-то разбилось. Быть беде.
Ожидание длилось долго. Кристине казалось, что прошел час, а то и два, хотя на самом деле все заняло минут двадцать. Вадим умылся, по возможности привел себя в порядок, заплатил гигантский штраф и за зеркало, и за дебош — две тысячи долларов, и его отпустили с миром.
Больше праздновать никто не собирался, и все молча спустились вниз. Но, несмотря ни на что, Кристина все еще на что-то надеялась. Она проглотила и ревность, и обиду, постаралась забыть все, что он ей сказал. Он был слишком подавлен случившимся, его побили, вот он и сорвал зло на ней… Хотя это тоже было обидно.
Но оставалась надежда. Сейчас они с Вадимом поедут домой, и все будет хорошо, все станет, как раньше, и можно будет забыть и про Антона, и про Валерию, и про этот отвратительный день рождения.
Во всяком случае Кристина поклялась больше не справлять свой день рождения никогда в жизни и так и будет держаться этой клятвы до самой старости. Она надеялась на возвращение… Но на самом деле все вышло не так… Кристина обхватила голые колени руками и уткнулась в них лицом. Вчера она еще плакала, а сегодня было не до слез. Все, все кончено. Время остановилось. И дело было не в драке и не в разбитом зеркале, черт с ним, с зеркалом, черт с ними, с деньгами. Она сейчас не думала об этом. В памяти вставала другая картина: Вадим провожает Валерию к парадной, а у него на побитом лице застыло то выражение, которое раньше видела она одна.
Но теперь он так смотрит не на нее, а на другую. Мир рухнул.
Но вспоминалось не только это. Ведь были еще противные, казавшиеся липкими руки Антона, его голос, его прикосновения… И еще Кристина не могла забыть о том, что Антона привела она, Валерия. Она, она все испортила… Никогда в жизни никого на свете Кристина не ненавидела так, как сейчас ненавидела эту женщину. Все, все произошло из-за нее. Она привела Антона, из-за нее началась драка, на нее влюбленно смотрел Вадим.
И ничего нельзя исправить, ровным счетом ничего. Кристина подняла голову. Прямо перед ней на стуле валялось зеленое платье — то, которое купил ей Вадим и которому еще день назад, да что день, еще вчера вечером она так радовалась. Теперь даже вид этой ткани вызывал отвращение. Кристина поняла, что никогда в жизни больше не сможет надеть его — потому что оно будет всегда напоминать ей о самом страшном дне в ее жизни.
И только теперь, подумав о платье, Кристина разрыдалась.
— Христя, девочка, да что с тобой?
На пороге ее комнаты стояла бабушка. Кристина и не заметила, как она открыла дверь, а то бы попыталась сдержаться. В последнее время Антонина Станиславовна чувствовала себя значительно лучше и теперь, видно, уже давно встала и потихоньку что-то делала на кухне.
Кристина не могла ничего объяснять. Она только молча затрясла головой, рыжеватые длинные пряди упали на лицо, она закусила губу, но слезы текли сами и не могли остановиться.
— Христиночка, да что же случилось? — Бабушкам охнула и тяжело опустилась на стул.
Сквозь отчаяние прошла трезвая мысль: нельзя расстраивать бабушку. Кристина сделала усилие и постаралась улыбнуться.
— Ничего, бабушка. Ничего не случилось.
— Да как же ничего… Вчера я и не слышала, как вы пришли… Поздно уже было, а я таблетки приняла… А Вадик где? Я думала… Он проводил тебя? Даже если вы поссорились, мужчина обязан проводить девушку.
— Да, проводил, конечно. Все в порядке, — криво улыбаясь, сквозь слезы твердила Кристина.
— Значит, вы поссорились? — заключила Антонина Станиславовна. — Вспомни, может быть, ты в чем виновата?
— Я виновата? — Губы у Кристины задрожали, она бросилась лицом на подушку и зарыдала, сотрясаясь всем телом.
— Христиночка, я оладьи испекла. Открыла варенье твое любимое, вишневое…
— Спасибо, я пока не хочу… — А что же ты платье-то так бросила? — Бабушка поднялась со стула и взяла в руки платье, — Смотри, какая интересная ткань. Совеем не мнется. И цвет тебе очень к лицу…
— Не надо мне его!
Бабушка выронила платье из рук, и оно с шуршанием упало на пол.
— Мне оно совсем не нравится. Ненавижу его! И было непонятно, кого или что она ненавидит — платье или человека, подарившего его.
— Да что с тобой? Неужели так серьезно поссорились?
Бабушка схватилась за сердце.
— Да не расстраивайся! Бабуля, не расстраивайся, пожалуйста! Просто, — Кристина, бросившись к бабушке, обняла ее и уткнулась лицом в ее теплое плечо, — просто, ну просто с ним ничего не получится у меня. Давай его забудем, как будто его нет. Жили же без него раньше. А платье это я выброшу.
— Да что ты, может, все образуется еще. Знаешь, как говорят: милые бранятся — только тешатся.
— Нет, бабушка, — прошептала Кристина. — И вообще, мы же договорились: его больше нет.

Сторонние наблюдатели

— Я не понимаю, почему мы должны играть роль сторонних наблюдателей? — возмущалась Пиновская. — Они скоро в Эрмитаже начнут свои разборки устраивать!
— Ну это вряд ли, — хмыкнул Дубинин. — Не тот культурный уровень. Пока. Вот когда это произойдет, можно будет считать, что наша четвертая — или как там считается? — власть достигла невиданных культурных высот.
— Я вижу, вы не патриот своего города, — вконец рассердилась Пиновская. — Тут перед вами крушат «Асторию», а вам хоть бы хны.
— Ну все-таки не вся «Астория» пострадала, а только отхожее место, или как вы предпочитаете? — хихикнул Дубинин, увидев, как Пиночет поджала губы. — Нужник? Могло ведь кончиться и хуже, если бы Чеботаревич не вышел туда. Кто их знает, вдруг бы начали мордобой в зале. И к тому же…
Дубинина прервало появление Плещеева.
— Я сразу к делу, Осаф Александрович, — поздоровавшись со всеми, начал он. — Вчера произошла драка в «Астории», в…
— Нужнике, — подсказал Дубинин и обернулся на Пиновскую: — Так звучит культурнее. Да, наслышаны об этом событии. Мы как раз его и обсуждали. Расклад ясен не до конца. Побить пытались Чеботаревича, но он ловко выставил против себя другого, я еще не до конца разобрался, то ли своего подручного, то ли просто случайного знакомого. Видимо, он ждал нападения и ловко сработал. Изворотливый тип, в этом ему не откажешь.
— А вот кто наслал — тут есть несколько вариантов, — вступила в разговор Пиновская. — Чеботаревич в последнее время повел очень рисковую игру, причем одновременно на нескольких фронтах. Кому он в данный момент перешел дорогу, пока не вполне ясно.
— Может быть, Журба? — предложил Дубинин. — Он ведь пытался в обход тихвинских наладить сбыт своего зелья на Охте. Тихвинцы его моментально вычислили и выбили из тех мест, но, может быть, решили дополнительно поучить, чтобы лучше запомнил?
— Нет, — махнула рукой Пиновская. — Слишком мелкая сошка этот ваш Антон, или как его там, Чеботаревич, короче. Нанял двух уличных торговцев, о чем тут говорить! Нет, это был кто-то другой. Я вот думаю, не Бугаев ли, часом?
— А что, Марина Викторовна, может быть. — Дубинин запустил пятерню в лысеющую шевелюру, как делал всегда, когда волновался. — Но они-то что там не поделили? Куда Чеботаревичу против Бугая. Силенки не те!
— Зато зубки есть. Я тут как раз интересовалась делами нашего юного подопечного, он, оказывается, организовал нечто вроде биржи труда. Работу, видите ли, помогает искать. Вы, кстати, читаете объявления в газетах, Осаф Александрович? Не читаете. А я вот нагрузила эту нашу Наташу работой. Очень дельная девушка, кстати говоря, Сергей Петрович. Она мне выписывает все эти предложения «досуга», «интимного массажа» и прочее в таком духе. С этими-то сразу все понятно. Но есть объявления, где предлагается «работа по дому», «уход за детьми», в том числе и за границей. Предлагают золотые горы. Зарплата от тысячи долларов в месяц плюс стол и комната. Я на всякий случай все телефоны — в особую базу данных. Уж больно хорошо. Фирма называется «Интерверк». Чем-то она мне показалась подозрительной. Проверили, руководит ею Антон Чеботаревич.
— Анатолий, — поправил Дубинин.
— Который представляется Антоном, — кивнула Пиновская. — Я вчера даже позвонила из любопытства. Мне тоже хочется сидеть с ребенком за тысячу долларов плюс питание.
— Ну, они могли по интонации догадаться, что вы не их контингент, — улыбнулся Плещеев. — Если, конечно, они занимаются тем, что вы подозреваете.
— Разумеется, — кивнула Пиновская. — Со мной разговаривали очень вежливо, но сказали, что сейчас у них временно прием прекращен, но я могу позвонить через месяц-два. Я, конечно, спросила, какого рода работу за границей они предлагают. Мне сказали: горничных в отели, нянечек по уходу, поварих, уборщиц. Возраст? Ограничений нет. Но предпочтительно женщины. Комар носу не подточит. Но что-то мне все равно не понравилось.
— А может быть, действительно просто нанимает желающих для заграницы? — спросил Плещеев. — Кладет в карман густой навар в виде разницы в зарплате.
— Я слишком давно слежу за ним, — покачал головой Дубинин. — Чеботаревич — личность непростая. Это вам не Бугаев какой-то. У него запросы. Как бы это получше сказать… Для Антона главное — деньги, но не только. Ему еще нужен… как бы это получше выразиться… Некий смак… Чтобы попахивало. Сажать на иглу, заманивать молодых девчонок и превращать их в проституток — это по нему.
— Какая он все-таки дрянь! Я просто не понимаю, почему он до сих пор на свободе. И не говорите мне о презумпции невиновности! — Пиновская гневно взмахнула рукой.
Разборка в «Астории» заинтересовала и главу «Эгиды». Плещеев уже давно стал фаталистом. Постоянно случалось так, что судьба вдруг против его воли подбрасывала ему события, связанные единством то времени, то места действия. События последних дней вертелись вокруг теннисиста Вадима Воронова. Таинственным образом он совершенно случайно оказывался в центре дел, которыми занимались эгидовцы. То он выигрывает бешеную сумму в сомнительном казино, теперь оказывается единственным пострадавшим в драке, носившей характер криминальной разборки. Он же оказался и козлом отпущения перед администрацией ресторана. «Вот куда пошли выигранные денежки», — подумал Плещеев. «Кутить, да с мордобоем. Эх, Расея», — сам того не зная, повторил он слова Антона Чеботаревича.
Интересно, что думают по этому поводу криминалист и аналитик?
— А какую роль во всем этом играл Воронов? — спросил Плещеев, входя в кабинет Дубинина. — Опять случайность?
— А шут его знает! — махнул рукой Осаф Александрович. — Может, мало с него спорта и он решил попробовать себя на новом поприще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51