Но еще около дома он покупал, рассчитывая каждую копейку и стоя в длиннющих очередях сначала в кассу, а потом в продовольственный отдел, батон, докторскую колбасу, пошехонский сыр, творожный сырок с изюмом, десяток яиц и бутылку молока. А в их обшарпанной пятиэтажке его ждала Ольга с двумя сопливыми пацанятами, его сыновьями — одного она подхватывала из яслей, другого из детского сада И глаза у нее были всегда запавшие от усталости. Вся та жизнь казалось нормальной, даже тогдашний вождь страны, неуклонно впадающий в маразм и с трудом читающий по бумаге свои речи, тоже казался нормой их жизни. И он, Геннадий, думал, что так будет всегда. И отец его, партийный работник, тоже так думал. Отец его и учил жить бедно, но честно. И сам после своих тягомотных совещаний тоже возвращался в такую же хрущобу.
— Что поделать, жилищная проблема — одна из самых трудных в нашем городе. Тем более что нам противостоит сильный и изощренный враг, — говорил он иногда сыну с таким важным видом, словно делился большой государственной тайной.
Но, видимо, к восемьдесят девятому году их Горбачев нечто такое им втолковал, что они вдруг все сразу перестроились. И стали хапать ссуды. Правда, не сами, а с помощью родни. Тогда-то отцовский помощник и предложил Геннадию зарегистрировать кооператив. Он и Ольге предлагал организовать что-нибудь типа предприятия по биологическому уничтожению отходов, — в первые месяцы кооперативного движения почему-то всех потянуло на дерьмоуборочные занятия. Ольга же презрительно сморщила нос. ее чистая наука интересует, а не презренные заработки, видите ли.
Верно почуял время отцовский помощник. Без него Геннадий сам не сориентировался бы. Так же, как без его влияния не провел бы через чиновников регистрацию документов, а уж тем более, никогда не получил бы ссуды.
Но дальше Геннадии уже сообразит сам. А может, снова помощник подсказал. Обменных пунктов тогда в помине не было. И быстро обесценивающиеся рубли никто официально на зеленые не менял. Многие боялись и думать об этом — за такой обмен еще год назад запросто могли посадить — как-никак незаконная валютная операция. Отец в те месяцы почти не выходил из реанимационных палат своей Свердловки. Он не мог поступиться принципами, отчего у него один инфаркт догонял другой. Помощник уже шустрил где-то на стороне со своими кооперативами, якобы превращающими дерьмо в конфетки. О нем даже была большая статья в газете, где его называли первой ласточкой нового времени.
Они однажды встретились на Невском.
— Ты отца-то навещай, Гена, а то он тоскует в палате. Кристальной души был коммунист. Жаль, конечно, не понял, что теперь другая эпоха, не сумел перестроиться Помнишь, в школе проходили, «лишние люди»? Так вот он и есть сейчас — лишний человек. А для нового времени нужны такие, как мы с тобой — новые люди.
В той же статье бывший помощник вовсю крыл партийную номенклатуру и, как тогда говорили, командно-административную систему.
Точно, именно он и помог Геннадию обменять рубли на баксы.
— Я тебя выведу на одного человечка, Гена. А дальше тумкай сам.
Человечек состоял в гостиничном ресторане официантом. Им там интуристы давали на чай мятые доллары и они их втихаря меняли. Халдей позвонил подпольному миллионеру Корейко и в выходной привет этого Корейку к Геннадию в хрущобу.
По расчетам, Геннадию нужно было получить в обмен около десяти тысяч баксов. Такая сумма в тот год считалось просто грандиозной, он стодолларовой купюры-то никогда не видел. Ему казалось, что миллионер должен подъехать на шикарном лимузине. Однако тот пришел пешком и имел весьма затрюханный вид — в старых дешевых сандалиях на босу ногу советских джинсах фабрики «Большевичка» и мятой майке. Валюту он нес в полиэтиленовом мешке с затертым изображением Адмиралтейства и надписью «Ленинград».
Геннадий опрокинул на стол полный портфель советских денег. Портфель был старый, с оторванной ручкой. Миллионер долго считал их складывая одну купюру с другой, и Геннадий впервые увидел, как хранят и пересчитывают деньги профессионалы. Потом пришелец вынул из брючного кармана редкий тогда калькулятор «Касио», быстро произвел пересчет на баксы и вытащил несколько тощих пачечек из полиэтиленового мешка.
Тогда еще никто не думал, что доллары бывают фальшивыми, и Геннадию не пришло в голову их проверить хотя бы на ощупь. Возможно, фальшивые тогда и не ходили по России. Эти первые доллары он хранил в батарее парового отопления. То была его гордость — однажды во дворе он нашел ржавую, но целую секцию и, действуя разводными ключом, закрепил ее и покрасил. Получился отличный тайник.
Потом в этом тайнике он хранил еще многое. Только всякий раз после очередного вложения или выемки оттуда ценностей приходилось подкрашивать батарею.
Следующие деньги ему удалось получить, подрядившись строить дачные домики по дороге к Выборгу. Это был девяностый год, когда страна щедрой рукой выдавала ссуды новоиспеченным дачникам. Некоторые сами мыкались на стройбазах в поисках материалов и даже кое-что строили. Другие несли деньги в такие же кооперативы, как у Геннадия. Несколько недель к бухгалтеру стояла очередь из желающих немедленно избавиться от полученной ссуды. Поначалу он честно собирался обеспечить их строениями, договорился с Карелией о поставке пиломатериалов и даже сбил бригады из городских хануриков Но события помчались с необыкновенной скоростью Пиломатериалы из Карелии стали исчезать неизвестно куда, но только не в Россию. Точнее, куда они исчезали — было хорошо известно. Туда же куда и бензин, а вслед за ними цветные металлы. Но сердится на это было бессмысленно. Деньги, которые он собрал, тоже скоро превратились в труху. Он-то, правда успел обменять и их уже по другому курсу, но у того же миллионера. Но клиенты не поняли его и стали подавать в суд. Выход подсказал все тот же отцовский помощник. Отец к тому времени уже лежал на кладбище рядом со своими родителями и последовавшей за ним материнской урной.
Выразив соболезнование помощник поинтересовался:
— Ты клиентам-то много чего построил, Гена?
— Ничего я им не построил. Теперь они все в суд подают.
— И правильно делают. Клиент, он, Гена всегда прав. По этому ты, не дожидаясь суда, должен с ними расплатиться. Сполна. Ты с них сколько брал? По пять тысяч? Вот по пять тысяч каждому верни. Ровно в том же рублевом выражении. Брали пять тысяч рублей — пять тысяч и возвращаем.
— Так на них теперь курицы не купить. Одна доска теперь стоит дороже.
— Это уже, Гена, их проблемы, что они станут покупать. А твое дело — честно вернуть деньги, не доводя до суда. Тебе новая власть подает пример, или ты не понял?
Совет был простым, но гениальным Геннадии ею исполнил мгновенно Для возвращения ссуд он призвал ту же бухгалтершу, которая когда-то их принимала, и она назначала клиентам встречи на улице около метро, чтобы труднее было скандалить.
В следующие годы в какие только игры он не играл! Но кончилось тем, что и его подставили.

Глава 9. Никто, и звать никак

Окна раскроечного цеха светились Геннадий прошел вдоль стены, несколько раз попытавшись заглянуть в высокие проемы окон — ему хотелось увидеть, что происходит внутри Это не удалось — этаж располагался слишком высоко, но по перемещению людей можно было понять, что работа идет в нормальном ритме В полуподвальном этаже, наверняка было то же, что и при нем, — склады сырья и готовой продукции В свое время, — это было именно его время, — он закрыл нижний этаж стальной дверью И все равно дважды воровали Причем он так и не смог найти, кто это делал, хотя понятно было, что кто-то из своих В остальных ДВУХ цехах, расположенных подальше от забора, свет тоже горел Его фабрика работала, так сказать, в полную мощь
Только теперь это была не его фабрика
Так же как и два обувных магазина в центре Питера — на Литейном проспекте и Старо-Невском, и кафе на Садовой. И отличная «бээмвуха», на которой он регулярно прикатывал сюда дважды в неделю. На электричке то он сегодня приехал впервые и тащился пешком от вокзала по узким улочкам, которые на машине когда-то проскакивал мгновенно. Да, опустили его капитально.
Геннадий и сам не знал зачем отправится сюда. Хотя кое-какие туманные планы у него были. Например, наладить что-нибудь похожее в другом областном городишке типа Тосно. Там наверняка толчется несколько сот людей без работы, и они будут счастливы приткнуться к любому занятию, которое даст им хотя бы крохи заработка но зато с гарантией. Когда-то это была его личная идея — открыть фабрику не в Петербурге, а в Луге, где у каждого работника по огородику и можно платить им раза в полтора меньше
Геннадий дошел до проходной. Через нее он входил лишь раз, когда приезжал осматривать пустующее здание. После этого его привозил сюда водитель Юра, останавливался перед черными разъезжающимися в разные стороны воротами, сигналил, и охранник, увидев начальственный автомобиль, нажатием кнопки открывал въезд, поспешно выскакивал и отдавал что-то вроде чести, приложив руку к козырьку допотопной полувоенной фуражки.
Фамилия нового директора была Измайлов. Вроде бы Андрей Петрович. Для начала нужно было пройти к нему.
Геннадий вошел в проходную и обнаружил того же самого охранника, даже на голове его была знакомая фуражка. Охранник окинул его ленивым, полным презрения взглядом и спросил:
— Ты чего опоздал? В каком цеху работаешь?
«Неужели не узнал?» — удивился Геннадий и растерялся.
— Я… в прошлом директор… Мне нужно увидеть Измайлова… — голос его звучал до противности нерешительно.
— Чего фуфло гонишь?! — перебил его охранник — Директор… Таких директоров с голой задницей до Москвы ставят… Директор он!.. — и охранник, смачно сплюнув в урну несильно оттолкнул его от вертушки, в которую Геннадий попытался войти. — Иди гуляй, тут не подают.
— Позвоните немедленно Измайлову и передайте ему, что мне необходимо с ним… — Геннадии попытался было сменить свои просительные интонации на железные.
Этого тона в прежние времена все мгновенно пугались. Но охранника он только разозлил.
— Ты еще поговори! Вали отсюда! Измайлов к нему побежал, как же!
А так как раздраженный Геннадий сделал еще шаг вперед, чтобы дотянуться до телефонного аппарата, то охранник пихнул его уже довольно грубо. Не ожидавший толчка Геннадии, отлетел к стене, потеряв по дороге шапку.
Тут в проходную со стороны фабричной территории вошли двое парней. Вроде бы их лица он тоже видел когда-то, когда ходил по цехам.
— Чё, Леха, опять дерешься? — весело поинтересовались они.
— Да вон гад какой-то меня задолбал. Я говорит, тут директором работал. А то я директоров не знаю! Я их всех перевидал.
— А чё ему нужно тут?
— Да ни хрена ему не нужно. Понт гонит, может, что высмотреть думает, чтобы украсть. На прошлой неделе опять сперли… Они прут, а я — отвечай.
— Так я его выведу, — предложил один из парней, тощий и длиннорукий.
Геннадий в эти мгновения как раз поднял шапку и решил выйти на улицу, чтобы дождаться у проходной кого-нибудь из знакомых инженеров.
Но длиннорукий неожиданно подошел к нему, присмотрелся. Геннадий даже обрадовался, надеясь, что сейчас его узнают и все сразу встанет на место. Но длиннорукий неожиданно цепко и больно ухватил его двумя пальцами за нос и повел следом за собой из проходной. В эту секунду как раз и вошел начальник раскроечного цеха. Однако он даже не взглянул на Геннадия, а, слегка посторонившись, прошел мимо, словно подобные унизительные сцены происходили здесь каждую минуту. А Геннадию тем более не хотелось его окликать: директор, выведенный за нос из проходной, — только такой легенды ему не хватает!
Обратная электричка отправлялась через сорок минут. Он специально проверил расписание на вокзале и теперь заторопился, чтобы не опоздать.

* * *

Отец Платона был известным профессором, специалистом по античности. Родился Платон в тот год, когда слово «профессор» в России окружала атмосфера почтительного уважения. Профессору исполнилось сорок пять, и после двух неудачных браков он женился на юной аспирантке. Через год аспирантка родила ему сына, и все шло хорошо, пока в семь лет сын не заболел полиомиелитом. Жена, поняв, что болезнь ребенка неизлечима, пришла в отчаяние. Прежде она обожала наряжать своего мальчика, как куклу, и таскать по музеям, а теперь стыдилась показывать его знакомым.
— Открылся отличный интернат для детей с поражением опорно-двигательной системы, — предлагала она мужу несколько раз, — ему там будет легче среди таких же, как он.
— Сама ты — опорно-двигательная система, — отмахивался он. — Кто его, кроме нас, поставит на ноги?
Муж вырос в деревне, где не гнали из дома ни дурачка, ни убогого, и держался, как кремень.
Однажды его угораздило привести в гости коллегу — американского профессора. Когда они успели перемигнуться с женой, неизвестно. Но только спустя полгода она отбыла на другой континент. А профессор остался с больным ребенком в одиночестве и потратил почти все свои сбережения на домашних учителей.
К счастью, мальчика Господь умом не обидел, и в шестнадцать лет ему выдали в школе-экстернате вместе с аттестатом зрелости золотую медаль. К тому же он страстно увлекся компьютерными технологиями и быстро стал популярной фигурой в виртуальном, тогда еще не столь необъятном мире. Свободного времени у него была прорва, и он стал высококлассным хакером уже тогда, когда само это понятие в России отсутствовало. Он научился взламывать пароли практически любых уровней сложности, проникая в закрытые базы данных. Правда, следов он не оставлял, денег на сберкнижку отцу не перечислял, поэтому и шалости его оставались вроде бы незамеченными.
А потом случилась трагедия.
В летний день, когда от жары на солнечной стороне Невского дохли мухи, профессора на той самой солнечной стороне в самом центре хватил сердечный приступ. Был он без документов, и, когда осел на плавящийся асфальт у стены здания, его приняли за пьяного. Через несколько часов кто-то сообразил и вызвал санитарную машину, но было уже поздно. Несколько месяцев он лежал, никем невостребованный, с картонной биркой на ноге.
Платон прождал отца до вечера. Потом еще день и еще. А спустя неделю подал в сеть сигнал «SOS». Компаньоны по общению, невзрослые юмористы, восприняли его сигнал о бедствии как удачный прикол и прислали длинный список бесполезных, но очень юморных советов. Среди них были приблизительно такие, «найти другого отца», «самому стать отцом», «сделать отцом маму». Он же, отделенный от мира запертой дверью, мог попросту умереть от голода. Но не умер.
В его квартиру, не взломав замки, вошли двое вежливых мужчин. Поговорив минут пять с молодым инвалидом, один, более пожилой, бросился в соседний магазин, откуда принес батон и пакет молока. И то и другое было тут же с благодарностью съедено и выпито.
Мужчины обстоятельно выспросили Платона о его жизни Платон, беседуя с ними, тоже сделал кое-какие открытия. Оказывается, они уже давно следили за многими его художествами в сети и были с ним, так сказать, заочно знакомы. Мало того, как сообразил позже Платон, вспоминая подробности разговора, по запрашиваемым с разных сайтов картинкам они довольно точно вычислили его тип личности. Тот, что помладше, — старший у него состоял на побегушках, — с доброжелательным вниманием осмотрел квартиру и предложил Платону несколько вариантов дальнейшей жизни. Он предположил, что отца нет в живых, что было сказано с должной интонацией соболезнования.
— Я, конечно, поспрашиваю в разных инстанциях, может быть, и помогут найти следы, — пообещал он, — каждый человек оставляет следы…
Затем он предложил заключить с Платоном договор о пожизненном содержании. Платон за это должен был переписать на фирму Ивана Ивановича, так звали молодого, квартиру, а фирма в ответ обеспечивала это самое содержание. Но что еще важнее, Иван Иванович предложил интересную работу, учитывающую талант и увлеченность Платона.
Платону так и было сказано: «работа с учетом вашего таланта и увлеченности».
— Вы будете менеджером в нашем большом и важном проекте: мы избавляем общество от различных мерзавцев и таким образом храним его чистоту. Само собой, дело это глубоко закрытое и преследует высшие государственные интересы, — объяснил Иван Иванович. — Сохранение тайны — абсолютное, общение — только через Интернет.
— А ежели какая падла стукнет, так мы ее под землей…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43