— Атас! — сказал вдруг пассажир.
И Дубинин увидел, как справа, обогнав несколько автомобилей, на осевую линию выскочил «Мерседес» и теперь стремительно приближается к их правому борту. Уйти с осевой этот «Мерседес» не мог — параллельно мчались другие автомобили. Водитель его уже тормозил изо всех сил. И тормозного пути ему не хватило всего сантиметров на пять. А дальше послышался характерный чавкающий звук мнущегося металла, треск осыпающихся осколков от фонарей дорогой иномарки.
Удар в переднюю правую дверь был хотя и несильным, но она, естественно, требовала теперь ремонта. Или замены.
— С приездом! — проговорил сосед. — Мне выйти, если дверь не заклинило?
— Сидите, — ответил Дубинин и пошёл навстречу трём парням, вылезающим из «Мерседеса».
— Ну мужик, ты попал! — поздравили они его.
Эти разборки на дорогах, когда каждый, изворачиваясь и хитря, валит вину на другого, Осаф Александрович ненавидел тоже.
Владелец слегка побитой машины оглядел передок и спросил:
— Бабки с собой? Тысячи полторы на капот и разъезжаемся.
— Парни, это ведь ваша вина, — попробовал усовестить их Дубинин. — Вы в меня въехали, да ещё на осевой. Так что, за ремонт с вас.
Но парни его слов как бы и не слышали. Один из них вытащил из кармана куртки изящный маленький сотовый и, отвернувшись от Дубинина, негромко объяснял кому-то:
— Мишаня! Нам тут лох на дороге попался, так что на четверть часа задержимся. Подставил свою тачку, мудила. — Он убрал трубочку в карман и спросил:
— Ну как насчёт бабок?
— Вызывайте инспектора, юноши, — дружелюбно посоветовал Дубинин. — Дело абсолютно бесспорное.
— Что за базар! Бери у него документы и поехали! — заторопил один из парней. — Тебе рыло давно не чистили? — заботливо спросил он Дубинина. — Подставил тачку и права качает.
Будь это его машина, Дубинин уже бы давно вызвал по рации гаишников или, как их называли в последние годы — ги-бэ-дэ-дэшников. Но тут у него с собой даже трубки не было, и он решился наконец предъявить им удостоверение, при виде которого наглые пацаны обычно приходили в священный трепет. По крайней мере, в свете дня. Дубинин уже сунул было руку во внутренний карман пиджака, но с ужасом вспомнил, что костюм-то на нем другой. И, следовательно, документов при нем нет. Вообще никаких. Он же всего-навсего ехал к сестре поесть борща.
Владелец «Мерседеса» заметил его жест и что-то понял.
— Петь, сходи за наручниками, — распорядился он. — Возьмём этого с собой, а там разберёмся.
И он повернулся к Осафу Александровичу:
— Ну что ж ты, мудила старый? Тебе надо на печи сидеть, попукивать. А ты — по городу на своей лохматке. Сейчас с нами поедешь.
Только этого Дубинину и не хватало: идти в заложники к трём бандюганам-шестёркам.
— Вот что, мальчики, я вам этого не советую, — сказал он голосом старшего товарища.
— Ты, сука, квартиру нам отдашь. Понял? Тогда будешь советовать, — сказал владелец «мерса» и звякнул принесёнными наручниками. — Ручонки давай, — скомандовал он.
«Только драки ещё не хватало! — тоскливо подумал Дубинин. — Главное, чтоб не уронили. Тогда сразу буду в наручниках».
Он уже примеривался, чтобы ударить первым, неожиданно, но тут некстати вылез из «Жигулей» невзрачный пассажир, про которого Осаф Александрович попросту забыл.
— Что за шум, а драки нету? — весело полюбопытствовал он а затем с радостным удивлением поприветствовал владельца «мерса»:
— Волчара!
— Ну! — ответил владелец, изумлённо вглядываясь в невзрачного пассажира.
И Осаф Александрович отметил, что прыти в этом пацане сразу заметно поубавилось, он даже ростом сделался меньше, словно воздух из него выпустили.
— Железку-то спрячь, — посоветовал пассажир и взглянул на Дубинина. — Садитесь за руль, а я с пацанами договорюсь.
Хотя Дубинин желал бы послушать, о чем его случайный спаситель будет толковать с парнями, разумнее было подчиниться ситуации. И он вернулся за руль.
Но смотреть на них из-за стекла ему никто не запретил.
А парни, перемолвившись с пассажиром, вдруг пошли деловито осматривать помятую жигулёвскую дверь, потом тот, кого назвали Волчарой, выудил из брючного кармана бумажник на цепочке и протянул стодолларовую купюру. После этого все трое погрузились в «мерс» и мирно отъехали.
— На ремонт двери, — весело сказал пассажир, усаживаясь рядом с Дубининым и кладя ему на колено деньги. — Где только не встретишь знакомого человечка!
Мне у метро, не забыли?
Оставшуюся часть пути они ехали молча, и только когда Дубинин остановился рядом со станцией метро, пассажир, уже выбираясь из машины, сказал ему на прощание:
— Спасибо, Осаф Александрович! Ездите осторожней! — И озорно подмигнул.
Сражённый тем, что первый встречный назвал его, в общем-то засекреченного сотрудника, по имени-отчеству, Дубинин проследил, как пассажир замешался в толпу, потом тронул машину, но, отъехав за угол, резко затормозил. В голове его промелькнула странная догадка. Глупо было об этом думать, но ведь приметы сходились! Дубинин даже решил было, оставив машину, броситься за пассажиром вдогонку.
Только что он сказал бы ему? Что, мол, если ты — тот самый Брамс, то приказ о твоей немедленной ликвидации все ещё не отменён, и лучше бы тебе немедленно отбыть за границы Отечества, или, по крайней мере, из Питера.
Видимо, тянет беднягу что-то в их город…
Надо было, бросив машину, мчаться за ним вдогонку. Но Осаф Александрович продолжал сидеть на месте, хотя и понимал, что второе такое везение судьба ему подарит нескоро. Однако и совершить должностное преступление он тоже не мог.
Пусть будет так, как было: он подвёз незнакомого человека, тот помог ему разобраться с парнями, и на этом они расстались. Чтобы больше не встретиться.
ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПОХОРОНЫ
— Ты что, совсем сдурел из-за баб?!
Михаил давно не слышал такой свирепости в голосе своей супруги.
— Не понял, о чем ты говоришь. — Он даже не обиделся на выкрик о «бабах».
Тем более что и супруга давно знала: что разговор о бабах — это мимо него. Все будни и выходные Михаил вкалывал в своей лаборатории. Точнее, не вкалывал, а созидал — творил новые, ещё никем, даже самим Господом, не выстроенные вещества и их изомеры. Он так и говорил иногда, и даже сам в это верил: «На нашей грешной земле я являюсь рукою Бога — получаю такие длинные молекулы, которые Всевышний не успел приготовить, решив, что это унылое занятие он поручит мне».
Этой работой — созданием неизвестных ни человеку, ни природе органических веществ он увлёкся много лет назад ещё в институте, и она занимала все его время. А Оля и вовсе не подходила под разряд баб. Поэтому ответ его был абсолютно искренним.
— Не понял, — переспросил он жену. — Проясни свою мысль.
— Издеваешься надо мной?!
— Да нет. Не вижу поводов.
— Тебе поводы нужны? А без поводов ты не умеешь? Какого подонка ты надоумил прислать мне эту телеграмму?
— Какую телеграмму? Извини, я снова не понял, о чем ты говоришь?
— Михаил, хватит придуриваться! Зачем тебе понадобилось вызывать меня в Германию?
— Ничего не понимаю! В какую Германию? Кого вызывать? Недоумение в голосе бывшего мужа было настолько неподдельным, что супруга решила ему поверить.
— Объясняю по буквам. То есть зачитываю телеграмму: «Уважаемая госпожа Петрова! Правительство земли Рейн-Вестфалия с прискорбием извещает Вас о кончине Вашего мужа Михаила Петрова. По всем вопросам о Вашей поездке для участия в захоронении супруга и вступления в наследство Вы можете обратиться в Генеральное консульство Германии. Это извещение является официальным документом».
Жена сделала паузу, и Михаил услышал, в трубке шорох сворачиваемой бумаги.
— Зачем тебе понадобилось посылать мне эту лабуду? Официальный документ! У тебя что, от секса совсем крыша поехала?!
— От какого секса? Ну что ты мелешь?
— Это я-то мелю?! Это ты мелешь! Живой труп называется! Официальный документ о собственной смерти! Дерьмо собачье! Тебе в какой конторе эту бумагу сфальшивили? Поделись опытом.
— Знаешь, я боюсь, что это извещение — настоящее, но сам я, честное слово, никакого отношения к нему не имею. — Михаил наконец осознал всю серьёзность этого самого документа. — А если имею, то очень косвенное.
Ещё ни одному человеку он не раскрыл тайну отъезда в Германию своего двоюродного брата. Даже Оле. И пока не собирался этого делать. Но если в самом деле Генка умер или погиб — кто его знает, то теперь надо было что-то предпринимать.
— Давай так. Я попробую по своим каналам уточнить, в чем дело, а дня через два тебе позвоню.
— «Уточнить»! — с презрением передразнила его супруга. — Это я лучше тебя могу сделать, тоже мне — уточнитель! У моей фирмы там своё отделение.
* * *
А в это время Ольга Васильевна как раз окончательно определила судьбу найденных в батарее денег. Пять тысяч она решила спрятать в самое неприметное место. Такое место у неё было — отстающий плинтус за холодильником. Однажды в квартиру во время её отсутствия заявились бандиты и покрасили белую кошечку Пунечку зеленой краской — просто так, для юмора, чтобы попугать. Кошечку они задвинули в угол холодильником и, когда передвигали его, оторвали плинтус.
Теперь этот плинтус болтался на одном гвозде.
Ольга отодвинула холодильник, заложила пачечку зелёных бумажек и закрепила его ещё тремя гвоздями. Вряд ли какому вору, если он заберётся к ним, придёт в голову отрывать плинтусы. А бандиты тоже во второй раз не станут забавляться крашением кошки. Так что теперь у неё будет настоящий неприкосновенный запас.
Другие пять тысяч Ольга понесла в школу. В этот день у неё были в школе третий, четвёртый, пятый и шестой час. Но она пришла специально раньше, ко второму, чтобы переговорить с директором.
Когда-то Ольгу Васильевну, прежде никаких педагогических институтов не кончавшую, а работавшую ведущим специалистом-биологом в академическом НИИ, завлекли в коллектив энтузиастов, которые мечтали внедрить в российскую школу с помощью новейших методов обучения самые что ни на есть новейшие научно-естественные знания. В тот год в стране осуществлялись самые, на первый взгляд, безумные проекты. Их проект осуществился тоже — им даже здание дали.
Правда, довольно обветшалое и замызганное. И все лето, ещё без учеников, они приводили его в более или менее приличный вид. Работали за стекольщиков, электриков, штукатуров, маляров и поломоек.
Геннадий очень тогда на неё обиделся. Он как раз ушёл из инженеров в собственный бизнес и настаивал, чтобы она, раз уж почти оставила свой высокоученый институт, так кончала бы в темпе бухгалтерские курсы. Ему срочно был необходим бухгалтер, которому он бы мог доверять.
— Во всех частных фирмах муж — генеральный директор, жена — главный бухгалтер, — убеждал он.
Но Ольга забросила работу в лаборатории ради иного дела. Спустя год их школу стали восхвалять, а через несколько лет — понемногу травить. Так, в принципе, получилось и со всеми другими безумными проектами, которые вроде бы внедрялись в жизнь: сначала разрешили быть, а потом тихо умучили. Но каким-то чудом как раз им долго удавалось отбиваться. Как-никак их школа поставляла городу основной контингент победителей всероссийских и международных олимпиад, а также вела вместе с академическими институтами вполне серьёзные научные разработки.
Но чем дальше, тем становилось хуже. Как-то так получалось, что городские руководители образования менялись один за другим. И у каждого нового при упоминании об их школе лицо становилось ещё более тусклым, унылым.
Время от времени кого-нибудь из учителей озаряла одна и та же мысль — открыть класс для богатеньких. Остальные, успевшие переболеть такой же идеей, быстро это озарение гасили.
— Наша школа для детей, увлечённых научным познанием мира, — любил повторять их тогдашний директор и гениальная личность Лёня Казанцев корреспондентам, которые являлись к нему за интервью, — а эта штука редко рождается от сытости.
Однако теперь спонсором становилась сама Ольга, и такая мысль ей очень нравилась.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
В учительской было пусто, лишь Аллочка, юная преподавательница английского, у которой было «окно», сидела с включённой настольной лампой за столиком в углу и проверяла тетради.
— Тебя твой этот, как его, Гоша Захарьянц искал, — сообщила она, едва Ольга, поставив сумку на стол, считавшийся как бы её рабочим местом, встала у зеркала, чтобы слегка поправить волосы.
— Домашнев пришёл, не знаешь?
Аркадий Петрович Домашнев был относительно новым директором, которого несколько месяцев назад к ним прислал районный отдел образования. Именно «относительно новым», потому что казался он человеком, настолько давно поросшим мхом, что новым его невозможно было назвать ни при каких обстоятельствах.
— Ты спрашиваешь так, будто я и в самом деле знаю…
В ответе Аллы Ольге померещилась странная неадекватность. Неужели у них правда что-то начинается — у этого носорога и англичанки Аллочки, обладательницы Кембриджского диплома.
— Да нет, я просто так, чтобы зря не ходить туда-сюда. Хочу к нему зайти для одного разговора.
Директорский кабинет был на первом этаже, а учительская — на третьем, и спускаться, а потом подниматься попусту в самом деле не хотелось. Но её колебания были прерваны телефонным звонком, точнее — попискиванием. Аппарат в учительской стоял странный — когда к ним звонили, его сил хватало на едва слышимый писк. Ольга стояла к нему ближе и поэтому сняла трубку. — Здравствуйте, Ольга Васильевна, зайдите, пожалуйста, ко мне, — услышала она голос директора.
Вот экстрасенс выискался! Откуда он узнал, что она только что вошла в учительскую. Хотя могла доложить гардеробщица, если ей это было велено.
— Ой, Аркадий Петрович, я как раз сама хотела к вам… — Никак она не могла перебороть в себе эту интонацию скверной ученицы перед старшим дядей.
— Вот и добро. Я жду.
— Видишь, — удовлетворённо произнесла Аллочка. — А ты спрашивала.
Но Ольга, забыв про сумку, оставленную на столе, уже была в коридоре. Она навсегда запомнила минуты, когда на пороге этой самой учительской первый раз возник новый директор, сменивший Леню Казанцева. Он показался ей типичным хозпартактивом из старинных, мохнатых времён. Плотный мужчина лет пятидесяти с лишним в сером застёгнутом на все пуговицы костюме, белой рубашке и галстуке.
Казалось бы, такой наряд должен был придавать ему если не сходство с новым русским, то, по крайней мере, значимость, но этого не происходило. Костюм был сшит лет пятнадцать назад фабрикой «Большевичка», причём его обладатель был в те времена чуть менее толстым. Поэтому новый директор производил впечатление скорее тщательно скрываемой бедности. Однако жалости он не вызывал. Тому виной было лицо: глупое и одновременно напыщенно солидное. Настоящий крокодил. Или носорог. Смотря какую классику вспомнить.
— Здравствуйте, — громко сказал тогда он и запнулся. «Товарищи» — несовременно и политически неверно, а «господа» как-то несуразно.
— Здравствуйте, — кивнули все.
— Я новый директор этой гимназии, — эти слова крокодил-носорог произнёс, пожалуй, даже чересчур торжественно. — Меня зовут Аркадий Петрович Домашнев.
Прошу любить и жаловать.
Казавшаяся тогда легкомысленной Аллочка подозрительно закашлялась, остальные смотрели сурово. Ольга первой поднялась из-за стола.
— Добро пожаловать, Аркадий Петрович, позвольте вам представить наш педагогический коллектив. Пётр Иванович Сосновский — учитель истории, Леонид Яковлевич Казанцев — учитель физики и астрономии, доктор физических наук…
Да-да, их прежний директор, на зов которого все они и собрались, был молодым светилой, всамделишным доктором наук, а скоро мог бы стать членкором большой Академии, если бы не выдумал эту самую гимназию. Да и другие учителя были подстать ему. Легкомысленная с виду англичанка Аллочка имела, между прочим, не только Кембриджский диплом, а благодарственное письмо от самой британской королевы за книгу переводов современных английских поэтов. И даже преподаватель физкультуры был не пареньком с улицы, а серебряным призёром Олимпиады в Мельбурне, к тому же отлично говорил по-английски. Гришу заманивали тренером в самые престижные клубы, сулили несметные сокровища, но он выбрал их гимназию, потому что его позвал Лёня.
Такой у них совсем недавно был директор. И с ним любой вопрос Ольга решала легко и весело. Но теперь в кабинете, куда она спускалась по пустынной лестнице, сидел назначенец РОНО, другой человек, которого она недавно из Бегемота переименовала в Носорога. И что только их Аллочка могла найти в нем?
Вот уж в буквальном смысле: любовь зла, полюбишь и козла. Если, конечно, то, что недавно рассказали Ольге, правда.
— Если спонсоры окончательно отказали в поддержке, я просто тихо уйду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42