— Давай, катись. — И старлей, секунду подумав, даже вернул ему отобранные было права.
Грузовик ещё не успел отъехать, как примчалась машина с сапёрами. Из неё первым выскочила крупная женщина с фокстерьером. Они обошли вокруг «шестёрки», потом женщина подняла свою собаку, натасканную на взрывчатку, к запертому багажнику, пёсик стал принюхиваться, а потом, прямо на руках у женщину, задрал голову и протяжно завыл.
— Взрывчатки нет, это точно, — проговорила женщина, но что-то подозрительное в багажнике спрятано.
— Вскрываем? — спросили сапёры, стоявшие рядом. Водитель грузовика никогда не видел, как ищут взрывчатку с помощью собаки, и решил понаблюдать.
— Уверены, что не взорвёмся? — переспросил старший лейтенант, вызвавший сапёров.
Ему-то очень хотелось, чтобы сапёры чего-то такое опасное обнаружили. Он даже представил, как перед строем ему объявляют благодарность, а потом показывают по телевизионным новостям.
— Собака — не человек, она не обманет, — сказал весело сапёр, специальным крючочком открыл багажник, заглянул во внутрь и отшатнулся.
— Елы-палы! Там вроде бы это… мясо… человеческое!
— Что за шутки дурацкие! — проговорил старший лейтенант и, отстранив сапёра, заглянул в багажник «шестёрки». Его стало выворачивать тут же, прямо на проезжей части. Наконец, отдышавшись и утеревшись не очень свежим платком, он проговорил:
— Че тут думать, следаков надо вызывать! Я не зря заподозрил!
И в этот момент рядом с ними затормозила машина с телевизионной бригадой новостей.
Кадры были отсняты во всех ужасающих подробностях, водитель так и не успевшего отъехать грузовика в который раз вылез из кабины и с важностью дал показания. Теперь уже получалось, что он едва ли не первым заподозрил неладное, а потому принял меры, чтобы остановить подозрительную машину. Через несколько часов все это, приправленное лихими комментариями о преступной бездеятельности тех, кто отвечает за порядок в городе и стране, превратилось в трехминутную страшилку и было показано сначала по телевизорам города, а потом всей страны.
В результате с раннего утра по властной вертикали сверху вниз пошли звонки, полетели факсы с распоряжениями и указаниями. Все они требовали немедленного отчёта о проделанной работе. И конечным пунктом, где сосредотачивался весь этот руководящий гнев, был маленький темноватый кабинетик Дмитрия Евгеньевича Самарина, начальника следственного отдела прокуратуры Петроградского района. Ниже драить было некого, разве что собственное отражение в зеркале.
А мысли о том, что в городе действует шайка то ли маньяков-каннибалов, то ли сатанистов, и прежде кучковались в усталой голове Дмитрия. Но из подобных мыслей дела не раскрутишь.
НЕ ОБЩАЙТЕСЬ У ОБМЕННИКА С НЕЗНАКОМЫМИ ЛЮДЬМИ!
Какой журналист не мечтает превратиться в писателя! Да это и понятно — статьи, репортажи живут лишь миг. А через день информационный повод сменяется новым, и автора старого текста не вспомнит никто. Зато книга остаётся навсегда.
Её можно дарить поклонницам и поклонникам, предварительно поставив автограф. Её хранят библиотеки, она значится в каталогах. Следовательно, и фамилия автора остаётся в вечности. И, быть может, кто-то, если не обыкновенный читатель, то студент, аспирант, через сто лет откроет эту книгу и с трепетом станет её изучать. И увлечётся так, что забудет о мелочах собственной жизни. Подобная мечта, иллюзия, даже скорее, живёт в душе многих журналистов, и Агния не была исключением. Но удача выпадает лишь некоторым и зачастую меняет всю их творческую жизнь.
— Счастливая! Гонорар получишь, машину приобретёшь, — сказала Агнии одна из подруг-журналисток, услышав новость.
— Как бы ты ни старалась, тебя все равно обманут, — ставили Агнию под холодный душ более опытные коллеги перед её поездкой в Москву. — Твоя главная забота — подписать в издательстве такой договор, по которому обман будет минимальным.
В Москву она давно уже не ездила и в железнодорожной кассе на канале Грибоедова сделала неприятное открытие: билет в купейный вагон стоил почти в три раза дороже, чем в плацкартный. Конечно, здорово было бы поехать для подписания договора на книгу в «СВ». Но ей хотелось вовсе и не шика, а просто человеческих условий. Все-таки есть разница между пассажиром, который спокойно проспал ночь в купе с элементарными удобствами, и тем, кто вскарабкивается на «верхнюю боковую» возле туалета в общем вагоне, а утром уносит с собой это самое туалетное амбрэ, которое на весь день въедается в одежду и волосы и от которого, брезгливо принюхиваясь, шарахаются в троллейбусе случайные попутчики.
И все же Агния решила сэкономить. Поэтому выбрала поезд, уходящий в тридцать пять минут первого и почти полностью состоящий из дешёвых плацкартных вагонов. И то ли кассирша её пожалела, то ли с билетами было свободно, но ей досталась нижняя полка в середине вагона. Это было уже везением. Правда, номер вагона был первым.
— Придётся брести до него вдоль всего состава, — пожаловалась Агния мужу, разглядывая билет.
— Зато в Москве тебя подвезут к самому вокзалу, — успокоил Глеб.
Никакого багажа Агния с собой не везла. У неё была вполне приличная небольшая сумка для таких поездок, в неё поместились косметичка и полиэтиленовая папка с ксероксами нескольких самых её удачных статей — вдруг в издательстве полюбопытствуют. Так, налегке, она и отправилась.
На подходах к платформе Агнию встретила громадная толпа орущих парней — в одинаковых полосатых шарфах, дурацких шапочках и колпаках с рожками. Некоторые из них размахивали полосатыми флагами. Этот разноголосый ор она услышала, как только поднялась от метро по лестнице туда, откуда отправлялись пригородные электрички.
— Опять «зенитчики» едут, — с неудовольствием проговорил рядом с Агнией пожилой человек с двумя потёртыми чемоданами, грузно ставя их на асфальт. — Вот уж непруха, так непруха!
И точно — это были футбольные фанаты, стриженные коротко мальчишки лет по шестнадцать-восемнадцать. На всем, что они на себя нацепили, и на флагах была одна и та же надпись — «Зенит». Ей даже показалось, что лица у них одинаково туповатые — словно все они вышли из той же экспериментальной установки, где клонировали овечку «Долли». Фанаты штурмовали вагоны именно её поезда — ведь он был самым дешёвым, а порядок на платформе пытались навести десятка полтора омоновцев, но делали они это довольно вяло. И, продираясь сквозь толпу парней, Агния испугалась всерьёз — ещё не хватало ехать вместе с этой ордой! Тогда уж не только не выспишься, потому что они наверняка напьются, едва поезд тронется, но и вообще хлебнёшь неприятностей. Однако «зенитчики» прорывались в конец поезда, а её вагон, находившийся у самого локомотива, оказался чистым, проводница приветливой, соседи — тихими и вполне приличными людьми. Даже постельное бельё, которое ей выдали, было хорошо выстиранным и относительно новым. Оказалось, что и в плацкартном вагоне тоже иногда ехать не так уж страшно, особенно, если дорога занимает всего одну ночь.
Поезд приходил в Москву в девять с небольшим, а встречу в издательстве назначили на час дня. Это время было тоже удобным, она решила, что четырех часов хватит как раз на то, чтобы сделать в вокзальной парикмахерской укладку и не спеша добраться по подробно записанному адресу.
По дороге Агния ещё раз прокручивала предстоящий разговор с директором издательства на случай, если тот спросит о плане будущей книги. Мысли её на этот счёт можно было назвать выношенными. И касались они не только искусства и места в нем художника вообще, но и места самой Агнии в частности.
— В такой книге обязательно должна быть сквозная философская идея, — говорила она накануне отъезда Глебу, снимая со сковороды омлет. — Ты согласен?
— Безусловно! Без этого за неё и браться не стоит. Иначе получится аморфная куча всяческих фактов, — подтверждал муж, сооружая бутерброд.
— Как тебе мысль о том, что все в мире едино: и плесень на коряге, и камень, и облако, и человек, и птица, и цветок — все это едино, потому что все от Бога. Подходит? — спрашивала она через полчаса.
Глеб отрывался от ноутбука, секунду-две соображал и наконец догадывался, о чем жена спрашивает.
— Нормально. Правда, такое хорошо бы в книгу про кого-нибудь другого, вроде Альберта Швейцера. Так сказать, благоговение перед жизнью.
— Тогда можно сделать иначе. Просто выставить вопрос: кто мы в этом мире — случайные пришельцы со случайной судьбой или в каждой нашей жизни просматривается воля Божья? И с этим вопросом я прослежу за жизнью героя. Такое пойдёт?
— Это лучше, — подтверждал Глеб.
В юные года она часто мучалась и другим вопросом: талант — это чей дар? Он от Бога, от сатаны или результат случайного сложения генов? Его тоже можно было поставить в такой книге и попытаться на него ответить.
Прежде она считала, что искусство всегда имеет божественное происхождение.
И когда один знаменитый композитор говорил на встрече, что сам он — всего лишь инструмент, который принимает от неба мировую гармонию и переводит её в нотные знаки и звуки, она радовалась: это — моё! Я думаю так же. С другой стороны, ещё на первом курсе университета они с увлечением читали роман Томаса Манна. Тот самый: «Доктор Фаустус», конечно. И примеряли на себя судьбу Леверкюна. Всех их тогда жгло честолюбие, каждый верил, что обязательно станет знаменитым. И ради славы они были готовы на многое — даже на договор с дьяволом, как тот же Леверкюн, достигший немыслимых высот в искусстве и лишившийся всего человеческого.
Приблизительно в эти же годы она была на встрече со священником, даже каким-то иерархом Православной церкви. Зал в ещё не сгоревшем Доме писателей, куда они часто ходили, был полон. Люди стояли в проходах, на подоконниках.
Священника спросили о месте интеллигенции в мире.
— Не порадую вас своим мнением, — ответил священник, — но я так думаю, что интеллигенты, особенно на Руси — это продолжатели дела Каина. Что интеллигент считает главным в жизни? Сомнение. А веру он отвергает .
Тогда был разгар эпохи, которую называли перестройкой. И неожиданно люди, считавшиеся только что официальными изгоями, превратились для Агнии и её подруг во властителей Дум и глашатаев истины. Точно такими же стали для них и те священники, которые не боялись выходить на публику — ведь Церковь тоже едва поправлялась после гонений. Священников, умеющих разговаривать с людьми, тогда было немного большинство, мягко говоря, даром красноречия не обладало.
И слова того иерарха не только врезались в память, они постоянно мучили Агнию: как, неужели и она со своими сомнениями, исканиями, любовью к театру — тоже от Каина? а великие мастера, поэты и композиторы, без которых она не представляла своей жизни, и они — Каиновы наследники? Получалось, что опять оживал старый вопрос, который обожали часто задавать прежние властители: «С кем вы, мастера культуры?» Только ответ на него теперь был известен сразу и ничего хорошего не обещал.
С годами эти терзания ранней молодости поутихли, да и столько с тех пор им всем пришлось пережить разочарований и сложностей, что Агнии стало не до абстрактных размышлений. Надо было постоянно думать, как бы и где ещё заработать буквально на хлеб. И лишь в редкие мгновения, когда она натыкалась на талантливо написанные статьи или рецензии кого-нибудь из знакомых, в ней снова просыпались прежние мысли, только теперь они имели другой, горький привкус.
В школе она привыкла получать за сочинения только «отлично», и её работы вывешивали на разных выставках городских олимпиад. Она и в университете ходила среди особо одарённых, поэтому с лёгким снисхождением смотрела на остальных. И в газете к ней сначала относились так же.
Но в последние годы пришли другие. Они были школьниками, когда она заканчивала университет, а некоторые так и не кончали никаких университетов.
Сначала их манера письма казалась ей разнузданно-придурковатой, типичным молодёжным стёбом. И она даже пробовала их учить, гордясь своим изящным классическим стилем. Но скоро сама почувствовала, что её статьи, которые она так старательно выписывала, по несколько раз прокручивая каждое построение, рядом с текстами тех, кого хотела учить, выглядели тяжеловесными и архаичными, как старинный дредноут. А в приколах молодёжного стёба вдруг проявлялась неожиданная глубина и чувств и мыслей. И Агния ощущала, что новые таланты постепенно оттесняют её вместе с её классическим стилем куда-то на обочину. Как тут было не вспомнить доктора Фаустуса и способ, с помощью которого он занял свои вершины.
Однако вот же — издательство поручило писать большую серьёзную книгу именно ей, а не этим девочкам и мальчикам. Так что в рецепте доктора Фаустуса необходимость отпала.
«Так и скажу директору, если он спросит меня о сверхзадаче: борьба Бога с дьяволом на пространстве души человека. В душе художника такая борьба происходит особенно обострению».
С этими мыслями Агния вышла из вокзала и сразу наткнулась на стрелку, показывающую путь к валютному обменнику. Как ей и говорили дома, курс здесь был намного выгоднее.
В кошельке у неё лежало несколько десятирублевых бумажек и отдельно — сто долларов. Неприкосновенный запас из семейного бюджета, на который она и рассчитывала сделать укладку, а после издательства купить подарки мужу, брату, его жене Лене Штопиной и коллегам. И, может быть, сходить на спектакль.
Она спустилась по лестнице в подземный переход, который вёл к Казанскому вокзалу, и там вторая стрелка указала ей дорогу к тупичку. В этом тупичке была каморка, где, судя по всему, меняли валюту. Здесь все было обычно — окошечко с отверстием внизу, за окошечком девушка-кассир. Оттуда как раз отходила женщина с пачкой русских пятисотенных купюр. Но едва Агния подошла к окошку, как к ней сзади приблизился интеллигентного вида мужчина, . Свои деньги и паспорт он держал уже наготове.
— Вы тоже менять? — спросил он нетерпеливо.
— Да, — подтвердила Агния и полезла за стодолларовой купюрой.
На всякий случай, чтобы мужчина не пролез вперёд неё, она спросила кассиршу:
— Сто долларов можно поменять?
Но кассирша вдруг вместо ответа выставила перед отверстием в окне табличку с надписью «технический перерыв». А потом голосом, усиленным громкоговорителем произнесла:
— Освободите помещение.
— Ну что делать?! Что делать?! — простонал нетерпеливый мужчина в очках, который стоял следом за ней. — Вот ведь не везёт! — Он взглянул на сто долларов, которые продолжала растерянно держать вместе с паспортом Агния, и его вдруг осенило. — Вам же нужно их продать? — обрадованно спросил он.
— Да, естественно.
— А мне — купить. Стоят два приличных человека и мучаются! Продайте их мне, и наши проблемы будут решены.
«В самом деле, почему бы не продать?» — подумала Агния. Но чтобы не продешевить, на всякий случай спросила:
— По какому курсу?
— Да по тому же, по которому она меняет. Неужели вы думаете, что я вас хочу облапошить?
Они вышли из каморки и, отступив от неё ещё на несколько шагов, занялись обменом.
— Внимательно следите за моими руками, — попросил мужчина и показал свои деньги. — Я их пересчитываю, чтобы вы были спокойны. Видели? Получается даже на десять рублей больше, но леший с ней, со сдачей.
— Нет-нет, я сдачу найду! — проговорила Агния.
— Теперь покажите ваши доллары. Вы извините, мне тут недавно подсунули фальшивые, и жена так меня изругала!
— У меня настоящие! — смущённо отвела Агния подозрения.
— Я вам верю, но, знаете, «доверяй да проверяй!» — Улыбаясь, мужчина взял её купюру и на вытянутой руке протянул к свету. — Что-то не вижу полоску, — сказал он озабоченно.
И тут рядом возник человек в добротном кожаном пальто.
Он и сам выглядел добротно — высокий, широкоплечий, солидный.
— Марш в обменный пункт, здесь вам нечего делать! — прикрикнул он.
— Извините, мы сейчас уходим… — начала было Агния.
— Я кому сказал: марш в обменный пункт! — Человек крикнул на них так грозно, как кричат обычно взрослые на расшалившихся подростков.
— Ладно, не везёт так не везёт, куплю в другом месте, — сказал интеллигент, вернул Агнии доллары и стал подниматься по лестнице наверх, к вокзалу.
Агния тоже хотела было пойти за ним, но скользнула взглядом в сторону тупичка и с радостью обнаружила, что касса обмена снова открылась. Она даже хотела крикнуть своему неудачливому обменщику, но того уже на ступенях не было.
По-прежнему держа паспорт вместе со стодолларовой купюрой, Агния побыстрей подошла к окошку обменника.
— Пожалуйста, все сто долларов.
К её удивлению, кассирша даже не притронулась к её паспорту.
— Возьмите свои деньги и посмотрите, что вы мне суёте. Надо быть внимательней, женщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42