На площадке в районе второго этажа роняли что-то тяжёлое: то ли шкаф, то ли диван. Но уже через секунду Николай понял, что там шло побоище. Двое быков избивали молодого мужчину в трусах и майке, который пытался прикрыть седовласого старика.
— Отец, беги, беги! — кричал мужчина.
Пока Николай спускался, быкам удалось сбить с ног молодого и тогда они взялись за старика. Старик сделал неловкую попытку увернуться, но после первого удара стал медленно оседать на пол.
В России с соседями Николаю везло. Где бы он ни останавливался, их жизни обязательно сплеталась с его делами. Так и тут. Нет чтобы робкой тенью «я ничего не вижу и вообще меня тут не проходило» проскочить через опасную площадку, так он остановился и бодро спросил быков:
— Что ещё за Куликово поле?
И мгновенно один из быков, тот, который уложил на пол старика, развернулся и с полоборота врезал чересчур любопытному мужичонке. Удар был нацелен в печень, после чего любопытствующему полагалось также присесть в углу и с полчаса корчиться на недавно вымытой площадке. Но тот, сделав испуганное лицо, отклонился в сторону, и кулак пролетел мимо.
Лестница была по-прежнему безлюдна. Догадливые жильцы, если и стояли у своих дверей, прильнув к глазкам, то предпочитали делать это бесшумно. Лишь недогадливый мужичонка с задрипанной сумкой через плечо, так и не поняв, в какую историю он ввязывается, продолжал поучать:
— Нехорошо стариков обижать, — начал было он, но договорить не успел, потому что тот же бык, который целил в печень, теперь обрушил кулак ему на голову. И снова мужичок испуганно уклонился от удара, так что бык сам чуть не грохнулся на пол. — Я говорю, нельзя обижать старших.
Л старик, услышав подмогу, негромко простонал:
— Помогите!
— Сучара! В свидетели лезешь! — проговорил, зло улыбаясь, другой бык, который добивал в дверях квартиры молодого парня. — Кончай его на хрен!
И тогда первый вынул заточку. Но вид её заступника не испугал, а даже как бы обрадовал.
— Физкультпривет! — сказал он и, смешно подпрыгнув, нанёс правой ногой такой удар в подбородок, после которого заточка полетела на ступеньки, а сам бык опустился на четвереньки и молча, по-собачьи, быстро-быстро побежал к распахнутому окну. Так и не произнеся ни слова, он зацепился руками за подоконник, перевалил тело и плюхнулся со второго этажа на землю.
— Я ж говорил! — мужичок повернулся ко второму быку, который на мгновение растерянно прижался к стене, и, назидательно подняв палец кверху, добавил:
— Считала Машка, что Ленку выпорет, да сама зад подставила. — Он вгляделся в быка и вдруг спросил доброжелательно:
— Тебе колено ломать или сам уйдёшь?
— Сам, — хрипло проговорил бык, оторвался от стены и, проскочив вниз ступенек десять, перемахнул через перила на следующий проем.
— Спрячьте нас где-нибудь на ночь, — попросил старик, едва двигая разбитыми губами.
В небольшом одноэтажном зале вылета международного аэропорта «Пулково» только-только включили свет после ночного перерыва. Автобус-экспресс подвёз первых утренних пассажиров. Все они улетали в Анталию. За столиками в середине зала началась обычная суета — те, кто первый раз в жизни оформлял декларации, подсматривал у соседей. Успевшие это сделать, выстроились в очередь к проёму в стене на таможенный контроль.
Серая «Нива», стремительно тормознув, остановилась напротив входа в здание. Из неё вышли старик и молодой мужчина со старательно загримированным синяком под глазом. Мужчина нёс в руке современный длинный рюкзак. Водитель, посидев несколько минут за рулём, тоже покинул автомобиль и остановился недалеко от раскрытых дверей так, чтобы видеть одновременно происходящее на площади и в зале.
Молодой встал у столика, прислонив к ноге багаж и, почти не отрывая шариковой ручки от бумаги, стремительно заполнял декларацию. А старик, заняв очередь на контроль, смотрел на него и вдруг вспомнил: давным-давно, когда сын был пацанёнком лет десяти, сердобольная соседка с лестницы назвала его сиротой казанской. И пацан яростно закричал:
— Не сирота я, не сирота! У меня есть отец родной! А потом прибежал домой и потребовал:
— Скажи им, слышишь! Скажи им, что ты — родной!
Старик тогда несколько дней улыбался от счастья.
Очередь продвигалась быстро, и, когда сын принёс заполненную декларацию, на прощание им оставалось несколько секунд.
— Все, отец, держись там. А через год вернёшься, и все будет нормалёк. — Молодой улыбался, .но в улыбке его не было веселья.
— Спасибо тебе, Гриша, — прохрипел старик и, отвернувшись, хлюпнул носом.
— Может, и правда доживу. Ты, главное, сам-то держись. И спасителю — тоже спасибо. — С этими словами он подхватил рюкзак и скрылся за непрозрачной стеной.
Водитель продолжал стоять в дверях, равнодушно наблюдая за суетой в зале.
— Все чисто, — сказал он молодому. — Поехали.
Ночь они провели в другой квартире у Николая. Квартира была тоже в спальном районе и тоже на краю города, но только край был другим — там, где проспект Ветеранов переходил в улицу Пионерстроя. И пока молодой спал, старый таксидермист доверил едва знакомому человеку то, чего не сказал сыну.
— Привезли насильно. И говорят: снимай с него кожу, и чтоб ни одного пореза! У меня руки трясутся. Тело ещё тёплое, но кожа, она быстро портится на трупе. Я им говорю: «Не буду!» А они мне: «Тогда с тебя сейчас снимем. Разрисуем и снимем».
Николай — по этому адресу он, правда, был записан как Алексей — кивал головой, но слушал вполуха до тех пор, пока старик не назвал адрес. Тут-то Николай-Алексей и сделал внутреннюю стойку. Адресок был тот же самый, который он как раз в эту ночь собрался проверить. Именно его переслал ему Координатор от «Февральских друзей».
— Чеченцы наверно, — предположил Николай. — Нам их обычаи не понять: кровная месть, всякие тейпы.
— Не, чистые братья-славяне. Но один кавказец у них есть, это точно. Я, когда в другой раз работу заканчивал, один парень, Волк — имя такое, сказал: пойду доложу чеченцу.
— Ага, — подтвердил Николай. — А я что говорил: русский с чеченом — братья навек. Ну и сколько раз работать пришлось?
— Четыре. Сегодня был бы пятый, если б не вы. Я потому и отчаливаю так срочно…
— Да, везли Мендельсона на свадьбу, а он похоронный марш сыграл, — подвёл итог рассказу старика Николай. — Предлагаю несколько часов соснуть. А насчёт этих пацанов — больше они вас не потревожат. Ни чечен, ни славяне, — пообещал он. — Так что покантуетесь там у ласкового моря месяца два и возвращайтесь.
То же самое Николай сказал и при прощании молодому, когда они подъезжали к метро «Московская».
— За отца не болей. Месяца через два его тут уже никто не обидит.
— Не знаю, как вас и благодарить! — Григорий протянул визитную карточку. — Если каких детей в спортивную секцию — я их сразу устрою.
— Преподаватель физкультуры. Серебряная медаль на Олимпиаде в Мельбурне, — прочитал вслух Николай и рассмеялся. — Такие люди! Учтём.
ЖИЗНЬ СРЕДИ ГОЛЫХ МУЖЧИН
— Мама, а когда нам отопление включат? — спросил Пётр как-то утром, складывая конспекты в папку. — Они что, навсегда его отключили?
— Петя, ты же знаешь, я не спец по водопроводным и отопительным делам. — Ольга Васильевна не любила, когда сыновья отвлекали её от поглощения в Интернете биологических новостей. — Водопроводчик сказал, что завтра-послезавтра придёт. Найдёт новую батарею, поставит её и все подключит.
Видно, пока не нашёл, так что терпи. Да и вообще, в конце концов, кто у нас в семье старший мужчина? Сходи в жилконтору и поторопи.
Слова насчёт старшего мужчины Петя пропустил, видимо, ему было комфортнее, чтобы все осталось так, как было эти годы: после исчезновения Геннадия мать представляла для сыновей сразу все взрослое человечество. Он высек из её монолога только нескорый срок.
— С отоплением — ладно, черт с ним. Но ведь заодно отключили и горячее водоснабжение. Не знаю, как вы, а я привык мыться каждый день.
— Угу, каждый день и каждый год, — то ли подумала, то ли ответила вслух Ольга.
В тот вечер у неё не было работы в институтской лаборатории — требовался жидкий гелий, а дьюар, в котором его хранят, доставляли только по пятницам, и она вернулась домой довольно рано. Младшего сына, Павлушу, мать застала сидящим за уроками. Или изображающего, что он за ними сидит.
— А Петька в баню пошёл, — сказал он с весёлым удивлением, словно эта новость его сильно забавляла. — Взял чистое бельё, а полотенце отложил, сказал, что он узнавал: там простыни дают. Мам, а правда в бане дают простыни?
— Что-то не припомню. Я же в бане давно не была. Хотя, да, дают! Помнишь, в фильме «С лёгким паром» — герои в простынях сидят?
Петя вернулся приблизительно через час. Но не один, а с парнем по имени Данила. На голове парня были дикие заросли кудрей, да и вообще вид он имел диковатый.
— Так, это, значит, мамочка, — произнёс он, едва войдя в прихожую, и окинул Ольгу Васильевну раздевающим взглядом бывалого мужчины. — Смотри, какие хорошенькие мамочки тут ходят!
И хотя Ольга постаралась изобразить на лице строгое выражение, как-никак — учёная дама и педагог, но стало ей не по себе, съёжиться хотелось под этим грубым взглядом самца. И чувствовала она себя в те мгновения не взрослым человеком, а беспомощной девочкой Олей, к которой однажды в девять лет приставал противный дядька, как она поняла позднее — педофил. Ольга ушла в свою комнату, причём стук захлопнутой двери прозвучал чересчур вызывающе.
Прежде в банях Пётр никогда не бывал, но от кого-то слышал, что сейчас там каждый посетитель моется в отдельной кабинке. Может, где-то так и было, только не в том отделении, куда он попал. Вообще, едва он вошёл в общую раздевалку, так сразу пожалел, что явился сюда. В принципе, ещё можно было повернуться и уйти — мало ли что заплатил деньги и уже протянул билетик банщику в белом халате и пляжных тапках на босу ногу, никто ж насильно не заставит его раздеваться. Но Пётр отчего-то засмущался и. решил хотя бы кое-как наскоро вымыться.
Стеснялся он своей татуировки. Про неё, решив сходить в баню, он попросту забыла теперь вспомнил. Однако, оглядевшись, увидел, что с татуировкой он здесь не один. У одного пожилого мужчины на груди был орёл, у двух парней — наколки на правых предплечьях. Конечно, то, как изукрасил Петра художник Антон Шолохов, было несравнимо с ними, но все же он перестал чувствовать себя здесь чересчур особенным.
И все же в бане Петру не понравилось. Например, он не знал, что опытные люди, идя туда, берут с собой тапки. И шлёпать босыми ногами по мокрому половику, а потом в мыльном отделении вставать в грязную лужу было ему неприятно. Поэтому он не особенно размывался под душем и скоро выбрался назад, одеваться. Тут с ним снова заговорил кудрявый парень, с которым он уже общался в мыльном зале.
— Так ты компьютерщик! — сказал тот радостно, как старому знакомому, увидев, что Пётр достаёт свои трусы с майкой, завёрнутые в страницы газеты «Компьютер-подиум». — Юзер юзера издалека видит!
Когда они мылись под соседними душами, он попросил Петра:
— Слушай, друг, спину не потрёшь, а?
О том, что в бане мужчины трут друг другу спины, Петя только в какой-то книжке читал. Впрочем, в другом конце мыльной двое мужиков уже делали что-то похожее. Пётр взял из рук парня намыленную мочалку и усердно принялся за дело.
— Теперь, давай тебе потрём, — предложил кудрявый, когда Петя посчитал процедуру законченной.
— Спасибо, мне не надо, — стал было отказываться Пётр.
— Не смущайся, мыть спины всем надо, даже если у них знаменитая татуировка на теле. — И он начал несильно тереть спину, приговаривая при этом, как бы шутя:
— Ах, ты мой мягонький! Ах, какая на тебе красота! И кто ж тебе такую красоту сотворил? — Пётр был уверен, что, потерев друг другу спины, они расстанутся навсегда, но теперь кудрявый парень снова был рядом и даже сообщил, что его зовут Данилой.
— Толян! — крикнул он банщику. — Пивка сюда, орешков, все на двоих, по стандарту.
Верзила банщик тут же принёс им две банки пива с прохладной слезой на металле и по кульку жареного подсоленого миндаля.
— Братаня мой, — ласково проговорил Данила.
— Я вообще-то после бани ничего не пью, — смущаясь, стал отказываться Пётр — в кармане у него оставалась лишь мелочь.
— Так и я не пью! — радостно подхватил Данила. — Это мы по глотку, за знакомство. Моя фирма платит. Ты-то в какой Фирме воркаешь? Или ты студент?
— И то и другое, — подтвердил Пётр.
— Это правильно! Это я люблю! А татуировочку из какого салона вынес?
— Я не в салоне. Нам один художник сделал.
— Молодец! — и Данила хлопнул его по плечу. — Вес личное должно быть классным! Художника как зовут? Может, дашь адресок, я бы ему тоже заказал, а?
Ему — бизнес, мне — картинка.
— Он уехал, даже вроде бы умер.
— Да ну? В Париж, что ли? Все художники и скульпторы в Париж едут.
— Не знаю, Шемякин, например, — в Америке. Я читал, интервью недавно.
— Это он сейчас в Америке, а сначала тоже в Париж рванул.
Они допили пиво и собрались уходить.
— У тебя программы «нью-ворд» нет случайно дома?
— Случайно есть. — Пётр даже улыбнулся с гордостью, все-таки это была самая новейшая программа, и пока он был единственным её обладателем из всех своих знакомых.
Данила радостно потащил его к двери, на ходу бросив банщику сотенную.
— Ты чего молчал! А я с утра ищу, всех переспрашивал. Ещё когда тебе спину намыливал, подумал: крутой парень, у него точно «нью-ворд» есть. Ты её покупал или спиратил, а? Я тебе половину проплачу, ладушки?
— Она вообще-то нам задаром досталась, — признался Пётр, — её матери хороший знакомый поставил.
— Хороший знакомый — это как понять? Который её трахает? — Такой вопрос был Петру неприятен, и, когда он не отозвался, Данила это сразу почувствовал. — Да ладно, чего там, дело житейское. Сам подумай: какой мужик будет телке ставить задаром программу. Палку бросить — ещё туда-сюда. Ей сколько лет-то?
— Кому? — переспросил Пётр, хотя ему очень не хотелось продолжать этот разговор.
— «Кому-кому»! Сому! Мамочке твоей?
— Ну, сорок скоро.
— Самый возраст! Люблю сорокалетних трахать! Это они с криком «ура» делают! — Данила даже прнчмокнул. — Ты сам-то много телок перетрахал?
— У меня есть девушка, — угрюмо проговорил Пётр. Идти вместе с этим звероватым человеком ему расхотелось, но он не знал, как от него отвязаться.
— Ну и как? — заинтересованно спросил Данила.
— Что — как? — переспросил Пётр ещё более угрюмо.
— Позиций много попробовали? Или только оральный?
— Да пошёл ты! — Пётр даже остановился.
— Чего ты?! — удивился Данила. — Ну спросил. Спроси меня про меня, я тебе все скажу. Дай руку. — И он схватил Петю за руку. — Во, потрогай тут — видал?
Торчит. Все время стоит, как колонна на Дворцовой площади. Я тебе спину мылил, а сам думаю: засажу-ка я пареньку сейчас, хоть порадуем друг дружку. Жопка у тебя такая аппетитная. Тебе этот художник, который тату делал, что — разве не сказал?
— С какой стати? — Петру даже показалось, что у него уши покраснели от всех этих дурацких разговоров.
— Так они же всех, кого рисуют, трахают, художники эти.
— Не знаю, меня не трахали.
— Ладно, ладно, меня — тоже не трахали. А я перетрахал много! — Данила мечтательно прикрыл глаза. — Недавно лейтенантик один попался, пришёл к нам в бассейн — такой нежный… Слышишь, я у тебя программу спишу, пойдём к нам в бассейн!
— Нет, у меня дела, — ответил Пётр, радуясь, что они подошли к дому и разговор скоро закончится.
— Да, сорокалетние — это класс. А вот лолиток я не люблю, лолитки, хуже них только дырка в замке.
Как раз на этой фразе Пётр стал открывать дверь. Их встретила мама, и Пётр, перехватив взгляд Данилы, которым тот стал её разглядывать, неожиданно почувствовал ярость. «Скажет ещё гадость — врежу по морде!» — подумал он. Хотя Данила, похоже, — был не только выше его, но и намного сильнее.
«Нью-ворд» занимал двенадцать дискет. Хорошо, Пётр недавно купил новую коробку. Да и время на запись тоже ушло немалое.
— А мыльница у тебя есть? — неожиданно спросил Данила, когда работа подходила к концу.
— Какая мыльница? Тебе руки помыть?
— Да нет, я про фотоаппарат спросил, — засмеялся Данила, — а ты подумал про ту, в которой мыло? Мылом хорошо член намазывать, когда сухостой. Но ещё лучше вазелином. У меня в десятом классе прозвище было — Даня-Вазелин. Так есть фотоаппарат? — Зачем? — «Зачем-зачем»! Затем! Есть, спрашиваю?
— Ну, есть.
— Неси. И кадров пять плёнки. Много не надо. Хочу одну фотку сделать. Раз в бассейн со мной не идёшь, тут её сделаю.
— Какую фотку?
— Доставай аппарат, увидишь.
Чтобы скорей отвязаться, Пётр решил исполнить и эту просьбу. Последней аппарат брала мама, и он лежал где-то у неё. Но оставлять Данилу в комнате одного не хотелось. Ещё сопрёт что-нибудь! И Пётр повёл его за собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42