А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Вы что-то знаете? Ольга Васильевна, скажите мне, как мать матери, что случилось? Гоша не пришёл домой, Ольга Васильевна!
— Не пришёл? — удивилась Ольга. — А где же он?
— Я потому и звоню вам. Может, вы знаете, куда он мог отправиться? Уже три часа ночи, метро не ходит. Он всегда звонил, если после десяти задерживался! Я чувствую, я сердцем чувствую, что с Гошей случилось что-то страшное!
На том конце провода начались рыдания. Ольга попыталась успокоить несчастную мать:
— Ева! Может быть, у него элементарно нет денег ни на телефон, ни на такси и он идёт пешком. У меня самой так было недавно…
— Откуда у него деньги на такси! Мы бедные люди! Я купила ему телефонную карточку, он её всегда носит с собой в паспорте, ему же без паспорта никак нельзя…Что делать, Ольга Васильевна! Я боюсь звонить в морг — это же накликать беду! И в милицию тоже боюсь, вы же знаете, как там с нами разговаривают! Но что-то надо делать!
Гошиной матери, Еве Захарьянц, было чуть за сорок. Первую половину жизни она прожила в Армении, в Спитаке. Была доцентом в местном педвузе, обучала студентов методике преподавания русского языка в начальных классах. Потом, ещё при Горбачёве, там случилось землетрясение, которое разрушило весь город, полностью. Мужа, пролежавшего два дня под развалинами, вытащили живого, весёлого и бодрого. У него только была придавлена рука рухнувшей балкой. Через полтора часа он умер — тогда ещё не знали, что собственная застоявшаяся кровь может оказаться своего рода ядом.
Сама Ева вместе с Гошей за несколько минут перед землетрясением отправились искать кошку, которая ни с того ни с сего выскочила в окно и, как обезумевшая, помчалась по улице. Они громко звали кошку и вдруг услышали истошный собачий вой, который возник со всех сторон, и тут же прямо перед ними стали оседать и рушиться дома. Ева обхватила семилетнего Гошу, и они стояли посреди улицы, а кругом, вздымая кучи пыли, почти бесшумно расходились стены, проваливались крыши. Кошка к ним так и не вернулась, но они остались живы.
Похоронив мужа, Ева решила временно уехать в город своей юности — Ленинград.
Здесь она кончала Герценовский. Президент СССР Горбачёв обещал, что через два года у них в Спитаке будет новая квартира, а пока они как беженцы могли переехать в любой город Советского Союза, даже в Москву. Но скоро уже и Советского Союза не стало, и Горбачёв перестал быть президентом. Кое-что, конечно, в Спитаке построить успели, но не для неё с . сыном. И спросить стало не с кого. А в Ленинграде она жила по временной прописке в общежитии и работала дворником, вахтёром и уборщицей. Такая у неё получилась судьба.
— Ева! Прежде всего успокойтесь и подумайте, у кого Гоша мог быть вечером, — посоветовала Ольга.
— Я об этом хотела у вас спросить. Телефоны его одноклассников, с кем дружил…
Ольга зажгла настольную лампу, порылась в старом толстом блокноте и продиктовала несколько телефонов. Говорить сейчас про доллары было бессмысленно.
— Как объявится, пусть сразу позвонит. В любое время, Я вас очень прошу, — сказала она на прощание.
Стрелки будильника приближались к четырём часам ночи. Или утра — кто как считает. Для неё, например, началось утро. Надо было подготовиться курокам, постирать кое-что из одежды мальчишек и почитать новые материалы на нескольких биологических сайтах, без которых она теперь не представляла жизни. А уж потом, если она успеет со всем этим справиться, минут тридцать-сорок можно будет подремать перед побудкой мальчишек.
С АПОСТОЛАМИ НА ТЕЛАХ
В первый раз Гоша Захарьянц появился в школе три года назад. В середине сентября Ольга Васильевна вошла в класс и увидела парня «с лицом кавказской национальности». Парень сидел на столе, спиной к доске и двумя руками быстро-быстро подбрасывал в воздух теннисный мяч.
— Привет! — поздоровалась она энергично и весело с классом. — В темпе рассаживайтесь, я вам сегодня столько должна рассказать, что сама не представляю, как успею!
Все быстро заняли свои места, и лишь «лицо кавказской национальности» остался сидеть на столе спиной к ней. Только наивная, ни разу ещё не побывавшая в школе студентка может представить себя в роли учительницы, которая с увлечением излагает материал благоговейно внимающему классу. Уже первый час, скорее всего, потрясёт её и глубоко разочарует. «Урок — это минное поле, и сколько бы по нему учитель ни ходил, в любой миг его могут подстерегать неприятные неожиданности», — учат опытные педагоги.
В тот день неприятной неожиданностью был Гоша Захарьянц. И победить её могло только вдохновение. Или интуиция.
— Слушай, а ты здорово это делаешь! — проговорила Ольга Васильевна с искренним восхищением. — Как это у тебя получается? Мне бы так научиться!
— Тренироваться надо. — «Лицо кавказской национальности» продолжало сидеть к ней спиной как ни в чем не бывало.
— Так поучи, — попросила Ольга Васильевна. — Не думай, я способная, правда!
— Серьёзно, что ли?
— Конечно, серьёзно! Поучишь?
— Бакс за урок.
— Решено.
— Хороший заработок! — захихикали в классе.
— Ничего, искусство требует жертв.
— Ладно, — согласился Гоша и спустился со стола.
Естественно, её объяснения он не слушал. Или делал вид, что не слушает, как она потом обнаружила. Тетрадь у него, по крайней мере, была, правда, единственная на все предметы. Но когда Ольга Васильевна диктовала — всего несколько строк, он увлечённо гонял своей шариковой ручкой по столу муху, предварительно оторвав у неё крылья.
— Крылышки не выбрасывай, ладно, — попросила Ольга. — Мы их рассмотрим под микроскопом. Я как раз думала, где бы мне муху поймать.
— Берите, — великодушно согласился Гоша. Многое она на этом уроке, конечно, не успела, уже хорошо, что хоть кое-как справилась с новым учеником.
— А сколько сейчас бакс стоит, не знаете? — спросила она класс за минуту до звонка.
— Да ладно, я задаром буду учить, — сказал Гоша.
В перемену она не пошла в учительскую и пять минут старательно брала у Гоши уроки подбрасывания и ловли упругого бархатистого теннисного мячика. В сумочке у неё была конфета, и перед новым звонком она вручила её «лицу кавказской национальности».
— А вы и, правда, способная, — похвалил её Гоша.
— Это ты — хороший учитель.
Он так и не узнал, что много лет назад в институтские годы она занималась теннисом, и кое-какие Гошины фокусы умела делать сама.
— Пофигист какой-то, зачем вы его взяли?! — с возмущением допрашивала преподавательница географии директора школы. Тогда их директором был ещё Лёня Казанцев.
— Честно сказать? Когда-то учился с его отцом в Университете. И мать знал.
А тут встретил на улице — отец погиб в Спитаке во время землетрясения, мать мучается, плачет: мальчишку из-за прописки выгоняют из школ. Пожалел!
— Отличный парень! — вступилась неожиданно для самой себя Ольга, сразу поняв, о ком идёт речь. — Умница!
— Ну не знаю, — растерялась учительница географии. — Если в следующий раз сорвёт урок, я вас позову наводить порядок.
К концу дня Ольга сама отыскала Гошу — Крылышки-то хочешь посмотреть?
— А чего я в этих крылышках не видел, — ответил он как бы по инерции, но потом вдруг спросил:
— Микроскоп-то настоящий?
— Обижаешь! Конечно, настоящий.
— Ладно, пойдёмте, — великодушно согласился Гоша.
Так он первый раз оказался в её святая святых — в том закутке, который был отгорожен от кабинета естествознания и куда она допускала немногих.
— Хорошо бы их срисовать, да я не умею, — мечтательно проговорила Ольга, когда они оба нагляделись на десятикратно увеличенные мушиные крылья.
— Ну я могу, — предложил Гоша.
— Честно, можешь? — с восхищением удивилась Ольга.
— Чего там уметь-то. Карандаши и лист бумаги.
Следующие три часа Гоша, посапывая, трудился над рисунком, а Ольга Васильевна, купив в школьном буфете две порции винегрета и пирожки с мясом, заварила чай.
Из школы они вышли вместе и двинулись к автобусной остановке. Они проходили мимо милиционера, и тот неожиданно поманил Гошу пальцем.
— А вы, женщина, проходите мимо, — сказал он.
— Я вам не женщина, а педагог! А это — мой лучший ученик, и обижать его я не позволю никому.
В её словах было столько энергии, что милиционер смутился:
— А мы не обижаем. Положено — проверка документов, оружие, там, наркотики.
Ну, если лучший ученик, ладно, поверю. — Милиционер был пожилым. — У меня у самого сын отличник. У вас в школе.
— Как фамилия? — поинтересовалась Ольга.
— Никодимов. Олег Никодимов.
— Знаю, очень хороший мальчик, — сообщила Ольга уверенным тоном, хотя впервые слышала о таком ученике своей школы.
На прощание милиционер даже честь им отдал. У автобусной остановки она с Гошей распрощалась.
А на другой день Гоша Захарьянц встретил её у школы.
— Если надо нарисовать что, вы скажите, — предложил он. — И ещё, если кто вам мешать будет, тоже скажите, я его по стене размажу.
Скоро Гоша и в самом деле стал лучшим её учеником. Она приносила ему популярные журналы: «Знание-сила», «Наука и жизнь», «Природа», и он специально дожидался её, чтобы идти вместе из школы и обсуждать всевозможные биологические проблемы.
— Я не понимаю, если французы нашли эту Лики, ну, ту самую, которая древний предок, им что — лень сделать генетический анализ? Сразу бы стало ясно — настоящий она предок кроманьонца или нормальная тупиковая ветвь, — говорил он.
— Да, надо бы поискать в статьях, — соглашалась Ольга Васильевна, — вдруг они такой анализ проводили?
— Парень-то в вас влюбился! — пошутила та же учительница географии. — Утром у школы встречает, днём провожает. Смотрите — у него наверняка восточные страсти.
Несколько раз Гоша провожал её домой, они ужинали вместе с Павлушей и Петей. А потом оно как-то само собой получилось, что Пётр подружился с ним уже отдельно от неё. Пётр учился в школе, ближней к дому, но они где-то встречались в городе, куда-то вместе ходили. А потом обоих угораздило познакомиться с каким-то художником, по словам Пети, пожилым мужчиной. Какой творческий порыв овладел в то время художником, неизвестно, но только он превратил обоих мальчишек в настоящих папуасов — наколол им татуировки во всю грудь. Да и сюжеты этих наколок могли покоробить любого здравомыслящего человека — художник изобразил как бы иконы: у Гоши — апостола Фому, а у Пети — тоже апостола, только какого-то Нафанаила. Ольга о таких апостолах никогда прежде не слышала.
Честно говоря, она и в церкви-то бывала несколько раз в жизни, причём когда бы ни приходила, её оттуда сразу прогоняли озлобленные бабки за то, что она являлась то без платка, то в брюках. И лишь в последний раз на экскурсии при входе в монастырь выдали поверх брюк длинную цветастую юбку — как в некоторых музеях тапочки.
То, что художник небездарен, она поняла сразу, едва увидев изображения на обоих мальчишках. Но зачем он это сделал на человеческом теле?!
— Парни, что вы с собой натворили? Это же у вас на всю жизнь?! — спросила она брезгливо, потому что всегда считала татуировку чем-то низменным, пошлым. — Разве образованному человеку придёт в голову разрисовывать своё тело? Это занятие для уголовников. И потом, что за апостол такой — Нафанаил? Где вы его выкопали? Понимаю, был бы Андрей Первозванный. Он ведь тоже апостол? Или, в конце концов, Пётр.
— Ты, мама, живёшь в своём времени, — гордо заявил Петя. — Сегодня татуировка — это знак. Тату — символ современного свободного человека и нового времени.
— Или дикости, — продолжала настаивать Ольга.
— А Нафанаил — один из двенадцати апостолов, Ольга Васильевна, — стал объяснять более взрослый Гоша. — Его ещё звали Варфоломеем. Он проповедовал в Индии и у нас, в Армении. И потерпел мученическую смерть. Некоторые уверяют, что будто бы язычники с него сняли кожу. Но я в это не верю. В Армении такого быть не могло. Армения всегда была культурной страной.
Даже переехав в Петербург, Гоша оставался патриотом своей маленькой многострадальной родины.
Несколько недель мальчишки, будучи в компаниях, немедленно обнажались до пояса, заявляя, что в помещении им, видите ли, чересчур жарко. А потом постепенно, когда компании перестали изумляться художеству на их телах, мальчишки поумнели. Однако Ольга по-прежнему не могла без раздражения смотреть на этого самого неведомо откуда взявшегося апостола Нафанаила, которого художник изобразил на теле её сына.
МЯСО В «ШЕСТЁРКЕ»
По набережной Большой Невки в сторону Каменноостровского проспекта мчалась ничем не приметная «шестёрка». Водитель её, по всей видимости, надеялся с ходу, под зеленую стрелку, совершить левый поворот и въехать на мост. Мигая левыми поворотниками, он вилял между машинами, у самого перекрёстка обогнал грузовик, занял место впереди него, но тут же неожиданно напоролся на красный свет и резко затормозил. Так как тормозной путь грузовику был подрезан, случилось то, что и должно было произойти в такой ситуации. Прохожие услышали визг или даже, скорее, стон тормозов, а потом громкий чмокающий стук. Это грузовик, которому до окончания торможения не хватило полуметра, ударил «шестёрку», сминая её бампер и проламывая задние фонари.
Пожилой полноватый водитель грузовика первым обречённо вышел из машины. В таких случаях комиссия ГИБДД всегда считает виноватой сзади идущую машину.
Попробуй объясни про то, как тебя «подрезали». На это слышишь один ответ:
«Дистанцию надо держать». А тут ещё он полчаса назад сдуру решил подработать: увидел на тротуаре рядом с новеньким диваном мужика, делающего умоляющие знаки мчавшимся мимо автомобилям, и притормозил. Вдвоём с мужиком они подняли диван в кузов, мужик сел рядом в кабину. Из-за этого дивана пришлось делать немалый крюк. И уж в районе Каменноостровского проспекта и набережной Большой Невки грузовик никак не должен был оказаться, потому что ждали его в это время на Васильевском острове у проходной завода Севкабель. Теперь мужик продолжал греть своим задом сиденье в кабине, а водитель, ощущая тоску в душе, сделал шаг в сторону шестерочных «жигулей».
И тут случилось невообразимое. Хозяин «шестёрки» вместо того, чтобы наброситься с криками на водителя грузовика, поспешно выскочил из машины, перебежал на правую сторону, вытащил с пассажирского места за руку девочку лет десяти-двенадцати и, не расцепляя рук, они побежали к тротуару, а потом быстро-быстро скрылись во дворах между домами.
«К телефон-автомату, что ли, бросились звонить? — подумал водитель. — Надо хотя бы свидетелей записать, пока не разошлись».
Но в это время к его машине уже шёл, отчаянно свистя, молодой сержант, который регулировал движение на Каменно-островском проспекте у въезда на мост.
Место было напряжённым, и пробка на набережной образовалась мгновенно. По лицу милиционера водитель пытался понять, видел ли он, как «шестёрка» «подрезала» его грузовик и сразу резко остановилась.
— Документы! — коротко приказал сержант и спросил, с раздражением кивнув на «шестёрку»:
— А где этот, с дочкой? Куда они побежали?
И водитель понял, что сержант видел все, поэтому можно надеяться на справедливый протокол.
— Я свидетелей перепишу? — спросил он сержанта, и тот согласно кивнул.
Пока водитель уговаривал стоящую на тротуаре супружескую пару и остриженного наголо парня записаться в свидетели, подъехала машина ГИБДД. И теперь оставалось дождаться владельца «шестёрки», чтобы начать оформление протокола. Сзади уже напирал, нервно сигналя, поток автомобилей, милицейские нервничали, но владелец со своей дочкой не появлялся.
— Может, угонщик? — предположил старлей из группы ГИБДЦ.
— С ребёнком — какой угонщик, — ответил водитель. Он уже объяснил, как что было, и старлей явно был на его стороне.
— Тогда пьяный. Испугался, что на экспертизу повезём, и деру. А проветрится, вернётся к машине и станет качать права.
— Так они даже машину не заперли. Пьяный, он бы все равно машину не бросил.
— Не нравится мне это, — проговорил старлей. — Что там у них может быть в машине?..
Старший лейтенант вспомнил, как их стращали на утреннем инструктаже насчёт терактов и московский полковник дважды предупредил, что террористы опять замыслили серию взрывов и надо быть особенно бдительным к подозрительным машинам. Через час мимо по Каменностровскому проспекту проедет губернатор, за ним — представитель президента. Если, например, в багажник этой задолбанной «шестёрки» положить взрывчатку и поставить на радиоуправление, такой теракт можно устроить! И решил старший лейтенант в соответствии с утренним инструктажем вызвать бригаду сапёров со служебной собакой, ибо, как и сам говорил, за перебдеть, чем недобдеть.
Про водителя грузовика, который маялся поблизости, уже все забыли, и, когда он сунулся со своим вопросом:
— Так я поеду, ладно, а? Я же ничего не нарушил…
От него отмахнулись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42