Комиссар записал все, что она смогла вспомнить, а также её новый российский адрес, и взял расписку о немедленной явке во французское консульство в случае, если это будет необходимо для следствия.
— И успокойте своих русских родственников, тех, которых вы навещали сегодня: полиция вас ни в чем не подозревает. Эта история слишком страшна и загадочна, и я не ошибусь, если предположу, что нити её начинаются очень далеко от Франции…
Комиссар Пернье проводил их с мсье Анри до дверей. По дороге в гостиницу они совершили небольшую ознакомительную поездку по вечернему Парижу.
В отёле за конторкой дежурил тот же тонколицый юноша-араб.
— К вам заезжали, мадам. — И он протянул ей крохотную записку Бориса Лосева.
«Умница! Мы с тобой разминулись, я посетил комиссара сразу вслед за тобой.
Бедный Антон! Кому-то понадобилась не только его жизнь, но и тело! Я же прямо сейчас уезжаю заканчивать очередную книгу в свой деревенский дом. Позвоню оттуда».
Фразе о теле Антона Шолохова Агния не придала никакого значения. И если бы не телевизор, который светился за спиной тонколицего юноши-араба, она могла бы и не узнать об этой дополнительной мрачной подробности. По телевизору как раз шла новостная программа, и на экране с репортёрами разговаривал знакомый комиссар Пернье.
— Да, это правда, — говорил он. — Тело русского художника исчезло из морга при странных обстоятельствах. Но я вас уверяю, что полиция деятельно включилась в поиски, и оно будет Найдено в кратчайшее время. Может быть, уже сегодня ночью.
Тело Антона так с тех пор и продолжают искать.
Через два дня в российском посольстве Агнии торжественно вручили записки Екатерины Самариной, возраст которых перевалил за два с половиной столетия. Акт передачи снимали для кино и телевидения. Но самый главный оператор посчитал, что в это историческое мгновение несколько десятков престарелых дам и господ, носителей знаменитых фамилий, недостаточно интенсивно и радостно аплодируют. И он попросил повторить все торжественное действо. На этот раз собравшаяся публика аплодировала более активно.
В оставшиеся дни Агния во всю старалась использовать свой международный журналистский билет, который обеспечивал ей бесплатный вход в музеи мира. День она отдала Лувру, день — Музею современного искусства. А ещё были музеи Родена, Пикассо и прочее, прочее…
Когда Агния вернулась в Петербург, то обнаружила, что она, так сказать, нарасхват. Дело в том, что в кадрах о внезапной таинственной гибели великого художника, которые показали на всех телеэкранах мира, постоянно крупным планом давалось её испуганное лицо. Агнию, естественно, узнали, и в своём городе она сделалась своего рода достопримечательностью. Как-никак Антон Шолохов тоже ведь был петербуржцем. Несколько городских газет сразу заказали ей материалы о жизни и трагической смерти художника, о том, что она знала и видела, а также про то, о чем могла лишь догадываться. Одну из статей перепечатало центральное московское издание. А потом впервые в жизни у неё был личный вечер в Доме журналистов, где она пересказала все, что написала.
Но пока Агния ещё только собиралась улетать домой. То состояние праздничного ожидания, с которым она жила в первый вечер, как исчезло в момент кончины художника, так больше и не приходило. И все же свою программу посещений она выполнила. Навестила могилы родственников, про которых её двоюродная бабушка рассказывала когда-то им с братом почти шёпотом. Родственники лежали на русском кладбище, где была похоронена едва ли не вся русская эмиграция, поселившаяся после революции в Париже. Туда довольно долго пришлось ехать на электричке. Теперь, после книги Бориса Лосева «Погост XX века», кладбище стало у российских туристов модным местом. И едва она подошла к этому месту печали и упокоения, как подъехали сразу два автобуса с россиянами. Они слегка сбили сентиментальное состояние Агнии, но зато сослужили и пользу — Агния вернулась в Париж вместе с ними, Срок славы, если она не поддерживается постоянными усилиями, недолог. Через несколько недель событие на «Радио Франс» заслонили другие более страшные мировые драмы, и Агния снова превратилась в журналистку, имя которым в большом городе — легион…
И вот теперь, когда уже все кануло в прошлое, голос главной редакторши московского издательства прозвучал подобно колоколу её судьбы.
ТРИ НЕСЧАСТЬЯ ЗА ОДИН ДЕНЬ
— Надеюсь, ты меня-то не подозреваешь? — Алла догнала Ольгу Васильевну, когда та из учительской снова пошла на очередной урок, и остановила в коридоре у дверей класса, откуда звучал ровный голос учительницы, диктующей текст. С неё. слетел весь легкомысленный вид. Теперь она была похожа на испуганную пай-девочку.
— Да что ты, Аллочка! Кого тут можно подозревать! Я сама виновата, что так получилось!
— Оль, ты знаешь, у меня есть план. Надо оставить другую сумку, тоже с толстым пакетом, только туда положить не деньги, а сложенную газету с краской.
И спрятаться в шкафу. Вор полезет в сумку, потянется за газетой — и тут его можно хватать с поличным. В шкафу даже нашла дырочку, ага, чтоб подглядывать. У нас же шкаф старый, наверно, кто-то уже подглядывал. Ты согласна?
— Как-то не знаю… Кто этим займётся?
— Слушай, а про этого своего, как его, Степанянца, ты не подумала?
— Про Гошу Захарьянца? — переспросила Ольга и с уверенностью ответила:
— Нет. Кто угодно, только не он!
На педсовете все сидели с угрюмыми лицами — ведь, скорее всего, рядом с кем-то из них находился тот самый, что вытащил доллары. Отвратительное чувство!
— О том, что случилось, говорить много не буду, — сказал директор. — Я считаю, что это хищение не у Ольги Васильевны, а у самой гимназии, причём не только большой суммы денег, которые она добровольно пожертвовала на оборудование кабинета, но, что гораздо важнее, — доброго имени нашей гимназии.
— Директор, которого столько раз высмеивали за его банальность, невежество, на этот раз сказал именно те слова, которые роились в голове его. И, может быть, впервые его слушали с уважением. — Похитителю даётся шанс — до утра он ещё может вернуть деньги. Если деньги не будут возвращены, я буду вынужден обратиться в следственные органы.
— Надо, чтобы все прошли через детектор лжи! — выкрикнул кто-то.
— При чем тут детектор? — сердито проговорил преподаватель физкультуры. — Уж это совсем унизительно! Да и где вы его возьмёте?
В зале сразу началось шевеление, многие стали обсуждать, помог бы детектор или нет. Кто-то принялся рассказывать на эту тему американский анекдот.
— Шутки, уважаемые коллеги, неуместны, — навёл железной рукой порядок в рядах директор. — Ольга Васильевна, может быть, вы выскажетесь?
Ольга чувствовала себя как оплёванная. От всех остальных её словно отгораживал невидимый стеклянный колпак. Даже здесь, в актовом зале, с ней никто не сидел рядом. И главное, что теперь возникшую ситуацию она сгладить не в силах. Даже если немедленно принесёт другие пять тысяч. «А те, первые, где?»
— сразу спросят её. «Это они и есть, — ответит она. — Знаете, это мне просто показалось, что у меня их украли. А на самом деле они дома лежали». — «Так что ж ты, дура, наделала с нами со всеми! Растяпа несчастная!» Правда, есть ещё один выход — прийти утром раньше всех и подложить собственные доллары незаметно.
— Не надо Ольге Васильевне высказываться, у неё и так потрясение! — выкрикнул Лёня Казанцев.
Все-таки не промолчал их бывший директор, вступился, за что она ему сейчас была благодарна.
— В таком случае считаю педсовет закрытым. Прошу всех до завтра сор из гимназии не выносить. А утром будем действовать по обстоятельствам.
— Оль, я бы на твоём месте все-таки проверила этого Захарьянца, — в первый раз Аллочка правильно назвала фамилию Гоши.
Они возвращались в учительскую.
— Хорошо, проверю, — согласилась Ольга Васильевна. Она была готова сейчас согласиться с чем угодно, лишь бы от неё отстали.
— Мама, тебе два раза звонил Михаил Ильич. — Павлик, заслышав её шаги по лестнице, открыл дверь, не дожидаясь звонка. — Очень просил позвонить. Сказал, в любое время.
После педсовета Ольга поехала в институт ставить очередной опыт. Но для опыта требовался жидкий кислород. А кислород, запасы которого кончились ещё на прошлой неделе, так и не привезли. Времени, потраченного на дорогу, было жалко, и Ольга решила собрать хотя бы новую установку. Однако и тут выяснилось, что нет подходящих по размеру изогнутых стеклянных трубок, которые они совсем недавно заказывали стеклодуву, и вроде бы только что их была целая куча. Так и пришлось идти к остановке автобуса, ничего путного не сделав.
Усталая от невезучести, Ольга едва доплелась до дома. И Мишин звонок был первой приятной новостью, которая случилась в этот день.
Вот за кого ей надо было выйти двадцать лет назад замуж! Самое нелепое, что ведь она сначала и познакомилась с Мишей. И он привёл её на день рождения к Геннадию. А там с Михаилом начала кокетничать Наташа Дмитренко, вроде бы девушка именинника. И когда все решили выйти ненадолго на улицу, просто так — прогуляться, Оля пошла рядом с Геннадием, чтобы именинник не чувствовал себя брошенным. Наташа же, подхватив Мишу, увела его куда-то в сторону.
Так в результате и получилось, что ей достался пустоватый Гена, а взбалмошной Наташке Дмитренко — Миша. Хотя поначалу именно Гена ходил в удачниках. Его отец был партийным начальником и определил сына на престижное место. А суперхимика Мишу из-за анкеты не брали ни в один почтовый ящик, хотя он получил красный диплом. Он устроился лаборантом и несколько лет получал крохотную зарплату. Был даже смешной момент, когда он защищал диссертацию.
— Вы только учтите, — сказал ему тогдашний заведующий лабораторией, — что после защиты вам придётся уволиться. Другого места у меня для вас нет, а держать лаборантом кандидата наук я не имею морального права.
К счастью, Мишу перетащил к себе другой завлаб, и там у него начался быстрый рост. Да к тому же и времена пришли другие.
Миша рассказывал об этом своём восхождении на очередном собственном дне рождения. Оля тогда только кончила кормить Павлика и первый раз вышла в люди.
Все та же взбалмошная Наташка зачем-то пошла танцевать с Геннадием, ну а Миша пригласил её. И они разговорились — он о своей работе, она о своей, и долго стояли, переминаясь под музыку и полуобняв друг друга.
Какая-то искра, конечно, между ними тогда проскочила. Вроде бы разговаривали только о работе, однако что-то ещё случилось, и Ольга часто вспоминала тот вечер. Но потом Ольга увидела угрюмое лицо Геннадия и побыстрее села с ним рядом.
А несколько лет назад Миша оказался почти в том же положении, в каком последнее время жила она. Наташка Дмитренко, закончив бухгалтерские курсы и поработав для практики в небольшой конторе, устроилась в шикарную иностранную фирму, где надо было обязательно знать язык. С английским у неё было все в порядке, она там быстро прижилась и даже сумела окрутить американца, который был лет на десять моложе её. На его деньги она открыла ресторан под названием «Анна Каренина», потом купила половину этажа на Невском и сделала там гостиницу. Теперь она роскошная бизнес-дама, встречает Рождество на Канарах, а бедный Миша — полузабытый эпизод в её яркой жизни…
Ольга взяла телефонную трубку и закрылась в своей комнате. В последние месяцы она чувствовала неловкость, разговаривая подолгу с Мишей по телефону при сыновьях. Миша отозвался сразу и мгновенно её узнал.
— Оля! — Вместо привычной радости, которая звучала всегда в его голосе, Ольга неожиданно почувствовала тревогу. — Как хорошо, что вы звоните! Я вам тоже звонил. Несколько раз.
— Миша, что-нибудь случилось? Суббота отменяется?
В ближайшую субботу они должны были пойти вместе в Дом учёных. Но видимо произошло что-нибудь неожиданное.
— Суббота? — переспросил Миша с недоумением. — Какая суббота? — Все понятно. Он помнил наизусть безумной длины химические формулы своих соединений и никогда не знал, какое сегодня число. Но только она собралась ему напомнить, что у них намечено на субботу, как Михаил её перебил:
— Ах, суббота? Простите, Олечка, конечно, не отменяется. — Он несколько мгновений помолчал, а потом спросил уже совсем с другой интонацией:
— Олечка, скажите, вы ничего не получали от Генки? Никаких сведений?
— Никаких. А что я должна от него получить? Опять какую-нибудь гадость?
— Оля, боюсь, что я вам сообщу печальную новость… — Миша замолчал, видимо, подбирал слова.
— Что у него ещё там случилось?! — нетерпеливо проговорила Ольга.
— Вы не знаете предыстории. — Он снова помолчал. — Теперь это уже не тайна… Гена уехал в Германию…
— Я догадывалась.
— Он уехал по моим документам, Олечка. Понимаете, по еврейской эмиграции.
Как будто бы он — это я. Мне как раз тогда пришёл вызов, но я передумал ехать, а ему надо было спасаться. Вот мы и решили…
— О чем-то таком я догадывалась…
— Ну вот. А вчера Наталья получила извещение. Ей сообщают о кончине мужа, то есть меня. Точнее — как будто меня, а на самом деле — Геннадия, хотя по документам — меня. Такие дела. Вы поняли меня, Олечка?
Ольга на одну секунду почувствовала то, что в старинных романах описывалось затасканными словами: сердце у неё остановилось. Но эта секунда прошла, и она решилась уточнить:
— То есть вы хотите сказать?..
— Да, Олечка, да, — мягко подтвердил Миша.
— Какой ужас, Миша!
— Предлагают оформить визу, чтобы участвовать в захоронении.
Ольга, которая уже несколько месяцев была уверена, что с этим замужеством у неё все покончено, тихо заплакала. Каким бы Геннадий ни был в последние годы, все-таки какую-то часть жизни они прожили вместе и не так уж плохо! А теперь эта жизнь уходила насовсем.
— Олечка, я знаю, это всегда страшно и больно — терять близкого человека, — справившись с необходимостью сообщить печальную новость, Миша заговорил свободнее. — Мы с вами сейчас лучше ничего обсуждать не будем, вы отдохните, чуть-чуть придите в себя, а я вам через полтора часа снова позвоню. Можно?
Кому-то все-таки туда надо поехать. Вот мы и решим…
Позвонил Миша не через полтора часа, а через два с половиной.
— Простите, Олечка, я целый час проговорил с Натальей. Все по поводу Гены.
— Он говорил о Геннадии как о живом. — Тут такая возникла нелепость. Дело в том, что ни вы, ни я не имеем никаких юридических прав на его… тело. Он ведь там жил по моим документам… Представляете, какой бы возник нонсенс, если бы там объявился я! Так сказать, явился за собственным телом. Наверняка бы угодил в немецкую тюрьму.
— Я поняла, Миша. Вы решили, что поехать должна юридическая вдова, то есть Наташа.
— Именно так, Олечка, как это ни глупо, точнее, издевательски звучит.
Только она одна и может туда поехать. К Геннадию. К тому же у неё там какое-то отделение её фирмы.
— Что ж, пусть она его сюда и везёт.
— Оля, подождите! Тут ещё такой дурацкий момент. Как я понял, вы считаете, что Гену надо доставить сюда…
— Ну а куда же ещё… У него тут родители… — ей все ещё было трудно выговорить это слово, — похоронены.
— Олечка! Я, слава Богу, это знаю. Только ведь тут живу я! А хоронить Геннадия здесь по моим документам… сами понимаете!
— Господи, Миша, что же тогда делать? Я совсем запуталась.
— Похоронить надо там — это единственный вариант. На русском кладбище. У них там наверняка уже есть русское православное кладбище. Хотя он вроде бы некрещёный?
— Да какое это теперь имеет значение, Миша! Пусть Наташа едет и делает все, что сочтёт нужным. Разве теперь это имеет значение!
— Хорошо, Олечка… Я же его спасал, когда отправил по своим документам, а как все нелепо повернулось!..
Своим парням Ольга ничего не сказала. Они успели поужинать без неё, разбрелись по комнатам, и она съела, не разбирая вкуса, прямо из кастрюли что-то холодное, быстро приняла душ и попыталась уснуть. Ей показалось, что она едва задремала, когда услышала, что надрывается телефон. Первая её мысль была о Геннадии: ничего с ним не случилось, просто он придумал ещё одну дурацкую шутку, и сейчас она услышит его сатанинский хохот по телефону. Но голос был женским, с явным кавказским акцентом.
— Ольга Васильевна! Ольга Васильевна! Это я, Ева Захарьянц, мама Гоши! Вы спите?
«Так! Спектакль продолжается», — уныло подумала Ольга и, с трудом скрывая раздражение, проговорила:
— Теперь не сплю.
— Ольга Васильевна! Гоша к вам сегодня в школу приходил?
Ещё не хватало, чтобы он и на самом деле взял доллары!
— Приходил, но я его не видела.
— Он именно к вам собирался.
— Да, мне сказали, что он меня спрашивал, но почему-то не дождался.
— Он хотел с вами о курсовой посоветоваться, а потом в университет.
— Ева, простите меня за этот вопрос, — решилась Ольга, но, когда вы пришли домой, вы ничего необычного не заметили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42