Спешить к повозке Фукукана было незачем, так же как незачем было разыскивать бездыханный труп нан-га, погибшего одним из первых от Огненного Волшебства, и потому Эврих потратил некоторое время на юношу-хамбаса. Извлек из его тела кусок весело посверкивающей бронзы и, залив рану архой, подождал, пока Кари зашьет ее специальным образом обработанными овечьими кишками, извлеченными из его замечательной сумки. У самого арранта это, естественно, получилось бы лучше, но свет начал предательски меркнуть в его глазах.— Это хорошо, — сказал Эврих, потому что, невзирая на охватившее его безразличие ко всему на свете, ему не хотелось видеть мертвую Нитэки, а до повозки Фукукана оставалось, по словам Атэнаань, совсем недалеко.— Веди меня дальше, — приказал он Кари, когда она закончила зашивать рану юноши, и, уцепившись за стремя коня, в седле которого обмякла потерявшая сознание Атэнаань, доковылял до хрипящего от нестерпимой боли мальчишки. Почему тот не умер от ожогов, было совершенно непонятно, и, возлагая на него руки, аррант успел подумать, что парню, который так цепляется за жизнь, просто грех не помочь.Проваливаясь в небытие, он почувствовал: дыхание мальчишки стало ровнее. Хотел улыбнуться, но мысль о Тилорновом «маяке» и родичах Астамера отравили ему удовольствие, которое он рассчитывал получить от смерти.— Хотела бы я посмотреть на человека, который отважится выпить этот отвар! — проворчала Кари, одной рукой снимая котелок с огня, а другой зажимая нос— Зеленовато-бурая жидкость отчетливо пахла тухлыми яйцами и вкус ее, по-видимому, соответствовал запаху и неприглядному виду. — Жузаль предупредила, что, если мы не прекратим варить всякую дрянь, она выгонит нас из шатра. Она уже жаловалась Барикэ, и полутысячник…Девушка покосилась на арранта и умолкла. Сидевший скрестив ноги на циновке Эврих уставился пустыми глазами в огонь, забыв о каменной ступке и пестике в своих руках. Он не видел ничего вокруг, не слышал обращенных к нему слов и, по мнению Кари, врачевать в нынешнем своем состоянии должен был не «беспощадных», а самого себя. Вот только недуг его был не из тех, которые можно излечить настоями и отварами… Девушка горестно поджала губы, морща нос, отставила котелок — остывать — и занялась процеживанием настойки мумкайги, купленной утром среди прочих зелий на рынке Матибу-Тагала.Она уже не, пыталась тормошить Эвриха, когда видела этот остекленевший, бессмысленный взгляд. Хвала Великому Духу, к арранту вернулись силы и зрение! Со временем пройдут и эти, пугавшие ее поначалу приступы, делавшие его похожим на статую, олицетворявшую безразличие ко всему на свете. Ой-е! Она сама испытывала порой что-то подобное: руки опускались, ноги подкашивались, перед глазами проплывали горящие повозки, изувеченные бронзовыми «куколками» За-чахара тела хамбасов, истекающие кровью раненые, которых «беспощадные» добивали, дабы избавить от лишних мучений. Она старалась не вспоминать учиненную «стражами Врат» бойню и чувствовала невольную вину перед Эврихом за то, что ей это удается легче, чем ему. Ведь если вдуматься, он, сумев спасти несколько жизней, должен был мучиться меньше. Опять же и сознание потерял, так и не увидев завершения резни и торжества победителей…Кари поежилась, в который раз подумав, что им с Эврихом удивительно повезло. Да-да, повезло! Сколь ни кощунственно это звучит, но если бы «беспощадные» собственными глазами не увидели результатов работы лекаря-улигэрчи и. его помощника, не сидели бы они сейчас в одном из принадлежащих полутысячнику Барикэ шатров, а демонстрировали свои стати на невольничьем рынке. Или… Однако думать о том, что могло бы произойти с ними и, по воле Богов Покровителей, не произошло, не имело смысла. Благодарить Великого Духа за заботу тоже преждевременно: лекарь и его ученик — хороший товар, и обращались с ними лучше, чем с другими рабами, но кто знает, что ждет их завтра, через день-два, когда «беспощадным» придет пора возвращаться к Вратам?Услышав шорох и увидев входящего в шатер Хунгана, девушка едва не выронила из рук глиняную флягу: на лице посыльного полутысячника было ясно написано, что приведшее его сюда дело не терпит отлагательств и не имеет ничего общего с несварением желудка, чирьями или тяжелым похмельем какого-нибудь воина. Похоже, судьба уже протянула к ней с Эврихом свою костистую лапу и вот-вот ухватит за шкирку, дабы перебросить из огня да в полымя.— Просыпайся, лекарь! Ведено вести тебя во дворец. Нынче либо взлетишь в седло удачи, либо голову потеряешь! — Хунган нетерпеливо тряхнул Эвриха за плечо, и тот, качнувшись, едва не упал лицом в костер.— Что это с ним? Никак травок своих нажрался? — Посыльный еще раз тряхнул арранта и, каменея лицом, повернулся к Кари.— Тс-с! Погоди, он беседует с Великим Духом! — Оставив свои горшки и сулеи, девушка шагнула вперед, словно намереваясь защитить не подающего признаков жизни лекаря, — Он не слышит тебя! Но если дело срочное, я напою его базильяром…— Тьфу ты, пропасть! Нашел время с богами разговаривать! Давай пои его чем хочешь, лишь бы на ноги встал, иначе нам всем голов не сносить! Барикэ уже расхвалил его перед Хурманчаком, а во дворце ждать не любят!— Сказал о нем Хурманчаку? — ужаснулась Кари. — Зачем Эврих мог понадобиться Хозяину Степи?— Затем, что тот лекарей и знахарей со всего Ма-тибу-Тагала и его окрестностей собрал, дабы своего отравленного советника излечить. А толку от них — как вшей с карася! — ответствовал Хунган, наблюдая за тем, как девушка, поднеся к губам арранта глиняную бутылочку, пытается влить ему в рот целебное зелье. — А может, занедужил твой лекарь? Может, нельзя его во дворец?По тому, как подозрительно прищурился посланник Барикэ, Кари догадалась, что тот слегка побаивается золотоволосого арранта и с большим удовольствием снес бы ему голову мечом, чем тащил во дворец. Уж очень не похож был чужеземный лекарь на местных знахарей, да и молодость его не внушала доверия. Одно дело воинские немочи врачевать, другое — советника самого Хозяина Степи пользовать. Хурманчак-то, ежели что, припомнит, кто пред его светлые очи чужака диковинного приволок, не только с Барикэ, а и с Хунгана стро-о-го спросит.— Наделен мой господин замечательным даром. Полумертвого с помощью Великого Духа исцелить способен. А ты что же, камлания колдунов наших тоже с недугом путаешь? — поинтересовалась Кари безразличным тоном, чтобы посланник не заметил ее испуга. Подумать только, Эвриху предстоит врачевать советника Хурманчака, помочь которому оказались неспособны лучшие лекари Матибу-Тагала! Аррант, бывало, творил чудеса у нее на глазах, но случались у него и неудачи. А тут, коли не заладится что, пощады не жди — не вернется больше в шатер Барикэ…Эврих уронил зажатый в кулаке пестик и глаза его обрели осмысленное выражение. Взгляд скользнул с лица Кари на Хунгана, и он, невесело усмехнувшись" спросил хриплым, будто со сна, голосом:— Случилось что? Барикэ тебя за мной прислал или опять рыбья кость у кого-то из воителей в глотке застряла?— Во дворец тебя требуют. Собирай свои снадобья, да поживее! И так сколько времени даром потеряли, буркнул посланник и, убедившись, что аррант усвоил услышанное, поспешил прочь из шатра, процедив напоследок сквозь зубы: — У входа тебя подожду. Вонь развели — спасу нет! Таким смрадом только мертвецов . оживлять! Не понимаю, как Барикэ дозволяет тебе свой шатер загаживать?..— Кабы он сам в нем жил, так, верно, не позволил бы, — пробормотал ему вслед Эврих и, не поднимаясь с места, ласково погладил Кари по ноге.Даже сквозь грубую ткань висящих мешком штанов девушка ощутила тепло его ладони. Затаила дыхание, сожалея, что на ней так много всего одето, а времени у них совсем нет. Неужели он может пойти и не вернуться? И ничем не помочь! Плачь, кричи — все бесполезно! Не остановишь, не защитишь, не предложишь отдать жизнь свою за него — некому предложить…— Ты запомнила все, что я говорил тебе о Тилорне? Если я вдруг не вернусь, во что бы то ни стало доберись до Врат. Найди в Верхнем мире купцов из Аррантиады. Любой из тех, о ком я упоминал, с радостью тебе поможет. ..— Не трать времени попусту! Я все помню. Пенал твой надежно спрятан, и я передам его этому… Тилор-ну. — Кари впилась губами в Эвриховы губы, прижалась к нему, чувствуя, как твердеют груди и разгорается в низу живота Неистовое пламя желания. — О Великий Дух, как же ты несправедлив! Я… Пожалуйста, возвращайся! Эврих…— Это из-за того самого советника Хурманчака? — Отстранившись от девушки, аррант шагнул к низкому столику, размышляя над тем, какие снадобья надобно взять с собой во дворец. Купленные у здешних травников коренья, семена и настои, на которые не пожалел денег Барикэ, отпускавший их на базар в сопровождении остроглазых воинов, были, разумеется, не лучшего качества. Многие растения Эврих никогда прежде не использовал, а о других вообще слышал впервые, однако выбирать особенно не из чего, и спасибо Тилорну, кое-что он в состоянии сделать гольми руками.— Хунган не назвал имени, но и без того ясно, что тебя зовут к Имаэро. Раз о нем весь город говорит, то…— Если мне посчастливится, его недуг сослужит нам добрую службу. Во всяком случае, я рад, что полутысячник сдержал слово и не упомянул о тебе.— Так это, значит, ты его надоумил!.. — Девушка оторопело уставилась на арранта, набивавшего переметную суму склянками и горшочками с мазями. — Ты сам сказал ему, что можешь излечить Имаэро?— По-моему, стоило рискнуть. Ну, как любят говорить твои соплеменники: «Ишалли тэки ай!»Забавно было видеть выпученные глаза «бдительных» и «вечно бодрствующих», наев и лекарей, толпящихся вокруг ложа Имаэро. Недоумение, ужас, ярость и гнев поочередно изобразившиеся на их лицах, доставили Эвриху ни с чём не сравнимое удовольствие и живо напомнили школярские времена. Чувство нависшей над ним смертельной опасности отступило, и он подумал, что, даже если после всего сказанного им кто-нибудь из уттаров раскроит ему череп ловким ударом меча, это будет не худшим выходом из создавшегося положения. Лучшим, по крайней мере, нежели рабство у безмозглого ная или скудоумного тысячника.— Ах ты, гаденыш!.. — выдавил из себя морщинистый, криворотый военачальник, которого заждались, уж верно, в своих Небесных чертогах Боги Покровители, и шагнул к арранту, намереваясь свернуть ему шею костистыми, исчерченными вздувшимися венами руками.— Ублюдок заморский! Червь навозный! Смрадная грязь! Да как ты только вымолвить решился!.. — Оэ всех сторон к арранту потянулись жилистые руки, скрюченные от ненависти пальцы, свистнул покинувший ножны клинок. Опять просчитался, как тогда с сегва-нами, не ко времени вспомнил Эврих, но тут откуда-то слева раздался резкий и глубокий, колокольной чистоты голос: «Не сметь!» .И тотчас люди, окружавшие широким полукольцом ложе, на котором покоился похожий на труп советник, замерли, притихли, подались назад, разом утратив пыл и всю свою значимость.— Ты можешь его спасти? — Появившийся из-за ширмы мужчина был невысок ростом и, несмотря на золоченый нагрудник и свободные желто-оранжевые одеяния, выглядел не слишком-то внушительно, однако Эврих сразу сообразил, что видит перед собой легендарного Хозяина Степи.— Могу, — уверенно ответил аррант, хотя никаких оснований для подобного утверждения у него не было. Имаэро, очевидно, пытались отравить, но хитроумный советник, ожидая чего-то подобного, принимал в небольших количествах наиболее распространенные яды и, до известной степени, приучил свой организм бороться с ними. Лекари Матибу-Тагала поддерживали чуть теплящийся в нем огонек жизни, но раздуть его то ли не умели, то ли не слишком стремились. Одни боялись уморить близкого сподвижника Хурманчака и поплатиться за это собственной жизнью, другие, преуспевшие в дворцовых интригах, опасались, что, излечив Имаэро, заслужат, одновременно с признательностью Хозяина Степи, вечную ненависть отравителей. А поскольку ненависть, увы, чувство неизмеримо более сильное, чем благодарность, нетрудно было понять, что особого рвения они проявлять не собирались.В отличие от них, Эврих готов был рискнуть и взяться за лечение советника, надеясь возместить недостаток знаний передачей Имаэро собственной жизненной энергии, в чем он, с легкой руки Тилорна и под давлением обстоятельств, весьма поднаторел за время путешествия по Вечной Степи. На сей раз, правда, намерения его не были бескорыстными, и, заявив об этом в самой оскорбительной форме, он сознательно вызвал гнев наев и чиновников — торговаться имело смысл только с самим Хурманчаком, ибо тот, судя по слухам, больше всех был заинтересован в воскрешении своего самого доверенного советника. К тому же и цену за его жизнь мог предложить самую высокую.— Если ты в самом деле способен излечить Имаэро, тебе следует сделать это немедленно! — произнес Хур-манчак голосом, не терпящим возражений.— Пока я слышал только о том, что должен, и ни слова о награде за труды, — холодно заметил Эврих, поражаясь собственной наглости.— Мерзавец! Тебе выпала честь услужить Хозяину Степи и ты еще выкобениваешься?! — прошипел кто-то из «вечно бодрствующих».— Раб! Наглый раб заговорил о награде! Сломать ему хребет! — поддержал чиновника кто-то из наев.«Не хотят, ох не хотят они видеть Имаэро живым и здоровым!» — подумал Эврих, выжидательно поглядывая на кучку лекарей, стоящих чуть в стороне от богато разодетых придворных. Лекари, слава Создателю, помалкивали, а их-то в данный момент следовало опасаться больше всего.— Кто ты такой, чтобы ставить условия? — спросил Хурманчак, не повышая голоса. Он знал, что никто не посмеет говорить одновременно с ним и вопрос его прозвучит в подобающей тишине. — Твоя жизнь принадлежит мне — стоит ли торговаться?— Жизнь каждого в Вечной Степи принадлежит Энеруги Хурманчаку. Но далеко не каждый ее обитатель может принести Хозяину Степи такую же пользу, как я.— Ой-е! Какой наглец! — восхищенно воскликнул молчавший до сей поры Барикэ. — И ведь искренне верит, что умелые руки спасут бойкий язык!— До сих пор они успешно спасали не только мой язык, но и чужие жизни. Я не ставлю условий, а спрашиваю лишь о вознаграждении за работу. За мой нелегкий труд, от которого я могу на время ослепнуть или попросту умереть.— Ты и так умрешь. Я не торгуюсь с рабами. Отведите его на Кровавое поле и убейте, — величественно изрек Хозяин Степи, и Эврих ощутил, как лопнуло что-то у него в груди, словно туго натяиутая струна оборвалась. Ну вот и все. Доигрался. Пора на свидание со Всеблагим Отцом Созидателем.— Если Хозяин Степи не считает возможным торговаться с рабом, то, быть может, это будет позволено сделать мне? — выступил вперед плечистый степняк с усмешливым лицом и холодно поблескивающими глазами. — Ради жизни друга я готов торговаться хоть с Кутихорьгом, не говоря уже о лекаре из Аррантиады, рассказами о котором полнится степь.«Слава Создателю, хоть один разумный человек в стаде идиотов нашелся!» — мысленно возликовал Эврих, видя, как переглядываются придворные и ходят желваки на щеках сиятельного Хурманчака.— Торгуйся! — бросил Хозяин Степи, устремляя взор в высокое сводчатое окно и давая тем самым понять, как омерзительно ему не то что участвовать, а даже присутствовать при разговоре доблестного ная с каким-то рабом-чужеземцем.— Энкай, Энкай… — зашептались придворные, и по тому, как произносили они имя усмешливого — кто с ненавистью и отвращением, кто с уважением и надеждой, — аррант понял: дело наконец-то пошло на лад. Этот изображать из себя оскорбленную добродетель не станет.— Уважаемому арранту известно: если Имаэро умрет — его ждет смерть, — неторопливо начал Энкай. — Если он откажется лечить Имаэро, произойдет то же самое. Но я слышал, удивительный лекарь-улигэрчи не берет платы с бедных кочевников. Зачем же ему торговаться сейчас? Почему он отказывается спасти советника Хозяина Степи? Собственная жизнь — самое большое вознаграждение, которое он может потребовать за свой труд, — не так ли?— Не так. Ценность человеческой жизни зависит от того, в каком положении он в тот или иной момент находится. Иначе хамбасы не пытались бы прорваться к Вратам и Фукукан не задумываясь поцеловал стремя Хурманчака, — сказал Эврих, отдавая дань уважения погибшему на. его глазах нангу, который, вопреки рассказам Тайтэки, оказался в высшей степени достойным человеком. — Не так, иначе бы уважаемый Энкай не рисковал вызвать гнев Хозяина Степи, торгуясь с рабом за жизнь Имаэро!— Ой-е! Ты правильно ставишь вопрос, говоря не о себе, а о том, чего стоит жизнь Имаэро, — согласился Энкай, и аррант мельком подумал, что ежели Хурман-чак еще не усвоил преподанный ему усмешливым наем урок, то он либо непроходимо туп, либо обладает истинно женским упрямством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49