Отрубать надо голову, не руку.— Тебе виднее. Хотя, сдается мне, не сумеешь ты добраться ни до того, ни до другого. Впрочем, месть — прекрасный предлог, чтобы поступить на службу к Хур-манчаку. Не так ли?— Так. Расскажи мне, как это делается? — Бата-ру хотелось встряхнуть своего бывшего товарища. Даже ударить. Шингал не верил ему, презирал его, а сам способен был только наливаться винищем и ныть, подобно немощной бабе. Если все враги Хурманчака ведут себя сходным образом, опасаться Хозяину Степи нечего. Но он, Батар, не такой.— Изволь, я расскажу тебе, — произнес Шингал и, устремив невидящий взгляд поверх головы юноши, поведал о том, как поступить на службу к Энеруги Хур-манчаку.Невыносимо шумные, смуглотелые степнячки раздумали уходить из его башни и, вместо того чтобы оставить Эвриха в покое, с утомительным кудахтаньем принялись ухаживать за ним. Страшный ливень сделал невозможным путешествие по Вечной Степи, и женщины расположились в зале со всеми удобствами, как будто намеревались провести здесь всю зиму. Исправно поддерживая огонь в неком подобии очага, они постоянно что-то варили на нем, потчуя арранта попеременно то неведомыми ему отварами, не вызывавшими у него ни малейшего доверия, то бульоном из прогорклого, мерзко пахнущего мяса. Напрасно он умолял их оставить его в покое — методы самоисцеления, которым обучил его Тилорн, требовали полного сосредоточения, но как можно сосредоточиться на чем-либо, если эти хорошенькие бестии, развесив у огня одежду, бродят по залу полуголые и трясут перед ним упругими грудями, словно он уже и не мужчина, а полутруп, на который не стоит обращать ни малейшего внимания?Собравшись с силами, Эврих раз за разом пытался втолковать бесстыжим девицам, что они напрасно тратят на него время и силы и лучше бы им идти своей дорогой. Как бы не так! Обаятельные дурищи восторгались его мужеством перед лицом злого недуга, причем говорили о нем так, будто аррант тут вовсе не присутствует, и вновь начинали хлопотать вокруг него, подпихивая едва ли не в центр костра. А ежели пытался он уползти или откатиться в сторону от обжигающего кожу пламени, какая-нибудь мерзавка, обычно кругло-глазая, чуть более светлая, чем две другие, кажется Алиар, укладывалась так, чтобы перегородить ему путь к бегству. Тело ее жгло не хуже огня, и не было от всей этой шайки доброхоток, всей этой суеты и сплошного издевательства над недужным никакого спасения, кроме как нырнуть в сонный омут, однако и там его преследовали соблазнительные видения обнаженных женских тел, от которых решительно некуда было деться.Если быть честным перед самим собой, присутствие степнячек было не таким уж и невыносимым, однако даже в бреду Эвриха не покидала мысль о том, что ему и одному-то вряд ли удастся дойти до затерянных где-то в необозримых просторах Вечной Степи Врат в Верхний мир, а уж проделать этот путь в компании трех женщин и крохотной девчушки, настырно пихавшей ему в рот, чуть только он открывал глаза, ломтик облизанного мяса, будет и вовсе невозможно. Три симпатичные девицы — слишком лакомый кус, и предсказать, к чему приведет встреча их с первой же группой кочевников, не трудно: красоток тут же растащат по постелям, а его, вместе с другими рабами, отправят пасти скот или собирать аргал.Одинокий мужчина, особенно с такой отталкивающей внешностью, какой обзавелся он за время пребывания в китовом чреве, да еще выдающий себя за целителя, вряд ли заинтересует кочевников, но если этого урода будут сопровождать три молодые женщины, то даже ему не избежать ба-аль-ших неприятностей. Эти девицы будут ему страшной обузой, камнем на шее утопающего, который, вне всякого сомнения, утянет его на дно. Мысль была подленькая — Эврих это прекрасно сознавал, — но очень даже здравая, и потому он в моменты просветления горячо молил богов, чтобы те избавили его от забот о степнячках и подвигли , их немедленно двинуться в дорогу; Ибо, ежели они поставят его на ноги, совесть не позволит ему бросить их, и тогда напрасно Тилорн будет дожидаться своего «маяка»…Молитвы арранта на этот раз услышаны не были. Дождь за стенами старой башни лил не переставая, и женщины без крайней необходимости нос на улицу старались не высовывать. О том, чтобы путешествовать в такую погоду по Вечной Степи, к тому же без лошадей, нечего было и думать, и беглянки понемногу смирились с вынужденным заточением, утешая себя тем, что по случаю ненастья погоня за ними скорее всего выслана не будет и хоть в етом им чуточку повезло.Неведомо, вопреки ли, благодаря ли стараниям женщин, но дня через два к Эвриху стали возвращаться силы, и, обогретый и накормленный, он, рассудив, что совместного путешествия не миновать, начал обдумывать, каким образом сделать его наиболее безопасным или, лучше сказать, наименее рискованным. И кое-какие здравые мысли уже забрезжили в его голове, когда он с изумлением обнаружил исчезновение Кари. Сначала аррант не придал ее отсутствию особого значения, но, сообразив, что девчонка отсутствовала всю ночь, не на шутку встревожился. Тайтэки с Алиар, судя по всему, знали, куда запропастилась их товарка, однако отвечать на вопросы почему-то не торопились. Представив, что Кари лежит в сотне шагов от башни со сломанной на скользких утесах ногой, Эврих, кляня все на свете, уже собрался было двинуться на поиски худышки-глазасти-ка, тем более что и дождь после полудня начал стихать, и тут-то она и заявилась: насквозь промокшая, сияющая и самодовольная, как начищенный песком и золой медный котел.— Удалось? С добычей вернулась?.. — накинулись на нее с расспросами женщины, и аррант понял — девчонка-то, оказывается, не заблудилась и не за ракушками, водорослями съедобными, рыбой или травами ходила, а отправлялась промыслить что-то более существенное.Догадку эту Кари тут же и подтвердила, громогласно заявив:— Привела пять лошадей! Пошли, поможете снять с них кое-какое добро, а то меня уже ноги не держат. —. Поглядела на Эвриха и задумчиво добавила: — К тому же еще и руки отваливаются… А ты, я вижу, пришел наконец в себя? Не зря, значит, я тебе гостинец везла, поживешь еще на этом свете.О каком гостинце идет речь, аррант понял только после того, как мешки и свертки были перетащены в башню и Кари торжественно извлекла из грубой холстины отдаленно похожий на лютню музыкальный инструмент и, под одобрительные восклицания Тайтэки, Алиар и Нитэки, сунула ему в руки с весьма многозначительным видом.— Как эта штука называется и что я должен с ней делать? — поинтересовался. Эврих, осматривая потертый, видавший виды инструмент. Осторожно тронул провисшие струны, сделанные, похоже, из сухожилий какого-то зверя.— Это дибула. Хура достать не удалось, но на дибулах улигэрчи тоже играют. В бреду ты бормотал какие-то улигэры на чужом языке, и мы решили, что ты не только лекарь, но и певец. А певец должен петь. У тебя нет лечебных амулетов, трав, кореньев, высушенных лягушачьих лапок и змеиных шкурок, значит, исцелять страждущих ты не можешь. Но и бродячим улигэрчи всегда найдется место у костра степняков, и если ты научишься играть на дибуле, то не пропадешь по дороге к своим Вратам.— Ага, — сказал Эврих, тронутый заботой девущ-ки. Помнится, он просил оставить его в покое, ссылаясь на то, что сам является лекарем. Однако женщинам кажется, что врачеватель из него получится никудышный, и они желают, чтобы он освоил ремесло певца. Шутить изволят! Певец из него такой же, как сапожник, и если он бормотал какие-то стихи, засевшие в голове со времен учебы в блистательном Силио-не, это еще не значит… Погодите-ка, а что она сказала про Врата?..— Я что же, и про Врата в Верхний мир болтал?— Болтал-болтал! — утешила его Алиар. — Ты много чего болтал, но все на чужом языке. А как начали мы тебе вопросы задавать, стал очень даже понятно на них отвечать. Потому-то мы тебя с башни и не скинули. Идущий к Вратам не может быть плохим человеком.— Ага, — расстроенно повторил Эврих, не зная, печалиться ему или радоваться по поводу того, что женщины эти успели узнать о нем так много.— Ты не агакай, а играй давай! — решительно потребовала Нитэки, дергая арранта за полу плаща, полученного им от Тайтэки и являвшегося на данный момент единственным его одеянием.— Попозже сыграю, — необдуманно пообещал Эврих. — Ты лучше попроси Кари рассказать, где она добыла коней и все остальные богатства.От мешков и от дибулы явственно пахло рыбой, что, естественно, наводило на мысль о рыбачьем поселке, который удалось разыскать девушке. Догадка эта подI твердилась, едва только Кари, выдав каждому из присутствующих по вяленой рыбине, не без самодовольства начала повествование о своем походе, увенчавшемся столь блестящим успехом.Эврих подозревал, что у бывшей жены кунса, равно как и у супруги нанга кокуров, были припрятаны какие-нибудь украшения, но почему жители рыбачьего поселка попросту не отобрали их у наряженной пареньком девицы, а взяли на себя труд снабдить ее всем необходимым, он так и не понял. По словам Кари, не были они ни слишком запуганными, ни слишком богобоязненными, и оставалось предположить самую удивительную и противоестественную вещь: повстречались девушке порядочные люди, не позарившиеся на чужое добро, — вот и весь сказ. Поверить в подобную удачу было нелегко, на беду свою, Эврих уже начал привыкать, что жизнь постоянно сводит его с негодяями и корыстолюбами, хотя, с другой стороны, не зря же говорят: даже Нижний мир не без добрых людей — должны, значит, ; и они изредка попадаться.— Никто, стало быть, не признал в тебе женщину? — допытывалась Алиар, принимавшая, как выяснилось, деятельное участие в переодевании Кари и заслуженно гордившаяся тем, что надоумила ее перед входом в селение подвести брови смешанной с жиром сажей, наметить пробивающиеся усики и натереть соком полынника щеки, кожа которых была слишком гладкой и нежной для юноши.— Не признал, — подтвердила Кари. — Была я там недолго, никто особенно и не всматривался.— Ага! — сказал Эврих в третий раз за весьма непродолжительное время, чего, вообще-то говоря, за ним не водилось. После рассказа Кари мысли его по поводу того, как избежать неприятностей, путешествуя по Вечной Степи, обрели более или менее четкую форму и он решил, что настала пора поделиться ими с оживленно обсуждавшими первую крупную удачу женщинами.— Скажите, почтеннейшие, не задумывались ли вы над тем, что поиски ваши майганов продлятся ровно столько, сколько успеете вы проскакать до встречи с первым племенем или отрядом кочевников? Чифлахи, криули, фасты и прочие дружественные некогда майганам, хамбасам и кокурам племена переживают ныне трудные времена, и не исключено, что среди них идет такая же грызня, как та, из-за которой вы решились покинуть берега Бэругур. Ежели это так, встреча с ними не сулит вам ничего хорошего, но даже если каким-то чудом удалось им сберечь добрососедские отношения между собой, не сочтут ли они трех очаровательных женщин своей законной добычей? Добычей, посланной им самим Великим Духом в знак… Э-э-э… Ну, в знак чего, они быстро придумают .— Риска не избежать, — нехотя ответила Тайтэ-ки. — До недавнего времени в северной части Вечной Степи чтили Богов Покровителей и дарованные ими законы. Гость, кем бы он ни был, считался священным — за причиненную ему обиду Великий Дух строго наказывал. Встреченных в степи путников принято было приветствовать как братьев. Мир, однако, меняется на глазах, да и раньше кое-кто считал, что была бы кобыла, а хозяин сыщется…— Вот-вот! За морем в таких случаях говорят: была бы каша, а едоки сбегутся.— Что ж, если сбегутся едоки, им придется испробовать наших с Кари стрел. Некоторой защитой нам послужит память о моем отце, высоко чтимом в этих краях. Да и выбора у нас нет Остается надеяться на покровительство Великого Духа!— И на то, что честь еще не стала для Сынов Вечной Степи пустым звуком! — вмешалась Кари. ,— Боюсь, что стала. И если принять в расчет, как неладно сложились ваши жизни, на Великого Духа тоже уповать особенно не стоит, — вкрадчиво начал Эврих. — Но раз уж рыбаки не признали в Кари женщину, то, возможно, несколько изменив обличье, вы сумеете избежать слишком пристального внимания со стороны мужчин. В заморских краях это посчитали бы, пожалуй, даже богоугодным поступком, ибо красота ваша может ввести в искушение кого угодно.— Правда? — Тайтэки обворожительно улыбнулась на щеках ее появились такие славные ямочки, что Эврих поспешно отвел глаза. На лицах Кари и Алиар тоже расцвели улыбки, и, в очередной раз убедившись, что льстить женщинам не только полезно, но и приятно, аррант продолжал развивать свою мысль:— Помимо дружественных племен, в степи, как вы сами говорили, рыщут разъезды Энеруги Хурманчака. Если на пути им встретятся три красавицы — участь несчастных женщин предрешена. Но ежели вместо них увидят доблестные воины тощего чумазого паренька, — он покосился на вспыхнувшую от негодования Кари, — старуху с девочкой, пораженную огневкой служанку из Фухэя и лысого старика-лекаря, то вряд ли прельстятся жизнями и добром столь убогих странников. Лошадей, я надеюсь, тебе не слишком роскошных продали?— Дрянь лошади! — честно призналась девушка. — Откуда у рыбаков другим взяться?— Вот и отлично Лошади нас не выдадут, и, если повезет, глаз на них никто не положит, — обрадовался Эврих, чувствуя, что первый после его недомогания разговор с женщинами удается на славу. — Остается разукрасить и переодеть вас так, чтобы мать родная не узнала. Это несложно, главное, чтобы вы себя поведением своим не выдали…— Ой-е! А с чего это ты решил, что мы тебя с собой возьмем? — перебила арранта Кари. — Лошадь я тебе достала, это верно, но в обществе мы твоем не нуждаемся. Мне на мужчину, будь он хоть трижды праведник, к Вратам идущий, до смерти смотреть тошно! И присутствие твое я здесь до сих пор терплю только потому, что жизнью тебе обязана. Вот и давай считать, что лошадью и припасами, мы с тобой расплатимся и в разные стороны разъедемся.Раскрыв рот, Эврих несколько мгновений безмолвно взирал на наглую соплячку, а потом захохотал так, что внутри у него начало что-то екать и подрагивать, вот-вот душа с телом простится.— Тайтэки, мы что, до умопомрачения этого чужака залечили? Над чем он смеется? Он, может быть, считает, что благодеяние нам оказывает, напрашиваясь с нами ехать? Совсем у бедного мозги ветром выдуло .. — Кари глядела на Эвриха с таким состраданием, что тот, уже было успокоившись и взяв себя в руки, вновь закатился, загоготал, размазывая кулаками слезы по обросшим золотистой щетиной, впалым, расцвеченным безобразными пятнами щекам. «Глупо будет от смеха умереть, а ведь так-то и загнуться недолго. Погибну из-за глупой девчонки. Обидно!» — думал он и хохотал, хохотал,хохотал ..Женщины, глядя на него, хмурились все больше и больше. Потом Алиар неожиданно коротко хихикнула, прикрывая ладошкой рот. Неодобрительно покачала головой, поджав губы, но те, помимо воли, уже разъезжались в широкой до неприличия улыбке. Она попыталась спрятать лицо в ладонях и, не удержавшись, залилась глубоким горловым смехом, от которого преобразилось всегда спокойное лицо ее, засветилось, чудно похорошев. И, глядя на нее, заулыбалась и начала смеяться ничего не понимающая Нитэки. За ней Тайтэки, и вот уже зашлась истерическим взвизгивающим хохотом Кари. Хохоча, она думала о том, что непременно надобно ударить этого негодяя чем-нибудь тяжелым, но дотянуться могла только до сухой и толстой горбуши, а бить человека горбушей, пусть даже и твердой, как бревно, казалось ей почему-то совершенно невозможным…Смеялись дружно и долго. А под конец обессиленная Тайтэки сказала арранту, что в самом деле лучше будет ему ехать разыскивать свои Врата отдельно от них. Почему они так решили, Эврих спрашивать не стал. И без того понятно: натерпелись от мужчин. Не стал он и спорить, а вместо этого, желая угодить приставучей Нитэки, требовавшей сыграть и спеть ей обещанный улигэр, весь вечер терзал дибулу, бормоча под нос читанные когда-то в блистательном Силионе стихи о Вратах. Он уже вполне пришел в себя и чувствовал, что завтра утром готов пуститься в путь. Однако это еще не означало, что за вечер он освоит новый, невиданный дотоле музыкальный инструмент, — приходилось ему, в том же самом незабвенном Силионе, бренчать на лютне и дудеть на флейте, но Боги Небесной Горы, пальцы на руках и на ногах — это совсем не одно и то же! Не говоря уже о том, что только наглец мог надеяться, будто удастся ему этим же вечером перевести с благородного аррантского на варварский язык степняков стихотворение богоравного Эскилара.Но маленькая девочка ждала и доверчиво заглядывала арранту в глаза, время от времени пытаясь подкормить его обжаренным на огне рыбьим, пузырем, который считала величайшим лакомством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49