Последние два оказались наиболее точными.
Она всегда хорошо стреляла. С тех самых пор, как отец (он тоже служил в полиции) вложил ей в руки пистолет. Тогда Рози только исполнилось семь.
Он помогал ей держать оружие.
И тогда ей каким-то образом удалось попасть.
Но Рози всегда не нравилось стрелять в присутствии зрителей. От этого она нервничала. Когда слишком много приходилось думать о смотревших на нее людях, а не о стрельбе, то это плохо сказывалось на меткости. Обернувшись, Рози посмотрела на дюжину окружавших ее индейцев (сиу, шайены и воины из еще двух племен, названий которых она не помнила) и сказала:
— Не забудьте. Вы не стреляете в самых больших монстров на этом свете, просто делаете то, что должны делать.
— Хорошо, а теперь иди ко мне, — Холден пригнулся. «Защитник» оставался в ножнах.
Двадцатилетний темноволосый сиу бросился на него, держа в правой руке нож в ножнах.
Холден сделал шаг в сторону и подставил пареньку ногу. Индеец опрокинулся, а Холден скрутил ему правое запястье и приставил «Защитника» к горлу:
— Ирвинг, помнишь, что я тебе говорил? Не подражай низкопробным киношкам.
— Да, сэр, — парень кивнул.
Билл Раннингдир передернул затвор автомата «Хеклер и Кох».
— Главное, — говорил он дюжине индейцев, стоявших полукругом перед ним, — не опустошать весь магазин с каждым нажимом на спуск. Я отнюдь не собираюсь показывать вам, как не надо вести огонь. Вам нужна аккуратная, контролируемая стрельба очередями. С этим оружием она достигается легко, потому что на автомате есть переключатель управления огнем. Так можно производить только одиночные выстрелы, правильно — стрелять очередями, хоть длинными, хоть короткими, все зависит от опыта и желания стрелка. Можно выпустить очередь из определенного числа пуль. Далеко не на всех моделях есть подобное приспособление. Сейчас оно настроено на стрельбу по три патрона. Наденьте наушники, пожалуйста.
Раннингдир сделал короткую очередь, пробив дыру в груди самодельной человекоподобной фигуры.
Холден и Смит стояли, окруженные тридцатью с лишним индейскими добровольцами, представлявшими несколько племен.
— Было время, — говорил Смит, — когда каждый индейский мальчик вырастал, зная, как бороться. И несомненно, что став взрослыми людьми, мы все знаем, как сражаться. Но что происходит в особо опасных ситуациях, джентльмены? Об этом и пойдет речь. Смотрите.
— Прошу заметить, — сказал подходящий к нему Дэвид Холден, — что этот пистолет не заряжен. В реальной жизни вам вряд ли так повезет. — Он несколько раз вынул и вставил пустую обойму, затем, опустив пистолет на уровень пояса, остановился перед Смитом. Тот поднял руки. Холден улыбнулся, тихо произнеся: — Не сломай мне запястья.
Смит шагнул в сторону, выбивая у него пистолет ударом левой руки, Холден отскочил в сторону, чтобы избежать удара коленом в пах и правой рукой в горло.
— Ну, джентльмены, — произнес Смит, — кто еще вызовется попробовать?
Около половины осторожно подняли руки.
— Ну, бросайся на меня изо всех сил, — сказал Лютер Стил стоявшему напротив индейцу. Тот устремился вперед. Стил уклонился и сымитировал удар, остановив локоть перед самым его носом, а потом, сделав шаг назад, сказал добровольцу: — Спасибо. Конечно, нас учили технике рукопашного боя в ФБР, — индеец сел на одеяло рядом с остальными. — Но убийственным приемам нас не учили. К сожалению, время изменилось. Этой штуке меня обучил джентльмен по имени Рокки Сэдлер. По возрасту он годится мне в отцы, а некоторым из вас в деды. Но всех нас, вместе или порознь, он запросто свалил бы.
— Дело не в силе, — продолжал Стил, — хотя она, конечно, далеко не помешает и Рокки весьма силен для человека любого возраста. Но знание нужных приемов — важней, чем сила. Как нам всем известно, локоть — самая твердая часть человеческого тела, а нанося удары самыми твердыми частями нашего тела в самые мягкие части тела противника, мы причиним ему наибольший ущерб. Так что запомните: берите самый твердый предмет, с которым только можно маневрировать, а если деретесь голыми руками, используйте самые твердые части собственного тела — например, верхнюю часть лба, надо только знать технику — и атакуйте самые мягкие, уязвимые места противника. Нос представляет собой исключение. Нам кажется, что кость переносицы — твердая. Она действительно твердая, но это не значит, что ее нельзя трогать. Здесь твердость сработает на нас. Если перебить нос, как надо, можно сломать решетчатую кость. Эта кость находится рядом с мозгом и, когда ломается, легко входит в него, вызывая мгновенную смерть. Так что, владея техникой, вы, независимо от собственной силы, способны убить противника, который гораздо мощнее вас.
Лютеру Стилу было противно учить людей убивать. Это противоречило его естеству: ведь на протяжении почти всей взрослой жизни он занимался лишь тем, что старался восстановить законность наименее насильственным способом.
— Помните, — произнес он, понижая голос, — у нас нет возможности захватывать и содержать пленных. Один «ударник», убитый в день нашего рейда, — это один человек, который не будет больше преследовать нас, врываться в чужие жилища, угрожать безоружным женщинам и детям или участвовать в новом бою. Так, к несчастью, обстоят дела. Мы можем утешиться лишь тем, что не мы начали войну. И это должно придать нам сил. Так что помните — твердое к мягкому. Кто вызовется добровольцем?
Руки поднялись…
Они легли в постель, свернулись калачиком, обнялись и сразу заснули.
Ей хотелось большего.
Когда они скакали обратно к хижине у Траппер Спрингс, она смотрела на Дэвида.
Ему не совсем привычно было сидеть на лошади, но конь подчинялся ему.
Она тоже подчинялась ему. Надо, наконец, сказать обо всем.
Быть может, этой ночью.
Глава двадцатая
Раздев Эмму, Керни увидел на ее спине новые рубцы.
Он чувствовал жалость, но знал, что за ним следят.
— Ты и хочешь лечь со мной, милый, и не хочешь.
— Ты такая красивая, — Керни не совсем понял ее слова.
— Ты ведь любишь ее, свою девушку, правда?
Линда Эффингем. Он закрыл глаза, но вновь их быстро открыл.
— Да, но ты помогаешь мне справиться с этим чувством, — он лгал.
От секса с другой женщиной утрата Линды становилась еще острее.
— Мы можем помочь друг другу, — помолчав, произнес Керни.
В ее голубых глазах появилось подобие улыбки. Он прикоснулся губами к губам Эммы. Она прижалась к нему. Соски ее были твердыми и горячими.
Прикасаясь к ней, целуя, обнимая, Керни все время сознавал, что Монтенегро и Борзой следят за ним. Борзой представлял собой тип, с которым ему часто приходилось иметь дело в работе: очень компетентный, ровный до безликости и, если необходимо, совершенно бесстрастный. Даже при других обстоятельствах, Керни не мог бы с ним подружиться. Но, по крайней мере, у этого человека были некоторые достоинства, хотя и сомнительные.
Монтенегро же выглядел совершенным подонком, подобранным на какой-то свалке.
Именно Монтенегро бил Эмму ремнем. Несомненно, именно ему пришла в голову мысль убить Линду. Именно Монтенегро сейчас улыбался, а, возможно, и онанировал, глядя на мониторы.
И у Джеффри Керни оставался лишь один выбор: устроить ему хорошее шоу.
— Иди ко мне, — сказал он девушке, затем подвел ее к постели, посадил на простыню и стал снимать брюки.
Глава двадцать первая
В последние шесть ночей они трижды занимались любовью, но она так ничего и не сказала Дэвиду.
Индейцы хорошо усваивали то, чему их учили. Ведь большая их часть была уже знакома с огнестрельным оружием, по крайней мере, охотничьим, а природными атлетами были почти все.
Более старшие, которые не могли выдержать максимальной физической нагрузки, составили отряд, призванный сразу ворваться в форт, когда (в случае удачного поворота событий) оттуда выскочит поезд с Дэвидом и всеми остальными.
Самые младшие, которые лучше всего проявили себя на интенсивных тренировках, должны были залечь под фальшивым полом вагонов. Этот пол как раз сейчас и делали столяры. Сама же Роуз сегодня тренировалась с тремя дюжинами индианок, которые должны были помогать в атаке на противовоздушные установки.
Все они старались, и недостаток опыта быстро преодолевался благодаря энтузиазму.
Рози казалось, что возможно именно из-за работы с женщинами она так и не сказала Дэвиду о ребенке.
Что если тогда он даст ей то же задание, что и Биллу Раннингдиру — участвовать в штурме бункеров с зенитками? Это, по крайней мере, безопасней. Если что-то пойдет не так, все равно останется шанс спастись.
А что если он вообще не даст ей сражаться.
Мысль о том, что мужчина ей что-то разрешает или чего-то не разрешает, выглядела для нее после смерти отца совершенно непривычной.
Конечно, она проработала с полицейскими — мужчинами всю свою взрослую жизнь, многим приходилось подчиняться по службе, но каждого всегда можно было попросить не лезть в ее дела.
Однако в случае с Дэвидом ей искренне хотелось делать так, как хочет он.
Чувство было одновременно и приятным, и пугающим.
Но что бы он ни сказал, она будет рядом с ним на этом поезде.
Рози ощутила, что Лилли смотрит на нее, и опустила чашечку кофе на стол:
— Что тебя беспокоит? — спросила Лилли.
— Не понимаю.
Индианка улыбнулась и перешла на шепот, хотя никого из мужчин в хижине было: они по-прежнему тренировались в пещере, а Уиздом кормил лошадей на конюшне. Роуз подумала, что ей тоже надо было бы остаться в пещере.
— Ты ждешь ребенка от профессора Холдена, правда?
Роуз была рада, что чашка кофе стояла на столе. Иначе он весь расплескался бы.
— Откуда ты знаешь? — помолчав, спросила она.
— По глазам. Мужчина не узнает этого, но женщина может. Срок у тебя еще небольшой.
— Небольшой, но, — Роуз покачала головой, — если Дэвид узнает, он…
— Даст тебе более безопасную работу? Что в этом плохого?
— Все!
— Нет. Что плохого в заботе о жизни нерожденного ребенка? Если что-то случится…
— Если Дэвид умрет, умру и я. Здесь все ясно, — ответила Роуз. Она старалась поменьше курить, заботясь о ребенке. Но это будет лишь третья сигарета за день, а день был на исходе и ей хотелось плакать, а руки ее дрожали.
Роуз затянулась.
— Думаю, он знает, как ты любишь его.
Роуз закусила нижнюю губу, затянулась, кивнула и, пожав плечами, ответила:
— Да.
— Значит, ты боишься сказать ему о ребенке лишь потому, чтобы он не отстранил тебя от операции? Правильно.
— Да, — Роуз кивнула. — Что дальше?
— Ты думаешь, он хочет ребенка?
Роуз много думала об этом, и каждый раз, какой бы извилистый путь ни проделывала ее мысль, приходила к одному выводу: Дэвид хотел ребенка.
— Да, — ее голос походил на звук надтреснутой пластинки.
— Тогда ты думаешь, что он рассердится на тебя за эту неожиданную весть, весть, которая наполнит новым смыслом и надеждой его жизнь, и поэтому молчишь?
— Я — не эгоистичная, я…
— В эгоизме нет ничего плохого, Рози. Только подумай, какой трепет охватит тебя, когда он обнимет тебя и начнет беспрестанно расспрашивать о ребенке, о твоем самочувствии! Твое ощущение невозможно будет передать словами. Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда носила Уиздома? Ведь мой муж был конченый алкоголик. А Мэтью тогда я еще не повстречала. Ты же счастлива. Ты нашла мужчину своей мечты. Скажи ему все. Если он прикажет тебе не идти в бой, тогда можешь спорить с ним, переживать. Но не разрушай себя сейчас.
Роуз подошла к ней, обняла и положила голову на плечо:
— Спасибо, — она услышала, как позади открылась дверь и раздались стон ветра и мужские голоса.
Один из них был голосом Дэвида…
В спальне, куда их поселили, обычно спал Уиздом. Но постель была широкой и куда более уютной, чем одеяла и надувной матрас, на которых они спали в полевом лагере.
Дэвид Холден заметно беспокоился. Митч Даймонд еще три дня назад должен был выйти на связь по рации, но этого до сих пор не произошло.
Но что здесь можно поделать? Оставалось лишь вновь пытаться выйти на связь в назначенное время и надеяться на лучшее.
Рози лежала в объятиях Холдена.
В спальне было несколько прохладно. За окном дул сильный, холодный ветер. Но им было тепло на фланелевых простынях, под одеялами и пледом.
Рози вплотную прижала к нему свое обнаженное тело.
В их ласках проступала нечто, о чем он упорно старался не думать: отчаяние.
Лови момент, переживи его, насладись им, вкуси его. Ведь он, возможно, последний.
Ее руки прикоснулись к Холдену. Он поцеловал ее левый сосок. — Я хочу немного побыть сверху, — сказала Рози.
Дэвид перекатился на спину, Рози села на него, поглаживая пальцами волосы на его груди.
Затем ее правая рука резко опустилась ниже, и он внезапно вошел в нее.
— Дэвид?
Тело Рози раскачивалось, как цветок на ветру. Он приподнялся на локтях, беря ее за грудь. Она наклонилась. Холден крепко поцеловал ее.
— Дэвид?
Он опустился на спину, тяжело дыша, ощущая влажную теплоту ее лона.
— Что?
— У меня ребенок, наш ребенок.
— Что? — Дэвид вышел из нее.
Рози по-прежнему сидела на нем, раздвинув ноги. Ее пальцы гладили его лицо:
— Я — беременна. Мы — беременны, Дэвид.
— Уф… — ему столько хотелось сказать ей, подумать о стольких вещах, но вместо этого он перевалил ее на спину и вошел в нее сверху, сказав: — Я люблю тебя, Рози.
— Ты…
— Счастлив? — губы Холдена прижались к ее губам. Тело Рози стало двигаться еще быстрее. — Да, я счастлив… Я так хочу этого ребенка, — сказал он.
Холден понимал, что это когда-нибудь произойдет, но не знал, что ему нужно сказать в этом случае.
Не знал, что он ощутит.
Ему хотелось Рози, хотелось ребенка. Холден приподнял ее спину, а Роуз обхватила его бедрами.
Ее тело трепетало. Его тоже.
Наконец он медленно опустился в ее объятия и прикоснулся к ее губам своими. Ощутив ладонями теплый живот Рози, он поцеловал ее крепче.
Глава двадцать вторая
— Нет, черт побери!
— Почему?
Холден взял у Рози сигарету, зажигалку и, затянувшись, сказал:
— Потому что тебя могут ранить и даже убить. И ребенка тоже! Вот почему! И на кой черт тебе сигареты, раз ты беременна? — он затянулся и выпустил дым.
— Я иду, Дэвид Холден! Я люблю тебя. Жду твоего ребенка. Ежедневно молю Бога, чтобы мы поженились. Но я иду с тобой, Дэвид.
— Ты ведь можешь…
— Что? Если я не буду с тобой, я все равно умру, черт побери. Подумай об этом. Лишь на одну жалкую минуту подумай об этом! Прошу тебя! Я хочу быть с тобой.
Горло Холдена перехватило. Руки его дрожали. Он затянулся, но не мог втянуть в легкие достаточно дыма и потушил сигарету:
— Ты, уф… я… я люблю тебя и если ты умрешь или…
— Дэвид. Прошу тебя, — она потянулась к нему обеими руками.
Слезы стояли у нее на глазах.
Холден пристально посмотрел на Рози. На ней не было ничего (даже трусиков), кроме черной футболки.
— Если ты умрешь, — он сел на постель, — то что мне останется делать… — Холден отвернулся.
— Дэвид? Если один из нас умрет, я имею в виду, я. — она упала перед ним на колени, обнимая и целуя его бедра. — Просто обними меня, прошу тебя.
Он привлек ее голову к себе и обнял.
Она поцеловала его в живот. Руки по-прежнему сжимали его бедра.
Если он потеряет Рози, он потеряет все.
«Нельзя дважды потерять все и выжить», — сказал себе Холден.
Он посмотрел на нее, поцеловал ее душистые волосы и зарылся в них лицом.
Она была его возлюбленной. Была женой, словно их обвенчала тысяча священников. Но она, к тому же, была его другом:
— Ты не можешь…
— Почему? Разве это и не моя борьба, Дэвид? Прошу тебя, скажи мне, что делать?
Он хотел, как и прежде, сказать, что ей нельзя идти.
Любимая. Жена. Друг.
Дэвид Холден поднял Роуз Шеперд себе на колени и обнял ее за шею. Она засунула голову ему под мышку и подобрала ноги, почти касаясь коленями подбородка:
— Скажи мне, что делать, Дэвид?
Дэвид Холден качал ее в объятиях.
Он ощутил, что слезы стоят и в его глазах, пытался втянуть их обратно, но не смог. Дал им пролиться, обнял ее покрепче и ощутил, как дрожит ее тело рядом с ним. Когда ты рождаешься, тебе надо давать учебник, говорить тебе, что делать, как реагировать, что говорить. И внезапно Холден понял, что Он обо всем позаботился. Учебником была его совесть, и ее правилам он следовал своим сердцем.
Холден крепко обнял ее, одолел слезы и попытался произнести как можно более ровным голосом:
— Мы будем вместе. Все время. Если это случится, то случится с нами обоими. А если нет, значит, мы выберемся вместе. Но не могу потерять тебя. И ребенка тоже.
Рози всхлипнула, прижимаясь своим лицом к его лицу. Когда она вытянула губы, целуя Дэвида в щеки, на них был солоноватый привкус слез.
— Что в этом будет хорошего, Дэвид?
«Она права», — понял Холден.
Ни в чем ничего хорошего.
Он обнял ее и закрыл глаза.
Перед ним лежали Элизабет, Дэйв, Мэг и маленькая Айрин. Его прекрасная семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Она всегда хорошо стреляла. С тех самых пор, как отец (он тоже служил в полиции) вложил ей в руки пистолет. Тогда Рози только исполнилось семь.
Он помогал ей держать оружие.
И тогда ей каким-то образом удалось попасть.
Но Рози всегда не нравилось стрелять в присутствии зрителей. От этого она нервничала. Когда слишком много приходилось думать о смотревших на нее людях, а не о стрельбе, то это плохо сказывалось на меткости. Обернувшись, Рози посмотрела на дюжину окружавших ее индейцев (сиу, шайены и воины из еще двух племен, названий которых она не помнила) и сказала:
— Не забудьте. Вы не стреляете в самых больших монстров на этом свете, просто делаете то, что должны делать.
— Хорошо, а теперь иди ко мне, — Холден пригнулся. «Защитник» оставался в ножнах.
Двадцатилетний темноволосый сиу бросился на него, держа в правой руке нож в ножнах.
Холден сделал шаг в сторону и подставил пареньку ногу. Индеец опрокинулся, а Холден скрутил ему правое запястье и приставил «Защитника» к горлу:
— Ирвинг, помнишь, что я тебе говорил? Не подражай низкопробным киношкам.
— Да, сэр, — парень кивнул.
Билл Раннингдир передернул затвор автомата «Хеклер и Кох».
— Главное, — говорил он дюжине индейцев, стоявших полукругом перед ним, — не опустошать весь магазин с каждым нажимом на спуск. Я отнюдь не собираюсь показывать вам, как не надо вести огонь. Вам нужна аккуратная, контролируемая стрельба очередями. С этим оружием она достигается легко, потому что на автомате есть переключатель управления огнем. Так можно производить только одиночные выстрелы, правильно — стрелять очередями, хоть длинными, хоть короткими, все зависит от опыта и желания стрелка. Можно выпустить очередь из определенного числа пуль. Далеко не на всех моделях есть подобное приспособление. Сейчас оно настроено на стрельбу по три патрона. Наденьте наушники, пожалуйста.
Раннингдир сделал короткую очередь, пробив дыру в груди самодельной человекоподобной фигуры.
Холден и Смит стояли, окруженные тридцатью с лишним индейскими добровольцами, представлявшими несколько племен.
— Было время, — говорил Смит, — когда каждый индейский мальчик вырастал, зная, как бороться. И несомненно, что став взрослыми людьми, мы все знаем, как сражаться. Но что происходит в особо опасных ситуациях, джентльмены? Об этом и пойдет речь. Смотрите.
— Прошу заметить, — сказал подходящий к нему Дэвид Холден, — что этот пистолет не заряжен. В реальной жизни вам вряд ли так повезет. — Он несколько раз вынул и вставил пустую обойму, затем, опустив пистолет на уровень пояса, остановился перед Смитом. Тот поднял руки. Холден улыбнулся, тихо произнеся: — Не сломай мне запястья.
Смит шагнул в сторону, выбивая у него пистолет ударом левой руки, Холден отскочил в сторону, чтобы избежать удара коленом в пах и правой рукой в горло.
— Ну, джентльмены, — произнес Смит, — кто еще вызовется попробовать?
Около половины осторожно подняли руки.
— Ну, бросайся на меня изо всех сил, — сказал Лютер Стил стоявшему напротив индейцу. Тот устремился вперед. Стил уклонился и сымитировал удар, остановив локоть перед самым его носом, а потом, сделав шаг назад, сказал добровольцу: — Спасибо. Конечно, нас учили технике рукопашного боя в ФБР, — индеец сел на одеяло рядом с остальными. — Но убийственным приемам нас не учили. К сожалению, время изменилось. Этой штуке меня обучил джентльмен по имени Рокки Сэдлер. По возрасту он годится мне в отцы, а некоторым из вас в деды. Но всех нас, вместе или порознь, он запросто свалил бы.
— Дело не в силе, — продолжал Стил, — хотя она, конечно, далеко не помешает и Рокки весьма силен для человека любого возраста. Но знание нужных приемов — важней, чем сила. Как нам всем известно, локоть — самая твердая часть человеческого тела, а нанося удары самыми твердыми частями нашего тела в самые мягкие части тела противника, мы причиним ему наибольший ущерб. Так что запомните: берите самый твердый предмет, с которым только можно маневрировать, а если деретесь голыми руками, используйте самые твердые части собственного тела — например, верхнюю часть лба, надо только знать технику — и атакуйте самые мягкие, уязвимые места противника. Нос представляет собой исключение. Нам кажется, что кость переносицы — твердая. Она действительно твердая, но это не значит, что ее нельзя трогать. Здесь твердость сработает на нас. Если перебить нос, как надо, можно сломать решетчатую кость. Эта кость находится рядом с мозгом и, когда ломается, легко входит в него, вызывая мгновенную смерть. Так что, владея техникой, вы, независимо от собственной силы, способны убить противника, который гораздо мощнее вас.
Лютеру Стилу было противно учить людей убивать. Это противоречило его естеству: ведь на протяжении почти всей взрослой жизни он занимался лишь тем, что старался восстановить законность наименее насильственным способом.
— Помните, — произнес он, понижая голос, — у нас нет возможности захватывать и содержать пленных. Один «ударник», убитый в день нашего рейда, — это один человек, который не будет больше преследовать нас, врываться в чужие жилища, угрожать безоружным женщинам и детям или участвовать в новом бою. Так, к несчастью, обстоят дела. Мы можем утешиться лишь тем, что не мы начали войну. И это должно придать нам сил. Так что помните — твердое к мягкому. Кто вызовется добровольцем?
Руки поднялись…
Они легли в постель, свернулись калачиком, обнялись и сразу заснули.
Ей хотелось большего.
Когда они скакали обратно к хижине у Траппер Спрингс, она смотрела на Дэвида.
Ему не совсем привычно было сидеть на лошади, но конь подчинялся ему.
Она тоже подчинялась ему. Надо, наконец, сказать обо всем.
Быть может, этой ночью.
Глава двадцатая
Раздев Эмму, Керни увидел на ее спине новые рубцы.
Он чувствовал жалость, но знал, что за ним следят.
— Ты и хочешь лечь со мной, милый, и не хочешь.
— Ты такая красивая, — Керни не совсем понял ее слова.
— Ты ведь любишь ее, свою девушку, правда?
Линда Эффингем. Он закрыл глаза, но вновь их быстро открыл.
— Да, но ты помогаешь мне справиться с этим чувством, — он лгал.
От секса с другой женщиной утрата Линды становилась еще острее.
— Мы можем помочь друг другу, — помолчав, произнес Керни.
В ее голубых глазах появилось подобие улыбки. Он прикоснулся губами к губам Эммы. Она прижалась к нему. Соски ее были твердыми и горячими.
Прикасаясь к ней, целуя, обнимая, Керни все время сознавал, что Монтенегро и Борзой следят за ним. Борзой представлял собой тип, с которым ему часто приходилось иметь дело в работе: очень компетентный, ровный до безликости и, если необходимо, совершенно бесстрастный. Даже при других обстоятельствах, Керни не мог бы с ним подружиться. Но, по крайней мере, у этого человека были некоторые достоинства, хотя и сомнительные.
Монтенегро же выглядел совершенным подонком, подобранным на какой-то свалке.
Именно Монтенегро бил Эмму ремнем. Несомненно, именно ему пришла в голову мысль убить Линду. Именно Монтенегро сейчас улыбался, а, возможно, и онанировал, глядя на мониторы.
И у Джеффри Керни оставался лишь один выбор: устроить ему хорошее шоу.
— Иди ко мне, — сказал он девушке, затем подвел ее к постели, посадил на простыню и стал снимать брюки.
Глава двадцать первая
В последние шесть ночей они трижды занимались любовью, но она так ничего и не сказала Дэвиду.
Индейцы хорошо усваивали то, чему их учили. Ведь большая их часть была уже знакома с огнестрельным оружием, по крайней мере, охотничьим, а природными атлетами были почти все.
Более старшие, которые не могли выдержать максимальной физической нагрузки, составили отряд, призванный сразу ворваться в форт, когда (в случае удачного поворота событий) оттуда выскочит поезд с Дэвидом и всеми остальными.
Самые младшие, которые лучше всего проявили себя на интенсивных тренировках, должны были залечь под фальшивым полом вагонов. Этот пол как раз сейчас и делали столяры. Сама же Роуз сегодня тренировалась с тремя дюжинами индианок, которые должны были помогать в атаке на противовоздушные установки.
Все они старались, и недостаток опыта быстро преодолевался благодаря энтузиазму.
Рози казалось, что возможно именно из-за работы с женщинами она так и не сказала Дэвиду о ребенке.
Что если тогда он даст ей то же задание, что и Биллу Раннингдиру — участвовать в штурме бункеров с зенитками? Это, по крайней мере, безопасней. Если что-то пойдет не так, все равно останется шанс спастись.
А что если он вообще не даст ей сражаться.
Мысль о том, что мужчина ей что-то разрешает или чего-то не разрешает, выглядела для нее после смерти отца совершенно непривычной.
Конечно, она проработала с полицейскими — мужчинами всю свою взрослую жизнь, многим приходилось подчиняться по службе, но каждого всегда можно было попросить не лезть в ее дела.
Однако в случае с Дэвидом ей искренне хотелось делать так, как хочет он.
Чувство было одновременно и приятным, и пугающим.
Но что бы он ни сказал, она будет рядом с ним на этом поезде.
Рози ощутила, что Лилли смотрит на нее, и опустила чашечку кофе на стол:
— Что тебя беспокоит? — спросила Лилли.
— Не понимаю.
Индианка улыбнулась и перешла на шепот, хотя никого из мужчин в хижине было: они по-прежнему тренировались в пещере, а Уиздом кормил лошадей на конюшне. Роуз подумала, что ей тоже надо было бы остаться в пещере.
— Ты ждешь ребенка от профессора Холдена, правда?
Роуз была рада, что чашка кофе стояла на столе. Иначе он весь расплескался бы.
— Откуда ты знаешь? — помолчав, спросила она.
— По глазам. Мужчина не узнает этого, но женщина может. Срок у тебя еще небольшой.
— Небольшой, но, — Роуз покачала головой, — если Дэвид узнает, он…
— Даст тебе более безопасную работу? Что в этом плохого?
— Все!
— Нет. Что плохого в заботе о жизни нерожденного ребенка? Если что-то случится…
— Если Дэвид умрет, умру и я. Здесь все ясно, — ответила Роуз. Она старалась поменьше курить, заботясь о ребенке. Но это будет лишь третья сигарета за день, а день был на исходе и ей хотелось плакать, а руки ее дрожали.
Роуз затянулась.
— Думаю, он знает, как ты любишь его.
Роуз закусила нижнюю губу, затянулась, кивнула и, пожав плечами, ответила:
— Да.
— Значит, ты боишься сказать ему о ребенке лишь потому, чтобы он не отстранил тебя от операции? Правильно.
— Да, — Роуз кивнула. — Что дальше?
— Ты думаешь, он хочет ребенка?
Роуз много думала об этом, и каждый раз, какой бы извилистый путь ни проделывала ее мысль, приходила к одному выводу: Дэвид хотел ребенка.
— Да, — ее голос походил на звук надтреснутой пластинки.
— Тогда ты думаешь, что он рассердится на тебя за эту неожиданную весть, весть, которая наполнит новым смыслом и надеждой его жизнь, и поэтому молчишь?
— Я — не эгоистичная, я…
— В эгоизме нет ничего плохого, Рози. Только подумай, какой трепет охватит тебя, когда он обнимет тебя и начнет беспрестанно расспрашивать о ребенке, о твоем самочувствии! Твое ощущение невозможно будет передать словами. Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда носила Уиздома? Ведь мой муж был конченый алкоголик. А Мэтью тогда я еще не повстречала. Ты же счастлива. Ты нашла мужчину своей мечты. Скажи ему все. Если он прикажет тебе не идти в бой, тогда можешь спорить с ним, переживать. Но не разрушай себя сейчас.
Роуз подошла к ней, обняла и положила голову на плечо:
— Спасибо, — она услышала, как позади открылась дверь и раздались стон ветра и мужские голоса.
Один из них был голосом Дэвида…
В спальне, куда их поселили, обычно спал Уиздом. Но постель была широкой и куда более уютной, чем одеяла и надувной матрас, на которых они спали в полевом лагере.
Дэвид Холден заметно беспокоился. Митч Даймонд еще три дня назад должен был выйти на связь по рации, но этого до сих пор не произошло.
Но что здесь можно поделать? Оставалось лишь вновь пытаться выйти на связь в назначенное время и надеяться на лучшее.
Рози лежала в объятиях Холдена.
В спальне было несколько прохладно. За окном дул сильный, холодный ветер. Но им было тепло на фланелевых простынях, под одеялами и пледом.
Рози вплотную прижала к нему свое обнаженное тело.
В их ласках проступала нечто, о чем он упорно старался не думать: отчаяние.
Лови момент, переживи его, насладись им, вкуси его. Ведь он, возможно, последний.
Ее руки прикоснулись к Холдену. Он поцеловал ее левый сосок. — Я хочу немного побыть сверху, — сказала Рози.
Дэвид перекатился на спину, Рози села на него, поглаживая пальцами волосы на его груди.
Затем ее правая рука резко опустилась ниже, и он внезапно вошел в нее.
— Дэвид?
Тело Рози раскачивалось, как цветок на ветру. Он приподнялся на локтях, беря ее за грудь. Она наклонилась. Холден крепко поцеловал ее.
— Дэвид?
Он опустился на спину, тяжело дыша, ощущая влажную теплоту ее лона.
— Что?
— У меня ребенок, наш ребенок.
— Что? — Дэвид вышел из нее.
Рози по-прежнему сидела на нем, раздвинув ноги. Ее пальцы гладили его лицо:
— Я — беременна. Мы — беременны, Дэвид.
— Уф… — ему столько хотелось сказать ей, подумать о стольких вещах, но вместо этого он перевалил ее на спину и вошел в нее сверху, сказав: — Я люблю тебя, Рози.
— Ты…
— Счастлив? — губы Холдена прижались к ее губам. Тело Рози стало двигаться еще быстрее. — Да, я счастлив… Я так хочу этого ребенка, — сказал он.
Холден понимал, что это когда-нибудь произойдет, но не знал, что ему нужно сказать в этом случае.
Не знал, что он ощутит.
Ему хотелось Рози, хотелось ребенка. Холден приподнял ее спину, а Роуз обхватила его бедрами.
Ее тело трепетало. Его тоже.
Наконец он медленно опустился в ее объятия и прикоснулся к ее губам своими. Ощутив ладонями теплый живот Рози, он поцеловал ее крепче.
Глава двадцать вторая
— Нет, черт побери!
— Почему?
Холден взял у Рози сигарету, зажигалку и, затянувшись, сказал:
— Потому что тебя могут ранить и даже убить. И ребенка тоже! Вот почему! И на кой черт тебе сигареты, раз ты беременна? — он затянулся и выпустил дым.
— Я иду, Дэвид Холден! Я люблю тебя. Жду твоего ребенка. Ежедневно молю Бога, чтобы мы поженились. Но я иду с тобой, Дэвид.
— Ты ведь можешь…
— Что? Если я не буду с тобой, я все равно умру, черт побери. Подумай об этом. Лишь на одну жалкую минуту подумай об этом! Прошу тебя! Я хочу быть с тобой.
Горло Холдена перехватило. Руки его дрожали. Он затянулся, но не мог втянуть в легкие достаточно дыма и потушил сигарету:
— Ты, уф… я… я люблю тебя и если ты умрешь или…
— Дэвид. Прошу тебя, — она потянулась к нему обеими руками.
Слезы стояли у нее на глазах.
Холден пристально посмотрел на Рози. На ней не было ничего (даже трусиков), кроме черной футболки.
— Если ты умрешь, — он сел на постель, — то что мне останется делать… — Холден отвернулся.
— Дэвид? Если один из нас умрет, я имею в виду, я. — она упала перед ним на колени, обнимая и целуя его бедра. — Просто обними меня, прошу тебя.
Он привлек ее голову к себе и обнял.
Она поцеловала его в живот. Руки по-прежнему сжимали его бедра.
Если он потеряет Рози, он потеряет все.
«Нельзя дважды потерять все и выжить», — сказал себе Холден.
Он посмотрел на нее, поцеловал ее душистые волосы и зарылся в них лицом.
Она была его возлюбленной. Была женой, словно их обвенчала тысяча священников. Но она, к тому же, была его другом:
— Ты не можешь…
— Почему? Разве это и не моя борьба, Дэвид? Прошу тебя, скажи мне, что делать?
Он хотел, как и прежде, сказать, что ей нельзя идти.
Любимая. Жена. Друг.
Дэвид Холден поднял Роуз Шеперд себе на колени и обнял ее за шею. Она засунула голову ему под мышку и подобрала ноги, почти касаясь коленями подбородка:
— Скажи мне, что делать, Дэвид?
Дэвид Холден качал ее в объятиях.
Он ощутил, что слезы стоят и в его глазах, пытался втянуть их обратно, но не смог. Дал им пролиться, обнял ее покрепче и ощутил, как дрожит ее тело рядом с ним. Когда ты рождаешься, тебе надо давать учебник, говорить тебе, что делать, как реагировать, что говорить. И внезапно Холден понял, что Он обо всем позаботился. Учебником была его совесть, и ее правилам он следовал своим сердцем.
Холден крепко обнял ее, одолел слезы и попытался произнести как можно более ровным голосом:
— Мы будем вместе. Все время. Если это случится, то случится с нами обоими. А если нет, значит, мы выберемся вместе. Но не могу потерять тебя. И ребенка тоже.
Рози всхлипнула, прижимаясь своим лицом к его лицу. Когда она вытянула губы, целуя Дэвида в щеки, на них был солоноватый привкус слез.
— Что в этом будет хорошего, Дэвид?
«Она права», — понял Холден.
Ни в чем ничего хорошего.
Он обнял ее и закрыл глаза.
Перед ним лежали Элизабет, Дэйв, Мэг и маленькая Айрин. Его прекрасная семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15