— Как я понял, меня один черт попрут из милиции. Как же, инспектор ГАИ задержал машину, которая имеет право давить людей, а ее и остановить нельзя.
— Нет, Демин, — полковник притворно вздохнул, — верняком ты кончал академию. Ну все наперед знаешь. Ну, все. Хоть стой, хоть падай. Только теперь минутку помолчи.
Полковник выдвинул ящик стола, достал оттуда пластмассовую трубочку-пенал с лекарством, выкатил на ладонь крупную розовую таблетку, слизнул ее и проглотил.
— Не переживай, академик, это не от тебя.
— Может, мне лучше уйти?
— Нет уж, давай договорим.
Демин не сдавался:
— Все и так ясно.
— Ей-Богу, академик, доведешь меня до греха.
В словах Рожкова послышалось нечто, что заставило Демина смириться:
— Молчу, товарищ полковник.
— Ты вот считаешь, что я тебя готов попереть, если следовать твоему определению. Верно? Ладно, попрем. Теперь пойдем дальше. Твое место окажется не занятым. Мне скажут: ищи людей, комплектуй штаты. А где я стану брать честных толковых работников?
— Значит, я толковый?
— Нет, ты бестолковый, но честный. Пойдем еще дальше. Тот товарищ, который над твоей макушкой гирьку повесил, сам на место инспектора ГАИ не пойдет. Пример нам не покажет. Он руководит в иных масштабах. И что мы получим в итоге? Молчишь, Демин? То-то.
— А что я могу сказать?
— Скажи хотя бы: вот полковник сидит и рассуждает мудро, по-государственному. Я одобряю, когда меня хвалят. Глас народа, знаешь ли…
Демин смекнул, что грозу проносит, и повеселел. Это не ускользнуло от внимания полковника.
— Заулыбался? Зря. Мне приказано из ГАИ тебя вытурить. Понял? И я обязан это сделать.
Демин вновь повесил голову.
— Что же ты скис? Я нашел тебе место, где твои новые благодетели искать строптивого инспектора не станут. Пойдешь в специальное подразделение?
Демин смотрел на Рожкова и не знал, что ответить. Однако с этой минуты в официальном лице, в бюрократе он вдруг увидел чего не замечал раньше: доброту, скрытую маской безразличия, причастность к человеческим страданиям, которую дают людям болезни, умение защищать своих, тех, для кого он является отцом-командиром.
— Пойду.
— Вот и ладно. Явишься к полковнику Трубину. Я ему позвоню. Держи адрес…
Так Демин вышел на очередной виток жизни, чтобы идти дальше и спотыкаться уже на других путях.
Полковник Трубин пришел в милицию переводом из армейского спецназа. Он начинал новый этап борьбы с преступностью, которая все больше приобретала черты хорошо отлаженной боевой организации. Противостоять ей теперь могли не милиционеры-одиночки, а специализированные, хорошо обученные подразделения.
Опыта подготовки таких бойцов и отработанной тактики действий у милиции пока не имелось, и Трубин начинал с нуля.
Собирать команду он стал с отбора людей.
Демин явился к нему в числе первых.
Трубин, спокойный, уравновешенный человек с задумчивыми глазами и негромким голосом, беседовал с Деминым долго и обстоятельно. Выяснил все о его армейской службе, грустно покачал головой, когда слушал рассказ о событиях, сломавших карьеру требовательного гаишника, и лишь потом заговорил о главном:
— Мне бы, Юрий Петрович, не хотелось заманивать вас в свою команду. Подумайте, взвесьте все. Недельки две вам на это хватит?
Демин удивился. Такого срока на принятие решения ему еще никогда не давали. Тем более он привык действовать без колебаний: коли надо, значит — вперед!
— Мне казалось, товарищ полковник, что согласие я уже дал.
— Верно, но может статься, что вы сами же потом и раскаетесь. Все же не на перекрестке стоять. Каждый вызов будет выездом на войну.
— Знаю. К этому я готов.
— Не торопитесь. — Трубин, казалось, поставил целью отговорить Демина, заставить его отказаться от своего решения. — У этой войны куда больше поганых сторон, чем может показаться на первый взгляд.
— Война есть война. — Демин бодрился.
Он не хотел выдать командиру своих колебаний, чтобы тот ни в малой мере не усомнился в смелости нового подчиненного.
Трубин посмотрел на Демина долгим изучающим взглядом. Ему хотелось понять, насколько искренен в своих рассуждениях лейтенант. Если это обычное бодрячество — оно пройдет само по себе. Если проявление глупости, неспособности видеть и понимать правду — уже другое. Человек, который принимается за дело с завязанными глазами, быстро разочаровывается и пугается, едва повязка спадает.
— Вы так думаете?
Демин пожал плечами. Трубин усмехнулся.
— Давайте рассуждать. На войне и у вас, и у противника одинаковые права на выстрел. Кто первым пальнет, тот и выиграл. На войне с автоматом в руках можно смолить налево и направо, если хочешь нагнать на противника страху. У нас таких прав нет. Стрелять первыми на поражение нам не позволено. Палить очередями для устрашения — значит, нагонять шухер на весь город. Короче, мы все время над провалом. Переходить его можно только по узкому мостику, который нам оставляет закон. Шаг вправо, шаг влево — и сразу поднимется шум. Пузатые чины, которые ни разу не бывали в деле, но знают законы, станут судить-рядить. Может, разборки и обойдутся, но нервов потянут изрядно.
Демин был сбит с толку.
— Не понимаю, товарищ полковник, мне что, не давать согласия?
Глаза Трубина хитро заискрились. Он взял со стола коробку с трубочным табаком «Золотое руно», открыл крышку, понюхал.
— Не думал, что ты сдашься так скоро.
На «ты» он перешел быстро и незаметно.
— Я не сдался, но вы…
— Я обрисовал то, что ждет тебя и всех нас на самом деле. Без слов о том, что наша служба нужна обществу, каким почетом она будет окружена. Об этом тебе расскажут другие. У нас проповедников хватает. Только ты им особенно не верь. Никаким почетом мы не будем окружены, и все, что станем делать, ляжет на наш страх и риск.
— Спасибо, понял.
— Не пугает?
— Нет, даже интересно.
— Тогда еще одна деталь. Все, что мы будем планировать, не должно утекать наружу. Ни с начальством, ни с кем-то другим ты не должен говорить о планах. Я не верю в то, что за хорошие деньги нас не подставят. И не в том беда, если те, кого мы хотим взять тепленькими, смоются. Хуже, если они будут знать об операции и приготовят сюрприз.
— Я не трепач.
— Кстати, как ты относишься к смертной казни?
— В смысле?
— Сейчас ее предлагают отменить. На правительство давят европейцы, наши демократы-гуманисты. Говорят, жестокостью нельзя победить преступность.
— Попустительством тем более.
— Тогда мы поймем друг друга.
За все время службы в армии и в милиции это был второй откровенный разговор с начальниками. Первый раз с ним открыто говорил полковник Рожков и вот теперь Трубин.
Во всех других случаях ему вещали о высоком предназначении службы, о необходимости верно служить обществу, власти. При этом никто не осмеливался говорить, что интересы общества и власти далеко не всегда совпадают, что чиновники все больше становятся столпами криминала, заботятся о себе, своих интересах.
Трубин незаметно сменил тему.
— Восточные единоборства? — Он спросил с интересом. — Как у тебя с ними?
— Карате немного.
— Это хорошо, что немного.
Демин впервые услыхал такое от профессионала и удивился. Обычно все, с кем он сталкивался, уверенно говорили, какие преимущества дают человеку навыки рукопашного боя. И вдруг…
— Вы всерьез?
— Еще как. Схватки с нашей клиентурой — это бои без правил. Первым делом, никто нам не станет подбирать противников по весовым категориям. Ко всему, уголовники знают приемы, которые в спорте считаются нечестными. Они их так и называют — «подлянками». Бандиту не обязательно выстоять на ринге положенное время. Один результативный удар, и можно «рвать когти» — смываться. Короче, требуется готовиться не к спортивным поединкам, а к мордобою.
— И все же приемы…
— Что приемы? Ножкой в рыло с прыжка? А ты когда-нибудь слыхал, чтобы хоть один японец во время войны в Маньчжурии свалил подобным приемом хоть одного из наших солдат? И как можно в обмундировании, в полевой выкладке подпрыгнуть и нанести удар ногой в челюсть? Русский боец испокон учился вести рукопашную в полушубке, в сапогах, с торбой за плечами.
— Убедительно.
— Но учиться будем. — Трубин снова открыл коробку «Золотого руна» и с наслаждением втянул медовый табачный запах.
— Бросили курить? — Демин участливо вздохнул. — Понимаю.
— Ты об этом? — Трубин щелкнул по жестяной крышке ногтем. — Разочарую. Не курю и никогда не курил.
По лицу Демина легко было судить о степени его удивления. Трубин усмехнулся.
— Ничего не поделаешь, люблю этот чертов запах. Вот и позволяю себе…
Пока отряд не укомплектовали штатами, Демин успел показать себя в опасном деле.
В городском управлении вызвали тревогу несколько случаев жестоких убийств и ограблений таксистов, которые произошли подряд один за другим. Убийца, как предполагалось, был один и тот же. Действовал он примитивным, но удобным способом: садился в машину позади водителя, в момент остановки накидывал ему на шею проволочную удавку и безжалостно убивал. У водителей исчезало все — выручка, документы, личные вещи.
В городе усилили службу. Водителей проинструктировали, попросили быть осторожнее, обязали сообщать в диспетчерскую о любых подозрительных пассажирах. Но, как оказалось, это не помогло. В две ночи подряд произошли два очередных убийства. Такую поспешность преступника сыщики объясняли тем, что в первом случае он не взял денег, на которые рассчитывал.
Как всегда при чрезвычайных обстоятельствах, для поимки убийцы решили закинуть сеть погуще. Стал обсуждаться вопрос о посылке на линию в числе профессиональных таксистов опытных и смелых оперативников.
Собрался стать добровольцем и Демин.
Трубин выслушал его с благожелательностью, поддакивал, кивал, но согласия вдруг не дал.
— Вот что, Демин, похоронными делами я заниматься не намерен. Отряд еще не появился, а жертвы будут. Пока ты в моем подчинении, роль подсадных уток пусть играют те, кто этому обучен.
Демин смолчал.
Вечером того же дня он заехал к родителям. Поужинал с отцом. Распили пол-бутылочки. Отец в хронике городских происшествий прочитал о нападениях на таксистов. Как водится, посмеялся над милицией.
— Как это поют про вас? «Наша служба совершенно не годна»?
— Работают люди. — Демин с отцом никогда не спорил. — Не все так просто. Дело крайне опасное.
— А я бы его пымал. — Отец говорил с той мерой мрачности, которая обычно свидетельствовала о серьезности его поучений. — Будь помоложе, пошел и показал всем вам, как охомутать гада.
— У тебя горло железное? — Демин спросил и засмеялся. — Нет, батя, не пымал бы. — Он нарочно передразнил отца. — Этот подлец набрасывает сзади струну и не только душит, шею перерезает.
— Ты, Пипуня, почти догадался, но не сообразил. Вы же только и обучены хватать и не пускать. А мы — мастеровые — не столько руками, сколько головой работаем. Все дело в том, что горло сделать железным.
— Что же ты придумал?
— Ошейник. Стальной. С забортованными краями. Этот гад петлю набрасывает и начинает сжимать, разве не так? Ошейник будет такой, что его не сдавишь. Загнутые внутрь борта не позволят петлю сдвинуть ни выше, ни ниже. Она ведь затянута…
— Батя, ты силен!
— Надо же, сподобился — сын открытие сделал!
Старик иронизировал, тем не менее все показывало — ему оценка приятна.
Первый вариант ошейника старый мастер сделал из жести консервной банки. Два полукольца, соединенные шарнирами, были подогнаны по размерам шеи так, чтобы не мешали движениям головы и не сжимали горло. Только после подгонки шаблона отец перевел образец в сталь. Под металл подложил фланель. Сверху защитное кольцо прикрывал высокий воротник водолазки.
Изобретение отца Демин афишировать не стал. Он пришел к Трубину и доложил, что все же решился играть роль активной подсадки — «манка».
Трубин выслушал, сдвинул брови так, что они слились над переносицей в одну линию.
— Неймется? Я же тебе уже раз сказал.
Демин имел возможность покуражиться и тут же ею воспользовался:
— Я шею тренировал. Вот, попробуйте.
Он вынул из кармана удавку, изготовленную из басовой струны гитары, прикрепленной к деревянным держалкам.
Трубин взял устройство в руки, повертел.
— Слушай, Демин, а ты случаем не сам этим балуешься? Инструмент больно похожий.
То была отместка за насмешку в начале разговора.
— Ага, — Демин согласился без возражений. — А вот теперь попробуйте меня придушить.
Он повернулся к полковнику спиной. Тот еще раз осмотрел орудие, встал, накинул струну на шею Демина и потянул на себя концы.
Демин стоял не шевелясь, не выдавая неудобства, а тем более боли. Он не издал ни одного звука. Трубин затянул петлю потуже. Опять никакой реакции. Решив не продолжать опыта, полковник отпустил удавку. Стукнул ладонью о ладонь, словно хотел избавиться от невидимой грязи, прилипшей к ним после держания орудия убийства.
— Здорово, но я не понял. Рассказывай.
Демин повернулся к шефу, снял с плеч струну и отогнул ворот водолазки.
Трубин взял со стола очки, надел, пригляделся. Ткнул в ошейник пальцем.
— Сам придумал?
— Нет, мой батя.
— Что могу сказать? — Голос Трубина звучал уверенно. — Благословляю. Иди, просись добровольцем. Только ни с кем не делись. У слуха скорость больше, чем у звука…
Роль манка в поиске преступника Демин получил.
Если можно считать встречу с собственной смертью удачей, ему повезло на третий день.
После полуночи Демин остановил такси, на котором выезжал на охоту, возле станции метро «Петровско-Разумовская».
Город ночью мало походит на самого себя, и тому, кто видит его только дневным, нелегко бывает узнать обезлюдевшие улицы и площади, затемненные здания, освещенную оранжевым светом перспективу проспектов.
Демину пора было свертывать поиск, но он не торопился возвращаться в центр. Усталость, которая навалилась на плечи к вечеру, уже прожгла. Он разгулялся и с удовольствием воспринимал тишину и покой усыпавшего города. Тишину приятную. Тишину опасную.
Слева от машины процокали каблучки.
Демин повернул голову и заметил женщину.
Она подошла к машине, высокая, белокурая. Длинные вьющиеся волосы мягкими прядями ниспадали на плечи. Тонкая рука с длинными алыми ногтями легла на край двери. На пальце блеснул золотой перстень с большим темным камнем.
— Будьте добры, шеф, подвезите…
Голос звучал слегка хрипловато, и Демин с неудовольствием подумал, что дама либо в легком подпитии, либо простужена.
— Куда вам?
Демин задал вопрос с ленивым безразличием профессионального водилы, чтобы дама почувствовала — какой адрес она ни назови, таксист ехать не согласится.
— В Лианозово сможете?
— Не-е. — Демин для убедительности махнул рукой в противоположную сторону. — Не смогу. Мне в парк пора. План я уже сделал, а парк в другую сторону.
— Шеф, — женщина кокетливо повела плечом, — я заплачу вдвойне. Не жаловаться же мне на вас…
Демин отказался бы и от этого предложения, но час ночи не то время, когда убийцы слоняются по городу в поисках одиноких таксистов. По всем прошлым случаям убийства не падали на время после полуночи. И потом — женщина. В конце концов, роль таксиста надо играть по-настоящему, без дураков. Поправив на голове картуз, Демин удрученно вздохнул.
Дама легкими шагами обогнула машину и устроилась на заднем сиденье. В салоне, забивая запахи курева и бензина, распространился аромат французских духов.
Демин раздраженно поморщился. Он терпеть не мог острые парфюмерные запахи.
Один раз в переполненном пассажирами вагоне метро, жарком и непродуваемом, толпа притиснула его к высокой полной даме. Уже через минуту Демин почувствовал дурноту. Дама отчаянно потела и, борясь с запахами собственного естества, обильно смачивалась духами. Два запаха — ядреного едкого пота подмышек и острой европейской парфюмерии создавали облако бинарного нервно-паралитического газа. На первой же остановке Демин невежливо оттолкнул даму и, едва сдерживая приступ тошноты, вырвался из вагона на платформу. Потом долго хватал ртом воздух, как рыба, извлеченная из воды.
Однако из такси из-за руля не выскочишь. Надо терпеть.
Они поехали.
Демин любил водить машину. Ему казалось, что за рулем он отдыхает. Нервное напряжение не возникало. Желание обгонять и догонять лихачей, спешивших свернуть себе шею, не появлялось. Старушки, по-куриному заполошно перебегавшие дорогу перед капотом, не злили. Садясь за руль, Демин заранее представлял сложности езды по городу. Знал, что все пойдет именно так, как идет всегда.
Лихачи станут проноситься мимо, чтобы подождать его у ближайшего светофора. Они будут втискиваться в ряд перед налетающим в лоб самосвалом и обязательно подрежут тебе нос, а милые бабули обязательно постараются броситься на капот, уверенные в своей ловкости и надежности чужих тормозов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Нет, Демин, — полковник притворно вздохнул, — верняком ты кончал академию. Ну все наперед знаешь. Ну, все. Хоть стой, хоть падай. Только теперь минутку помолчи.
Полковник выдвинул ящик стола, достал оттуда пластмассовую трубочку-пенал с лекарством, выкатил на ладонь крупную розовую таблетку, слизнул ее и проглотил.
— Не переживай, академик, это не от тебя.
— Может, мне лучше уйти?
— Нет уж, давай договорим.
Демин не сдавался:
— Все и так ясно.
— Ей-Богу, академик, доведешь меня до греха.
В словах Рожкова послышалось нечто, что заставило Демина смириться:
— Молчу, товарищ полковник.
— Ты вот считаешь, что я тебя готов попереть, если следовать твоему определению. Верно? Ладно, попрем. Теперь пойдем дальше. Твое место окажется не занятым. Мне скажут: ищи людей, комплектуй штаты. А где я стану брать честных толковых работников?
— Значит, я толковый?
— Нет, ты бестолковый, но честный. Пойдем еще дальше. Тот товарищ, который над твоей макушкой гирьку повесил, сам на место инспектора ГАИ не пойдет. Пример нам не покажет. Он руководит в иных масштабах. И что мы получим в итоге? Молчишь, Демин? То-то.
— А что я могу сказать?
— Скажи хотя бы: вот полковник сидит и рассуждает мудро, по-государственному. Я одобряю, когда меня хвалят. Глас народа, знаешь ли…
Демин смекнул, что грозу проносит, и повеселел. Это не ускользнуло от внимания полковника.
— Заулыбался? Зря. Мне приказано из ГАИ тебя вытурить. Понял? И я обязан это сделать.
Демин вновь повесил голову.
— Что же ты скис? Я нашел тебе место, где твои новые благодетели искать строптивого инспектора не станут. Пойдешь в специальное подразделение?
Демин смотрел на Рожкова и не знал, что ответить. Однако с этой минуты в официальном лице, в бюрократе он вдруг увидел чего не замечал раньше: доброту, скрытую маской безразличия, причастность к человеческим страданиям, которую дают людям болезни, умение защищать своих, тех, для кого он является отцом-командиром.
— Пойду.
— Вот и ладно. Явишься к полковнику Трубину. Я ему позвоню. Держи адрес…
Так Демин вышел на очередной виток жизни, чтобы идти дальше и спотыкаться уже на других путях.
Полковник Трубин пришел в милицию переводом из армейского спецназа. Он начинал новый этап борьбы с преступностью, которая все больше приобретала черты хорошо отлаженной боевой организации. Противостоять ей теперь могли не милиционеры-одиночки, а специализированные, хорошо обученные подразделения.
Опыта подготовки таких бойцов и отработанной тактики действий у милиции пока не имелось, и Трубин начинал с нуля.
Собирать команду он стал с отбора людей.
Демин явился к нему в числе первых.
Трубин, спокойный, уравновешенный человек с задумчивыми глазами и негромким голосом, беседовал с Деминым долго и обстоятельно. Выяснил все о его армейской службе, грустно покачал головой, когда слушал рассказ о событиях, сломавших карьеру требовательного гаишника, и лишь потом заговорил о главном:
— Мне бы, Юрий Петрович, не хотелось заманивать вас в свою команду. Подумайте, взвесьте все. Недельки две вам на это хватит?
Демин удивился. Такого срока на принятие решения ему еще никогда не давали. Тем более он привык действовать без колебаний: коли надо, значит — вперед!
— Мне казалось, товарищ полковник, что согласие я уже дал.
— Верно, но может статься, что вы сами же потом и раскаетесь. Все же не на перекрестке стоять. Каждый вызов будет выездом на войну.
— Знаю. К этому я готов.
— Не торопитесь. — Трубин, казалось, поставил целью отговорить Демина, заставить его отказаться от своего решения. — У этой войны куда больше поганых сторон, чем может показаться на первый взгляд.
— Война есть война. — Демин бодрился.
Он не хотел выдать командиру своих колебаний, чтобы тот ни в малой мере не усомнился в смелости нового подчиненного.
Трубин посмотрел на Демина долгим изучающим взглядом. Ему хотелось понять, насколько искренен в своих рассуждениях лейтенант. Если это обычное бодрячество — оно пройдет само по себе. Если проявление глупости, неспособности видеть и понимать правду — уже другое. Человек, который принимается за дело с завязанными глазами, быстро разочаровывается и пугается, едва повязка спадает.
— Вы так думаете?
Демин пожал плечами. Трубин усмехнулся.
— Давайте рассуждать. На войне и у вас, и у противника одинаковые права на выстрел. Кто первым пальнет, тот и выиграл. На войне с автоматом в руках можно смолить налево и направо, если хочешь нагнать на противника страху. У нас таких прав нет. Стрелять первыми на поражение нам не позволено. Палить очередями для устрашения — значит, нагонять шухер на весь город. Короче, мы все время над провалом. Переходить его можно только по узкому мостику, который нам оставляет закон. Шаг вправо, шаг влево — и сразу поднимется шум. Пузатые чины, которые ни разу не бывали в деле, но знают законы, станут судить-рядить. Может, разборки и обойдутся, но нервов потянут изрядно.
Демин был сбит с толку.
— Не понимаю, товарищ полковник, мне что, не давать согласия?
Глаза Трубина хитро заискрились. Он взял со стола коробку с трубочным табаком «Золотое руно», открыл крышку, понюхал.
— Не думал, что ты сдашься так скоро.
На «ты» он перешел быстро и незаметно.
— Я не сдался, но вы…
— Я обрисовал то, что ждет тебя и всех нас на самом деле. Без слов о том, что наша служба нужна обществу, каким почетом она будет окружена. Об этом тебе расскажут другие. У нас проповедников хватает. Только ты им особенно не верь. Никаким почетом мы не будем окружены, и все, что станем делать, ляжет на наш страх и риск.
— Спасибо, понял.
— Не пугает?
— Нет, даже интересно.
— Тогда еще одна деталь. Все, что мы будем планировать, не должно утекать наружу. Ни с начальством, ни с кем-то другим ты не должен говорить о планах. Я не верю в то, что за хорошие деньги нас не подставят. И не в том беда, если те, кого мы хотим взять тепленькими, смоются. Хуже, если они будут знать об операции и приготовят сюрприз.
— Я не трепач.
— Кстати, как ты относишься к смертной казни?
— В смысле?
— Сейчас ее предлагают отменить. На правительство давят европейцы, наши демократы-гуманисты. Говорят, жестокостью нельзя победить преступность.
— Попустительством тем более.
— Тогда мы поймем друг друга.
За все время службы в армии и в милиции это был второй откровенный разговор с начальниками. Первый раз с ним открыто говорил полковник Рожков и вот теперь Трубин.
Во всех других случаях ему вещали о высоком предназначении службы, о необходимости верно служить обществу, власти. При этом никто не осмеливался говорить, что интересы общества и власти далеко не всегда совпадают, что чиновники все больше становятся столпами криминала, заботятся о себе, своих интересах.
Трубин незаметно сменил тему.
— Восточные единоборства? — Он спросил с интересом. — Как у тебя с ними?
— Карате немного.
— Это хорошо, что немного.
Демин впервые услыхал такое от профессионала и удивился. Обычно все, с кем он сталкивался, уверенно говорили, какие преимущества дают человеку навыки рукопашного боя. И вдруг…
— Вы всерьез?
— Еще как. Схватки с нашей клиентурой — это бои без правил. Первым делом, никто нам не станет подбирать противников по весовым категориям. Ко всему, уголовники знают приемы, которые в спорте считаются нечестными. Они их так и называют — «подлянками». Бандиту не обязательно выстоять на ринге положенное время. Один результативный удар, и можно «рвать когти» — смываться. Короче, требуется готовиться не к спортивным поединкам, а к мордобою.
— И все же приемы…
— Что приемы? Ножкой в рыло с прыжка? А ты когда-нибудь слыхал, чтобы хоть один японец во время войны в Маньчжурии свалил подобным приемом хоть одного из наших солдат? И как можно в обмундировании, в полевой выкладке подпрыгнуть и нанести удар ногой в челюсть? Русский боец испокон учился вести рукопашную в полушубке, в сапогах, с торбой за плечами.
— Убедительно.
— Но учиться будем. — Трубин снова открыл коробку «Золотого руна» и с наслаждением втянул медовый табачный запах.
— Бросили курить? — Демин участливо вздохнул. — Понимаю.
— Ты об этом? — Трубин щелкнул по жестяной крышке ногтем. — Разочарую. Не курю и никогда не курил.
По лицу Демина легко было судить о степени его удивления. Трубин усмехнулся.
— Ничего не поделаешь, люблю этот чертов запах. Вот и позволяю себе…
Пока отряд не укомплектовали штатами, Демин успел показать себя в опасном деле.
В городском управлении вызвали тревогу несколько случаев жестоких убийств и ограблений таксистов, которые произошли подряд один за другим. Убийца, как предполагалось, был один и тот же. Действовал он примитивным, но удобным способом: садился в машину позади водителя, в момент остановки накидывал ему на шею проволочную удавку и безжалостно убивал. У водителей исчезало все — выручка, документы, личные вещи.
В городе усилили службу. Водителей проинструктировали, попросили быть осторожнее, обязали сообщать в диспетчерскую о любых подозрительных пассажирах. Но, как оказалось, это не помогло. В две ночи подряд произошли два очередных убийства. Такую поспешность преступника сыщики объясняли тем, что в первом случае он не взял денег, на которые рассчитывал.
Как всегда при чрезвычайных обстоятельствах, для поимки убийцы решили закинуть сеть погуще. Стал обсуждаться вопрос о посылке на линию в числе профессиональных таксистов опытных и смелых оперативников.
Собрался стать добровольцем и Демин.
Трубин выслушал его с благожелательностью, поддакивал, кивал, но согласия вдруг не дал.
— Вот что, Демин, похоронными делами я заниматься не намерен. Отряд еще не появился, а жертвы будут. Пока ты в моем подчинении, роль подсадных уток пусть играют те, кто этому обучен.
Демин смолчал.
Вечером того же дня он заехал к родителям. Поужинал с отцом. Распили пол-бутылочки. Отец в хронике городских происшествий прочитал о нападениях на таксистов. Как водится, посмеялся над милицией.
— Как это поют про вас? «Наша служба совершенно не годна»?
— Работают люди. — Демин с отцом никогда не спорил. — Не все так просто. Дело крайне опасное.
— А я бы его пымал. — Отец говорил с той мерой мрачности, которая обычно свидетельствовала о серьезности его поучений. — Будь помоложе, пошел и показал всем вам, как охомутать гада.
— У тебя горло железное? — Демин спросил и засмеялся. — Нет, батя, не пымал бы. — Он нарочно передразнил отца. — Этот подлец набрасывает сзади струну и не только душит, шею перерезает.
— Ты, Пипуня, почти догадался, но не сообразил. Вы же только и обучены хватать и не пускать. А мы — мастеровые — не столько руками, сколько головой работаем. Все дело в том, что горло сделать железным.
— Что же ты придумал?
— Ошейник. Стальной. С забортованными краями. Этот гад петлю набрасывает и начинает сжимать, разве не так? Ошейник будет такой, что его не сдавишь. Загнутые внутрь борта не позволят петлю сдвинуть ни выше, ни ниже. Она ведь затянута…
— Батя, ты силен!
— Надо же, сподобился — сын открытие сделал!
Старик иронизировал, тем не менее все показывало — ему оценка приятна.
Первый вариант ошейника старый мастер сделал из жести консервной банки. Два полукольца, соединенные шарнирами, были подогнаны по размерам шеи так, чтобы не мешали движениям головы и не сжимали горло. Только после подгонки шаблона отец перевел образец в сталь. Под металл подложил фланель. Сверху защитное кольцо прикрывал высокий воротник водолазки.
Изобретение отца Демин афишировать не стал. Он пришел к Трубину и доложил, что все же решился играть роль активной подсадки — «манка».
Трубин выслушал, сдвинул брови так, что они слились над переносицей в одну линию.
— Неймется? Я же тебе уже раз сказал.
Демин имел возможность покуражиться и тут же ею воспользовался:
— Я шею тренировал. Вот, попробуйте.
Он вынул из кармана удавку, изготовленную из басовой струны гитары, прикрепленной к деревянным держалкам.
Трубин взял устройство в руки, повертел.
— Слушай, Демин, а ты случаем не сам этим балуешься? Инструмент больно похожий.
То была отместка за насмешку в начале разговора.
— Ага, — Демин согласился без возражений. — А вот теперь попробуйте меня придушить.
Он повернулся к полковнику спиной. Тот еще раз осмотрел орудие, встал, накинул струну на шею Демина и потянул на себя концы.
Демин стоял не шевелясь, не выдавая неудобства, а тем более боли. Он не издал ни одного звука. Трубин затянул петлю потуже. Опять никакой реакции. Решив не продолжать опыта, полковник отпустил удавку. Стукнул ладонью о ладонь, словно хотел избавиться от невидимой грязи, прилипшей к ним после держания орудия убийства.
— Здорово, но я не понял. Рассказывай.
Демин повернулся к шефу, снял с плеч струну и отогнул ворот водолазки.
Трубин взял со стола очки, надел, пригляделся. Ткнул в ошейник пальцем.
— Сам придумал?
— Нет, мой батя.
— Что могу сказать? — Голос Трубина звучал уверенно. — Благословляю. Иди, просись добровольцем. Только ни с кем не делись. У слуха скорость больше, чем у звука…
Роль манка в поиске преступника Демин получил.
Если можно считать встречу с собственной смертью удачей, ему повезло на третий день.
После полуночи Демин остановил такси, на котором выезжал на охоту, возле станции метро «Петровско-Разумовская».
Город ночью мало походит на самого себя, и тому, кто видит его только дневным, нелегко бывает узнать обезлюдевшие улицы и площади, затемненные здания, освещенную оранжевым светом перспективу проспектов.
Демину пора было свертывать поиск, но он не торопился возвращаться в центр. Усталость, которая навалилась на плечи к вечеру, уже прожгла. Он разгулялся и с удовольствием воспринимал тишину и покой усыпавшего города. Тишину приятную. Тишину опасную.
Слева от машины процокали каблучки.
Демин повернул голову и заметил женщину.
Она подошла к машине, высокая, белокурая. Длинные вьющиеся волосы мягкими прядями ниспадали на плечи. Тонкая рука с длинными алыми ногтями легла на край двери. На пальце блеснул золотой перстень с большим темным камнем.
— Будьте добры, шеф, подвезите…
Голос звучал слегка хрипловато, и Демин с неудовольствием подумал, что дама либо в легком подпитии, либо простужена.
— Куда вам?
Демин задал вопрос с ленивым безразличием профессионального водилы, чтобы дама почувствовала — какой адрес она ни назови, таксист ехать не согласится.
— В Лианозово сможете?
— Не-е. — Демин для убедительности махнул рукой в противоположную сторону. — Не смогу. Мне в парк пора. План я уже сделал, а парк в другую сторону.
— Шеф, — женщина кокетливо повела плечом, — я заплачу вдвойне. Не жаловаться же мне на вас…
Демин отказался бы и от этого предложения, но час ночи не то время, когда убийцы слоняются по городу в поисках одиноких таксистов. По всем прошлым случаям убийства не падали на время после полуночи. И потом — женщина. В конце концов, роль таксиста надо играть по-настоящему, без дураков. Поправив на голове картуз, Демин удрученно вздохнул.
Дама легкими шагами обогнула машину и устроилась на заднем сиденье. В салоне, забивая запахи курева и бензина, распространился аромат французских духов.
Демин раздраженно поморщился. Он терпеть не мог острые парфюмерные запахи.
Один раз в переполненном пассажирами вагоне метро, жарком и непродуваемом, толпа притиснула его к высокой полной даме. Уже через минуту Демин почувствовал дурноту. Дама отчаянно потела и, борясь с запахами собственного естества, обильно смачивалась духами. Два запаха — ядреного едкого пота подмышек и острой европейской парфюмерии создавали облако бинарного нервно-паралитического газа. На первой же остановке Демин невежливо оттолкнул даму и, едва сдерживая приступ тошноты, вырвался из вагона на платформу. Потом долго хватал ртом воздух, как рыба, извлеченная из воды.
Однако из такси из-за руля не выскочишь. Надо терпеть.
Они поехали.
Демин любил водить машину. Ему казалось, что за рулем он отдыхает. Нервное напряжение не возникало. Желание обгонять и догонять лихачей, спешивших свернуть себе шею, не появлялось. Старушки, по-куриному заполошно перебегавшие дорогу перед капотом, не злили. Садясь за руль, Демин заранее представлял сложности езды по городу. Знал, что все пойдет именно так, как идет всегда.
Лихачи станут проноситься мимо, чтобы подождать его у ближайшего светофора. Они будут втискиваться в ряд перед налетающим в лоб самосвалом и обязательно подрежут тебе нос, а милые бабули обязательно постараются броситься на капот, уверенные в своей ловкости и надежности чужих тормозов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38