— Со всеми предосторожностями, разумеется, учитывая классификацию киллеров.
— Где? — удивился Кречинский. — Надо точно знать, кто кого заказал, где и когда киллер его прихлопнет. До меня такая информация не доходит. Я шестерка в колоде Кохана. Кандидат в семерки, а такими данными владеют валеты или короли.
— А почему нам самим не дать заказ Дяде? Важно выяснить, кто их принимает, — предложил Виноградов.
— Заказ может принять Башка. Он же Семага Илья Спиридоныч. Но он не примет заказ от человека с улицы.
— И очень хорошо. Мы найдем авторитета в зоне и переведем его к себе в Лефортово для обработки. Важно найти такого авторитета, который непосредственно знал Башку и был в курсе, чем тот занимается. А на Семагу у нас есть полное досье. Он сидел дважды, и мы знаем его связи.
— Как бы не получилось так, что в итоге я попаду под колпак к Дяде — недовольно помотал головой Кречинский. — Башке он доверяет на все сто, и провала с его стороны ожидать очень трудно.
— Ты станешь героем в его глазах, — тихо сказал Турин, крутя карандаш в своих холеных руках. — Ты вскроешь заговор якобы через Петровку. Но так, что ошибка ляжет на Семагу. Пусть Кохан знает, что его хотели подставить менты, а Семага клюнул на подставу. Любая нервозность, недоверие, сомнения в стане врага нам на руку. Любая ошибка пойдет в наш зачет. И если это так, то твой авторитет у Дяди будет только возрастать, а Семаги падать. Наше дело — найти заказчика для Башки. Пусть он знает, что заказчик сбежал из зоны и хочет поквитаться со своим крестным. Мельчить не будем. Возьмем генерала, а не следователя, которого беглец и сам убрать может.
— Ну и размах у вас, Юрий Палыч, — удивился Виноградов. — Рисковать генералами МВД ради сомнительной выгоды?
— Вы плохо обо мне думаете, Олег Петрович. Генерал нам будет лишь подыгрывать, а его роль сыграет бомж с Бутырок. Любой подонок с расстрельной статьей, выряженный в генеральский мундир. А тебе, Сережа, надо подготовить генерала для свадьбы. Я позвоню Черногорову на Петровку, а ты езжай прямо к нему. Он мужик смелый, к авантюрам относится с азартом, сам вышел из оперативников. Он меня поймет. Но о вашем разговоре даже в его управлении никто ничего знать не должен.
— Разумеется. Не один я в недрах Петровки работаю на Дядю. С Черногоровым я знаком. Но он не знает, что я из комитета. Он меня знает как помощника генерала Бирюкова. А они встречаются ежедневно.
— Черногоров — надежный человек. Если еще один генерал узнает о твоем истинном лице, наши планы не обрушатся. Игра стоит свеч. А мы займемся кандидатурой на роль заказчика.
На том и порешили.
Кречинский отправился на Петровку. Генерал Черногоров принял помощника своего коллеги без проволочек. Ничего странного, если один генерал посылает с поручением своего помощника к другому. Черногоров руководил уголовным розыском, а начальник Кречинского занимался оргпреступностью. Родственные подразделения.
Беседа их длилась сорок минут, и Кречинский вышел довольный результатами разговора.
В проходной, на выходе из управления, он столкнулся со своим старым другом и однокашником подполковником Тюничем. Они вместе заканчивали юрфак МГУ, а потом встречались редко, с перебоями. Увидев друг друга, друзья обрадовались.
— А вообще-то ты нахал, Серега, — возмутился Тюнич. — То, что тебя год назад перевели к нам, я слыхал. Ординарцем при лампасах ходишь. На службу, как на праздник, являешься, но ты-то знаешь, что я сижу этажом ниже и не вьшезаю из конторы сутками. Мог бы и заглянуть.
— Ты прав, Стас, я, конечно, негодяй. Раз уж встретились, то давай отметим это дело по старинке.
— До поросячьего визга, ты имеешь в виду?
— Посмотрим, как получится.
— Принято. Только мне надо заехать домой и переодеться. Не могу в погонах водку пить — поперек горла становится. У меня машина, так что быстро обернемся.
Возле моего дома отличный бар есть. Там все чувствуют себя свободно и счастливо.
— Никаких возражений. Принято. Они сели в машину подполковника Тюнича и поехали навстречу приключениям.
***
Выпили за встречу. Вспоминали студенческие годы, смеялись, обсуждали сокурсников. Все, как один, в люди вышли, многие превратились в сверхлюдей, это те, кто стали высокооплачиваемыми адвокатами.
— Только мы с тобой в ментуре погрязли, — пожал плечами Сергей.
— Я-то еще и финансовый закончил, — усмехнулся Стас. — Тянулся к свету.
Хотел быть большим финансистом со знанием законов. Но понимаешь, Серега, если нет в человеке коммерческой жилки, то сама по себе она не рождается. Не умеешь зарабатывать деньги — иди отнимать у тех, кто умеет это делать. В рэкетиры и кидалы я рядиться побоялся и прикрылся законом. В погонах можно официально отнимать наворованное, если с тобой делиться не хотят.
— Тоже риск. Деньги и пометить могут.
— Я сам их и мечу, только не те, что в мои руки попадают. Да хренотень все это. Так, баловство. Подставляешь свою голову под топор за мзду копеечную. На нее особняков не построишь. Стыдно сказать, гаишники больше меня в десятки раз имеют. Но ты-то как в эту клоаку попал? Самым способным был на курсе. Тебя же в высшую школу КГБ приглашали.
— Сорвалось. Года не проучился. Нажрался с приятелем в «Метрополе», а потом пописали в фонтанчик посреди зала на потребу всему интуристу. Пришлось переквалифицироваться в управдомы.
— Но до генерала точно дорастешь. Раз среди них крутишься, значит, уже свой. Им в своем гадюшнике чужие не нужны. Своих и двигают.
— И что? Ради этого стоило жить, чтобы брюки лампасами изгадить? Для того из кожи вон лезли… таланты, карьера, будущее. А на деле?
Стас хлопнул приятеля по плечу.
— Не ради этого жили, а ради самой жизни. Жить надо для себя и только сегодняшним днем. А завтра видно будет, что новый день принесет.
***
Они допили первую бутылку и принялись за вторую.
К вечеру в баре набилось полно народу, начались танцы, люди веселились, и, что удивительно, никакой агрессии, звона битого стекла и ругательств.
— Хорошая шарашка, мирная, — оглядываясь, заметил Сергей.
— За это она мне и нравится. Здесь толковые вышибалы работают, буянить не дадут. Один раз вышвырнут, второй раз сам сюда не пойдешь. — Тюнич поднял рюмку и сказал:
— Давай выпьем вон за ту кралю, — и он кивнул на одиноко сидящую у стойки бара красотку. — Хороша, да?
Блондинка с длинными волосами и высокой грудью действительно была хороша собой. На вид чуть меньше тридцати, гибкая фигура с точеными изгибами там, где им положено быть, мордашка, как у куклы, но с печальным взором. Одним словом, такие на каждом шагу не встречаются.
— За такую не грех и выпить! Прекрасная незнакомка!
И они выпили.
— Я ее здесь не первый раз вижу. Всегда одна.
— И что? До сих пор не заклеил? Мы же с тобой холостяки.
— На то есть две причины, Серега. Первая заключается в том, что она к себе никого не допускает. Отошьет тут же и так, что все желание пропадет. Вторая причина в том, что она замужем и у нее семилетний сын. А главное, ее муж проходит по одному делу, которое веду я. Вот когда мы его посадим лет на десять, тогда она станет не просто красавицей, а самой богатой невестой в Москве. По моим скромным подсчетам, у ее муженька миллионов пятьдесят в заначке зарыто. Крупная рыба.
— Людей не смеши, Стас. Такие по тюрьмам не сидят. Он Петровку, Огарева и прокуратуру всех вместе купит.
— Теоретически да, практически нет. Он замешан в международном скандале.
Интерпол подключен. Вопрос в том, что нужны доказательства — раз и места тайников — два. Сам он не расколется. Пустой номер. Никто себе подписывать приговор не станет. А он калач тертый. Кстати, на двадцать два года старше ее.
— Черт! Так я пойду набиваться в женихи. А ты уж постарайся посадить ее благоверного поскорее. Так и опоздать можно. Свято место пусто не бывает. Как ее зовут?
— Вика. Держу пари на литр коньяка, что она тебя кипятком ошпарит.
— Согласен. Через пять минут я приведу ее за наш столик.
— Только не это. Мне еще допрашивать ее придется, протоколы составлять.
— Отлично. Здесь и начнем. Мы ее расколем. Главная хитрость заключается в том, что ты человека не колешь. И вообще тебе на него чихать. Он сам расколется без твоей помощи. Поверь моему опыту.
— Поверю. Только ты не забудь попросить ее подписать все протоколы.
— Это уж как полагается, по всей форме. Тебе муж, а мне жена. Все по-честному, как в «Ростокино-Ладе»!
Сергей встал и направился к стойке.
— Хочешь я скажу, как тебя зовут? Хочешь? Хочешь?
Девушка оглянулась и окинула его усталым взглядом синих, как море, глаз.
— Это так, репетиция. Меня пригласили заменить того парня из рекламного ролика. Самая дебильная реклама из всех, что я видел. Стоит придурок перед зеркалом и, как попка, повторяет одно и то же.
— А потом обливает пивом симпатичную девочку, — монотонно произнесла она. — Надеюсь, ты не собираешься блевать на меня? Стадия подходящая.
— Ну что ты, Вика. Я так, поболтать подошел. Скука заела. На душе кошки скребут. Вся жизнь размазней кажется.
— У меня своих кошек хватает. Тигры, а не кошки. Сейчас когти из декольте вылезут наружу.
— Бедняга. Я еще до такой стадии не докатился. Придется поднимать тебе дух.
Он сел на соседний табурет.
— Все дело в том, что человек рожден свободным. Так гласит конституция США и я. И если плюнуть на все остальное с детства, то останешься свободным навсегда. Вот я свободен, независим. Посему лишен привязанностей, а значит, и страданий. Мы сами сковываем себя цепями и вгоняем в рамки. В рамках закона, в свете событий, согласно постановлению. Нет никаких рамок, света и соглашений. Я ни с чем не согласен и люблю полумрак, а не свет. На свету у меня веснушки видны. Жаль крыльев нет, а то полетал бы. Ты никогда во сне не летала?
— Летаю с кровати на пол, когда муж лягнет.
— Зря. Мужа надо убить и спать одной на широких просторах и с тем, с кем хочешь и когда хочешь. Жить надо в радость себе, а ты сидишь и носом в рюмку клюешь. Рюмку отбрось, возьми стакан. У человека не может быть ограничений. Я вот ботинки ношу на два размера больше, чтобы пальцам было свободно, а зимой хожу в валенках.
— Откуда ты узнал, как меня зовут?
— А черт его знает. У меня такое впечатление, что мы знакомы лет десять. И вообще мы живем с тобой вместе. Но, вероятно, все это происходит во сне. Ты знаешь, я неточно улавливаю грань между сном и явью. Вот как ты думаешь, я тебе снюсь или мы наяву разговариваем?
— А ты ничего, забавный.
— Отличный повод выпить. Меня зовут Сереженька, если мне не изменяет память. Так меня мама звала, пока была жива.
— У меня тоже мамы нет. Она отравилась.
— А моя ушла и больше не вернулась.
— Что пить будем, свободный человек?
— Водку. У меня полно ее.
Он оглянулся на свой столик, но Стаса там уже не было.
— Видишь тот столик. Там сидел мой собутыльник, но его ветром сдуло. А может, он и не приходил, если это сон.
— Понятно. Я иду ему на замену?
— Ты незаменима, как мечта. И не напрягайся. Я не ухажер и не приставала, что хочешь, то и делай. Мы люди свободные и пока без крыльев, но это дело наживное.
Вика взяла свою рюмку и пересела к его столику.
Они выпили, потом еще и еще. Вика и вправду чувствовала себя свободной. Он не приставал к ней, не лез в душу, а молол всякие глупости, иногда смешные.
Когда она дошла до его стадии, то начала выплескивать все то, что в ней накопилось. Он ее не перебивал и, что удивительно, слушал. В конце концов, она его видела в первый и в последний раз, а очиститься от внутренней скверны очень хотелось. Ее так и распирало, и она болтала без умолку.
Потом они забыли обо всем. Вике стало легче, и пьяная парочка отправилась танцевать. Раза два упали, но общее впечатление от этого не испортилось. К концу вечера они уже гоготали до слез совершенно без причин. И так длилось до часу ночи.
Потом свободная женщина напомнила свободному мужчине, что ей все же пора идти домой и падать на пол во сне. Он пошел провожать ее до дома. При этом они сняли обувь, и их пальцы тоже стали свободными.
Прощались долго, но все же простились, ни о чем не договорившись. А о чем можно договариваться, если любой договор ограничивает свободу?
Важно, что они не жалели о проведенном вместе времени. Глоток свободного воздуха никому не мешает.
2.
Он все сделал правильно. Вика должна доверять ему на сто процентов. Но любое доверие должно начинаться с сомнений. Женщина привыкла к обманам и лжи.
Так она сама говорила. Кречинский хотел стать исключением в ее жизни, счастливым исключением. Вот почему он оставил у себя ее сумочку, а пьяная Вика попросту о ней забыла. Фокус удался.
На следующее утро она проснется и решит, что нарвалась на очередного афериста. Иначе и быть не может, учитывая ее везение. Но результат должен ее поразить. Сумочка могла соблазнить кого угодно: там хранились золотая пудреница, семьсот долларов и около пяти тысяч рублей, если не говорить о документах, на восстановление которых уйдет уйма времени.
Кречинский пришел в бар к открытию рано утром, когда публика похмеляется перед работой и доход заведения превышает вечернюю выручку, Он сидел спиной к входной двери и наблюдал в зеркало на стене за появлявшимися посетителями.
Долго сидел, но все же она пришла. Сергей подозвал бармена и сунул ему сумочку.
— Отдай той леди в голубом платье, которая направляется в нашу сторону.
Бармен кивнул головой и убрал сумочку под стойку.
Вид у девушки не казался радостным, но потеря не выбила ее из седла.
— Извините, — обратилась она к бармену. — Случайно я не забыла у вас сумочку вчера вечером? Бармен улыбнулся.
— Как она выглядит?
— Коричневая из крокодиловой кожи. Вы можете проверить, там мои документы.
— Я не несу ответственности за содержимое. Моя смена только началась, и мне оставил ее коллега с ночной смены.
Он положил сумочку на стойку и воровато кивнул на мужчину, сидевшего у стойки с бокалом пива в руках, — мол, все претензии к нему. Вика тут же открыла сумочку и облегченно вздохнула. Бармен получил пятьдесят долларов за посредничество и рюмку коньяку.
Они встретились взглядами с Сергеем и улыбнулись.
— Так ты настоящий? А я думала, что познакомилась с тобой во сне. Впервые судьба меня не обманула.
Пара ничего не значащих фраз, и парочка перебралась за столик. Кречинский понял, что эта женщина его зацепила, и серьезно зацепила. В ней был тот самый неуловимый шарм, заставлявший биться сердце вдвое быстрее. Стас Тюнич назвал ее самой богатой невестой. Она и без богатства могла стать лучшей невестой в мире.
Но какая же она невеста, если у нее муж, семья, бизнес, а он — обычный опер на службе его величества бездарного государства с перспективой к пятидесяти годам стать полковником? Безгранично высокий уровень для периферийной ткачихи или дочери гарнизонного начальника из сибирской глубинки.
В данном случае все мерилось другими мерками.
Пока он видел только одно преимущество. Ее мужу пятьдесят, а ему тридцать шесть. Только бы не выдать себя раньше времени, а изображать подобие хиппи: полное безразличие к событиям, свободная любовь, никаких обязательств ни перед чем, открытая душа. Вика прекрасно понимала, что чувствуют мужчины, глядя на нее, а значит, он должен стать не таким, иначе она моментально потеряет к нему интерес.
Кречинский старался как мог. Они просидели в баре около полутора часов, понимая, что обоих ждет работа, но никак не могли расстаться.
Сергей боялся, что она уйдет и на этом все кончится. Подстраивать новые случайные встречи слишком навязчиво. Просить телефон рискованно. Напорешься на отказ, и все старания коту под хвост. И все же Кречинский решил держать марку рубахи-парня, которому ничего от жизни не надо. Пофигист, мечтающий о крыльях за спиной, романтик, не думающий о будущем, живущий только сегодняшним днем, его нельзя купить, увлечь и заставить плясать под чужую дудку. Никаких ценностей, кроме свободы. Вот такой он слепил образ, притом что всю жизнь подчинялся суровой дисциплине, приказам начальства, посвящал себя учебе и карьере. Советская власть растворилась в небытии, и идеалы с непререкаемыми ценностями превратились в крах. Ошибочка вышла, не на ту лошадку поставил.
Проиграл, а упущенные годы возврату не подлежат.
Вика представлялась ему шансом, посланным судьбой, своего рода реваншем, с помощью которого можно все еще поправить, повернуть вспять и начать жизнь заново. Он ловил себя на мысли, будто превратился в утопающего, хватающегося за соломинку. С его трезвым аналитическим умом строить воздушные замки — мальчишество, мягко говоря. Но Сергей понимал и другое. Он ничего не терял, кроме сказочной женщины, принадлежащей другому. Какая же это потеря, если ты заришься на чужое добро и возомнил себя его хозяином?
И все же дуэль он выиграл. Они простились возле ее машины. Она села за руль, а он повернулся и пошел прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Где? — удивился Кречинский. — Надо точно знать, кто кого заказал, где и когда киллер его прихлопнет. До меня такая информация не доходит. Я шестерка в колоде Кохана. Кандидат в семерки, а такими данными владеют валеты или короли.
— А почему нам самим не дать заказ Дяде? Важно выяснить, кто их принимает, — предложил Виноградов.
— Заказ может принять Башка. Он же Семага Илья Спиридоныч. Но он не примет заказ от человека с улицы.
— И очень хорошо. Мы найдем авторитета в зоне и переведем его к себе в Лефортово для обработки. Важно найти такого авторитета, который непосредственно знал Башку и был в курсе, чем тот занимается. А на Семагу у нас есть полное досье. Он сидел дважды, и мы знаем его связи.
— Как бы не получилось так, что в итоге я попаду под колпак к Дяде — недовольно помотал головой Кречинский. — Башке он доверяет на все сто, и провала с его стороны ожидать очень трудно.
— Ты станешь героем в его глазах, — тихо сказал Турин, крутя карандаш в своих холеных руках. — Ты вскроешь заговор якобы через Петровку. Но так, что ошибка ляжет на Семагу. Пусть Кохан знает, что его хотели подставить менты, а Семага клюнул на подставу. Любая нервозность, недоверие, сомнения в стане врага нам на руку. Любая ошибка пойдет в наш зачет. И если это так, то твой авторитет у Дяди будет только возрастать, а Семаги падать. Наше дело — найти заказчика для Башки. Пусть он знает, что заказчик сбежал из зоны и хочет поквитаться со своим крестным. Мельчить не будем. Возьмем генерала, а не следователя, которого беглец и сам убрать может.
— Ну и размах у вас, Юрий Палыч, — удивился Виноградов. — Рисковать генералами МВД ради сомнительной выгоды?
— Вы плохо обо мне думаете, Олег Петрович. Генерал нам будет лишь подыгрывать, а его роль сыграет бомж с Бутырок. Любой подонок с расстрельной статьей, выряженный в генеральский мундир. А тебе, Сережа, надо подготовить генерала для свадьбы. Я позвоню Черногорову на Петровку, а ты езжай прямо к нему. Он мужик смелый, к авантюрам относится с азартом, сам вышел из оперативников. Он меня поймет. Но о вашем разговоре даже в его управлении никто ничего знать не должен.
— Разумеется. Не один я в недрах Петровки работаю на Дядю. С Черногоровым я знаком. Но он не знает, что я из комитета. Он меня знает как помощника генерала Бирюкова. А они встречаются ежедневно.
— Черногоров — надежный человек. Если еще один генерал узнает о твоем истинном лице, наши планы не обрушатся. Игра стоит свеч. А мы займемся кандидатурой на роль заказчика.
На том и порешили.
Кречинский отправился на Петровку. Генерал Черногоров принял помощника своего коллеги без проволочек. Ничего странного, если один генерал посылает с поручением своего помощника к другому. Черногоров руководил уголовным розыском, а начальник Кречинского занимался оргпреступностью. Родственные подразделения.
Беседа их длилась сорок минут, и Кречинский вышел довольный результатами разговора.
В проходной, на выходе из управления, он столкнулся со своим старым другом и однокашником подполковником Тюничем. Они вместе заканчивали юрфак МГУ, а потом встречались редко, с перебоями. Увидев друг друга, друзья обрадовались.
— А вообще-то ты нахал, Серега, — возмутился Тюнич. — То, что тебя год назад перевели к нам, я слыхал. Ординарцем при лампасах ходишь. На службу, как на праздник, являешься, но ты-то знаешь, что я сижу этажом ниже и не вьшезаю из конторы сутками. Мог бы и заглянуть.
— Ты прав, Стас, я, конечно, негодяй. Раз уж встретились, то давай отметим это дело по старинке.
— До поросячьего визга, ты имеешь в виду?
— Посмотрим, как получится.
— Принято. Только мне надо заехать домой и переодеться. Не могу в погонах водку пить — поперек горла становится. У меня машина, так что быстро обернемся.
Возле моего дома отличный бар есть. Там все чувствуют себя свободно и счастливо.
— Никаких возражений. Принято. Они сели в машину подполковника Тюнича и поехали навстречу приключениям.
***
Выпили за встречу. Вспоминали студенческие годы, смеялись, обсуждали сокурсников. Все, как один, в люди вышли, многие превратились в сверхлюдей, это те, кто стали высокооплачиваемыми адвокатами.
— Только мы с тобой в ментуре погрязли, — пожал плечами Сергей.
— Я-то еще и финансовый закончил, — усмехнулся Стас. — Тянулся к свету.
Хотел быть большим финансистом со знанием законов. Но понимаешь, Серега, если нет в человеке коммерческой жилки, то сама по себе она не рождается. Не умеешь зарабатывать деньги — иди отнимать у тех, кто умеет это делать. В рэкетиры и кидалы я рядиться побоялся и прикрылся законом. В погонах можно официально отнимать наворованное, если с тобой делиться не хотят.
— Тоже риск. Деньги и пометить могут.
— Я сам их и мечу, только не те, что в мои руки попадают. Да хренотень все это. Так, баловство. Подставляешь свою голову под топор за мзду копеечную. На нее особняков не построишь. Стыдно сказать, гаишники больше меня в десятки раз имеют. Но ты-то как в эту клоаку попал? Самым способным был на курсе. Тебя же в высшую школу КГБ приглашали.
— Сорвалось. Года не проучился. Нажрался с приятелем в «Метрополе», а потом пописали в фонтанчик посреди зала на потребу всему интуристу. Пришлось переквалифицироваться в управдомы.
— Но до генерала точно дорастешь. Раз среди них крутишься, значит, уже свой. Им в своем гадюшнике чужие не нужны. Своих и двигают.
— И что? Ради этого стоило жить, чтобы брюки лампасами изгадить? Для того из кожи вон лезли… таланты, карьера, будущее. А на деле?
Стас хлопнул приятеля по плечу.
— Не ради этого жили, а ради самой жизни. Жить надо для себя и только сегодняшним днем. А завтра видно будет, что новый день принесет.
***
Они допили первую бутылку и принялись за вторую.
К вечеру в баре набилось полно народу, начались танцы, люди веселились, и, что удивительно, никакой агрессии, звона битого стекла и ругательств.
— Хорошая шарашка, мирная, — оглядываясь, заметил Сергей.
— За это она мне и нравится. Здесь толковые вышибалы работают, буянить не дадут. Один раз вышвырнут, второй раз сам сюда не пойдешь. — Тюнич поднял рюмку и сказал:
— Давай выпьем вон за ту кралю, — и он кивнул на одиноко сидящую у стойки бара красотку. — Хороша, да?
Блондинка с длинными волосами и высокой грудью действительно была хороша собой. На вид чуть меньше тридцати, гибкая фигура с точеными изгибами там, где им положено быть, мордашка, как у куклы, но с печальным взором. Одним словом, такие на каждом шагу не встречаются.
— За такую не грех и выпить! Прекрасная незнакомка!
И они выпили.
— Я ее здесь не первый раз вижу. Всегда одна.
— И что? До сих пор не заклеил? Мы же с тобой холостяки.
— На то есть две причины, Серега. Первая заключается в том, что она к себе никого не допускает. Отошьет тут же и так, что все желание пропадет. Вторая причина в том, что она замужем и у нее семилетний сын. А главное, ее муж проходит по одному делу, которое веду я. Вот когда мы его посадим лет на десять, тогда она станет не просто красавицей, а самой богатой невестой в Москве. По моим скромным подсчетам, у ее муженька миллионов пятьдесят в заначке зарыто. Крупная рыба.
— Людей не смеши, Стас. Такие по тюрьмам не сидят. Он Петровку, Огарева и прокуратуру всех вместе купит.
— Теоретически да, практически нет. Он замешан в международном скандале.
Интерпол подключен. Вопрос в том, что нужны доказательства — раз и места тайников — два. Сам он не расколется. Пустой номер. Никто себе подписывать приговор не станет. А он калач тертый. Кстати, на двадцать два года старше ее.
— Черт! Так я пойду набиваться в женихи. А ты уж постарайся посадить ее благоверного поскорее. Так и опоздать можно. Свято место пусто не бывает. Как ее зовут?
— Вика. Держу пари на литр коньяка, что она тебя кипятком ошпарит.
— Согласен. Через пять минут я приведу ее за наш столик.
— Только не это. Мне еще допрашивать ее придется, протоколы составлять.
— Отлично. Здесь и начнем. Мы ее расколем. Главная хитрость заключается в том, что ты человека не колешь. И вообще тебе на него чихать. Он сам расколется без твоей помощи. Поверь моему опыту.
— Поверю. Только ты не забудь попросить ее подписать все протоколы.
— Это уж как полагается, по всей форме. Тебе муж, а мне жена. Все по-честному, как в «Ростокино-Ладе»!
Сергей встал и направился к стойке.
— Хочешь я скажу, как тебя зовут? Хочешь? Хочешь?
Девушка оглянулась и окинула его усталым взглядом синих, как море, глаз.
— Это так, репетиция. Меня пригласили заменить того парня из рекламного ролика. Самая дебильная реклама из всех, что я видел. Стоит придурок перед зеркалом и, как попка, повторяет одно и то же.
— А потом обливает пивом симпатичную девочку, — монотонно произнесла она. — Надеюсь, ты не собираешься блевать на меня? Стадия подходящая.
— Ну что ты, Вика. Я так, поболтать подошел. Скука заела. На душе кошки скребут. Вся жизнь размазней кажется.
— У меня своих кошек хватает. Тигры, а не кошки. Сейчас когти из декольте вылезут наружу.
— Бедняга. Я еще до такой стадии не докатился. Придется поднимать тебе дух.
Он сел на соседний табурет.
— Все дело в том, что человек рожден свободным. Так гласит конституция США и я. И если плюнуть на все остальное с детства, то останешься свободным навсегда. Вот я свободен, независим. Посему лишен привязанностей, а значит, и страданий. Мы сами сковываем себя цепями и вгоняем в рамки. В рамках закона, в свете событий, согласно постановлению. Нет никаких рамок, света и соглашений. Я ни с чем не согласен и люблю полумрак, а не свет. На свету у меня веснушки видны. Жаль крыльев нет, а то полетал бы. Ты никогда во сне не летала?
— Летаю с кровати на пол, когда муж лягнет.
— Зря. Мужа надо убить и спать одной на широких просторах и с тем, с кем хочешь и когда хочешь. Жить надо в радость себе, а ты сидишь и носом в рюмку клюешь. Рюмку отбрось, возьми стакан. У человека не может быть ограничений. Я вот ботинки ношу на два размера больше, чтобы пальцам было свободно, а зимой хожу в валенках.
— Откуда ты узнал, как меня зовут?
— А черт его знает. У меня такое впечатление, что мы знакомы лет десять. И вообще мы живем с тобой вместе. Но, вероятно, все это происходит во сне. Ты знаешь, я неточно улавливаю грань между сном и явью. Вот как ты думаешь, я тебе снюсь или мы наяву разговариваем?
— А ты ничего, забавный.
— Отличный повод выпить. Меня зовут Сереженька, если мне не изменяет память. Так меня мама звала, пока была жива.
— У меня тоже мамы нет. Она отравилась.
— А моя ушла и больше не вернулась.
— Что пить будем, свободный человек?
— Водку. У меня полно ее.
Он оглянулся на свой столик, но Стаса там уже не было.
— Видишь тот столик. Там сидел мой собутыльник, но его ветром сдуло. А может, он и не приходил, если это сон.
— Понятно. Я иду ему на замену?
— Ты незаменима, как мечта. И не напрягайся. Я не ухажер и не приставала, что хочешь, то и делай. Мы люди свободные и пока без крыльев, но это дело наживное.
Вика взяла свою рюмку и пересела к его столику.
Они выпили, потом еще и еще. Вика и вправду чувствовала себя свободной. Он не приставал к ней, не лез в душу, а молол всякие глупости, иногда смешные.
Когда она дошла до его стадии, то начала выплескивать все то, что в ней накопилось. Он ее не перебивал и, что удивительно, слушал. В конце концов, она его видела в первый и в последний раз, а очиститься от внутренней скверны очень хотелось. Ее так и распирало, и она болтала без умолку.
Потом они забыли обо всем. Вике стало легче, и пьяная парочка отправилась танцевать. Раза два упали, но общее впечатление от этого не испортилось. К концу вечера они уже гоготали до слез совершенно без причин. И так длилось до часу ночи.
Потом свободная женщина напомнила свободному мужчине, что ей все же пора идти домой и падать на пол во сне. Он пошел провожать ее до дома. При этом они сняли обувь, и их пальцы тоже стали свободными.
Прощались долго, но все же простились, ни о чем не договорившись. А о чем можно договариваться, если любой договор ограничивает свободу?
Важно, что они не жалели о проведенном вместе времени. Глоток свободного воздуха никому не мешает.
2.
Он все сделал правильно. Вика должна доверять ему на сто процентов. Но любое доверие должно начинаться с сомнений. Женщина привыкла к обманам и лжи.
Так она сама говорила. Кречинский хотел стать исключением в ее жизни, счастливым исключением. Вот почему он оставил у себя ее сумочку, а пьяная Вика попросту о ней забыла. Фокус удался.
На следующее утро она проснется и решит, что нарвалась на очередного афериста. Иначе и быть не может, учитывая ее везение. Но результат должен ее поразить. Сумочка могла соблазнить кого угодно: там хранились золотая пудреница, семьсот долларов и около пяти тысяч рублей, если не говорить о документах, на восстановление которых уйдет уйма времени.
Кречинский пришел в бар к открытию рано утром, когда публика похмеляется перед работой и доход заведения превышает вечернюю выручку, Он сидел спиной к входной двери и наблюдал в зеркало на стене за появлявшимися посетителями.
Долго сидел, но все же она пришла. Сергей подозвал бармена и сунул ему сумочку.
— Отдай той леди в голубом платье, которая направляется в нашу сторону.
Бармен кивнул головой и убрал сумочку под стойку.
Вид у девушки не казался радостным, но потеря не выбила ее из седла.
— Извините, — обратилась она к бармену. — Случайно я не забыла у вас сумочку вчера вечером? Бармен улыбнулся.
— Как она выглядит?
— Коричневая из крокодиловой кожи. Вы можете проверить, там мои документы.
— Я не несу ответственности за содержимое. Моя смена только началась, и мне оставил ее коллега с ночной смены.
Он положил сумочку на стойку и воровато кивнул на мужчину, сидевшего у стойки с бокалом пива в руках, — мол, все претензии к нему. Вика тут же открыла сумочку и облегченно вздохнула. Бармен получил пятьдесят долларов за посредничество и рюмку коньяку.
Они встретились взглядами с Сергеем и улыбнулись.
— Так ты настоящий? А я думала, что познакомилась с тобой во сне. Впервые судьба меня не обманула.
Пара ничего не значащих фраз, и парочка перебралась за столик. Кречинский понял, что эта женщина его зацепила, и серьезно зацепила. В ней был тот самый неуловимый шарм, заставлявший биться сердце вдвое быстрее. Стас Тюнич назвал ее самой богатой невестой. Она и без богатства могла стать лучшей невестой в мире.
Но какая же она невеста, если у нее муж, семья, бизнес, а он — обычный опер на службе его величества бездарного государства с перспективой к пятидесяти годам стать полковником? Безгранично высокий уровень для периферийной ткачихи или дочери гарнизонного начальника из сибирской глубинки.
В данном случае все мерилось другими мерками.
Пока он видел только одно преимущество. Ее мужу пятьдесят, а ему тридцать шесть. Только бы не выдать себя раньше времени, а изображать подобие хиппи: полное безразличие к событиям, свободная любовь, никаких обязательств ни перед чем, открытая душа. Вика прекрасно понимала, что чувствуют мужчины, глядя на нее, а значит, он должен стать не таким, иначе она моментально потеряет к нему интерес.
Кречинский старался как мог. Они просидели в баре около полутора часов, понимая, что обоих ждет работа, но никак не могли расстаться.
Сергей боялся, что она уйдет и на этом все кончится. Подстраивать новые случайные встречи слишком навязчиво. Просить телефон рискованно. Напорешься на отказ, и все старания коту под хвост. И все же Кречинский решил держать марку рубахи-парня, которому ничего от жизни не надо. Пофигист, мечтающий о крыльях за спиной, романтик, не думающий о будущем, живущий только сегодняшним днем, его нельзя купить, увлечь и заставить плясать под чужую дудку. Никаких ценностей, кроме свободы. Вот такой он слепил образ, притом что всю жизнь подчинялся суровой дисциплине, приказам начальства, посвящал себя учебе и карьере. Советская власть растворилась в небытии, и идеалы с непререкаемыми ценностями превратились в крах. Ошибочка вышла, не на ту лошадку поставил.
Проиграл, а упущенные годы возврату не подлежат.
Вика представлялась ему шансом, посланным судьбой, своего рода реваншем, с помощью которого можно все еще поправить, повернуть вспять и начать жизнь заново. Он ловил себя на мысли, будто превратился в утопающего, хватающегося за соломинку. С его трезвым аналитическим умом строить воздушные замки — мальчишество, мягко говоря. Но Сергей понимал и другое. Он ничего не терял, кроме сказочной женщины, принадлежащей другому. Какая же это потеря, если ты заришься на чужое добро и возомнил себя его хозяином?
И все же дуэль он выиграл. Они простились возле ее машины. Она села за руль, а он повернулся и пошел прочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31