Никто не сможет додуматься, что Фил бездействует из-за того, что в лесу лежит снег.
Необходимо выйти на свет и дать понять всем претендентам на сокровища, что Фил в этой игре не участвует. Забытая история.
Но как же он мог бросить свою команду, два месяца не показывать носа, забыть о них и увлечься мнимым противником в лице Хлыста? Глупо и бездарно! То-то они ему даже не позвонили на прошлой неделе, когда у Фила был день рождения. А он радовался, что на водку тратиться не придется. Дурак!
Фил вскочил и вышел из дома. Через тридцать минут он подъезжал к Котельнической набережной. Фил видел только один способ законсервировать ситуацию на сегодняшнем уровне. Нужна хорошая инъекция веселящего газа, нужно переставить локомотив на новые рельсы и увести соперников в другую сторону.
Идеальный вариант — пуск локомотива под откос. Партизанщина. Примитивная партизанщина, прикрытая лопухом и мелкими цветочками.
У высотки Фил вышел и сделал два телефонных звонка из автомата, оба удачных. Генерал Скворцов согласился его принять, а его команда согласилась прибыть в штаб к восемнадцати часам вечера. Пора поиграть в активность. Он чувствовал холодность в разговоре, но они согласились на встречу, а значит, решили, будто их предупреждение через сибиряка сработало. Отлично. Пусть считают себя победителями на первом этапе. Теперь важно убедить Скворцова в своей правоте. Никто в команде Фила не подозревал, что работу давал им старый генерал Скворцов. Принято было считать, что клиентов выискивал Фил. Теперь это обстоятельство сыграло плохую роль, но команда продолжала считать его лидером, а это важно.
***
Скворцов любил тень, как папоротник. Он имел дела только с руководителями групп, но хорошо знал состав всей команды. У генерала не было любимчиков, он заботился обо всех офицерах, вышвырнутых из Комитета раньше времени. Человек, который начинал свою карьеру при Ежове, когда кругом были только враги, не мог кого-то любить. Времена изменились. Теперь хмурый старик имел свою личную картотеку, архив, компромат и груду уникальных документов.
Начало коллекции положил секретный архив Берии, который Скворцов сумел вывезти с его дачи в день ареста своего шефа.
Теперь бывший генерал имел большое доверие среди самых богатых и влиятельных людей страны. Это Скворцов сумел организовать свыше сорока оперативных групп, подобных команде Фила, и всех обеспечивал заработком. Старик принимал у себя одного из крупных коммерсантов или политиков, вникал в трудности щекотливого характера его дела и обещал помочь за определенное вознаграждение. Гонорар получали ребята из группы, которая занималась расследованием. Старику перепадало десять процентов за посредничество. Но любой посетитель не подозревал, что тут же попадал под «колпак» старика, и его карточка появлялась в море других бумажек с компроматами.
Просьбы и работа были разными — от слежки за неверными женами до расследования убийств, когда трупы хоронили без гробов в лесу, а не на кладбище.
Фил прошел пешком двести метров и свернул в арку. В тихом дворе сегодня было странное оживление. В углу возле гаражных ворот стоял обгоревший «мерседес». На мокром снегу валялись осколки стекол, группы дворовых старух судачили о чем-то, размахивали руками и заговорщически шептались.
Фил не интересовался тайными историями, терактами, обгоревшими машинами и сплетнями. Он миновал кучку стекол и вошел в один из подъездов левого крыла здания.
Без приглашения и предварительной договоренности здесь никого не принимали. Дверь открывал Герасим. Так хозяин звал своего немого слугу. Ходили слухи, будто Герасим, чье настоящее имя оставалось тайной, когда-то вел допросы в застенках Лубянки, и язык ему отрезали, чтобы не болтал лишнего. Здоровяк и вправду походил на тургеневского героя с тоскливым жалостливым взглядом и крутыми плечами.
Герасим проводил Фила в кабинет. Генерал сидел у окна и читал какую-то бумагу из папки, которая лежала у него на коленях. Рядом на старинном резном столе стоял длинный узкий ящик с карточками, временно выдвинутый из дубового бюро. Любой архив спецслужб мог бы позавидовать коллекции бывшего генерала НКВД и КГБ. Любая бумажка из сотен тысяч, хранившихся здесь, имела гриф «совершенно секретно».
Увидев Трошина, Скворцов улыбнулся и с гордостью школьника, получившего пятерку, сказал:
— Вчера я сделал одного периферийного политикана крупной фигурой.
И все лишь из-за того, что я отснял четыре бумажки из моей коллекции на ксероксе и передал копии в нужные руки. Когда эти листочки увидели в аппарате, вопрос был решен положительно. Политический шантаж делает одного человека королем, а короля червем. Сегодня нет смысла в дипломах и партийных билетах.
Образование вышло из моды. Достаточно владеть нужной информацией, и вы из дворника превращаетесь в министра, а из министра идете в грузчики. Нет смысла в знаниях, таланте, уме, опыте. Все значительно проще. Одно слово, одна бумажка.
Наше общество и его верхушка настолько криминальны и коррумпированы, что все стало доступным. Раньше роль фильтра играла партия. Сволочи! Но в стране был порядок. Сейчас настал час анархии и беспредела. При Сталине фокусы с тусовкой высоких персон мог делать только Сталин, а не Вольф Мессинг с его силой внушения. Сегодня главную роль играет нужная информация. Во всем. Ты остаешься жить только в том случае, если знаешь кто, где и когда намерен выстрелить тебе в спину. Возможность опередить соперника тебе дает информация. Да… Стрелять стали много и часто. Сегодня утром под моими окнами взорвали машину моего соседа. К счастью, парень остался живым. Повезло. Но как бы на это отреагировали власти десять лет назад?! В центре Москвы в пяти минутах ходьбы до Кремля!
Генерал многозначительно вздохнул и, повернув голову к Трошину, спросил:
— Нуте-с?
Кустистые седые брови нависли над строгими черными глазами.
Мужественное лицо, орлиный нос и пронизывающий взгляд. Фил не боялся старика, он знал его с детства. Его покойный отец дружил со Скворцовым, и их дачи находились рядом. Когда у Скворцова отнялись ноги, его дачу продали, и старик уже не выходил из своей квартиры.
Сидя в кресле-каталке в темно-синей вельветовой куртке, которая облегала на сухопарой фигуре старика, как подогнанный мундир, Скворцов с любопытством разглядывал своего гостя, будто знал, что тот скажет, и желал быстрее убедиться в этом.
— Нуте-с? — повторил он.
— Наша команда на мели, Никанор Евдокимыч.
— Вот тебе на! Это как же так? Я думал, вы в Сочах деньги прожигаете, а он говорит: «На мели!» Шевцов — это золотая жила, Я отдал тебе лучшего клиента.
Звонкий старческий голос трещал в ушах гостя, как скрипучая дверь, которую трепал сквозняк.
— Задание — ловушка. Оно невыполнимо. Шевцов дает ложную информацию, будто ему не нужны пропавшие деньги. Это задержало меня на сутки, что позволило грабителю выйти из зоны досягаемости и лечь на дно в сибирском остроге. Там нам его не достать.
— Ты не успел его перехватить? С твоими, орлами?
— Дело не в орлах. Кража была обычной инсценировкой. Люди Шевцова наняли урок и обчистили партнера Шевцова, и тот лишился возможности внести пай в общее дело. Шевцов выиграл позицию на доске и взял вожжи в свои руки.
— Это не твое дело, Филя. Тебя не для того нанимали. Денег нет, нет гонорара и нет престижа. Получишь работу, но только придется с грязью повозиться. Проштрафился, теперь пеняй на себя.
— Мы готовы на любую работу.
— Увидим, на что вы готовы.
Старик достал папиросу из коробки «Казбек», закурил и строго посмотрел на нерадивого ученика, который продолжал стоять в дверях и мять лисью шапку в руках.
— Где-то в Москве работает лаборатория по изготовлению чистого героина и кокаина. Наркотик высочайшей пробы, а значит, делают его в заводских условиях. Судя по тому, что партии невелики и ходят по рукам в московском бомонде, можно предположить, что делает готовую продукцию очень незначительная бригада профессионалов. Самые дорогие клиенты пользуются этой кормушкой. Азики и хачики очень огорчены, что их товаром пользуются студенты и подростки, а не серьезные клиенты. Не та прибыль. Конкуренция. Наш клиент хочет выйти на лабораторию и предложить долевое участие. Это благородно!
— Возможно. Но на кой черт лаборанту нужно благородство азика? Он очень хорошо живет без посторонней помощи.
— Лаборанту?
— Ну если говорить условным языком.
— Хорошо. Постараюсь вдолбить в твою куриную голову, дорогой майор в отставке, что нам на сей расклад наплевать. Музыку заказывают азиаты, и мы танцуем за их деньги. Азиат готов поставлять в Москву лучшее сырье и работать с лаборантом на равных долях. На данный момент, по словам азиата, у них воруют сырье со складов и продают лаборанту. Я в этом не уверен. Примитивная версия.
Ясно одно: азиат стрижет купоны с наркоманов низшей касты, которая расплачивается с ним криминальными деньгами. Лавры лаборанта не дают ему покоя.
Здесь не деньги, здесь престиж играет важнейшую роль. В любом случае ты сам лучше меня разберешься с этим вопросом.
Скворцов взял со стола визитную карточку и протянул ее Филу.
— Он ждет твоего звонка. Поговори с ним и будь ласков и внимателен. Азиаты — люди ранимые.
К шести часам вечера Филипп Макарович Трошин прибыл в штаб-квартиру, где его не видели более полутора месяцев. Коллеги приняли своего патрона холодно. Фил не ждал оваций. Он хорошо осознавал свою вину. Фил долго оправдывался, выкручивался, фантазировал, завязывал узлы и выворачивал пустые карманы. В конце концов он подошел к сути и предложил ребятам засучить рукава и запустить руки по локоть в дерьмо, но за большие деньги. Об Уголовном кодексе можно забыть, играть можно без нот и без правил.
Постепенно Фил стал втягивать проголодавшуюся компанию в новую криминальную историю и даже сам увлекся некоторыми аспектами совместной деятельности Азии и Москвы на почве наркобизнеса. После общего высказанного вслух мнения сыщики пришли к выводу, что работа займет около двух месяцев.
Срок, который устраивал Фила по всем статьям. Ни одна из сторон не упомянула о визите коллеги из Сибири. Вопрос был деликатно забыт, словно такого человека не существовало в природе.
К концу вечера бригада пришла к общему знаменателю и приняла решение отметить день рождения Фила задним числом.
Пьянка затянулась до утра. Одно Фил знал точно — сегодня день выдался удачным!
***
К концу рабочего дня на столе начальника следственной бригады затрещал телефон.
В этот момент Ефимов спорил с подполковником Саранцевым. Этот спор не имел своего завершения и длился более десяти лет с тех самых пор, как двух офицеров посадили в один кабинет. Иногда спорщики остывали, но не излечивались, а набирали силы для нового рецидива и при любом удобном случае вспыхивали как спички.
Ефимов снял трубку и, не переключаясь на нормальный тон, гаркнул:
— Следственный отдел. Ефимов у телефона.
Любой нормальный человек, услышав такой скрип, бросил бы трубку, а подполковник не слышал собственного голоса. Он спускал пары, накопившиеся за время подготовки к операции и ее завершению. Он даже не знал толком, о чем спорит. В голове все смешалось и ему не помогли двести граммов коньяка, принятых на грудь перед обедом. Сейчас нужна горячая ванна и снотворное, но Ефимов боялся оставаться в одиночестве и вызвал Саранцева, чтобы выпустить пар и в завершение напиться до чертиков.
Голос на другом конце провода оставался спокойным и холодным.
Ефимову показалось, что кто-то бросил ему за воротник несколько кубиков льда.
— У меня на столе лежит свежая сводка происшествий, — говорил металлический голос. — В ней есть сведения о взрыве бомбы в центре Москвы. В воздух взлетел «мерседес» одного банкира по имени Михаил Осипович Бронштейн. К счастью, преступник оказался дилетантом, и банкир остался жив. Он лежит с ожогами в реанимационном отделении шестьдесят четвертой больницы, третий корпус, напротив въездных ворот. К нему поставили охрану. Один вооруженный омоновец. У палаты и сиделка. Услуги оплачивает банк. Бронштейну сделана операция, которая длилась четыре часа. Врачи дают оптимистический прогноз. Есть надежда, что Бронштейн знает убийцу, точнее, заказчика. Сотрудники банка отказываются от комментариев и желают провести совещание с потерпевшим, как только тот сможет их принять.
В трубке послышались короткие гудки.
— Тебе нехорошо Гриша? — тихо спросил Саранцев, глядя на белое лицо приятеля. — Что-нибудь дома?
Ефимов знал, что предчувствие его не обманывает. Рано он распыляет накопленные силы, они ему еще нужны. Это лишь начало! Но он должен поставить точку в конце дела, а не ходить в подвешенном состоянии. Его ошибка — крах. Вся жизнь коту под хвост, а он еще не начинал жить в свои пятьдесят.
— Омоновец мешает! — неожиданно воскликнул Ефимов и хлопнул кулаком по столу.
— Ты что, Гриша, сбрендил? — Ефимов взглянул на Саранцева. Кто, как не он, может идти с ним в одной упряжке!
— Десять тысяч баксов получишь, Николай. Дело одно надо закончить.
И молчи, вопросы потом. Жареным пахнет, возможно, что пару раз стрельнуть придется.
Ефимов открыл сейф. Достал табельный пистолет и сунул его в карман.
Саранцев ничего не понял, но побежал вслед за коллегой.
В эту минуту он не думал о деньгах да и не принял всерьез эту фразу. Саранцев привык выручать друзей и не измерял услуги деньгами.
Они сели в машину Ефимова и сорвались с места.
— Что случилось? Говори толком, Гриша. У меня нет оружия. Где, что, кто?
— Добить нужно одного гаденыша. В реанимации лежит хмырь, который все знает о наших с тобой делах.
Ефимов уже соображал, что нужно говорить.
— Кто такой?
— Один банкир. Он купил информацию и хотел приколоть меня к стенке, но я вырвался. Однако живучий оказался мерзавец! Короче говоря, подробности потом узнаешь, а сейчас надо добить ублюдка!
— Но я в форме.
— Тем лучше. На первом этаже она послужит пропуском, на втором этаже ее сочтут камуфляжем убийц. Помни главное: у людей в милицейской форме нет лиц. Их никто не запоминает, в памяти всплывают только погоны и звездочки.
— Куда мы едем?
— В шестьдесят четвертую больницу. Знаешь, где это?
— Там же твой Борька лежал.
— Точно. И тоже в третьем корпусе. Не думал, что семейные неприятности могут принести пользу. Сейчас шесть часов вечера, самый разгар приемных часов, кругом полно народа, можно затеряться.
— Как будем действовать? — спросил Саранцев.
— Чем проще, тем лучше. Хитрить некогда, надо идти напролом. У палаты стоит омоновец. Возьмешь его на себя, а я зайду внутрь. Они не ждут налета. Никто не обладает сведениями.
— Это плохо. Легче вычислить.
— Банкиры в курсе. Они и попадут под подозрение. К нам и к милиции этот тип никакого отношения не имеет. Провал исключен!
Машину оставили у ворот больницы. Оба были раздеты, и зимой такое зрелище запоминается, но милицейский мундир Саранцева сводил все подозрения на нет. Они шли уверенной походкой, И складывалось впечатление, что эти люди перебегали из одного корпуса в другой.
Окна первого этажа были зарешечены, именно здесь находилось реанимационное отделение. Они зашли в корпус. Дверь с надписью «Реанимация» была закрыта на засов. Ефимов указал на лестницу, ведущую в подвал.
— Глянем там. Может, без шума обойдется.
Из открытой двери струился свет. Длинный узкий коридор соединял корпуса.
Ефимов кивнул вправо.
— Сюда. Сейчас мы будем под ними, а значит, ближе к цели.
— Здесь покойников возят и грязное белье, а наверх мы не пройдем.
— Соображай, Саранцев. Покойников по мусоропроводу спускают? Или с грязным бельем?
Через несколько метров они заметили дверь. Ефимов повернул ручку, и они оказались в небольшой комнатушке. Предположение было правильным. Под раструбом в потолке стояла тележка, набитая бельем. Рядом стояли корзины с расфасовкой, в углу несколько каталок, но без покойников.
— Есть идея! — лицо Ефимова горело, будто он сидел в сауне. — Надеваем халаты и берем каталку.
Остальное Саранцев понял сам. Они надели мятые халаты, закрыли лица марлевыми повязками, нахлобучили на головы белые чепчики, после чего занялись каталкой. Муляж предполагаемого больного был создан из простыней и наволочек, после чего накрыт покрывалом.
Из комнаты вышли совершенно другие люди. Они катили свой груз, понимая, что цель проходит над ними и где-то здесь должна быть лазейка. Им повезло. Грузовой лифт стоял внизу. Они открыли решетку и закатили в кабину каталку. С тяжелым гудением подъемник поднял их на первый этаж. Когда железные двери открылись, коридорная медсестра не поняла, что произошло. Из лифта вышли санитары с покойником. Она встала из-за стола и коротко показала большим пальцем вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Необходимо выйти на свет и дать понять всем претендентам на сокровища, что Фил в этой игре не участвует. Забытая история.
Но как же он мог бросить свою команду, два месяца не показывать носа, забыть о них и увлечься мнимым противником в лице Хлыста? Глупо и бездарно! То-то они ему даже не позвонили на прошлой неделе, когда у Фила был день рождения. А он радовался, что на водку тратиться не придется. Дурак!
Фил вскочил и вышел из дома. Через тридцать минут он подъезжал к Котельнической набережной. Фил видел только один способ законсервировать ситуацию на сегодняшнем уровне. Нужна хорошая инъекция веселящего газа, нужно переставить локомотив на новые рельсы и увести соперников в другую сторону.
Идеальный вариант — пуск локомотива под откос. Партизанщина. Примитивная партизанщина, прикрытая лопухом и мелкими цветочками.
У высотки Фил вышел и сделал два телефонных звонка из автомата, оба удачных. Генерал Скворцов согласился его принять, а его команда согласилась прибыть в штаб к восемнадцати часам вечера. Пора поиграть в активность. Он чувствовал холодность в разговоре, но они согласились на встречу, а значит, решили, будто их предупреждение через сибиряка сработало. Отлично. Пусть считают себя победителями на первом этапе. Теперь важно убедить Скворцова в своей правоте. Никто в команде Фила не подозревал, что работу давал им старый генерал Скворцов. Принято было считать, что клиентов выискивал Фил. Теперь это обстоятельство сыграло плохую роль, но команда продолжала считать его лидером, а это важно.
***
Скворцов любил тень, как папоротник. Он имел дела только с руководителями групп, но хорошо знал состав всей команды. У генерала не было любимчиков, он заботился обо всех офицерах, вышвырнутых из Комитета раньше времени. Человек, который начинал свою карьеру при Ежове, когда кругом были только враги, не мог кого-то любить. Времена изменились. Теперь хмурый старик имел свою личную картотеку, архив, компромат и груду уникальных документов.
Начало коллекции положил секретный архив Берии, который Скворцов сумел вывезти с его дачи в день ареста своего шефа.
Теперь бывший генерал имел большое доверие среди самых богатых и влиятельных людей страны. Это Скворцов сумел организовать свыше сорока оперативных групп, подобных команде Фила, и всех обеспечивал заработком. Старик принимал у себя одного из крупных коммерсантов или политиков, вникал в трудности щекотливого характера его дела и обещал помочь за определенное вознаграждение. Гонорар получали ребята из группы, которая занималась расследованием. Старику перепадало десять процентов за посредничество. Но любой посетитель не подозревал, что тут же попадал под «колпак» старика, и его карточка появлялась в море других бумажек с компроматами.
Просьбы и работа были разными — от слежки за неверными женами до расследования убийств, когда трупы хоронили без гробов в лесу, а не на кладбище.
Фил прошел пешком двести метров и свернул в арку. В тихом дворе сегодня было странное оживление. В углу возле гаражных ворот стоял обгоревший «мерседес». На мокром снегу валялись осколки стекол, группы дворовых старух судачили о чем-то, размахивали руками и заговорщически шептались.
Фил не интересовался тайными историями, терактами, обгоревшими машинами и сплетнями. Он миновал кучку стекол и вошел в один из подъездов левого крыла здания.
Без приглашения и предварительной договоренности здесь никого не принимали. Дверь открывал Герасим. Так хозяин звал своего немого слугу. Ходили слухи, будто Герасим, чье настоящее имя оставалось тайной, когда-то вел допросы в застенках Лубянки, и язык ему отрезали, чтобы не болтал лишнего. Здоровяк и вправду походил на тургеневского героя с тоскливым жалостливым взглядом и крутыми плечами.
Герасим проводил Фила в кабинет. Генерал сидел у окна и читал какую-то бумагу из папки, которая лежала у него на коленях. Рядом на старинном резном столе стоял длинный узкий ящик с карточками, временно выдвинутый из дубового бюро. Любой архив спецслужб мог бы позавидовать коллекции бывшего генерала НКВД и КГБ. Любая бумажка из сотен тысяч, хранившихся здесь, имела гриф «совершенно секретно».
Увидев Трошина, Скворцов улыбнулся и с гордостью школьника, получившего пятерку, сказал:
— Вчера я сделал одного периферийного политикана крупной фигурой.
И все лишь из-за того, что я отснял четыре бумажки из моей коллекции на ксероксе и передал копии в нужные руки. Когда эти листочки увидели в аппарате, вопрос был решен положительно. Политический шантаж делает одного человека королем, а короля червем. Сегодня нет смысла в дипломах и партийных билетах.
Образование вышло из моды. Достаточно владеть нужной информацией, и вы из дворника превращаетесь в министра, а из министра идете в грузчики. Нет смысла в знаниях, таланте, уме, опыте. Все значительно проще. Одно слово, одна бумажка.
Наше общество и его верхушка настолько криминальны и коррумпированы, что все стало доступным. Раньше роль фильтра играла партия. Сволочи! Но в стране был порядок. Сейчас настал час анархии и беспредела. При Сталине фокусы с тусовкой высоких персон мог делать только Сталин, а не Вольф Мессинг с его силой внушения. Сегодня главную роль играет нужная информация. Во всем. Ты остаешься жить только в том случае, если знаешь кто, где и когда намерен выстрелить тебе в спину. Возможность опередить соперника тебе дает информация. Да… Стрелять стали много и часто. Сегодня утром под моими окнами взорвали машину моего соседа. К счастью, парень остался живым. Повезло. Но как бы на это отреагировали власти десять лет назад?! В центре Москвы в пяти минутах ходьбы до Кремля!
Генерал многозначительно вздохнул и, повернув голову к Трошину, спросил:
— Нуте-с?
Кустистые седые брови нависли над строгими черными глазами.
Мужественное лицо, орлиный нос и пронизывающий взгляд. Фил не боялся старика, он знал его с детства. Его покойный отец дружил со Скворцовым, и их дачи находились рядом. Когда у Скворцова отнялись ноги, его дачу продали, и старик уже не выходил из своей квартиры.
Сидя в кресле-каталке в темно-синей вельветовой куртке, которая облегала на сухопарой фигуре старика, как подогнанный мундир, Скворцов с любопытством разглядывал своего гостя, будто знал, что тот скажет, и желал быстрее убедиться в этом.
— Нуте-с? — повторил он.
— Наша команда на мели, Никанор Евдокимыч.
— Вот тебе на! Это как же так? Я думал, вы в Сочах деньги прожигаете, а он говорит: «На мели!» Шевцов — это золотая жила, Я отдал тебе лучшего клиента.
Звонкий старческий голос трещал в ушах гостя, как скрипучая дверь, которую трепал сквозняк.
— Задание — ловушка. Оно невыполнимо. Шевцов дает ложную информацию, будто ему не нужны пропавшие деньги. Это задержало меня на сутки, что позволило грабителю выйти из зоны досягаемости и лечь на дно в сибирском остроге. Там нам его не достать.
— Ты не успел его перехватить? С твоими, орлами?
— Дело не в орлах. Кража была обычной инсценировкой. Люди Шевцова наняли урок и обчистили партнера Шевцова, и тот лишился возможности внести пай в общее дело. Шевцов выиграл позицию на доске и взял вожжи в свои руки.
— Это не твое дело, Филя. Тебя не для того нанимали. Денег нет, нет гонорара и нет престижа. Получишь работу, но только придется с грязью повозиться. Проштрафился, теперь пеняй на себя.
— Мы готовы на любую работу.
— Увидим, на что вы готовы.
Старик достал папиросу из коробки «Казбек», закурил и строго посмотрел на нерадивого ученика, который продолжал стоять в дверях и мять лисью шапку в руках.
— Где-то в Москве работает лаборатория по изготовлению чистого героина и кокаина. Наркотик высочайшей пробы, а значит, делают его в заводских условиях. Судя по тому, что партии невелики и ходят по рукам в московском бомонде, можно предположить, что делает готовую продукцию очень незначительная бригада профессионалов. Самые дорогие клиенты пользуются этой кормушкой. Азики и хачики очень огорчены, что их товаром пользуются студенты и подростки, а не серьезные клиенты. Не та прибыль. Конкуренция. Наш клиент хочет выйти на лабораторию и предложить долевое участие. Это благородно!
— Возможно. Но на кой черт лаборанту нужно благородство азика? Он очень хорошо живет без посторонней помощи.
— Лаборанту?
— Ну если говорить условным языком.
— Хорошо. Постараюсь вдолбить в твою куриную голову, дорогой майор в отставке, что нам на сей расклад наплевать. Музыку заказывают азиаты, и мы танцуем за их деньги. Азиат готов поставлять в Москву лучшее сырье и работать с лаборантом на равных долях. На данный момент, по словам азиата, у них воруют сырье со складов и продают лаборанту. Я в этом не уверен. Примитивная версия.
Ясно одно: азиат стрижет купоны с наркоманов низшей касты, которая расплачивается с ним криминальными деньгами. Лавры лаборанта не дают ему покоя.
Здесь не деньги, здесь престиж играет важнейшую роль. В любом случае ты сам лучше меня разберешься с этим вопросом.
Скворцов взял со стола визитную карточку и протянул ее Филу.
— Он ждет твоего звонка. Поговори с ним и будь ласков и внимателен. Азиаты — люди ранимые.
К шести часам вечера Филипп Макарович Трошин прибыл в штаб-квартиру, где его не видели более полутора месяцев. Коллеги приняли своего патрона холодно. Фил не ждал оваций. Он хорошо осознавал свою вину. Фил долго оправдывался, выкручивался, фантазировал, завязывал узлы и выворачивал пустые карманы. В конце концов он подошел к сути и предложил ребятам засучить рукава и запустить руки по локоть в дерьмо, но за большие деньги. Об Уголовном кодексе можно забыть, играть можно без нот и без правил.
Постепенно Фил стал втягивать проголодавшуюся компанию в новую криминальную историю и даже сам увлекся некоторыми аспектами совместной деятельности Азии и Москвы на почве наркобизнеса. После общего высказанного вслух мнения сыщики пришли к выводу, что работа займет около двух месяцев.
Срок, который устраивал Фила по всем статьям. Ни одна из сторон не упомянула о визите коллеги из Сибири. Вопрос был деликатно забыт, словно такого человека не существовало в природе.
К концу вечера бригада пришла к общему знаменателю и приняла решение отметить день рождения Фила задним числом.
Пьянка затянулась до утра. Одно Фил знал точно — сегодня день выдался удачным!
***
К концу рабочего дня на столе начальника следственной бригады затрещал телефон.
В этот момент Ефимов спорил с подполковником Саранцевым. Этот спор не имел своего завершения и длился более десяти лет с тех самых пор, как двух офицеров посадили в один кабинет. Иногда спорщики остывали, но не излечивались, а набирали силы для нового рецидива и при любом удобном случае вспыхивали как спички.
Ефимов снял трубку и, не переключаясь на нормальный тон, гаркнул:
— Следственный отдел. Ефимов у телефона.
Любой нормальный человек, услышав такой скрип, бросил бы трубку, а подполковник не слышал собственного голоса. Он спускал пары, накопившиеся за время подготовки к операции и ее завершению. Он даже не знал толком, о чем спорит. В голове все смешалось и ему не помогли двести граммов коньяка, принятых на грудь перед обедом. Сейчас нужна горячая ванна и снотворное, но Ефимов боялся оставаться в одиночестве и вызвал Саранцева, чтобы выпустить пар и в завершение напиться до чертиков.
Голос на другом конце провода оставался спокойным и холодным.
Ефимову показалось, что кто-то бросил ему за воротник несколько кубиков льда.
— У меня на столе лежит свежая сводка происшествий, — говорил металлический голос. — В ней есть сведения о взрыве бомбы в центре Москвы. В воздух взлетел «мерседес» одного банкира по имени Михаил Осипович Бронштейн. К счастью, преступник оказался дилетантом, и банкир остался жив. Он лежит с ожогами в реанимационном отделении шестьдесят четвертой больницы, третий корпус, напротив въездных ворот. К нему поставили охрану. Один вооруженный омоновец. У палаты и сиделка. Услуги оплачивает банк. Бронштейну сделана операция, которая длилась четыре часа. Врачи дают оптимистический прогноз. Есть надежда, что Бронштейн знает убийцу, точнее, заказчика. Сотрудники банка отказываются от комментариев и желают провести совещание с потерпевшим, как только тот сможет их принять.
В трубке послышались короткие гудки.
— Тебе нехорошо Гриша? — тихо спросил Саранцев, глядя на белое лицо приятеля. — Что-нибудь дома?
Ефимов знал, что предчувствие его не обманывает. Рано он распыляет накопленные силы, они ему еще нужны. Это лишь начало! Но он должен поставить точку в конце дела, а не ходить в подвешенном состоянии. Его ошибка — крах. Вся жизнь коту под хвост, а он еще не начинал жить в свои пятьдесят.
— Омоновец мешает! — неожиданно воскликнул Ефимов и хлопнул кулаком по столу.
— Ты что, Гриша, сбрендил? — Ефимов взглянул на Саранцева. Кто, как не он, может идти с ним в одной упряжке!
— Десять тысяч баксов получишь, Николай. Дело одно надо закончить.
И молчи, вопросы потом. Жареным пахнет, возможно, что пару раз стрельнуть придется.
Ефимов открыл сейф. Достал табельный пистолет и сунул его в карман.
Саранцев ничего не понял, но побежал вслед за коллегой.
В эту минуту он не думал о деньгах да и не принял всерьез эту фразу. Саранцев привык выручать друзей и не измерял услуги деньгами.
Они сели в машину Ефимова и сорвались с места.
— Что случилось? Говори толком, Гриша. У меня нет оружия. Где, что, кто?
— Добить нужно одного гаденыша. В реанимации лежит хмырь, который все знает о наших с тобой делах.
Ефимов уже соображал, что нужно говорить.
— Кто такой?
— Один банкир. Он купил информацию и хотел приколоть меня к стенке, но я вырвался. Однако живучий оказался мерзавец! Короче говоря, подробности потом узнаешь, а сейчас надо добить ублюдка!
— Но я в форме.
— Тем лучше. На первом этаже она послужит пропуском, на втором этаже ее сочтут камуфляжем убийц. Помни главное: у людей в милицейской форме нет лиц. Их никто не запоминает, в памяти всплывают только погоны и звездочки.
— Куда мы едем?
— В шестьдесят четвертую больницу. Знаешь, где это?
— Там же твой Борька лежал.
— Точно. И тоже в третьем корпусе. Не думал, что семейные неприятности могут принести пользу. Сейчас шесть часов вечера, самый разгар приемных часов, кругом полно народа, можно затеряться.
— Как будем действовать? — спросил Саранцев.
— Чем проще, тем лучше. Хитрить некогда, надо идти напролом. У палаты стоит омоновец. Возьмешь его на себя, а я зайду внутрь. Они не ждут налета. Никто не обладает сведениями.
— Это плохо. Легче вычислить.
— Банкиры в курсе. Они и попадут под подозрение. К нам и к милиции этот тип никакого отношения не имеет. Провал исключен!
Машину оставили у ворот больницы. Оба были раздеты, и зимой такое зрелище запоминается, но милицейский мундир Саранцева сводил все подозрения на нет. Они шли уверенной походкой, И складывалось впечатление, что эти люди перебегали из одного корпуса в другой.
Окна первого этажа были зарешечены, именно здесь находилось реанимационное отделение. Они зашли в корпус. Дверь с надписью «Реанимация» была закрыта на засов. Ефимов указал на лестницу, ведущую в подвал.
— Глянем там. Может, без шума обойдется.
Из открытой двери струился свет. Длинный узкий коридор соединял корпуса.
Ефимов кивнул вправо.
— Сюда. Сейчас мы будем под ними, а значит, ближе к цели.
— Здесь покойников возят и грязное белье, а наверх мы не пройдем.
— Соображай, Саранцев. Покойников по мусоропроводу спускают? Или с грязным бельем?
Через несколько метров они заметили дверь. Ефимов повернул ручку, и они оказались в небольшой комнатушке. Предположение было правильным. Под раструбом в потолке стояла тележка, набитая бельем. Рядом стояли корзины с расфасовкой, в углу несколько каталок, но без покойников.
— Есть идея! — лицо Ефимова горело, будто он сидел в сауне. — Надеваем халаты и берем каталку.
Остальное Саранцев понял сам. Они надели мятые халаты, закрыли лица марлевыми повязками, нахлобучили на головы белые чепчики, после чего занялись каталкой. Муляж предполагаемого больного был создан из простыней и наволочек, после чего накрыт покрывалом.
Из комнаты вышли совершенно другие люди. Они катили свой груз, понимая, что цель проходит над ними и где-то здесь должна быть лазейка. Им повезло. Грузовой лифт стоял внизу. Они открыли решетку и закатили в кабину каталку. С тяжелым гудением подъемник поднял их на первый этаж. Когда железные двери открылись, коридорная медсестра не поняла, что произошло. Из лифта вышли санитары с покойником. Она встала из-за стола и коротко показала большим пальцем вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53